Сouleurs sombres.

Жарко, просто не выносимо. Будто Чую поместили в самое жерло вулкана, скинули со скалы прямо в пекло, никак не подготовив к этому. Чуя проснулся от сдавливающего его грудь веса и ощущения, будто его внутренности вот-вот вскипят, расплавятся и превратятся в сплошную кашу. Кое-как поднимает веки и пытается сфокусироваться на том, что же всё-таки лежало на нём. В глаза в первую очередь бросилась осветлённая прядь на блестящей и немного мокрой от пота шевелюре шатена и то, что этот олух попросту сложил руки, ноги и голову на Чую. Тяжёлый, зараза, хоть и кажется худой дылдой. Накахара пытается пошевелиться, но выходит что-то похожее на предсмертные конвульсии червя. Оп! Вытащил одну руку, которая тут же отозвалась экранным шумом. Пока никто не видит, гладит волосы Осаму, а потом щиплет его за нос. Некий утренний ритуал, которому его в детстве "обучила" Йосано. Не смотря на всю ту нежность, что тётя влаживала в прикосновения, Чуя сейчас сделал это скорее с целью поиздеваться над самим собой, совсем немного самоуничтожаясь. — Просыпайся, свинья, ты тяжёлый, – пихает Дазая ногой для пущей убедительности, однако выходит все ещё слабо. Конечно, Чуе в некотором роде приятно, что выбрали его вместо большой плюшевой акулы, но... — Дазай, мать твою, слезай, я сейчас задохнусь! — Накахара кряхтит, почти издавая звуки обиженного щенка. Осаму ворочается и всё же пытается что-то промычать в ответ, но получилось так, что тот просто ещё сильнее загреб в охапку бедного Чую. Рыжий тоже не промах, несильно хватает Дазая за шевелюру и тянет , обращая на себя внимание. — Который час? — Осаму наконец смог сказать что-то внятное, перекатившись на спину, не отпуская Чую. Поменялись местами, выходит. Потянулся за телефоном и тут же зажмурился от яркости экрана. — Поздравляю, чиби, мы проспали всё. Половина второго так-то. Не то, что Дазай окончательно проснулся, но наблюдение за медленно расширяющимися глазами парня на себе добавило немного бодрости. — Придурок, почему ты так спокойно об этом говоришь? У меня сегодня был зачёт по физике, блять, — Накахара срывается на мат и вместе с этим пытается сползти с теплой-мать-его-за-ногу-дылды, ещё пару раз чертыхаясь. Удалось перекатиться на бок и Чуя наконец-то нормально вдыхает воздух. Лёгкие блаженно наполнились, свистом на выдохе показывая благодарность. — Ай, хрен с тобой. У меня сегодня нет художки. Ты идёшь на работу вечером? Дазай поворачивается к Чуе лицом и треплет того по волосам, что сейчас больше напоминали последствие урагана "Камилла" или что-то вроде. На это небольшое действие чиби лишь шикнул, легко ударив друга, и повторил свой вопрос. — Да, рыжик, иду. Если хочешь, можешь пойти со мной, раз уж настолько не хочешь меня покидать, — Осаму играет бровями, что вышло уж очень неуклюже на фоне его сонного-красивого-бляха-хавальника, и наблюдает лишь за налившимся пунцовым лицом своего ученика. — Я скорее сожру свою шляпу, нежели проведу ещё день с тобой. Я пока приму душ, а ты поднимай свой зад и шуруй на кухню, — Чуя с утра особо раздражителен, не стесняется в выражениях. Что уж говорить про то, что он даже не спросил разрешения на пользование ванной у хозяина квартиры, но... Честно? Сейчас Накахара был похож на огромную рыбу-каплю, к тому же и потную из-за ночных обжиманий с Дазаем. Так что просто нахально роется в комоде Осаму, доставая первое попавшееся полотенце, хватает свою сменку, в которой обычно тусуется тут, и устало потягивается. В такие моменты он напоминает ленивого рыжего кота, который греется в лучах солнца. Дазай задержал взгляд на острой подвздошной кости рыжего, что на долю секунды оголилась, на капле стекающего по мраморной коже пота и тоже решил вставать. Вот только это проблематично, так как Осаму сбил свой режим приема таблеток утром по понятной причине; теперь просто сидит на кровати и пытается сфокусировать свой взгляд хоть на чем-то. Перед лицом как будто метались черные круги с размытыми пятнами бензина. Дазай на ощупь хватает медикамент, что всегда лежит в одном месте возле кровати и быстро запивает таблетки глотком воды. Пару минут и он придет в норму. Как только симптомы болезни начали проявляться, Осаму регулярно мерил давление, а сейчас даже не помнит, куда положил тонометр. Всегда показывает одно и то же. Точнее, варианта два: либо там будет 140 на 90, либо 80 на 50. И смысла от этого нет, ведь лекарства одни и те же. В основном, это просто нагнетало обстановку – знать свои показатели. Вот, уже и может различить шум воды из ванны и может разглядеть брошенную на стул шляпу рыжего. Пора вставать. Лениво, пошатываясь и опираясь на всё, что попадает под руку, Осаму двинулся к кухне. Координация ни к черту. Так, со вчера осталось немного пельменей, но выглядели они мягко говоря печально. Немного пошарившись по тумбочкам, Дазай понял, что шутки Чуи про "сожрать свою шляпу" уже не кажутся такими смешными, потому что... Дома шаром покати. Осаму медленно сел на табурет. Подпирает руками голову, чешет шрамы от странгуляции, что на утро всегда почему-то воспаляются, и дожидается рыжего. Нужно покупаться, сменить бинты и только потом идти в магазин. Не то, чтобы у Дазая не было денег... Ладно, у Дазая реально не было много денег. Хватило бы на роллтон или около того, но бля, как же осточертело ним питаться. Живот подтвердил возмущения своего хозяина. Прошло около пятнадцати минут, прежде чем Чуя вышел из ванной. Каким-то боком умудрился даже помыть голову в холодной воде. Завидев уже окончательно пришедшего в себя Дазая на кухне, он попытался разглядеть хоть намек на еду. Не нашел ничего подобного и вопросительно уставился на Осаму. Если бы глазами можно было говорить, то сейчас на всю квартиру прозвучало бы "Какого хрена ты даже воду на кофе не поставил?" Чуя — уже более бодрый, чем сразу после пробуждения — начал шариться по тумбам, которые ранее исследовал Дазай. Нашел в холодильнике даже нетронутую упаковку молока с нормальным сроком годности и пару яиц. Уже как у себя дома, ей богу. Начал что-то химичить, высыпал в миску остатки муки с остальными продуктами, перемешивая все вилкой между собой. Не зря его Йосано в детстве вместе с отцом учили готовить подобное. Дазай же просто завороженно смотрел на кулинарные умения рыжего, не предлагая своей помощи — мы всё ещё помним, что Осаму — бытовой инвалид и вряд ли смог чем-то помочь Чуе. Ну, покидаться мукой было бы его пределом. Сам же Чуя это прекрасно понимал, поэтому просто тихо бубнил себе под нос что-то о криворукости хозяина квартиры, паралельно взбивая тесто. Спустя несколько нехитрых движений через пару минут на сковороде румянились панкейки–оладушки, а в чашках заваривался уже родной "3 в 1". Чуя стоял спиной к Осаму, поэтому не мог предвидеть следующее: — Дазай, отвянь. Я только покупался, ты как мокрая собака, — горе–ученика крепко обхватили сзади в охапку. Осаму положил голову на макушку Чуи, что сейчас была рулетиком из голубого полотенца с уточками, но на угрозу не отреагировал. — Скумбрия, у меня в руках раскалённая лопатка. Ты соблазняешь меня надереть тебе задницу и запихнуть туда сковороду. Ещё раз повторяю – отвянь. Дазай уже хотел открыть рот для того, чтобы в очередной раз спиздануть что-то по типу "а ты меня просто соблазняешь", но Чуя быстрее. Чуя умнее. По итогу через долю секунды Осаму заткнули горячим панкейком. Тот же начинает издавать звуки страдания от высокой температуры. Чиби ухмыляется и язвит: — Я бы подул тебе, чтобы остудить. Но ты такой редкий засранец — я даже жалею, что не дал тебе оладушек прямо со сковородки. Дазай прожевал еду, чем вызвал довольное урчание своего живота. Отстраняется, целуя собеседника в загривок, и театрально хватается за сердце: — Я поражен до глубины души, мистер Модная Шляпа, Вы задели мое сердце своей жестокостью — давится смехом на последней фразе и еле успевает сесть обратно за стол, уклонившись от летящей в него вилки. Та аккурат приземлилась на стол, перед этим пролетела рядом с головой Дазая, звонко ударившись о стену. Если бы можно было испепелять людей, Дазай уже был бы кучкой праха. — Ну ты и скотина, Осаму. Не лезь ко мне со своими щенячьими нежностями, возвращайся в свой "режим работы", — Чуя говорит, специально не поворачиваясь к собеседнику. Тот не должен знать, что Накахара от такого действия полностью покрылся мурашками. Тихо добавляет в конце "сукин ты сын". Тихо — это так, чтобы Дазай точно услышал. Осаму понадобилось секунд 10, чтобы сообразить: — Чиби–чиби, ты обиделся на меня? — Ага, больно ты мне нужен, — Чуя наконец ставит тарелку с завтраком на стол, все ещё не смотря на собеседника. — Настолько нужен, что ты даже мне приготовил еду? — Медленно моргает, дожидаясь ответа. — Сейчас допиздишься — я сам всё съем. Вообще, я тут гость, ещё и обслуживанию тебя, тьху, — рыжий демонстративно забирает тарелку себе, отворачиваясь. Начинает хомячить, запихивает сразу два панкейка себе в рот, автоматически зарабатывая себе прозвище — Хомячок. Дазай на это всё сидит и улыбается. Вот черт его за ногу дёрнул преподавать в классе именно у этой маленькой язвы. И встретились же, и подружились, и... Неважно. Дазай — идеально сочетался с атмосферой своей же квартиры — такой же серый, унылый и усталый. Казалось бы, творческий человек, он должен быть преисполнен красками и волей к жизни. Но сейчас же он просто нашел себе музу. Яркое рыжее солнце, так и наровящее ударить его по лицу. Но Осаму знает — его будут бить куда угодно, но не в спину, только не Чуя. Как будто два полярных оттенка смешались, образуя совершенно новые краски. От этого симбиоза хотелось петь. От этого симбиоза под веками стреляли салюты, взрывались искрами неудержимой страсти, ранее неизведанной ими двумя. Для Чуи Дазай был тем самым раздражающим пятном на общей картине, кислотным красным цветом артериальной крови, сочащимся наружу. Ещё немного и он упадет от анемии. Ещё немного и он взорвется и станет одним из тех салютов внутри себя. Дазай подпирает голову руками и наблюдает за жалкими попытками Чуи прожевать всё это дело. Нет, ну правда как хомяк. Одна из прядей рыжего выбилась из полотенца и Осаму не сдержал себя от того, чтобы заправить её обратно. Накахара же почти давится тестом от этого жеста, запивает всё своим кофе, одновременно пересаживаясь за другой край стола. Не то, чтобы помогло... Однако Чуе это придает некую уверенность в себе: ого, увеличил расстояние между друг другом на целых три сантиметра. Чертова маленькая кухня скумбрии. Сучара, даже не думает что-либо говорить, продолжает смотреть на Чую самыми невинными глазами. — Я вот думаю. Может тебе вещи сюда какие-то свои принести? Там, не знаю, расчёску, зубную щётку, трусы твои с зайчиками запасные, — в этот раз Дазай уже не успел отклониться от затрещины от Чуи. Ударил, но продолжил слушать, не перебивая. — Сам посуди, ты начал проводить у меня времени больше, чем дома. А вещей тут у тебя толком нет. Чуя медленно моргает, соображая, и после выдает: — Так-то я согласен, но одежда... — немного понижает голос, — мне и в твоей нравится. Накахара надеется на ответ, но Дазай просто молчит, с прехитрой улыбочкой уставившись на Чую. Так и хочется прописать хорошенько стулом по его смазливой морде. — Говорим так, будто ты переезжаешь ко мне, — Осаму подаёт голос, допивает кофе и тактично сваливает в ванну. —Ага, я сожгу твою хату, чтобы не трындел много! — Парирует в догонку, заливаясь смехом. Чуя хватает ещё пару оладий и тоже уходит в комнату. Ну, надевать грязную одежду после душа прям совсем не хочется. По итогу просто сидит на диване и дожидается хозяина квартиры. Тот же спустя минуту возвращается с феном в руках, размахивая ним, словно пистолетом: — Рапунцель, распусти свои косы и дай мне тебя высушить. Ой, точно. На улице не май, чтобы щеголять с мокрыми волосами. — Я не маленький ребёнок, сам высушу, — подходит к Осаму и пытается отжать у него фен. Тот же – хитрая падаль – поднимает руку вверх, прямо как тогда, в кабинете скульптуры. Точно падаль. Играть по его правилам означало проигрыш. И Чуя впервые за всё время просто смиряется с этим. Вы действительно в это поверили? Накахара ловким движением руки даёт под дых другу и выхватывая фен, быстро ускользая в другой конец комнаты — к розетке. Почти спотыкается об лежащую на полу акулу, но аккуратно как будто пролетает над ней. Разматывает полотенце, пока Дазай корячится от боли. Удар-то у Чуи не слабый. Иногда Осаму попросту не знает, откуда в этой язве столько силы. Не хочется с ним драться. То, что было пару дней назад на снегу — детский лепет, но Дазай не признает этого. Кажется, будто в какой-то из прошлых жизней Чуя мог управлять гравитацией, ибо мало того, что дерётся, так ещё и пуляется в него вещами как какой-то грёбаный снайпер. Настраивает комфортный режим "я сожгу всю хату потоком воздуха" и наконец приступает к сушке. Второй раз, когда Дазай видит Чую с распущенными волосами. Кто-то скажет: "И что в этом такого", но для Чуи это "нихера-себе-целый-второй раз". Дазай куда-то пропал, но чиби этого не заметил, ибо стоял головой вниз. Осаму же пошел сменить бинты. В ванной перематывает шею, запястья, место под грудной клеткой и бёдра. Старые бинты кидает в стирку, ибо от них несёт мёртвым козлом, если не хуже. Ну вот, снова чувствует себя человеком. Вместо купания просто протирает тело влажной мочалкой, выливает на себя тонну дезодоранта и сухой шампуни на голову. Сил нет для того, чтобы помыться, но тут уж Дазай схож с Чуей тем, что хер признает это. Он не решится даже подумать о том, что у него состояние хуже, чем у здоровых людей. Ибо запихнул эти мысли подальше ещё в раннем подростковом возрасте. Сегодня решает забить на укладку. Просто проходится мокрыми руками по волосам, делая ещё больший беспорядок. А, точно, нужно почистить зубы. Бляха, вот кто придумал эту гигиену? ——— Минут через пятнадцать оба парня с горем пополам закончили сборы. Чуя отжал у Дазая какие-то темные спортивки и толстовку (сколько их у Осаму — загадка). Так ещё и чистые достались, что в принципе в этой квартире — сюрреализм. Препираться не переставали даже на выходе из подъезда. После себя дома оставили полный срач на постели и рабочем столе, с чем Дазай потом очень долго не сможет разобраться чисто из-за "лени". На пол пути их дороги расходятся, и эти два олуха ещё минуты три стоят на перекрестке, не решаясь попрощаться. Погода сегодня была на редкость солнечной для здешней зимы. Тепло. И в какой-то момент, когда Чуя жмурится из-за яркого солнца, Дазай быстро прислоняется губами к чужим, крадя поцелуй, и так же быстро разворачивается, уходя на работу. Рыжий же ещё несколько секунд стоит в ступоре. Ради вида нужно что-то сделать. Успевает бросить снежок и проорать что-то в след. Что-то вслед — символически назвать Осаму петушарой, а после незаметно трогать место поцелуя. Губы горят, почти пульсируют. И теперь Чуя снова красный, буквально чувствует это под теплом чужой толстовки. Или же вовсе не чужой уже. Прикрывает багровое лицо волосами, спотыкается о камень и тихо матерится. Черт бы побрал этого мудилу, честное слово. Чуя преисполнился комичностью ситуации. Да и сам выглядит, как гопарь, которого в спешке нарядили в пальто. И как Дазаю удается выглядеть шикарно в такой одежде — неясно. Но это сейчас последнее, что волнует Накахару, ибо тот на всех парах спешит домой, проклиная все на свете. Нужно покормить кошку и внести в метафорический список дел на завтра пункт "прописать Осаму по печени". А сердце переливается красками и оттенками эмоций.