***
— Какой же я отстой. Когда я успел стать таким отстоем? — спросил Блейн, разочарованно проводя рукой по свободным от геля волосам. — Разве ты не всегда таким был? — ответила Сантана в перерыве между съемками, помогая Блейну разобраться с его проблемами в отношениях. Он до сих пор пытался придумать на день святого Валентина что-то оригинальное, но каждая его идея тут же летела в мусорное ведро. Сам он считал, что пикник был очень даже романтичной задумкой, но Сантана сказала, что это слишком занудно. — Может, в океанариум? Морская жизнь довольно увлекательна. Ты знала, что- — Остановись, пока не опозорился. Неужели Ромео не поведет тебя в этом году в какой-нибудь модный ресторан? — Вот именно. Каждый год. Я хочу сделать что-нибудь новое. Я где-то читал, что- — Вот в чем твоя проблема. Ты слишком много читаешь. Я вот ничего не читаю. И посмотри, какая у меня насыщенная жизнь. Блейн хотел рассмеяться. Не все могли однажды проснуться и перевезти всю свою жизнь в Нью-Йорк, чтобы стать моделью и актрисой, как она. Это было практически сиюминутное решение. В один день она сказала «пока», а на следующий — она уже на огромном билборде на Манхэттене. — Ну и что мне делать? — Хватит думать. Посмотри телик. Или порнушку, — чей-то голос окликнул её. — Мне пора. Вот и она. Сцена главного расставания. Пожелай мне удачи. — Как будто ты без неё не справишься. И так он снова оказался в исходной точке. Еще через пятнадцать минут ему в голову наконец пришла хорошая идея. Чем хочешь заняться в день святого Валентина? Он отправил сообщение, ужасно гордый своими навыками критического мышления.***
Единственное, что могло быть хуже одиночества в наступающий день святого Валентина, было одиночество и постоянные просьбы дать совет насчет отношений, что казалось Курту всё бессмысленнее с каждой минутой. Но если бы поиск смысла был профессией, тогда его жизнь пошла бы в совершенно другом направлении. Пока он помогал Финну подобрать наряд для четверга — для какой-то романтической вылазки с Рейчел — он подумал, не основать ли ему такой бизнес. Он даже мог бы сделать из этого какое-нибудь реалити-шоу. Эту идею он решил пометить как «план С». Его телефон зазвонил. — Только не забудь погладить рубашку, Финн! А то будешь как чернослив. И он ответил. — Ну что, наш киновечер в силе? — Я как раз поэтому и звоню… — Мерседес звучала виновато. — У меня свидание. Он засмеялся. — Отличная шутка. Теперь серьезно, «Девушки мечты» или «Бриолин»? Оба посмотреть не успеем, так что- — Это не шутка, — Курт даже остановился, потому что этого не могло быть на самом деле. — Знаю, что всё в последний момент, и я не хочу тебя бросать- — Ничего, — ответил он, потому что начни она его жалеть, он бы не выдержал. Они поговорили еще немного. Она рассказала, как Сэм пригласил её на свидание. Курт смеялся и умилялся, когда было нужно, хоть с каждой минутой и чувствовал себя всё более бесполезным. Да, у него был Чендлер. И Чендлер был милым. Но они просто переписывались, к тому же он недостаточно знал Курта, чтобы тот по-настоящему ему понравился. Он не был против одиночества. На самом деле, он даже предпочитал быть одиноким. Но в такие дни любое напоминание об этом выворачивало душу. На секунду он задумался, не останется ли он одиноким навечно. Не будет ли он тем самым другом. Который на всех свадьбах и вечеринках сидит в углу и ждет своей очереди. Наверное, это не так уж и плохо. Ни с кем не надо договариваться. Или делиться. — Курт, какой ты сказал галстук, красный или синий? — спросил Финн из комнаты. И он тут же помчался на помощь. Лучше заняться делом, чем думать о том, что еще даже не случилось.***
Блейн и Себастиан собирались пойти на каток. Блейн знал, что идея была ребяческой. Такое делают только подростки на первом свидании. Но Себастиан был просто в восторге от идеи. И не то чтобы Блейн хвастался, но он определенно был самым искусным конькобежцем во всей Лайме, и никто не смог бы убедить его в обратном. Оставалось только допроверить все работы, и он будет на свободе. Он настолько погряз в своих планах, что совсем забыл о том, что Курт должен был зайти после занятий, пока не увидел ученика дверях кабинета. — Сегодня можешь быть свободным, Курт, — сказал Блейн. У него было праздничное настроение. К тому же, будь его воля, последнее, что он стал бы делать в канун дня святого Валентина, — это заниматься химией. — Правда? Но химия ведь… такая классная, — Блейн с нежностью закатил глаза. — К тому же, мне всё равно делать особо нечего. — Никаких планов? — бесчувственно спросил Блейн и тут же захотел себя ударить за это. — Нет. Всё-таки у меня нет красавчика-парня из другой школы. Вопреки слухам… которые, возможно, я сам и распустил, — ответил Курт, совсем не расстроенный этим фактом. — Серьезно? Я в шоке, — сказал Блейн. И это было правдой. — Поэтому… — драматично начал Курт и достал из-за спины маленькую плюшевую игрушку. — Вы будете моим Валентином? Блейн перевел ошарашенный взгляд с совершенно очаровательного плюшевого щенка на совершенно очаровательного ученика и не смог сдержать глупой улыбки. Ученики и раньше дарили ему подарки (в основном, безнадежно влюбленные девочки), но вся суть подарка заключалась в его презентации. А у Курта определенно не было с этим проблем. Он принял плюшевую игрушку и положил её на свой стол рядом с карманным словариком. — В исключительно платоническом смысле, конечно, — чуть погодя, добавил Курт. — Не хочу давать вашей девушке повод для ревности, — пошутил он. По какой-то причине эти слова в устах Курта раздражали его до чертиков. К тому же, что еще мог подумать ученик, если Блейн никогда его не поправлял. Но почему-то тот факт, что Курт не знал правды, как будто обесценивал этот момент, поэтому, не успев подумать, он всё выложил на чистоту. — Парень. — Что? — Надейся, чтобы мой парень не стал ревновать. Они смотрели друг на друга в напряженной тишине. Затем от шокированного состояния Курт перешел к принятию. — Оу, — и затем прошептал, — вот блять, Рейчел. — Следи за языком, — сказал Блейн, но из-за смеха прозвучал совсем не строго. Но Курт настаивал, что он сказал блин, а Блейну надо проверить слух. Затем Блейн дал Курту тест для исправления оценки. Тот сел за свою парту и начал работать. Продолжая проверять работы учеников, Блейн начал думать, что, черт возьми, ему надеть на каток, как вдруг Курт заговорил. — Так вот кто такой Себ. Блейн чуть не поперхнулся, совершенно пораженный тем, что один из его учеников знал это имя. — Откуда… — Вы часто говорите с ним по телефону, — Курт умолчал, что большую часть времени они ссорились, хоть Блейн и пытался делать это так, чтобы ученик не услышал. Но Блейн видел Курта насквозь. — Да… иногда бывает не просто, — он нервно рассмеялся. Курту был знаком этот смех. Все взрослые упражнялись в нем, как могли. Этим смехом они хотели сказать «не волнуйся», «я в порядке». Этот смех означал, что они что-то недоговаривают. И Блейн на самом деле чувствовал себя неловко. Он знал, что Курт знал, что он врал. Всё-таки за последние пару недель он уже начал думать о Курте как о друге. И хоть это было совершенно неуместно и непрофессионально, рядом с Куртом он чувствовал себя комфортно и считал, что ему можно рассказать правду. — Просто у нас сложный период. Иногда с ним не просто. И как же приятно быть честным, хоть раз. Довериться кому-то. Он не мог рассказать всю правду даже Сантане. Её жизнь была идеальной, а его — нет. Так что и знать ей об этом было совсем не обязательно. — У вас есть я, — будто прочитал мысли Блейна Курт, но сказал он это будто в шутку. Чтобы учитель доверился ученику? Как такое вообще можно воспринимать всерьез? Поэтому Блейн рассмеялся. Так ведь делают, когда кто-то шутит. — Спасибо конечно, но я же не могу заявиться у тебя на пороге. Я могу быть с тобой только по средам. Курт возмущенно промычал в шутку и вернулся к заданию. Но Блейн не хотел обижать его, поэтому добавил: — Не то чтобы я был бы против. Но я сильно сомневаюсь, что через пять лет у тебя всё ещё никого не будет. И хотя Курт и думал, что Чендлер помог ему справиться с глупой влюбленностью, ответ Блейна всё-таки немного ранил. Хотя совершенно не должен был. Потому что незначащие вещи не должны приносить боль. — Так и есть. Не повезло вам, — Курт хотел ответить равнодушно, но голос всё равно ёкнул. И этот факт не остался незамеченным. Но Блейн убеждал себя, что ему показалось. Все последующие разговоры касались исключительно химии, и им обоим приходилось делать вид, что так и надо.***
Курт доедал уже третий кусок чизкейка, от которого оставалось еще три четверти. Он подумал, что в принципе можно доесть всё до конца. Выкладывайся на полную или сдавайся, подумал он и отрезал еще один кусок, думая о том, насколько сильно возненавидит себя на следующее утро. По телевизору шел какой-то дурацкий ужастик, но резня несчастных людишек даже поднимала настроение. По крайней мере, это не я, подумал он, глядя на парня, за которым по лесу гнался какой-то странный монстр. — Дружок? — отец мягко постучал в дверь. — Мы пошли. Если что-то понадобится — звони, чужим двери не открывай и не забывай… мы тебя любим. О боже, только и подумал Курт, не придумав ничего лучше от стыда. Даже у его папы были планы на день святого Валентина. Только он был одиноким во всей чертовой Вселенной. Но конечно же, всё было в порядке. Потому что они любили его. — Повеселитесь там. И не безобразничайте, — ответил он, и отец рассмеялся, прежде чем пойти и провести время намного веселее, чем собирался Курт. Он досидел до конца фильма, и несмотря на паршивые спецэффекты и посредственный сюжет, нехило испугался. Так что теперь он был совершенно один в пустом доме, напуганный, что усугублялось его чересчур активным воображением. Он думал забраться под покрывало и остаться там до утра, чтобы никто его не тронул, но когда-то ведь захочется в туалет, и тогда выбор встанет между жизнью и мокрой постелью. Он серьезно рассматривал второй вариант, но подумал, что если выживет семнадцатилетним обоссышем без парня в день святого Валентина, то это станет последним толчком к самоубийству. Курт досчитал до трех и побежал в ванную через коридор, даже не оглядываясь, потому что каждый долбоёб, который делал это, во всех фильмах ужасов спотыкался обо что-то и умирал. Не сегодня, подумал он, добежав до ванной и закрыв за собой дверь. Только когда он начал мыть руки, он понял, каким был глупцом. Он посмотрел на свое жалкое отражение в зеркале и просто захохотал. И пребывая уже в совершенно в невменяемом состоянии он решил, что вполне мог начать плакать прямо сейчас, чтобы никого не беспокоить потом. Это тоже продлилось какое-то время, потому что сначала он плакал, просто потому что мог, а потом в голову стали лезть все те ситуации, где с ним обошлись несправедливо, и он уже плакал не из-за того, что был один в день святого Валентина, а потому что в принципе был одинок. Во всех возможных смыслах. И эта мысль поглотила его: как все покидали его, потому что он был недостаточно хорош. И, может быть, в тот момент он уже был в бреду, но тогда эта мысль казалась самой что ни на есть правдой. Он посмотрел на себя в зеркало: на свои красные опухшие глаза и слезы — и только и мог подумать: Господи, хватит уже жалеть себя. Поэтому он умылся и лег спать, решив не вспоминать ничего на следующее утро.***
Праздник Блейна был таким милым, что он уже начинал напрягаться. Настолько очаровательно. Совсем как в фильмах. Когда они добежали до машины Себастиана, пьяные исключительно от счастья, Блейн подумал, что, может быть, этот момент настал. Может быть, их отношения будут как прежде, когда они были подростками с горящими глазами, у которых, несмотря на ужасное окружение, были до глупости оптимистичные цели на будущее. — Какой же ты выскочка, — сказал Себастиан, когда Блейн облокотился о машину. — Я? С чего бы, — настаивал Блейн, но должен был признать, что летняя подработка на катке в старшей школе определенно улучшила его навыки. И, возможно, он сделал пару оборотов только для того, чтобы похвастаться этими немногими навыками. Себастиан смотрел на него с такой теплотой и искренностью, которая стала уже редкостью, что Блейн подумал, это тот самый момент, сейчас он скажет «я люблю тебя». Но вместо этого он рассмеялся и пробормотал, — Поздно уже. Нам пора домой. И вот они уже ехали домой, а Блейн не переставал думать, каким же он был глупцом, что переживал из-за таких мелочей. Но ведь он был безнадежным романтиком. Поэтому просто знать, что Себастиан любил его, было недостаточно. Как бы он хотел услышать это хоть раз. Три маленьких слова, дававшие комфорт, и безопасность, и надежду, и обещание. Казалось, будто бы весь мир держался на «я-люблю-тебя», сказанных друг другу двумя людьми. Это было сродни капитуляции. «Я сдаюсь, потому что люблю тебя настолько сильно, что не выразить словами, поэтому опускаюсь до несовершенного способа коммуникации, известного как человеческий язык». И тогда Блейн подумал, что Сантана была права. Может быть, ему и правда стоило читать поменьше, потому что это не приносило ничего, кроме боли. — Я люблю тебя, — сказал Блейн, пытаясь убедить себя, что этого было достаточно, что ему не нужен был ответ. Эта ночь прошла необычно. После того, как Блейн уснул рядом с Себастианом, его поглотила ночь сновидений, так избродившая его сознание, что на следующее утро он едва мог что-то вспомнить. Но он точно помнил эротический сон. Наверное, потому что со времен юности они стали довольно редкими. Так что когда ему снилось что-то подобное, он не мог забыть об этом еще пару дней. Вдобавок ко всему, этот сон был… необычным. Поначалу он только чувствовал. Губы и руки, легкое царапание по спине. Он будто парил, парил, а комната была такой яркой, очень-очень яркой. Но затем он понял, что смотрел совсем не на стены, а на довольно бледную кожу. Все нечеткости обрели очертания, будто он надел очки после слепого блуждания. Сначала перед глазами появились отдельные черты лица: каштановые волосы, прямой нос, опухшие от поцелуев губы. Только когда ореховые глаза встретились с голубыми, такими широкими, такими любопытными, как у ребенка, Блейн понял, кто был главным героем его сновидений. Он резко проснулся и сел, задыхаясь. Себастиан даже не шелохнулся. Блейн провел ладонью по лицу и встал с кровати, чтобы умыться холодной водой. Он отчаянно надеялся, что, если уснет как можно быстрее, то на утро от сна не останется и следа.