Abandoned

— Шиноа? Девочка застыла на пороге его комнаты. Так несвойственно для неё, она мялась в нерешительности, кусала нижнюю губу и выглядела такой уязвимой, что Шинье было больно смотреть на это. Он вздохнул и похлопал рукой по своей кровати, приглашая её войти. Но Шиноа не двигалась. Тогда он позвал: — Детка, иди сюда. И Шиноа сломалась. Слёзы текли по её щекам, когда она подошла ближе, и Шинья сгрёб её в объятия. Гурен рассказал ему, что произошло в спортивном зале. Должно быть, Курэто совершенно не волновало психологическое благополучие младшей сестры в тот момент, когда он показывал ей и Гурену сообщение от Махиру, то жестокое сообщение от Махиру, где она говорила: «Делай что хочешь» после того, как публично было объявлено о казни Хиираги Шиноа. Впрочем, как и всегда. Курэто в принципе мало что волновало. Но теперь Шиноа плакала из-за этой боли, растущей в её груди, как большая чёрная дыра; из-за предательства своей сестры и самого близкого человека; из-за всего этого дерьма, которое не должно было свалиться на неё так рано. Бедная девочка. Шинья погладил её по спине, ничего не говоря. Он знал, что это был тот момент когда слова были бессильны, поэтому просто позволил малышке плакать, повиснув на нём. Он поудобнее перехватил её руки и заглянул ей в глаза прежде, чем прижать к себе так, чтобы видеть её лицо. В глубине её радужек было столько недетского отчаяния, будто она могла вобрать его в себя от людей, идущих на заклание. — Шинь-я… — Тшшш. — Помнишь, я говорила… что если я умру, М-махиру будет, — она говорила, прерываясь на всхлипы и яростно утирая рукой глаза, — Махиру будет единственной, кто расстроится и-из-за этого? — Боже, детка… — Н-но на самом деле я сомневаюсь… Раньше я и правда так думала, но теперь… когда о-она сказала… сказала, что… — Тише, не говори этого. Всё хорошо, малыш. Я понимаю. Шинья коснулся рукой её волос, но Шиноа замотала головой и взяла его ладонь в свои маленькие ручки. — Н-нет. Правда, Шинья… Этот Гурен, любовник Махиру… о-он сказал, что… что расстроится, если я у-умру. — Да, — Шинья кивнул, — конечно, он расстроится, милая. — А ты сказал… ты сказал, что будешь плакать, если я умру. — Конечно, — Шинья почувствовал, как его голова становится пустой, — конечно, я буду. — Сначала я не поверила. Потому что я никому не была нужна, — Шиноа постепенно успокаивалась, но сейчас на неё, кажется, накатывала новая волна истерики. — И-и… и когда ты сказал это… позже… я подумала, ч-что кто-то правда может так расстроиться из-за того, что м-меня не станет, и это… я почему-то… захотела расплакаться… Шинья прижал её к себе покрепче. — Всё хорошо, Ши, — Шинья, наконец, огладил её волосы, — всё хорошо. Я буду очень скучать по тебе, если тебя не будет. Всегда будет кто-то, кому ты будешь нужна. А пока что я рядом. Можешь приходить ко мне если что, ладно?.. — Шинья. — М? Шиноа глубоко и прерывисто вздохнула, и сдавленный всхлип сорвался с её губ прежде, чем её тихий вопрос заставил Шинью чувствовать себя так, будто его подстрелили: — Ты правда будешь плакать, если я умру? — Господи боже, Шиноа, что за вопросы, правда… — Ответь мне. Шинья отстранился и взглянул на неё. Шиноа сжала кулачки на своей юбочке и смотрела на него из-под взмокших ресниц. Ещё одна слезинка сорвалась с них и скатилась вниз по щеке. Шинья чувствовал, как холодный яд, который Шиноа распространяла своим взглядом, просачивался под его кожу и двигался по венам, сковывая всё его тело. — Детка, я буду рыдать так громко, что меня обязательно накажут за то, что я позорю имя Хиираги. Глаза Шиноа вновь заполнились горячими слезами, и она вжалась в его рубашку. — Спасибо, — она прошептала и заревела в голос. Шинья молча подтянул её к себе и лёг с ней на кровати, продолжая обнимать её. Это было так больно, что этой маленькой девочке необходимо было знать, что кто-то на самом деле будет плакать, если она умрёт. Что кто-то о ней беспокоится. Любит. Что она нужна кому-то. Бедная брошенная Шиноа. Шинья уткнулся ей в макушку, чувствуя, как малышка медленно успокаивается, перестаёт дрожать; как её сердечко начинает стучать медленнее. И как она засыпает. Слава богу. Всё хорошо. Они будут в порядке. Когда-нибудь. *** Когда Курэто шёл по коридору, возвращаясь в свою комнату поздней ночью, он нахмурился, увидев, что дверь Шиньи была приоткрыта. Приёмный ребёнок избегал любых возможных контактов с семьёй. Он всегда прятался ото всех — за стенами, за шторами, за дверями, и всегда проверял, как хорошо эти двери закрыты. Что-то было не так. Он заглянул внутрь. Поначалу в темноте Курэто ничего не увидел, но потом, немного привыкнув, он разглядел странный комок на кровати. Это не Шинья. Не только он. Его младшая сестра, Шиноа, тоже была здесь и крепко вжималась в Шинью, будто тот был спасательным кругом посреди открытого моря. Она выглядела заплаканной и измученной. Шинья обнимал её за плечи одной рукой и выглядел таким же уставшим, как и их сестра. Он укутал Шиноа в своё одеяло, но остался неукрытым сам и теперь, кажется, немного ёжился от холода во сне. Курэто оглянулся, взял со стоящего рядом дивана плед, накрыл им Шинью и вышел, закрыв дверь за собой поплотнее. Ему потребовались две секунды и немного силы воли, чтобы отклеиться от двери и пойти к себе в комнату, как планировалось изначально. Шагая по коридору, он бормотал: — Хорошо, что эти одинокие дети сдружились… Он помотал головой, отгоняя от себя мысли. Конечно же, потому что вместе эти дети смогут лучше служить роду Хиираги и делать его сильнее. Да, это именно то, что он имел в виду. Конечно. — Ах, на самом деле, я такой лицемерный, даже с самим собой, — он простонал и закрыл дверь в свою комнату, которую всегда оставлял открытой. Сегодня ему тоже хотелось спрятаться.