***
Сенку слышал ее голос не раз. Но обычный боевой клич сильно контрастировал с мелодичным звучанием песни. Сенку не был силен в нотной грамоте и вряд ли бы определил идеальное звучание, но он мог бы поклясться, что девушка пела чисто. Гены не скроешь. Кровь в деревне Ишигами была сильно перемешана, но Кохаку явно унаследовала черты Лиллиан. Как недавно оказалось, голос тоже был приданным. Сенку несколько раз заставал девушку за пением. И всегда в одиночестве. Словно она подсознательно пыталась заполнить окружающую пустоту. Это стало случаться после открытия пластинки. Видимо, народные песни не вдохновляли на повторение простых рифм, а песня Лиллиан достигла той грани искусства, что побуждает к действию. Поэтому, когда Сенку нес инструменты, и в очередной раз застал девушку за этим занятием, то даже запнулся. Он стоял с ящиком в руках и смотрел на одинокую фигурку в палатке. Сенку редко разграничивал личное пространство, но подойти в такой момент казалось чем-то неправильным. Словно нарушить закон природы. И это Сенку не нравилось. Глупо и нелогично. Поэтому пришлось тряхнуть головой, смахивая наваждение, и заявить о своем присутствии глухим стуком ящика об землю. Кохаку замолкла. — А, это ты, Сенку. — обернулась она. И снова отвернулась к своему занятию. А Сенку почувствовал как в горле пересохло. Он поморщился. Непонятные проявления организма никогда ни к чему хорошему не приводят. Тогда нужно отвлечься на насущную тему. — Знаешь, окажись ты в прошлом индустриальном мире, ты бы определенно добилась успеха в сфере шоубиза. — заметил он, машинально хлопнув по ящику, отчего тот звякнул стеклянным содержимым. Кохаку с интересом посмотрела на него. Судя по ее лицу, она мало что поняла из его слов, но на «успех» все же среагировала. Сенку мгновенно понял промах. — Я имел в виду, что поешь ты достаточно хорошо, чтобы выступать на большой сцене. Сцена… это как… хм, подиум? — научник привычно почесал ухо. Он уселся на траву и достал пару склянок. — В общем это было бы что-то вроде проявления уважения Рури как принцессе. Когда много людей восхищаются знаменитым человеком. Все-таки Лиллиан была популярна по всему миру. Кохаку ловила каждое слово. Она даже оторвалась от работы и теперь пристально смотрела в рубиновые глаза. Сенку даже представить не мог что сейчас творилось в ее голове. Как ни крути, а девушки загадочные существа. Хотя Кохаку была той, кто меньше всего позволяла задаться таким вопросом. Ее боевые навыки говорили о натуре воина. Она шутила и не боялась своего незнания в научной сфере, показывая простоту характера. Словно парень в юбке. В их дружеских отношениях Сенку чувствовал себя большей девушкой, чем Кохаку, что, возможно, задевало. Его физических навыков недостаточно чтобы отстаивать свою позицию защитника. Наверно поэтому ему было так легко с Львицей. Она была тем самым показателем противоположности своей природы как и он. Два исключения встретились, чтобы понять свою уникальность. Хотя это всего лишь глупая романтизация первобытных признаков. В том же самом индустриальном мире было множество спортсменок, что дали бы фору многим парням, да и Сенку не самый хлипкий парень. Именно поэтому глупо рассуждать о подобном. Мысли о сравнении себя со стандартами общества начинаются там, где зарождаеются глупые романтические чувства, которые потом поднимают волну комплексов из-за несоответствия стандартов с природной данностью. Бесконечный цикл гормонов и нелогичностей. — А ты бы восхищался? — Что? — Сенку уставился на подругу. — Ты сказал все бы мной восхищались. А ты? — Я как-то не особо увлекался популярной музыкой. Да и в принципе музыкой. — То есть мы бы не встретились? Сенку переложил еще пару склянок и, отодвинувшись от ящиков, закинул руки за голову, откинулся на траву. Кохаку отложила деталь и поправила волосы, которые потревожил ветер. — Вполне вероятно. Но это закономерно. Мы были бы из разных миров. — наконец сказал научник. Он смотрел в небо и думал о прошлом. Его редко заставали ностальгические мысли, но для сравнения иногда полезно. Как долго новый мир будет лоялен к такому скорому течению науки? Сенку старался успеть как можно больше, пока ему доступно влияние на условия жизни. Любой кризис это возможность. И Сенку был благодарен за такую возможность. Лишь изредка обуревала тоска по родителю, чья судьба прошла мимо жизненного пути сына. Вдруг небо потемнело, отчего Сенку пришлось сконцентрироваться на реальности. На самом деле небо осталось светло голубым, это голова Кохаку кинула тень на лицо научника. Она сидела рядом, склонившись к нему. Светлые пряди отливали золотом на солнце, а глаза отражали небесную высь. — Так не пойдет! Тогда может я буду как Хомура? Ги… Гим… — Гимнасткой? — Да! И буду жить недалеко от вас. Дружить с тобой и другими ребятами. В этой, как ее… — Школе? — Точно! Многие девушки бы отдали все за возможность оказаться на большой сцене. Глупо не пользоваться своими способностями и отказываться от того, что изначально принадлежит тебе. Почему же эту волевую львицу не тянет на свой пьедестал? — Вряд ли. Ты потомок людей разных национальностей. Вполне вероятно, что ты жила бы в Америке или России. — Это далеко? — Тысячи километров. — Ясно. Не факт что Кохаку было все ясно, но девушка отстранилась и вернулась к рабочему месту. Сенку нахмурился. Он почувствовал необходимость закончить диалог. — Хотя кто знает, может ты и правда могла бы быть моей соседкой по парте. После этого он быстро поднялся и пошел к лесу. Наверняка Хрому нужна помощь. Только вот весь день мысли о разговоре с Кохаку не выходили из головы. Сенку силился понять, что его так зацепило, но мысль упорно ускользала. Отчего Хрому пришлось пару раз спасать товарища от ожогов раскаленным стеклом и ударов от механического колеса. К концу дня обычно восхищенный своим наставником Хром с воплями отправил того подальше от травмирующей мастерской. На что Сенку равнодушно отмахнулся и побрел в размышлениях по тропинке. Но осенило только когда в вечерних сумерках он натолкнулся на Гена. В голове вспыхнуло не хуже первой лампочки нового мира. Вернувшись в мастерскую и повертев головой в поисках лишнего ящика, Сенку подхватил ближайший полупустой и, подталкиваемый азартом, направился к палатке. Однако на полпути весь запал закончился. Потому что пришло осознание своего положения. Отчего все действия научника сквозили иррациональностью. И это неприятно било по самолюбию. Однако все его существо хотело расставить все точки над "и". Недосказанность будет стоять комом в горле. Вцепившись в обод ящика до побелевшей кожи, он дошел до палатки. Уверенно откинул полог и шагнул внутрь. И снова замер, как накануне утром. Смотрел на спину девушки и понимал, что ком в горле увеличивается. Пришлось отвлечь разум. Сенку взгромоздил ношу к другим ящикам, отряхнул руки. Он же ведь не будет давать надежду, просто напомнит о реалиях, верно? — Знаешь, — рука механически взметнулась почесать затылок. — Думаю мы бы никогда не смогли встретиться в моей школе. И во всей Японии. Кохаку задумчиво посмотрела на научника. Похоже, она не ожидала столь внезапного продолжения. Сенку уже и сам понял, что нагрянул слишком неожиданно. И пытался продумать пути отступления. — Просто имей в виду, Львица, что мы и так уже однажды встретились, нет нужды забивать голову тем, чего никогда уже не будет. Понимая, что убивает весь смысл своего присутствия, он шагнул к выходу. Отодвинул занавеску и резко остановился в проходе. — В смысле у тебя есть настоящее, незачем хвататься за прошлое. Занавеска хлопнула о другую, оставляя изумленную Кохаку в одиночестве. Девушка не поняла тирады научника, но прекрасно уловила подтекст, высказанный его эмоциями. Губы девушки растянулись в улыбке. Оставшийся вечер Кохаку напевала знакомые строки, и не могла сдержать рвущееся наружу чувство счастья. А Сенку, преодолев путь через лес, откинулся на ствол дерева и сжал челюсть. Что за убожество это было? Лучше заняться делом, иначе от осмысления произошедшего он сгорит со стыда. Ему нравилось, что с Кохаку легко объясняться. Она была обстоятельна и… рациональна. Правильно рассчитывала свои силы и соглашалась с рассуждениями Сенку. Именно поэтому внутри него все метало, когда девушка повела себя столь иррационально. Ее мозг провел параллель с его слов. Здесь они люди разных эпох, там были бы разных сословий и кругов общения. Подумать только, зная как научник отзывается о романтических отношениях, она отдалась воле подсознания, которое захотело получить желаемое в виде сказки об альтернативной версии их истории. Маленькая шалость подсознания, которая ясно дала понять об отношении Кохаку к Сенку. Он бы ни за что не догадался, не попадись ему на глаза Ген. Менталист напомнил ему о той малой части психологии, что пылилась в дальнем уголке его сознания. Но этого оказалось достаточно, чтобы оценить ситуацию. И дать Кохаку понять, что никакой альтернативы не будет. Будет только реальность. В которой Сенку хочет, чтобы Кохаку была рациональной, как обычно. Ему нравится рациональность. А музыкой он может и заинтересуется...***
2 февраля 2023 г. в 18:09
Тяжелая работа выматывает. Давит на голову и заставляет задуматься для чего ты ее выполняешь. Зачем крутишь педали и издыхаешь легкие. Ведь, в сущности, изобретение лампочки мало меняло быт деревни. Одной лампочки на всех было маловато, а вкладываться в проведение электричества каждому в дом не выгодно. Но все меняла миска лапши. После стольких лет изнуряющей охоты и беспросветной ловли рыбы это стало ценностью, которую жители деревни были готовы менять на чудаковатые прихоти чужеземного научника. Набить живот всегда было первостепенной задачей. Свет искуственной и чудесной лампочки был удивительным, но не настолько, чтобы жители отдали жизнь науке. Словно заинтересованная публика, они следили за извлечением из шляпы кролика, но не спешили узнать секрет фокуса, наслаждаясь неизвестностью. И это нормально. Мышление большинства нельзя было стремительно пронести сквозь эпохи, и вернуть законы двадцать первого века. Можно изменить мир, но человек продолжит носить копье в надежде, что оно когда-нибудь да пригодится. И тем не менее Кохаку с тихим восторгом наблюдала за всеми открытиями научника. Даже если они и были открыты до этого, для девушки все было в новинку. Ее не манили далекие звезды, содержимое склянок с разными компонентами оставляло равнодушной. И все же Кохаку вдыхала восхищение. Замирала, когда видела в рубиновых глазах блеск драгоценного камня. Ловила мурашки по телу от изумления. Ее воодушевляло стремление научника. Поэтому когда ежедневная доставка порции целебной воды сменилась на поручения научника, особой разницы в нагрузке Кохаку не заметила. Рутина сменила разве что обертку. Когда ей было велено сделать четыре тысячи новых деталей, и ее возмущения потонули в азарте сговорщиков, девушка сидела в отдаленной палатке и кропотливо мастерила. Получалось из рук вон плохо, но благо было решено, что идеальная форма для механизма не первостепенна. Кохаку же придерживалась мнения, что если работает, то уже хорошо, а, соответственно, форма деталей должна угадываться приблизительно. И в моменты подобной механической работы девушка пыталась скрасить тишину песней. Той, что в который раз перевернула маленький мирок деревни Ишигами. Ту, что запала в сердце. Мурлыкая себе под нос, Кохаку настраивалась на нужный ритм. Поэтому девушка вздрогнула, когда за спиной раздался тихий стук ящика.