Драконья кровь

Тело Нидхогга упало вниз, в насыщенные грозами облака. Жанни на всякий случай отошла подальше от края: ждала, что он вот-вот взлетит, вернется еще более озлобленным и снова набросится на них. Великий дракон не возвращался. Кажется, на сей раз он действительно был окончательно мертв. От его крови, расплескавшейся по камням, несло тяжелым металлическим запахом, куда более сильным, чем от обычной крови. Эстиниен был облит ею с ног до головы: посмотрев на Жанни, он медленно снял шлем, провел ладонью по лбу, оставляя на бледной коже багровую полосу. — Он мертв, — произнес он одними губами, и Жанни кивнула. От усталости и тяжелого запаха крови в голове сгущался туман, так что сейчас она боялась думать, что смерть Нидхогга значит для войны, что сделают драконы, потеряв одного из своих военачальников. Но что бы они ни сделали — Нидхогг мертв. Войне, длящейся тысячу лет, конец. — Двадцать лет, — произнес Эстиниен в унисон с ее мыслями. — Двадцать лет я засыпал с мечтой о том, как вспорю ему брюхо, и с ней просыпался. Он мертв. Запах драконьей крови дурманил не хуже, чем запах вина. Кажется, Хресвельгр говорил что-то об ее свойствах, но Жанни сейчас не могла вспомнить. Это было странно: обычно она на память не жаловалась, но сейчас нужную мысль никак не удавалось поймать. Нужно было, наверное, возвращаться к месту, где они бросили манакаттеры, и возвращаться обратно, но Жанни почему-то медлила. Словно ждала чего-то. Запах крови стал сильнее, и, обернувшись, она поняла, что Эстиниен стоит у нее за спиной. Несмотря на достигнутую цель всей жизни, он совсем не выглядел счастливым, наоборот — на его лице застыло напряженное выражение — словно он пытался принять какое-то решение и не мог. Глядя на него, Жанни наконец-то вспомнила слова Хресвельгра — и, сбросив на миг одурманивание, схватила его за руку. — Нам надо убираться отсюда немедленно. Кровь драконов... Эстиниен не дал ей договорить — перехватив ее ладонь, грубо притянул ее к себе и впился в ее губы поцелуем. В этом поцелуе не было ни любви, ни нежности — только какое-то исступленное желание. Как будто в последний раз. Как будто, целуя ее, Эстиниен пытался убедиться в том, что он все еще жив. От этого мысли выдуло из головы, запах драконьей крови стал вездесущим, заполнил все ее естество, лишив ее любой рациональности и оставив лишь одно слепое желание. На землю — в лужи крови — полетели копья и элементы драгунских доспехов. Руки Эстиниена сжимали ее грудь, мяли задницу, и с каждым его прикосновением желание становилось все сильнее — пока ноги не подкосились, и Жанни тоже не опустилась на землю, увлекая его за собой. Странно: ей, обычно сдержанной, на сей раз не хотелось ни романтики, ни долгих прелюдий, ни неторопливых ласк. Только его. Его тяжесть, вжимающую ее в камень. Его твердость внутри. А Эстиниен и не собирался быть нежным. Он был груб; он сжимал ее бедра так, что на коже обещали остаться кровоподтеки, он искусал ее грудь — но боли она не ощущала, только все больше и больше нарастающее возбуждение. Когда его язык оказался у нее между ног, а пальцы — внутри, Жанни словно со стороны услышала громкие, хрипловатые стоны и поняла, что это она, что это ее тело так реагирует на его прикосновения. Ей плевать стало на то, услышат ли ее: если здесь и остались драконы, вряд ли они рискнули бы сунуться к ним сейчас, после смерти Нидхогга. Самой Жанни тоже хотелось быть грубой, и она запустила окровавленную — влезла где-то в лужу — руку в волосы Эстиниена, намотала длинные пряди на ладонь, наблюдая, как снежная белизна окрашивается в багровый цвет, прижимая его голову к своему паху. Он тоже застонал, высвободился, повалил ее на землю — обломки гранитных плит больно впились в спину и задницу. Жанни заметила на его лице алые, чуть светящиеся полосы, но не удивилась — наверняка тоже кровь. Очень скоро она будет повсюду. Она с готовностью раздвинула ноги и вскрикнула, когда он оказался в ней — от наслаждения и чувства странного, неуместного триумфа. Эстиниен двигался резкими, рваными движениями, то полностью выходя, то снова проникая в нее на всю длину, и в какой-то момент она, кажется, укусила его плечо, добавив его кровь к крови Нидхогга вокруг. Почему-то вспомнилась драконица Тиоман, убитая в Сом Але — наверняка они с Нидхоггом трахались на этом самом месте, и, скорее всего, у них это выглядело — с поправкой на расу — примерно так же. Эта мысль довела возбуждение до пика, Жанни закричала, испытывая, наверное, самое острое наслаждение в своей жизни, Эстиниен сделал еще несколько толчков и тоже кончил, тоже укусив ее за плечо. Лежа на камне в изнеможении, она осознала, что кровь драконов больше не дурманит ее, что она снова может мыслить трезво — насколько в принципе можно было мыслить трезво после произошедшего. Взглянув на Эстиниена, Жанни увидела, что полос на его лице больше нет. Одевались, не глядя друг на друга, и до самого возвращения к манакаттерам перекинулись едва ли парой слов. Позже, в Ишгарде, Эстиниен первым подошел к ней. — Слушай, — начал он. — Я не знаю, что нашло на меня там. Я был сам не свой, и я бы не хотел, чтобы тот эпизод отразился... Жанни вздохнула, перебила его: — Тебе что, плохо было? — Нет, — он покачал головой. — И мне нет, — она пожала плечами. — Тогда предлагаю на этом не зацикливаться. Ну случилась у нас спонтанная вспышка, так с кем не бывает, тем более, мы так перенервничали в бою. Не бери в голову. Эстиниен помолчал, обдумывая ее слова, затем кивнул. — Принято. И еще кое-что. Ты что-то хотела мне сказать до того, как меня накрыло. Жанни покопалась в памяти. Да, она определенно хотела что-то сказать, что-то, связанное с Хресвельгром — но что именно, сейчас вспомнить не могла. — Не знаю. Вряд ли это было что-то важное.