Сouleurs sombres.

Серые и скучные дни Дазая приобрели краски. Он шел преподавать без всякой надежды полюбить это дело, но как только зашёл в кабинет – всё как будто встало на свои места. Осаму почти буквально увидел красную нить, завязанную на его руке, что вела к ярким рыжим волосам и таким же веснушкам. Это было что-то вроде щелчка: оп, и ты понимаешь, что будешь ходить на работу только ради того, чтобы подразнить одного человека. Чтобы вывести Чую на эмоции. Дазаю не нравились слишком вспыльчивые люди, но... Как будто перед глазами засияла табличка "исключение". Чуя – исключительный. Он не похож ни на одного человека, которые встречались в его жизни, но в то же время был кем-то будто давно знакомым, почти родным. То искусство, за которым так давно метался Дазай, было вот – прямо перед глазами, напевая себе под нос (очевидно, думая, что никто не слышит) что-то от Ride the cyclone. И тогда Осаму выстроил тактику "как достать своего ученика за день". День превратился в пол года, они стали друзьями, и честно? Их препирательства всегда были чем-то абсурдным, особенно в классе, потому что им нельзя было переходить на "ты". Что-то из разряда "Вам бы в реке утопиться, но чисто гипотетически, Вы же мой учитель" и "Вам бы глаза разлепить, а то рисуете, как слепая курица". Как будто в кабинете кроме них ничего не было и вместо мольбертов между Чуей и Дазаем выстраивался стол для дебатов и судья с оценочными табличками: "кто кого больше заденет". И если Осаму всегда знал меру, то Накахара мог и матов вкинуть, и по лицу прописать. Ради нескольких дополнительных часов рядом с Чуей, Дазай согласился на то, чтобы лишить себя свободного времени и возможности нормально готовиться к своей учебе. Факультет практической психологии выжимал из него все соки, однако... Чуя. Эта маленькая язва поразила разум Осаму до самого основания, выела все косточки и разложила остатки в виде хрупкой башенки. Знаете, когда у человека нет причины для того, чтобы жить, он будет цепляться за любую возможность, и сначала Осаму так и делал. Ему было весело со своим учеником. Плюс с ним много о чем можно было поболтать, так как разницы в возрасте у них особой не было. А потом Дазай пошёл на терапию. И понял, что это был не просто интерес. Симпатия. Она самая. Хотелось все больше узнать младшего, что он любит, а что нет. Прокатиться, как на американских горках, по его нервам. И потом... Чем ещё заняться? Однажды, с очередной рыжей женщиной Осаму чуть не назвал ее Чуей, но вовремя остановился. ––– Три часа ночи. Бессонница достала его, но уходить ещё не собиралась, как бы насмехаясь над Дазаем. Но он хитрее. Досматривает второй сезон "Дома совы", вырезает что-то из палки, которую нашел возле двора на прошлой неделе. Вдохновение – штука непредсказуемая и появляется чаще всего ночью. По типу "сделай посох из тех трёх веток и размахивай им везде, где только сможешь" или "давай сделаем резинку для волос из бисера, ниток, говна и палок". И это вдохновение не всегда было чем-то хорошим. Зачастую – всплеск энергии, которую Дазай очень долго учился направлять в творчество, а не на вред себе. Неудавшийся посох отложен в сторону, и теперь Осаму принялся за резинку для волос. Он про себя решает, что когда-то подарит ее Чуе, поэтому подбирает цвета, которые ему подойдут. Коричневыми и тёмными зелёными нитями вяжет косички для приблизительной длины волос Накахары. Вплетает разнообразные бусины, пару таких из жемчуга – где Дазай их достал, останется загадкой даже для него самого. По итогу вырисовывается что-то типа дредов(?) из кучи нитей. Он обязательно подарит это Чуе... Но не сейчас. На часах почти половина четвертого утра и Осаму уже собирался спать, но его внимание привлек необычный звонок. Необычный он был тем, что Дазаю в принципе никто никогда не звонит, а тут ещё и Чуя, ночью. Интересно. Снимает трубку и уже собирается пошутить насчёт того, что Чуя – сыч, ещё и сова по совместительству, но тут же останавливается. Ох. ОХ. А вот это уже... Любопытно. Да, давайте сделаем вид, что Дазай двадцать пять минут просто слушал то, как рыжий устроил "спектакль", о котором сам не догадывается. Нет, Осаму просто сидел и слушал, он ничего паралельно не делал, например, то же, что и Чу– Чшшш. Да. Господи, он давно хотел услышать, как звучит Чуя, и когда с той стороны телефона до слуха Осаму доходит его имя, тот чуть ли не давится собственным эгоизмом, и маленький гадёныш внутри его головы насвистывает довольную музыку, пока руки сами тянутся к тумбочке со смазкой. Дазай никогда не представлял, что услышит свое имя с уст Чуи именно при таких обстоятельствах, но эй? Маленькая язва вспомнила его в такой интимный момент, так ещё и с такой... Скажем так, интонацией. Интересное завершение ночи, Осаму всеми силами старается не издавать никаких звуков, когда прикасается к себе. Он чувствует себя каким-то маньяком, однако... Это же Дазай, когда его в последний раз мучила совесть? Плюс, Чуя знает, что тот – козел. Эти двое – полнейшие придурки. Пол года друг другу выносят мозги, а потом... То, что происходит сейчас, даже назвать никак нельзя. Ночные переговоры? Пусть так, сделаем вид, что они говорят. ––– Дазай впервые за долгое время уснул в обнимку с плюшевой акулой. Никого не представлял, или не хотел признавать, что представляет. Просто загреб в охапку игрушку, наслаждаясь оставшимися часами сна. Сны... Сны редко его тревожили, редко, но метко. Это всегда были кошмары, с самого детства. Дазай тонет, в холодной тёмно-синей жиже и он уже не уверен, что это вода. Лёгкие спирает тисками, конечности немеют и Осаму почти уверен, что после пробуждения все ещё будет это чувствовать. Он уже не сопротивляется, ведь этот сон всегда заканчивался одинаково. Где-то с поверхности пробивается свет и Дазая из воды тянут на верх, разрезая плотную вязь из мула, страха и холода. Дыхание постепенно восстанавливается, зрение фокусируется, а бинтованные руки сами цепляются за спасение. Осаму продрог, хватается за единственный источник тепла, утыкается лицом в рыжие волосы и тихо плачет. Они сидят посреди реки, покрытой льдом, воронка неподалёку от них (из которой Дазая и вытащили) залита вокруг кровью. Осаму понимает, что кровь не его, он цел. Обнимает Чую ещё крепче, целует его в измазанные красные руки, щеки, холодный лоб. На губах металлический привкус. Он спасён, но какой ценой? Они сидят так достаточно долго, и Дазай замечает, что тело Чуи начинает остывать у него в руках. Поднимает голову и видит безжизненные глаза, смотрящие в никуда, посиневшую кожу с пятнами и только сейчас замечает трупный запах. Такой исходит от тех, кто уже как минимум несколько дней как мёртв. Дазай отползает в сторону в ужасе, тело Чуи, что, казалось бы, ещё недавно было живым, падает на лёд. Пробивает его и скрывается под бурными потоками воды. Осаму остался посреди реки совершенно один, не понимая, что происходит. Кто его спас? Кто? ––– –Твою ж мать! – Дазай вскакивает с кровати весь в поту, бинты насквозь пропитались потом и окончательно прилипали к телу. Долго сидит, пытается прийти в себя. Он был прав – все ещё чувствует то онемение ног. Чтобы успокоить себя, бьёт по щекам холодными руками, кое как нащупывает бутылку воды, надпивает и тут же давится – ощущения из сна накатывают с новой силой, дыхание послало его куда подальше. На телефоне отражалось 6:18 утра. Поспать дальше уже точно не удастся, поэтому Дазай решает собраться на учебу. Сегодня относительно короткий день в университете. Вот правда предмет его не радовал – три пары по анатомии предвещали полное истощение художественного склада ума Осаму. Утренняя рутина состояла из пол дюжины разных таблеток, перемотки тела новыми бинтами. На самом деле, у Дазая всего одни бинты на смену, потому что... Дорого, оплата квартиры и учебы отнимала много средств, а стиральное мыло всегда выручало в экстренных случаях. Поэтому рядом с носками у Осаму на сушилке всегда болтались потрёпанные жизнью, но чистые бинты. Они почти высохли, но оставались слегка влажными. Душ. Прохладный. Ладно, холодный, у Дазая дома отключили горячую воду за неуплату, однако... Холод закаляет дух, так? Будем считать, что да. Агрессивно натирает тело мочалкой, безжалостно терзая свои руки до покраснения. У него была волшебная бутылочка "два в одном"– шампунь и гель для душа, ну так, чтобы не заморачиваться с покупкой отдельных средств. К тому же, пахнет Дазай всегда приятно, потому что единственное, на чем он не экономит – это парфюм. Закончив все процедуры (которых не так уж было и много), Осаму вылез из ванны спиной к зеркалу. Накидывает полотенце и быстро обтирается ним – сверху вниз, от волос до пяток. На следующий день, по его логике, полотенце все забывает. Сегодня он хотел выглядеть на все сто, плюс – времени на сборы у него было предостаточно. Натягивает любимую черную толстовку с непонятной ему музыкальной группой, светлые бежевые джинсы и завершает все парочкой браслетов на руках. Даёт маху и рисует еле заметные стрелки акварельным карандашом – других нет. Укладка волос... Долго стоит перед зеркалом уже в комнате и шаманит со своими волосами. И началось – туда-сюда-туда-сюда, опять туда-обратно и ничего! Волосы как были похожи на непонятный кусок соломы, так и остались, вились там, где не должны были виться. И Дазай уже не помнит, когда и для кого он в последний раз заморачивался над причёской. Но сейчас вспоминает за когда-то купленный гель для волос – бинго! Рыщет по всем возможным тумбочкам и находит аж на кухне в куче с венчиком для теста и бейсбольными шариками. Выдавливает на руку и раздраженно проходится по копне и... О боги, это идеально. Волосы наконец-то легли назад именно так, как будто Дазай был рождён для такой укладки. Любуется своим творением и замечает, что часы уже стукнули за семь, а Дазай ещё не завтракал. Так, ну, в такое время его очень спасают быстрые завтраки – несладкие хлопья не удосуживается залить молоком, жуёт всухомятку, закусывая оставшимися со вчерашнего ужина овощами. Кофе решает не пить, потому что... В универе не хочется торчать в тамошних туалетах. Ибо даже если пройти мимо, можно услышать стойкий запах сигарет оттуда и громкий хохот парней с младших курсов. Дазай любит запах сигарет только от одного человека, и не уверен, связано ли это с маркой, которую предпочитает Чуя, или же с самим Чуей. Время обозначило 7:30, Дазай всегда выходил ровно в это время, чтобы успеть к началу пар. Идет пешком, затрачивая пару лишних минут, чтобы пройтись мимо школы Чуи, сам не зная, зачем. Универ встретил его громким хохотом девушек на входе, но глаза искали двух знакомых фигур – вон стоят в углу и воркуют. Осаму фыркает, разматывая шарф и после гардероба сразу направляется к друзьям. –Эй, картежники! – машет рукой издалека и не сдерживает улыбку, когда Николай в ответ театрально кланяется. – Не боитесь опоздать на пару? Федька, анатомичка нас похоронит заживо, если не придём до звонка, – треплет низкого друга по волосам, за что тут же получает недовольный вздох и предупреждающий пинок по руке. Достоевский всем видом показывает, что не хочет прикосновений от кого-то, кто не Коля. – И тебе не хворать, друг мой. К твоему сведению, ты прервал наш разговор и даже не постеснялся этого, – с уст другого человека это звучало бы грубо, но сейчас Осаму стоит рядом с "угрюмой рожей" своего факультета, поэтому просто переключается на Гоголя: –А ты то чего молчишь? Не похоже на тебя, – щурится, выказывая подозрение. Обычно Николай был самым громким среди них, а сейчас стоит и с улыбкой рассматривает Дазая. –Да вот, думаю, как бы тебе по личику твоему заехать хорошенько. Осаму, какого хрена ты не явился на наш карточный вечер? – Ой-ой, он совсем забыл, что они собирались вчера обсудить всех и вся за игрой и выпивкой, как в старые добрые. И всему этому была одна маленькая рыжая причина. Так вот, почему Федор так зол сегодня на него... Так называемые "карточные вечера" удавалось провести достаточно редко, и надо было сделать так, чтобы у всех совпал график. И Дазай забыл. Но вы посмотрите на этих двоих, Гоголь светится ярче гребаных квазаров, а Достоевский неудачно пытается спрятать багровые засосы на шее. Так что Осаму на все сто уверен, что его отсутствие не особо ухудшило ситуацию. Дазай ещё больше начинает лыбиться, потому что... Чувство стыда у него украл гремлин ещё в детстве при ночном походе на соседский огород. –Голубки, мы правда не сможем собраться на этой или следующей неделе? Я возмещу сполна, могу даже алкоголь вам взять за свой счёт! Федор скептически оглядывает это бинтованное чудо: –Ты? Мы ж не звери какие-то. Сможем, давайте ближе к концу этой неделе договоримся? Расслабься, не нужно тратиться, я просто дам тебе пару пинков. Ах, да, и оставлю тебя кукарекать на балконе в одних трусах. В мороз. – Дост пытается улыбнуться, выходит зловеще и Дазай тихо глотает комок в горле. –Это только если я проиграю. Будешь на камеру целовать Гоголя и изображать при этом пингвина, олух, – при упоминании своей фамилии Коля громко хохочет, отмечая, что хотел бы это увидеть. Федор шипит на того и пихает локтем в бок. Дазай издает притворные звуки умиления. –Так, театралам наверх, психологам налево. Государь, на этом наши с Вами пути расходятся, – делают с Николаем фирменное прощальное рукопожатие, а Федор напоследок успевает чмокнуть белобрысого в щеку, схватив за воротник, чтобы наклонить к себе поближе. Как эти трое умудряются дружить – даже для них самих загадка. Ну, Коля и Дост встречаются, а Дазай... Так, гармонично наваливает шума и крадёт их спокойствие. Осаму хватает Федора под руку и на скоростях ведёт в аудиторию – ещё немного и они опоздают. "Поскорее бы вечер и Чуя..." Сделаем вид, что Дазай не думал об этом, нет.