Спасибо за разбитое сердце

«Я знаю, что ты не оценишь мой поступок и не разрешил бы мне сделать то, что я собираюсь начать. Вернее даже сказать «закончить». Поэтому ухожу без предупреждения. Знаю, что получу выговор за то, что не пришла на практику без уважительной причины, тем более в первый день. Но уважительная причина есть, ты знаешь об этом. Ничего страшного. Есть вещи важнее хороших оценок и даже учёбы в университете, поверь мне, я поняла это не так давно. Поэтому мне нужно уйти и как можно скорее закончить начатое нами. Надеюсь, ты простишь меня за внезапность, но не переживай, при лучшем из исходов я вернусь к завтрашнему дню. Со мной всё должно быть хорошо. В конце концов, я должна выполнить данное тебе обещание. Спасибо, что побыл со мной ночью! Надеюсь, это не доставило тебе больших неудобств. Пожалуйста, когда будешь уходить, убедись, что везде выключен свет! Ключи я оставила на своём столе, пожалуйста, закрой входную дверь и калитку. Окна тоже закрой! За ключами я потом вернусь, придержи их пока у себя.»

      Мона покидала свой дом в спешке, стараясь сделать всё как можно тише, чтобы не побеспокоить мирно спящего Альбедо что, прислонившись к стенке, мирно спал. А вот она глаз за всю ночь не сомкнула. Лишь сделала вид, и, похоже, ей удалось обмануть юношу. Потому что, едва начало светать, Мона побросала в рюкзак всё, что могло пригодиться ей хотя бы малость, и тихо выскочила из дома. По коже пробегался холодок от адреналина. Ей впервые приходилось куда-то красться, откуда-то бежать, судорожно оглядываясь за спину. Всё время казалось, словно чужая пара глаз наблюдает за ней, вот-вот уличит с поличным, а ей придётся неловко что-то мямлить, оправдывать себя в глазах Альбедо, но по-настоящему так и не найти причины что-то объяснить ему.       «Призрак обитает где-то здесь», — она пересекала улицы быстрым шагом, всё время оборачиваясь через плечо, когда сказанное Итэром вновь всплыло в её уставшей голове. И тем больше она склонялась к тому, что ей нужно было испробовать всё. Она не нашла ни единого уголка в доме, который мог бы принадлежать призраку. Но нужно ли это, если место смерти — главный источник силы для погибшего? Если она попытается вызвать его там… Он просто не мог проигнорировать её.       На последние деньги Мона купила билет на электричку, самый ближайший маршрут, ибо следующий отправлялся к вечеру. У неё не было времени столько ждать, и ей пришлось доплатить поверх суммы, чтобы попасть на нужный состав. Пустовавшие вагоны, в которых не набралось бы и десяти человек на всю электричку, пребывали во сне. Станция необыкновенно пустая, в воздухе ещё висла ночная тьма, сгустки тяжёлого влажного воздуха и мороси. Рассвет не думал наступать, фонари единственные провожали её в дальнюю дорогу, пока вагон медленно плыл по рельсам в неизвестном направлении. Жилые дома и городские пейзажи вскоре скрылись из глаз, настала бесконечная череда пустых мёрзлых полей и одиноких гор. Холод пробирался внутрь сквозь щели, тёплый свет клонил ко сну. Мона прижалась к трясущемуся стеклу и, укутавшись в пальто, прикрыла слипающиеся веки. Дрёма снова обернула девушку в свои тёплые объятия, и она почти не ощущала, как без конца вибрировал телефон от звонков.       На нужной станции Мона оказалась спустя два часа. Ей казалось, путь непременно отнимет у неё больше времени. Очнувшись, она обнаружила, что уже светало. Небо медленно рассеивало облака, холодное солнце поднималось ввысь. На старой маленькой станции с тремя лавочками и лишь одной кассой, где вместо громкоговорителей — звонкий голос работниц, а вместо ослепительных циферблатов — старенькое пожелтевшее расписание и жирная приписка: «Может задержаться на полчаса!»       Мона оказалась единственной, кто вышел на этой станции. Двери за ней с шипящим звуком закрылись, электричка тронулась далее, исчезая за утренним туманом и густой чащей. Настала гнетущая одинокая тишина, только уханье ветра, колыхающего ещё не облысевшие в этой местности деревья. Будто тут никогда не настанет зимы. Багрово-алые листья устилали маленькую скромную тропку, по которой Мона сокращала свой путь до следующей части долгой дороги. В кармане лежала записка, и Мона нервно комкала её пальцами, растирала края. Лямки тяжёлого рюкзака натирали плечи. Под ногами хрустели ветки и опавшая рыжая листва, Мона осторожно спускалась вниз по крутому склону навстречу автобусу вместе с лёгким влажным ветерком с привкусом пожухлой травы.       За полчаса на остановке автобуса девушка замёрзла, зато внутри салона стало невыносимо жарко, ей пришлось стянуть с себя пальто. Автобус медленно полз по неровным дорогам, спотыкался о ямки с лужами, а в салоне темно и пусто, совсем неуютно. Мона нервничала. Она одна здесь, в десятках километрах от дома, непривычно далеко в месте, где ей прежде не доводилось бывать. Незнакомая глухая местность, где ей придётся иметь дело с осколками чужого прошлого. Мона тряслась на своём хлипком пыльном сидении и, крепко обняв рюкзак, думала о предстоящих делах. Успеет ли она до вечера домой? Как ей объясняться остальным? Телефон без конца трезвонил, дисплей то загорался, то потухал, печально скрывая игнорируемые уведомления. Мона сознательно не вынимала телефон из кармана пальто. Знала, как тяжело будет удержаться и проигнорировать чьё-то сообщение, чей-то звонок. А сказать звонившим было нечего.       В деревню она прибыла к полудню. Если всё нормально, Альбедо наверняка уже находился на практике. Стыд брал над волшебницей верх. Глядя на удаляющиеся номера автобуса, что покачивался лениво с бока на бок, Мона думала о том, что ещё не поздно свернуть назад, отказаться от безумной идеи. Или поздно? Девушка подняла взгляд на дорогу, на вереницу низеньких домиков и витиеватых тропок, на пустые улицы и только-только открывшиеся магазинчики. Нет, пути назад и вправду не было. Быть не могло. Раз уж ей хватило решимости и безрассудства явиться сюда самой… Мона сделала глубокий вдох, сжала свободную руку в кулак, чтобы с новой уверенностью двинуться вперёд, к намеченной цели.       Смятая записка вела её сквозь незнакомые улицы к нужному месту. Нежно-лазурное небо провожало последние осенние дни. Но в этом месте осень будто и не собиралась кончаться. Пышные деревья до сих пор не сбросили листвы, и после дождей та сияла золотом при мягких солнечных лучах. Ветер лишь слегка тревожил природу, не давая ей окончательно уснуть перед гнётом наступающей зимы. Чем дальше она уходила от остановки, по миру незнакомых домов и ржавых указателей, тем уже становилась тропинка. Трава обступала со всех сторон, подкрадывалась к её ногам, деревья смыкались угрожающе-плотным рядом. Иной раз Мона думала, что потерялась, но редкие домики давали ей надежду. Глаза всё время падали на кривой почерк адреса, сверяясь с каждой встречной вывеской по пути. И чем ближе она была к дому Альбедо, тем тревожней становилось на душе, ибо сердце волнительно холодило грудную клетку. Красные от холода пальцы крепко вцепились в спасительный якорь записки.       Волшебница не знала, сколько времени у неё заняло отыскать дом, по её скромным ощущением — это длилось годами. Зашла так далеко, что боялась не отыскать дорогу обратно. И всё же она отыскала то, за чем приехала сюда, в эту даль.       Заросший участок с дикими деревьями, поросшей до колена травой, приветствовал первого за долгие годы посетителя. Хлипкий забор посыпался, пал под натиском природы, что захватила старый дом под свою власть. Ей думалось, будто Альбедо иногда навещает это место, но здесь никого не было уже годы. Дом, однако, выглядел не так плохо. Мона без стеснений переступила то, что некогда служило дверью в этот маленький мирок, и под шорох листвы направилась к домику. Всё пропахло пылью и старой древесиной, фундамент заметно просел, пол косило. От каждого её шага жалобно скрипели доски, в щелях зарождалась новая жизнь, и скромные стебельки успевали расцветать весной и усыхать к осени. На пыльном полу остались следы мышей, резкий запах их присутствия вынудил девушку зажмурить нос. Птицы вили гнёзда в балках, но уже давно покинули это место, оставив на память только бывший домик. Шторы проела моль, мебель едва ли к чему-то пригодна.       Обосновавшись в бывшей гостиной комнатке, Мона села на колени и опустила рюкзак на пол, став копаться в содержимом. Постаралась взять с собой всё, что могло пригодиться, и даже больше. Стоило проверить, нет ли призрака тут, рядом с ней. Шипящий ЭМП пока не обнаруживал никакой активности, а скрипящий, гудящий старый дом без конца говорил с Моной о своём, утерянном. Пождав губы, Мона смотрела на пустые показатели прибора. Не похоже, что тут кто-то был. Пальцы потянулись к защитному кристаллу на шее, который успокаивал волшебницу. Следом она вынула аудиорекордер и опустила рядом с ЭМП, чтобы продолжить ждать. К шуму дикой природы, отвоевавшей у человека этот клочок земли, присоединилось глухое жужжание устройств.       Надоев ожидать в бездействии, Мона поднялась с места и, отряхнув джинсы, прошлась по комнате, осматривая вещи. Всё, что нужно было обитателям дома, они наверняка увезли. Оставили то, что было не жаль отдать матери-природе, и что унести с собой были неспособны. Сквозь щёлки в стенах проникал солнечный свет с запахом зелени, подсвечивал волшебницу дорогу в потёмках брошенного здания. Пауки по углам комнаты вызывали немой ужас своим внушительным размером, но более ничего интересного она не обнаружила. Ничего того, за что мог зацепиться призрак.       — Ну же, братец, — тихо прошептала она себе под нос, проводя пальцами по деревянным неровным стенам, — я знаю, что ты тут. Мёртвые всегда имеют особую связь с местом смерти. — затем, сделав глубокий вдох, когда почувствовала, как предательски дрожат губы в этой обители призрака, добавила. — Я не знаю, какая у тебя связь с Альбедо и через что, но тут ты должен появиться. — и нервно сглотнула, договорив. Остановилась на бывшей кухне, у самого окна, глянула наружу сквозь потускневшее стекло. Щепки забились в отверстия, по краям заблестела паутинка трещин.       Призрак дал о себе знать спустя каких-то пару минут. Словно услышал слова волшебницы, словно прочёл её намеренья. В комнате запищали приборы, уловив искажения и резкое снижение температуры. И Мона, пальцами обвив свой оберег на шее, ринулась в комнату.       Но в гостиной её встретила пустоту. ЭМП сходил с ума, дисплей переливался поломанными цифрами, пока аудиорекордер радостно подхватывал его протяжный писк. Слышать этот скрежет было невозможно. Мона подняла с пола прибор, всматриваясь в показатели. Но те выдавали безумные, совсем нереальные цифры. Не могло быть таких огромных показателей, явись сюда даже полчище мертвецов с того света. Мона постучала нервно по корпусу прибора, но тот капризно пискнул в ответ, а затем экран потух, снова включился, выдавая прежние числа. Ничего не произошло. Рекордер тут же заткнулся, волшебница облегчённо выдохнула.       Но стоило ей поднять глаза, как перед ней мелькнула чья-то тень, тут же скрывшаяся за дверным косяком. Она отчётливо видела чью-то руку, что схватилась о стенку, чью-то часть лица, ибо взгляд впивался в её нежную кожу ледяными колючками. От испуга сердце заходило болезненно ходуном, перехватило дыхание, адреналин прилил к телу, словно электрический ток. Мона замерла на месте, раздумывая, стоит ли ей идти навстречу призраку.       Ведь кто ещё тут мог быть?       Взяв себя в руки, Мона вынудила себя пойти навстречу страху. В глазах от волнения расплывалась картинка, краски безобразно смешались в нечитаемую палитру. Стоило ей выглянуть наружу, стоило ноге коснуться порога, как послышался шорох в высокой сухой траве. Чья-то тёмная макушка мелькнула в траве, тяжёлое дыхание, мелкие быстрые шаги. И вот уже за забором видно ещё одну такую же. Едва они встречаются, едва одна из них пересекает территорию дома, как две пары ног, звонко и испуганно крича, несутся прочь отсюда.       — Дети, что б их… — цыкнула на них Мона и выдохнула. Ладонь приложила к груди, ибо от страха сердце болело как никогда. Чёртовы детишки с их чёртовым любопытством. От внезапного испуга ей стало так плохо, что Мона, поддавшись соблазну отдохнуть, села на доски. Ноги утонули в сухой высоченной траве, пока носки едва дотягивались до сухой земли и поддевали мелкие камушки.       Низко согнувшись вперёд, чтобы локтями упереться в свои колени, Мона тяжело вздохнула. Чем дальше она шла в своих попытках что-то исправить, тем хуже становилась ситуация. Вот уже и призрак не желал являть себя, хотя недавно преследовал и кошмарил волшебницу во всю силу, являясь ей то тенью во мраке, то мелькнувшим знакомым лицом средь толпы. Но где же он теперь, когда Мона была готова дать ему отпор? Неужели испугался? Боится быть отправленным на тот свет?       «Столько времени прошло, а я до сих пор не знаю, чего призрак хотел от Альбедо», — размышляла Мона, глядя, как ломкая трава мнётся от прикосновений.       Когда до навострённого уха волшебницы донесся новый топот, быстрый, почти что оглушительный, она не сразу придала ему значения. Напротив, даже головы не подняла. Однако же, когда топот резко перескочил в дом, словно кто-то решил поиграть в салки среди хрупких деревянных стен, у Моны пробежал холодок по спине. Она резко развернулась назад, надеясь уловить силуэт призрака в миг, прежде чем он снова растает в воздухе, но ничего подобного увидеть не успела. Шаги послышались над головой, где-то с чердака. Мона продолжала следить, пыталась выследить передвижения своего потустороннего друга, но тщетно.       — Постой! — крикнула ему девушка и забежала в дом. Оббежала все комнаты, но не нашла ни лестницы, ни входа на мнимый чердак. А шаги всё отдалялись, слышно то тут, то там. Призрак издевался над ней, заигрывал с напуганной волшебницей, которая пыталась поймать воздух.       Приборы скромно молчали. Дисплеи не фиксировали ничего аномального.       Мона провела ещё несколько часов в одиноком брошенном доме, прежде чем пришла к решению двигаться дальше. Находиться внутри обветшалых руин, сотканных из чьих-то воспоминаний, становилось невыносимо. Призрак издевался над ней, и чем больше она боялась, тем явнее становился его образ: она ощущала на себе чей-то взгляд, слышала чьё-то дыхание, вздрагивала от шорохов и звуков, какими полнился старый ветхий дом. А приборы, словно насмехаясь над ней, продолжали хранить молчание. Призрак не откликался, не приходил и не представал пред ней, не вступал в контакт.       Потому Мона, собрав свои вещи, покинула старую обитель незамедлительно. В конце концов не это место было её конечной целью. Короткий осенний день грозился подойти к концу, если она затянет с делами надолго. А ведь ей предстояла долгая дорога домой с ненавистными пересадками и тяжёлыми объяснениями. Сама мысль вернуться домой, чтобы оправдываться перед друзьями как маленькая проныра, пугала не меньше. Особенно если она вернётся ни с чем. Окончательно прославится в кругах знакомых чокнутой неадекватной личностью, что гонится за воображаемым призраком и пеной у рта стремится доказать, что чьи-то чужие галлюцинации — реальность. Не сон в сомнамбуле, не мираж уставшего, угнетённого стрессами и неудачами разума. Но кто же ей поверит?       «Это всё Люмин. Это её вина. Она порвала такие важные для него отношения, и ради чего?»       И чем ярче был гнев, тем больше девушка ускоряла свой шаг.       Мона кралась неприметными тропками между густыми деревьями, усохшими кущами и поросшей всюду высокой травой. Багрянец листвы переливался на тёплом закате. Ровно середина рабочего дня, а солнце, казалось, уже клонилось ко сну, и дрожащие тени плясали на травинках. Шелест изредка прерывался редкими голосами птиц и шарканьем её обуви о сухую пыльную землю. Скоро зима. Скоро заморозки убьют всё живое, что осталось здесь, укрывшееся от безжалостного времени. Ибо ей казалось, что всё тут замерло в ожидании её. Что, когда настанет зима, их история кончится плохо. Но ещё было время что-то исправить, переписать финал, и только лишь из-за этой надежды Мона, гневно нахмурив брови, шла туда, откуда всё началось.       Нежная гладь озера переливалась оттенками неба, покрываясь рябью, словно мурашками. Вокруг тихо, даже слишком, ни единой живой души или признаков чужого присутствия. Берег пустовал, слышно только, как птицы клокочут вдали, а мелкие волны облизывают грунт с песком. Деревья низко клонятся к воде, в воздухе витает въедливый запах влаги и усохших растений. От озера исходил неприятный колючий холодок. И тишина. Тревожная тишина. Каждый её шаг звучал оглушительно, отражался от ровной глади и уносился прочь. Вода мутная, листья клубятся и плавают островками грязи вдоль берега.       Мона осторожно спустилась вниз, по неровному склону, крепче ухватилась за драгоценный рюкзак. Озеро большое, вдалеке видно дикую гущу леса, размытые небесами силуэты гор с заснеженными верхушками. Волшебница взглядом окинула местность, ибо теперь, оказавшись маленькой мошкой посреди огромного простора, она понятия не имела куда идти, где искать дорогу. Ей пришлось сделать небольшую паузу в своём походе, чтобы оглядеться и найти подходящее место.       «Это не должно быть далеко», — подумала она, попытавшись оглядеть разом всё озеро, однако оно простиралось далеко отсюда. Глубокое. Тёмное. Холодное. Даже в летнюю пору ей не хватило бы смелости отправиться сюда ради веселья. Мысль о том, сколь глубоко тут может оказаться, пугала. Не удивительно, что кто-то умудрился утонуть здесь. Наверняка братец Альбедо был не единственной жертвой этого мирного с виду чудовища. В песке прорастала сухая ломкая трава, пахнущая гнилью и влагой, давно здесь никого не было.       Волшебница пошла навстречу старому причалу. Вода наступала на него, озеро вышло за пределы старого берега. Вот и табличка, уже знакомая Моне по рассказам, встречала и провожала её к месту встречи. От ветра она чуть покачивалась, стоя в земле не ровно, чуть заглядывая в воду. Металлическое основание проржавело, рисунки обесцветились, а надписи стёрлись временем. Только грязные рыжие пятна остались по краям предупреждающего знака. Мона легонько провела по знаку пальцами, но то качнулась, и девушка тут же сделала шаг назад.       Причал за долгие годы заметно устал. Деревянные доски просели, конец обвалился. Скрипы, чуть видимые покачивания. Где-то неустойчивые дощечки провалились вовсе, создавая неровные ямы. Мона нервно сглотнула. Едва ли этим брошенным причалом пользовался хоть кто-то за последние лет пять. Вдалеке висела ещё одна табличка на уже сорванном канатике с точно таким же предупреждением. Раз уж здесь всё началось…       — Тут закончиться и должно. — продолжила Мона вслух, и тихий голос её отвлёк тишину этих мест. Ветер поддул ей в спину, будто подталкивал девушку к полуразрушенному пирсу. Ей даже казалось, в ветре этом она чувствовала чужие ладони, что, нежно касаясь её меж лопаток, вели в нужное место. И она поддавалась этому чужому касанию. Призрак, коль уж он хочет покоя, сам приведёт её к нужному месту. Мона лишь оставила свой рюкзак на берегу, не оборачивалась. Боялась спугнуть робкого призрака.       Вой и дуновение ветра остановилось ровно в ту секунду, как носок её обуви коснулся деревянного скрипучего причала. Холодные пальцы, что толкали волшебницу сюда, тотчас исчезли, как и рябь на поверхности озера. Осталось лишь мутное отражение в воде: её самой и, как ей чудилось, чьей-то тени. Тогда, переставив вес на всю ногу, Мона сделала ещё один аккуратный шаг. Второй. Третий. Чувствовала, как прогибаются под ней доски, как режущий звук рассекает воздух. Она потревожила давно уснувшую местность и потонувшие воспоминания. Наконец, нога переступила последний рубеж. Канат с предупреждающей табличкой оказался позади.       Причал ещё чудом выдерживал вес Моны, когда она подошла почти к самому краю. До конца ей, увы, подойти бы и не удалось, ибо остаток мостика утонул, только балки, поросшие мхом, выглядывали из-под толщи воды. Так близко, она могла ощутить, как влага касается её щёк, а сырость расползается по одежде. Девушка осторожно присела на колени. Под небольшим весом волшебницы доски только ныли и скрипели, но терпеливо держались дальше. Здесь ближе всего к месту смерти, коль она не способна залезть в воду.       Привыкнув к месту, Мона осторожно сошла с причала обратно на берег, чтобы поискать чего для ритуала. Ушло немало времени, прежде чем она сумела составить небольшой защитный круг из камней, к тому моменту солнце стало опускаться всё ниже и ниже, сумерки мягко ложились на землю. Плотная стена деревьев закрывала уходящие солнечные лучи, лишь блики прыгали по водной глади. Мона очертила мелом условный кружок и осторожно расставила камушки вдоль линии, осторожно зашла внутрь круга и села. Места хватало. Несколько свечей в маленьких лампадках окружали волшебницу. От букета сухих трав пропахла насквозь сумка, пальто, и Мона, развязав букет, обложилась ими со всех сторон. В пальцах мялся спичечный коробок, Мона поджала губы, глубоко дышала, чтобы успокоить себя. А вокруг только мирная тишина. Слышно, как озеро облизывает берег и бьётся о старые балки.       Подготовка украла у волшебницы много времени, но, пока не стемнело, нужно было начинать. Мона оттягивала этот момент секунда за секундой, ибо страх и тревога пересиливали холодное сознание. Мысленно уговаривала себя начать вот уже, поторопиться, ведь на кону безопасность Альбедо, её собственная. Потому, сделав свой последний спокойный вдох, Мона прикрыла глаза. Онемевшие от холода пальцы потянулись к амулету на шее, крепко сжимая в своих объятиях. Рядом тихонько шипел счётчик ЭМП, пытаясь уловить эфемерное присутствие хитрого призрака. Вот и всё. Если не получится в этот раз… Едва ли ей дадут ещё одну попытку. Мона слишком долго упрямилась, слишком долго билась с чем-то, что ей совсем не по плечу. Чем бы ни кончилось, она будет снова и снова возвращаться сюда, чтобы закончить когда-то начатое. И она начала ритуал.       Когда пришла пора зажигать свечи, Мона взволнованно открыла глаза. С каждой минутой вокруг всё темнело и темнело, вот уже пейзажи тонут в сумеречном море, и свет свечи кажется отколовшимся кусочком солнца. Огонёк сверкает, переливается, мягкое тепло обжигает замёрзшие пальцы и соблазнительно манит к себе. Ноги успели затечь, задубеть от сырого холода, плечи охватила дрожь. Мона чиркнула спичкой.       Еда она зажгла последнюю свечу, как прибор рядом запищал. Взгляд волнительно метнулся к дисплею, смотреть за тем, как цифры плавно меняются, как показатели растут по крупицам. И это не могло быть ошибкой. Мона выпрямилась, обернулась назад, чтобы отыскать знакомый силуэт, но обнаружила, что от сумерек болели глаза, всё плыло в сонной дымке. Солнечные лучи переливались на верхушках багровых деревьев, на заснеженных склонах далёких гор, но до озера почти не доставали. Она осталась здесь один на один с призраком.       Мона ощутила его присутствие не сразу, лишь когда по коже пробежал холодок по спине, а к плечам кто-то притронулся. Она тут же обернулась, но никого не увидела, лишь кожа запомнила эти нежные, но холодные касания. Что-то булькнуло в воде. Где-то треснула ветка. Мир полнился звуками, и все они водили волшебницу за нос. Мона отвлеклась от ритуала и бесконечно осматривалась по сторонам, снова схватилась за свой амулет. Но всё шло так, как должно было. За круг призрак не рисковал заходить. Это её надежное укрытие. Потому, набравшись смелости, волшебница вновь закрыла глаза, чтобы продолжить ритуал, не позволять никаким звукам отвлекать себя.       Закрыв глаза, она снова увидела озеро. На сей раз не было никакого осеннего холодка, густых сумерек и сухих деревьев вокруг. Тёплое яркое солнце доставало сюда даже сквозь зелёную чащу, куда более редкую. Берег большой, вовсе не такой узкий и затопленный, как сейчас. От ослепительной лазури небо слепит глаза, хочется прищуриться и спрятаться от палящих лучей. Но Мона не может сдвинуться с места, даже когда хочет закрыть себе глаза ладонью. Вместо этого чувствует лишь запах зелени и чей-то звонкий детский смех.       Мона снова открыла глаза, вернувшись в холодную реальность слишком резко. Глаза пытались привыкнуть к темноте заново, только огоньки в лампадках цепляли взор. Ладонь сжимала амулет так сильно, что вспотела. Сдавленные лёгкие вновь свободно задышали, и Мона жадно глотала долгожданный воздух. От испуга болело сердце. Она подняла голову и вновь оглянулась, но вокруг никого. А на дисплее цифры сходили с ума, снова оглушительный писк эхом разносился по местности. Мона схватила прибор, гневно стукнула по крышке и вернула на место, но тот упрямился, не прекращал своих попыток докричаться до волшебницы. Значения то росли, то опускались до нормы.       Призрак где-то здесь, сомнений нет.       — Что тебе нужно? — спросила снова она, надеясь на ответ. Положила рядом аудиорекордер, чтобы услышать его ответ. Некогда это помогло ей. Может, и в этот раз она услышит заветные слова призрака? Но ответ прозвучал в пустоту. Ничего, окромя жуткого писка соседнего прибора, рекордер не воспроизводил.       — Бесполезный хлам! — гневно отшвырнула она рекордер, и тот, отскочив от досок, плюхнулся в воду и глухо потонул. Взглядом распрощавшись с ним, Мона посмотрела вперёд.       А следом ощутила, как кто-то слабо толкает её в спину. Легонько, едва касаясь пальцами меж лопаток. Мона сначала было поддалась, пока не посмотрела вперёд. Вот-вот круг закончится, а за кругом сразу вода, глубокое мутное озеро. Девушка воспротивилась, вернулась на место и снова села ровно, как толчки участились. Кто-то уже сильней пихал её в плечо, одно, другое, от ледяных касаний кожа покрывалась мурашками. Мона, взволнованная и испуганная, попыталась вернуться к ритуалу, однако настойчивые прикосновения не давали ей никакого покоя. Мысли путались, дыхание сбивалось, не хватало сосредоточенности. В голове назойливо крутилась единственная мысль: «Пусть он уйдёт… Пусть он только уйдёт…»       Когда волшебница вновь разомкнула веки, то перед ней предстала толща воды. Мутная, холодная, она лезла в глаза, в рот и нос, дышать стало резко нечем. На языке кружился вкус влаги, тягучего мха, в лёгких кончался воздух. В ушах стоял звон, перед глазами всё темнело, ничего не рассмотреть. В груди всё сжалось, Мона попыталась вздохнуть, но вода проникла в дыхательные пути, словно сорная пробка, заполнила все её внутренности. Из последних сил она протянула руку куда-то вверх, но пальцы даже не достигли воздуха. Плотный слой воды стискивал её тело в свои жадные объятия, а Мона даже не успела осознать происходящее.       Свет в глазах потух, когда Мона снова открыла глаза, и на сей раз снова оказалась в реальности. Тяжело дышала, опустившись на доски, упёрлась руками в сырые трещинки на полу. В груди расползалась ноющая боль, пальцы были отчего-то влажные, скользкие, при этом холодные. Чем чаще и жадней она дышала, тем меньше ей хватало воздуха. Мона стиснула зубы. Ей казалось, кто-то плотно смыкал руки на её шее. Она потянулась пальцами к воротнику своего гольфа, к пальто, но не обнаружила ничего. Зато ощутила вновь присутствие призрака. Снова сводящий с ума писк прибора, оповещающий об опасности. На глаза наворачивались слёзы не то от страха, не то от боли, и первые тёплые капли скатились по замёрзшим щекам. В носу девушка ещё чувствовала воду. Руки лихорадочно затряслись. Хотелось встать и бежать отсюда прочь, куда-то в безопасность. Но назад уже пути нет. Теперь, когда она зашла так далеко в своём желании изгнать призрака, когда бросила ему прямой вызов, смея явиться на сокровенное место смерти, он не оставит её в покое. Удушит, сведёт с ума, но не оставит.       — Уходи! Ты всё равно ничего не можешь! — в истерике выпалила она, обнимая саму себя. Сомкнула руки на своих плечах, ледяные пальцы впились в пальто. Верно, пока с ней был её амулет, ей нечего было бояться. Призрак только и мог, что сводить её с ума. Однако Мона была уже близка к тому, что тонкая струна её рассудка лопнет. Призрак издевался над ней, а Мона только и могла, что плакать, пытаясь собрать последние силы в кулак и приступить к концу.       Во тьме, сквозь тяжёлое дыхание и болезненный звонкий стук сердца, Мона расслышала чьи-то спешные шаги. Значения это не имело, она снова схватила руками свой амулет и тихо-тихо, дрожащим шёпотом продолжала читать заветные слова. Однако её ритуал прервал голос.       — Мона!       Альбедо! Она услышала его голос, и в ту минуту он звучал подобно грозе, что вспыхнула вблизи. По телу током пробежало возбуждение, болезненно скрутило живот.       — Ты что? Что ты тут делаешь? — нервно спросила она, обернувшись к нему. Вот он, настоящий. Стоял на берегу у самого причала, тяжело дышал, раскрыв рот. Багрово-красные щёки, влажные от пота локоны прилипли ко лбу. Мона протёрла глаза. Не бред ли это? Не наваждение ли призрака? Но, осознав, что Альбедо в метрах от неё реальней некуда, реальнее всего того, что происходит вокруг, она недовольно нахмурилась. Нестерпимо хотелось встать с места к нему навстречу. Но Мона замешкалась. Взгляд упал на круг, на чуть сдвинутые камни, на слабо очерченную мелом линию. Нет, она не может встать и уйти тогда, когда ей захочется.       — Я сразу заподозрил неладное, — сознался он, глядя на шаткий пирс, — но опоздал, и мне пришлось ждать вечера.       — Но как… — Мона растерялась. Хотелось задать ещё вопросов, но только могла, как рыба, шевелить немо ртом.       — Я вчера видел ту записку когда убирался. С адресом. Дважды два. — уточнил юноша. — Мона, поговорим на берегу. А сейчас осторожно встань и иди сюда. Хорошо? — взволнованно скомандовал он. Но Мона и не дрогнула. Ноги сковало цепями, было не шевельнуться. Девушка нервно сглотнула и помотала ему головой.       — Уходи, тут небезопасно! — предупредила она. Но Альбедо только нахмурился, недовольный был, а уж решимости… В его глазах мелькнуло то, чего ей так сейчас было не нужно. Если он полезет сюда, то станет лёгкой мишенью для призрака.       — Я собирался сказать тебе то же самое. — он попытался вновь убедить её. — Мона, этот причал закрыли больше десяти лет назад. Ты понимаешь, куда ты полезла?       — Нет-нет, я в безопасности. — Мона чуть сгорбилась, прячась от укоризненного взгляда Альбедо. — Пожалуйста, уходи.       — Ты заставила всех поволноваться, — Альбедо сделал первый шаг на причал, и Мона ощутила, как доски просели от их веса, — поэтому давай возвращаться. Нас ждут, давай поторопимся.       — Нет! Хватит, я почти закончила. Пожалуйста, не подходи! — мотала головой Мона, пытаясь заставить себя несмотря ни на что вернуться к ритуалу.       — Мона, хватит, это всё такие глупости! — взбесился Альбедо, хотя до последнего старался звучать серьёзно. — А здесь и сейчас опасно. Если тебе это так важно, то просто продолжишь на берегу! — и его голос находился всё ближе и ближе. Доски прогибались всё сильней, Мона ощущала, как сырые деревяшки вот-вот треснут, а они впрямь провалятся в воду.       Он схватил её за плечо, когда девушка воспротивилась. Закрыла глаза, стала извиваться, лишь бы избежать его касаний, лишь бы он не оборвал круга. Громко запротестовала, как капризный ребёнок. Альбедо упрямился на меньше. Он почти схватил её за плечи, чтобы успокоить и увести за собой в безопасное место, его тёплые пальцы задевали ледяную кожу волшебницы. Разлетелись лампадки, свечи потухли, камни снова уплыли на дно озера. Он схватил её со спины и собирался потащить за собой, когда Мона, крича и сопротивляясь, вырвалась, наугад пошла вперёд.       Доска под ней треснула.       Мона не успела и слова сказать. Не успела даже осознать, что произошло, когда нога, на которую она переносила свой вес, полетела вниз, провалилась вниз, а носок обуви коснулся ледяной толщи воды. Едва она очнулась, как вода поглотила её, окутала ледяным барьером, и в глазах настала тьма. От испуга девушка сделала вдох, но тут же ей стало дурно. Тяжёлая одежда тянула её ко дну, резкий холод пробрал до самых костей, насквозь. Не удавалось пошевелить затёкшими ногами, нащупать дна. Она лишь беспомощно барахталась, тянулась руками к кусочку лилового неба, того единственного, что могла узреть в тот миг. Пальцы почти выглядывали наружу, обжигаемые жаром осеннего воздуха, когда всплеск дошёл до её ушей даже сквозь воду.       Чужие руки крепко обхватили её талию и вытолкнули наружу, к воздуху. Лицо обдало колючим болезненным жаром. Мона лихорадочно хватала воздух ртом, едва ощутила свободу. Альбедо вынырнул следом.       — Какая же ты дура, Мона! — громко произнёс он почти у самого её уха, но волшебница уже не замечала его ругани, его испуганных слов и взволнованных касаний. Лишь бы выжить.       — Давай, хватайся за меня. — незаметно для девушки, он обошёл её, схватил руки и водрузил себе на плечи. Мона рефлекторно схватила его как можно крепче, ногами стала беспорядочно отталкиваться от воды несмотря на жуткий холод. Всё, что только могло, разлетелось на кусочки, и ритуал был грубо прерван.       — Держишься? — спросил Альбедо. Хоть ответа не получил, всё равно двинулся вперёд, и Мона крепче обвила его плечи руками, уткнулась носом во влажную копну светлых волос, холодных. Капли пресной кислой воды катались по языку, в ушах застряла вода и гудела без конца.       Стоило ему начать двигаться в сторону берега, удерживая на себе волшебницу, как что-то с силой отняло его. Голова резко исчезла под водой, он и сделать ничего не успел. Только Мона, что крепко схватила его за плечи, удержала парня от полного исчезновения. Однако она тоже ощутила, с какой силой кто-то утянул Альбедо на дно, рефлекторно ухватилась за него и сама вновь окунулась под воду, успев задержать дыхание. Мона попыталась снова вытолкнуть его наружу. Едва у неё это вышло, как что-то с новой силой потянуло его к глубокому дну, дальше от берега. С каждым шагом отдаляло их от заветной безопасности.       Волшебница успела схватить его за кисть руки и потянуть обратно на себя, но чувствовала, что ей не хватало сил. Что вот-вот выдохнется сама, отправившись вслед за ним на дно. Он схватил её за руку в ответ, но уже через каких-то пару секунд резко отпустил, и удерживать его стало невыносимо трудно. Всё вновь повторилось, точь в точь как много лет назад. Вот только теперь Мона была на месте Альбедо, а Альбедо…       Мона выплыла наружу и, всё ещё держа его за руку, схватилась за спасительную балку сломанного причала. Крепко вкопанная, она выдерживала их вес. Мона тяжело дышала, из последних сил пыталась вытянуть Альбедо, но рука устала, начала дрожать от напряжения. Мысль о том, что всё это уже было, не позволяла ей расслабиться ни на мгновенье. Призрак хотел, чтобы всё повторилось, и Мона привела Альбедо сюда, сама того не желая.       Руки от холода едва ли что-то могли схватить. Мона обняла балку, сомкнула эти объятия и ухватила руку Альбедо уже двумя своими, но уже перестала ощущать пальцами хоть что-то. Ноги всё равно тянулись ко дну, тело не справлялось против стихии. Альбедо то всплывал, успевая схватить воздуха, то снова пропадал, и волшебница чувствовала, с какой силой его тянуло вниз. Кто-то схватил его за ноги из раза в раз и тянул, тянул со всех сил. Моне таких сил не хватало. Она сама, поддаваясь инерции, из раза в раз окуналась в воду, теряла остаток тех сил, что позволяли ей просто держаться на плаву. В беспамятстве она сорвала с себя амулет и перемотала вокруг руки, но в ту минуту едва ли это могло спасти его.       В последний раз она попыталась вытянуть его. Альбедо, до сих пор помогавший ей, хватавшийся за неё, когда Мона тянула его на себя, резко отпустил её, чтобы не потащить за собой ко дну. Скользкие пальцы не успели ухватиться за руку как следует, гладкая кожа соскользнула из её хватки, и Мона судорожно пыталась отыскать его вслепую.       — Мона, давай, хватайся! — резкий голос Кэйи, слишком громкий и звонкий, раздался над головой, и следом послышался всплеск. Она не успела разглядеть его, ныряющего в воду в одной рубашке, как ощутила, как кто-то грубо схватил её за воротник, словно котёнка, и потащил наверх.       Мона сопротивлялась. От испуга она намертво вцепилась в балку, обвила её своими уставшими руками и ни за что не собиралась отпускать. Чей-то голос снова окликнул её, вторая рука вцепилась за плечо. Тёплые руки. Она чувствовала их даже сквозь толщу одежды. Скрипы, трески досок сопровождали каждое слово наверху, неразборчивое бормотание. Наконец, Мона из последних сил оттолкнулась ногами и позволила схватить себя крепче, и вот уже несколько пар рук тянули её вверх.       — Давай, хватайся, я помогу тебе! — громче повторил Итэр, направляя руки девушки к пирсу. Мона ухватилась за него, и он, вместе с Лайлой, потянули девушку на себя, схватив под руки.       — Она не выдержит нашего веса. — взволнованно произнесла Лайла.       — Тогда уходи отсюда, я осторожно выведу её к берегу. — приказным тоном скомандовал Итэр, и послушная Лайла побежала прочь, всё время оборачиваясь назад, на свою подругу. Мона тяжело дышала, выплёвывала надоедливую воду. В носу всё жгло, холод сковал её цепями и прибил к деревянным доскам. Её сил не хватало, чтобы встать на ноги.       — Последний рывок, ну же! — подбодрял её Итэр дальше, пытаясь поднять девушку. Но, едва доски начинали проседать, его решимость ослабевала. И всё же он пересилил робкий страх, помогая Моне подняться на ноги. Итэр прав. Ей остался лишь последний рывок, и эта мысль заставила её встать, кое-как удержать свой вес на дрожащих ногах, чтобы ухватиться за тощего невысокого юнца.       Лайла помогла Моне сойти с пирса и, робко приобняв за плечи, накинула поверх замёрзшей волшебницы чужую куртку, ещё тёплую, почти горячую. Итэр, после недолгих раздумий, дал ей и свою, накрыв мёрзлые ноги. Мона не выдержала и села на землю, позволив телу расслабиться, ноющей боли в мышцах отнять у неё возможность двигаться. Остался только сломанный пирс перед глазами, утонувший канат, тянущийся ко дну, и табличка, что издевательски глядела на Мону.       Кэйа вынырнул скоро сам, держа под руку уставшего бороться Альбедо. Без сознания. Они выползли на берег почти одновременно с волшебницей, и, едва Мона увидела его, как зашлась в истерике. Стоило только Кэйе попытаться опустить его тело на землю, как Мона схватила юношу в свои объятия и крепко прижала к себе, заново испытывав весь тот страх, что ей удалось пережить лишь чудом.       — Я не знаю, что там было, — заговорил Кэйа, — но что-то тянуло его ко дну. — сознался парень и выжал от воды свои волосы. Сам прозяб почти до смерти, но худо-бедно ещё мог терпеть этот холод.       Наконец, он сел напротив волшебницы и протянул ей свою руку, сомкнутую в кулак. Когда взгляд Моны заинтригованно взглянул ладонь, кулак разжался, а внутри оказался амулет, сломанный ровно на две части. Треснул по диагонали ровными осколками. Он признал своё поражение, наконец, согласившись с Моной. Но девушка уже не забрала амулет, только крепче прижала к себе чужое холодное тело и расплакалась ещё больше. Внутри всё сжималось не то от холода, не то от боли, а реальность теряла свои краски. Альбедо дышал тяжело, едва уловимо, никак не мог прийти в себя, пока тело билось в мелкой дрожи.       — Надо попросить помощи. — подумала Лайла.       — Да-да, минутку, у меня зубы стучат. — усмехнулся Кэйа, ответив ей невнятным голосом. — Сейчас пойдём к тем соседям, объяснимся и попросимся ненадолго, а я позвоню брату. — утешал и объяснялся он, пытаясь безуспешно согреться после плаванья в холодной воде.       Теперь, когда план был составлен и утверждён, его осталось лишь выполнить. Все беды остались позади, где-то в глубине неведомого озера. Но значило ли это, что всё получилось? Что призрак сдался и отступил, отдал волшебнице то, за что она так долго и упрямо боролась? Моне до сих пор казалось, будто она барахтается, руки вздрагивали от судорог в мышцах, а воздуха в лёгких всё так же не хватало, сколь она ни дышала. Страшно было разжимать объятия, ведь вдруг он снова исчезнет?       Что бы ни случилось, в этот раз она одержала желанную победу.       — Мона, прошу тебя, потом. — Итэр попытался взять девушку за плечо, но она грубо оттолкнула его, не обронив ни единого слова. Кэйа взялся за телефон, набирал кого-то, пока Лайла собирала все вещи вместе и с жалостью глядела на безутешную подругу.       А Мона, прижимая к себе Альбедо, понимала, что это не последний раз, когда она плачет по его вине.