***
Кайл подъезжает к семи. Нетерпеливо ждёт, как припаркуется водитель такси, резво выскакивает из салона, и едва ли не падает, сражённый удушающе-густым ароматом скошенной травы. Он бежит по каменистой тропинке, пробирается сквозь ветви тенистых кленов, чувствует жар листвы, изнеможденной от дневного зноя и тихой от штиля. От предвкушения на душе – эйфория. Белобрысую макушку Кенни он замечает издалека, видит, как рядом привалился Стэн, смотрящий в предзакатное небо и о чём-то рассказывающий. – Пацаны! – кричит Кайл издалека, словно ребёнок. Их беседка у самой воды, внутри – два кожаных диванчика с плетеными подлокотниками и маленький столик. – Кайл! – Кенни обнимает его крепко, словно хочет сломать рёбра. Они виделись в последний раз летом прошлого года, когда получилось выбраться в Южный Парк на пару недель. – Чел, да без синяков под глазами тебя не узнать. А ещё без вечной бледности на впалых скулах, на смену котором теперь пришли загар и здоровые щёки – жизнь без родителей Маккормику только на пользу. – Тебя в этом тоже, – усмехается Кенни, поглядывая на его блузку. – Да, Кайл, ты чё так вырядился? – Стэн тянет руку, не вставая с места. – У меня дресс-код в офисе, а ещё у нас праздничная встреча – это ли не повод? Картмана нет, Картман опаздывает, хотя сам же и выбрал это место и сам звонил, чтобы забронировать столик. Беседа без него течёт легко – они откупорили первую бутылку красного и заказали мясную нарезку. К одежде Кайла больше не возвращались – вот так просто забыли и переключились на другую тему. Кенни рассказывал о своем переезде, о съемной квартирке на двадцать квадратов и новой девчонке, которая “ничего, а сосёт так вообще”. Кайл, как раньше, смеётся с его грязных жестов, и совершенно не чувствует стеснения – ни своего, ни их. – Так Карэн закончила школу, и ты переехал? – Ага, она сейчас в общаге колледжа. Я хотел сначала поближе к ней снять, но там дорого, да и она уже не маленькая. Так что живу недалеко от мастерской. Сломается машина – подгоняйте. – Замётано. Уставшее солнце садилось за их неторопливой беседой, густые тени выползали из-под зелёных крон. За озером зажглись первые фонари, а потом, словно по цепочке, желтый свет побежал по широкому берегу. Картмана всё не было. В груди Кайла первоначальная лёгкость улетучилась, и на прежнем месте клубилось томление. Он появляется только спустя час. Каждая молекула, каждый атом мира в этот миг становится тяжелее. – Ты вкурсе, что это свинство? – ворчит Стэн. – И я про то же! – Картман кидает пиджак на подлокотник. – Козёл клиент решил прочитать все бумажки и весь вечер выкручивал мне яйца! Кайл смотрит на аккуратно зачёсанные волосы, на прямые чёрные брюки и бордовую рубашку с расстегнутым воротником. Она чуть помята после длинного рабочего дня, но этим лишь придаёт Картману шарма. Он вальяжно пожимает ребятам руки, сначала Кенни, тот сидит с краю, потом Стэну. На запястье блестят новые часы. Кайл знает, что ему Эрик руку никогда не пожмёт, и даже не пытается тянуться. Он отодвигается к краю, освобождая больше места. – Здравствуй, Кайл, – Картман садиться к нему в полоборота. Улыбается холёно. Рука, та, что ближе, ложится на спинку дивана, занимая всё свободное пространство – заявляет: “я здесь и я власть”. Кайл не смущается таких жестов, он до них снисходителен. Но Кайл заинтригованно ждёт, что случится дальше. Что Картман скажет? Наверняка что-то грубое, но не особо обидное, а может, даже смешное. Что-то особенное для одного только Кайла, ведь никогда ни к кому он не будет столь же придирчив. – Ты знаешь картину “Явление Христа народу”? Ты сегодня точь в точь как тот рыжий апостол. Кайл теряется. Приходится гуглить эту картину, искать на ней этого апостола, вглядываться в возвышенно-радостное лицо юноши, застывшего в ожидании Иисуса, в его горящие медные волосы и горбатый, точь как у Кайла, нос. Он едва заметно улыбается, глядя в экран. – Это получается ты себя сейчас на место Иисуса поставил? Подходит официант и ставит им на стол большую свечу в стеклянном подсвечнике. Они заказывают ещё мяса и сыра, фруктов, и новую бутылку вина. – Кенни, я рад, что ты можешь позволить себе здесь что-то кроме воды. – Картман, – Кайл отрывается от итальянского пейзажа картины, – только попробуй испортить нам вечер. Стэн разливает вино. Поднимают бокалы – и тосты бегут один за другим: за встречу, за новую работу, за новую жизнь, за старых друзей. – Ещё за тех неудачников пить, пошли они на хер, – кривится Картман, но чёкается со всеми. – А что, – спрашивает Стэн, – есть от них какие-то новости? Может, кто-то помер или залетел? Кайл морщится, притворно осуждая такую вот сторону своего друга, но быстро включается: – Про залёт у вас с Венди надо спрашивать. Ребята усмехаются. – И тебя мы можем спросить, Кайл. Картман смотрит долго, словно с нажимом, но высмеять не пытается. Не получается быстро отреагировать: замечание само по себе справедливое. Картман меняет тему. – Кенни, а вы с Баттерсом контачите? – Бывает. А что? – Ну вы ж с этим двинутым были лучшие друзья, – дразнит он, – и я все гадаю, чё ты его до сих пор не натянул? Или мы чего-то не знаем? Натянул. – Нахуй мне надо, – отмахивается Кенни, – потом либо разбивать его нежное сердечко, либо бежать под венец. Раньше слово “натянуть” слышалось Кайлу постоянно, а теперь и не вспомнить, кто мог сказать его в последний раз. Пубертат прошёл. Стэн о Венди так не говорит, Мэтт тем более не стал бы пошлить – с Кайлом он всегда и во всём уважителен. Кайла никогда не “натягивали”, не “трахали”, и не “ебали” – хотя в школьные годы ему казалось, что однажды непременно придется терпеть эту грязь. – Твои представления о нашем Баттерсе устарели, Кенни. Он стал совсем городским омежкой, и ты б блять видел, как он танцует Go-Go. – Картман, а ты откуда знаешь? – возвращается из мыслей Кайл. – А он иногда снимается у меня в рекламе. Не со своими танцами, конечно, но их я тоже видел. – Ты ему платишь? – Плачу за SMM. Снимается в качестве инвестиций. Баттерс дурачок, но не совсем же еблан работать за бесплатно. И вообще я его ценю, иногда он бывает до чёртиков полезен. Кайл подозревает, что инвестиции – лишь форма долгосрочной эксплуатации, но сосредоточиться на этой мысли не успевает. Обрывки фраз про “Go-Go”, про “натянули” и впечатления от повзрослевшего Картмана невольно складываются в сюжет. Высокий подиум. Неон, красный, как кровь и порок, подсвечивает бархат обнажённой кожи. Стройный омега оплетает ногами хромированный шест, танцует, кружится, прогибается для сидящего в тени альфы. Тот выпятил живот, расставил ноги – давай, обслуживай. Удовлетворяй, раз я плачу. Карману ублюдство естественно, и Кайл знает – это не просто образ. Картман покупает секс и прямо, и косвенно. Разговоры про одноклассников проходят мимо ушей. Кайл пьет вино и пишет домой сообщение о том, что всё хорошо, и двух часов ему явно мало. Сумерки медленно перерождаются в ночь, а прохладней не становится – вода, за день впитавшая жар, теперь остывала, укутывая берега душной влагой. Ребята сидели в кроссовках и кедах, и непонятно, как не изнывали от прелости. Сам Кайл, стянув сандали, давно закинул ноги на диван и теперь едва касался пальцами брюк Картмана. Тот рассказывал о своём новом бизнесе. Эрик окончил коммерцию, и Кайл не понимает, чему новому его могли там обучить. Безбожно драть с народа деньги – его врожденный талант. Картман расписывает перспективы рекламного агентства, и стелет так гладко, что, будь у Кайла свободные деньги, он тотчас побежал бы их вкладывать. По дороге вспомнил бы, что под ковром у Картмана всегда грязь, но ведь это уже мелочи. Стэн предлагает сфоткаться, пока глаза у всех на месте. Он ставят телефон на перила беседки и кучкуются, чтобы влезть в кадр. Кайла за широкой спиной Картманом почти не видно, и тот настаивает пересесть вперёд. Таймер ведёт обратный отсчет. Кайл чувствует поясницей давление чужого живота, голова оказывается почти зажата между чужим плечом и лежащей на спинке дивана ладонью. Полуобьятие. Не такое, как со всеми остальными. Прикосновения Картмана случаются редко, и они всегда контрастны, за ними ради собственного блага всегда следишь. Кайл улыбается. 3-2-1 – Щёлк! – Давайте ещё раз, и чтобы Картман не толкался сзади. Фоток в итоге делают целое море, и со всеми возможными рожами. Как сделали дело – открыли виски. – Развести нашей омеге колой? – спрашивает Картман. – Думаешь, я не выпью чистый? – Выпьешь, вечер-то длинный. Кайл не может себе позволить уступить, хоть и чувствует, что опять ведётся на провокацию. Как только говорят тост, он, не садясь, запрокидывает и глотает залпом – пусть горло разъедает от горечи. Стэн на периферии просит не творить фигню, но кого это теперь остановит. Когда Кайл допивает, он едва не разбивает стакан о стол. – Признай, что был не прав! – Признаю, Кайл. Ты умничка. Приходится поскорее сесть, чтобы не упасть от прилетевших вертолётиков. К щекам мгновенно приливает жар. Кайлу нужно не двигаться и сфокусироваться на точке хотя бы с десяток секунд, чтобы голова успела встать на место. Уловка Картмана сработала. Он покровительственно улыбается Кайлу и наливает снова. – Мы не жадные, но постарайся этот растянуть на подольше. Парни, судя по полным стаканам, успели сделать не больше пары глотков. Разговор продолжается. По воде, словно откуда-то из другого мира, доносятся отголоски популярных песен. Кайл откидывается на спинку и, прикрыв глаза, пытается понять, кажется ему ситуация подозрительной или нет. Пахнет рядом тонко и сладко, выпавшей ли росой, или благоуханием цветущих кустов. На теле выступает пот. Кайл слепо трогает свои горящие щеки, шею и грудь и едва сдерживается, чтобы не стянуть блузку с плеч. – Вот Кайл, дай мне руку, – требует Картман, и, не дожидаясь ответа, сам хватает чужое запястье. Приходится смотреть. Руку переворачивают, давят большим пальцем на вены. Кайл тянет обратно, но сжимают лишь крепче. “Сопротивление сделает хуже” – вдалбливал Картман в школе. Только позже пришло реально понимание, насколько альфы с такими установками могут быть опасны. Вмешивается Стэн, просит отпустить, но Картман всё игнорирует. – Если надеть браслет и положить руку омеги в руку альфы, как вот сейчас, омежки начинают кипятком ссать и продажи вырастают вдвое! Это потому, что альфа ассоциируется у них с успехом. Кайл смотрит, насколько эта рука больше его собственной. – Ничего мы не ссым. – Речь не о тебе вообще. – Но я тоже омега! – И сегодня это очень трудно не заметить, Кайл. Картман смотрит на задравшиеся штанины его бежевых брюк, на обнаженные ступни и тонкие щиколотки. Кайл видит, как требовательный взгляд поднимается на прилипшую к разгоряченной коже блузку, на его декольте, на слишком открытые ключицы. Взгляд скользит по губам, ловит расширившиеся зрачки и словно подтверждает: омега! Посыл отдаётся внутри. Тянет там, где матка. А следом все чувства вытесняет страх. Картман видит панику, улыбается ядовито и как ни в чем не бывало отворачивается к остальным. Кайл различает во взгляде Стэна недоумение. Он словно спрашивает: “Ты норм?”. – Я в туалет. Не ждет, пока Картман встанет и его выпустит, просто перелезает через диван. – Не навернись где-нибудь в темноте, еврей. В туалете светло. Кайл с ужасом смотрит на свои раскрасневшееся от вина щёки, на воспалённое расплывшееся по груди пятно. Губы горят, рыжие кудри растрепаны – таким вот он сидел перед Картманом? В натуральную развезло. Четыре бокала вина и стакан виски залпом – нельзя больше пить. Кайл выкручивает краник на полную и умывается ледяной водой. Когда по-возможности приведя себя в порядок, выходит из туалета, он натыкается на Картмана. – Ты что здесь делаешь? – Тебя жду. Ты обиделся? Они пошли в направлении их столика. – Нет. На что мне обижаться? Ничего не было. Сам себе напридумывал, сам себя напугал. – Вот и я о том же. Ладно, – Картман останавливает за локоть, – у меня к тебе разговор. Кайл не нервничает ни от нового прикосновения, ни от перспективы остаться наедине. – Что тебе от меня надо? – Пошли к пирсу. Пирс – громко сказано, скорее небольшой причал для прокатных лодочек, высотой от воды в полметра. Рядом людей совсем нет, только уточки мирно плавают. Кайлу стоять не хочется, он валится с ног. Садится на деревянный помост, свешивая ноги к озеру. – Так что ты хотел? Картман мнётся, оглядывается. – Может, лодку тогда возьмем? – У тебя там целая речь, да? Он исчезает. Одному на пирсе становится тоскливо. Кайл плещется ногами в воде, разгоняя береговую ряску. Надеется, что сандали не размокнут и не развалятся хотя бы сегодня. Потом вспоминает про свои светлые штаны, которые сейчас пачкает пылью, глиной, да бог весть чем ещё. Понятно, почему Эрик не присоединился – должно быть, раза в два трезвее. Вернулся он с сотрудником, который отцепил им одну лодочку и помог Кайлу в нее спуститься. Дав ему денег, Картман сел следом и взял вёсла. – Нас потеряют. – Я написал им. Кайл, щупая карманы, понимает, что оставил телефон на столе. Ну и чёрт с ним. Здесь, наконец, свежо и прохладно. Картман гребёт, от весел слышаться тихие всплески. Берег отдаляется, а во тьме густой зелени виднеются редкие фонарики беседок, народ в которых ещё не разошёлся. Голоса заметно поредели, и теперь из травы, из кустов слышится гулкое стрекотание. – Кайл, – зовёт Эрик деловито, – давай начнём. Ты знаешь, что, несмотря на всю мою нелюбовь к евреям, я всегда признавал сильные стороны твоего народа. В дрожащей воде мерцает лунная дорожка. Говорят вот, под луной ничто не вечно, но разве Картман со своей шарманкой – это не навсегда? Пусть навсегда. – Никто не считает деньги так хорошо, как вы. А у тебя, Кайл, ко всему прочему ещё и образование. Мне и моей динамично развивающейся компании нужен надежный человек, который смог бы грамотно вести счета, и которому я мог бы довериться на сто процентов. Кайл, я приглашаю тебя к себе на должность финансиста. С оплатой не обижу, будь уверен. И оклад будет расти с ростом компании. А рост, как я сказал, планируется быстрый. Мокрые сандали неприятно холодят стопы. Замки Кайл не застегивал, поэтому теперь просто сбрасывает их под сиденье. – Доверять мне? Ты чуть что обвиняешь меня во всех грехах. – Это другое, Кайл. Я не буду смешивать межнациональные отношения с рабочими. Бизнес важен для меня, как и компетентные сотрудники. – Ну я в любом случае не компетентный сотрудник. У меня опыта три месяца. – Пока этого хватит, ты будешь не один, а в случае чего возьмем аутсорс. И я готов в будущем оплатить тебе какие-нибудь курсы. – Эрик… – Ну вот подумай. Сколько тебе придется ждать повышения на твоей текущей работе? Ну в лучшем случае года два, а до тех пор ежедневно выполнять рутинную поебень. Я предлагаю тебе, по сути, стартап. Плюс близкие отношения с боссом и гибкий график. Где ты найдешь такие условия, Кайл? – И при случае присесть на пару лет, да? Вот ни за что не поверю, что у тебя всё чисто. – Во-первых, ты сможешь уйти в любой момент, если что-то не понравится. Во-вторых, это же бухгалтерия! Все будет проходить через тебя. Скажешь, сомнительно – я прислушаюсь. – Господь, – Кайл роняет лицо на ладони. – Бизнес чистый. К нам обращаются клиенты, мы снимаем для них рекламу и запускаем компании в сети. Ничего незаконного, никакой проституции, вебкама, наркоты и прочего дерьма. “Гладко при гладко”, - думает Кайл. – И как бонус, но это только для высшего руководства компании, Кайл, а значит и для тебя тоже – джакузи прямо в офисе! – В прошлый раз, когда ты заманивал меня джакузи, мы эксплуатировали брошенных младенцев. – Никаких детей! Но ты только представь: тяжёлый день, вечером уже ничего не хочется, только бы расслабиться в ванне с гидромассажем и пропустить по стаканчику бренди. И пока остальные пойдут уныло пить пиво перед телеком, ты сможешь себе это позволить! Тебе нравятся условия, Кайл? Кайлу ни то хотелось выброситься за борт, чтобы больше никогда этого не слышать, ни то бежать смотреть режимы джакузи. Соль там шла в комплекте? А Картман? Думать о сложных вещах в подвыпившем состоянии трудновато, но вот что Кайл помнит, так это вечные страхи стать офисной крысой, которые с приближением выпускного и более тесным знакомством с рынком труда увеличивались в геометрической прогрессии. В компании таких, как он, с десяток. Конкуренция чудовищна, и если хочешь добиться чего-то, пахать нужно денно и нощно. – А страховка? – Со стоматологией, Кайл. – Покажешь документы, и там я подумаю. Они останавливаются у середины озера. Вешают вёсла. Картман вёз их сюда один, и не очень понятно, стоит ли предлагать обратно грести самому. С одной стороны, всё должно быть пополам, но с другой – Эрик все-таки альфа. Сегодня эти различия куда чётче, чем в старшей школе. И дело не столько в силе или одежде, дело в социальных ролях, в которые их планомерно вплетает общество. – Ты очень задумчив, Кайл. Кайл запрокидывает голову, смотрит в чистое небо, подсвеченное убывающей луной. Звёзды редкие, тусклые, одна, вторая, третья – четвёртой уже не видно. Вопрос вырывается сам собой. – Тебе кажется странным, что я омега? Он тут же жалеет, что поднял эту тему вслух. – Кажется, странным, что раньше я обращал на это мало внимания, – Эрик чуть наклоняет голову. – Тебе очень идет. – Да? Щекотно и приятно внутри. – Да. Так же лучше. – Чем? – Гармоничностью. Помнишь, я раньше говорил, что тебя надо пиздить, чтоб ты не отбивался от рук? Я был не прав, – голос становится вкрадчив. – В чём я был не прав, Кайл? Отвечать на такие вопросы – играть против себя. Люди просто разворачиваются и уходят. Только с лодки никуда не деться. Эрик непоколебим. Абсолютно уверен, что имеет право унижать и ждать ответа. Он разрешил себе, а значит, разрешат и все остальные. Кайл тоже позволяет. – Нельзя требовать от человека подчинения? И бить нельзя. – Нужно требовать подчинение и можно бить. Но с омегами есть и другие варианты. Снова внизу тянет. Получается, не казалось весь вечер. Прощупал, надавил, а теперь собирает плоды. – Зачем ты мне это говоришь? Ты вкурсе, что у меня отношения? – Кайл решает спросить в лоб. Непонятно, в какие болота его заводят и как из них потом выбираться. – Теперь это вопрос времени. – Ты ахуел? – Кайл. Расслабься. Пока я от тебя ничего не требую. Я сам приведу нашу лодочку к нужному причалу. – Ты с чего решил, что мне интересно? – Была целая совокупность факторов. – Да что ты! Это каких? Благосклонность с лица Картмана исчезает. Он снова хватает чужое запястье и грубо тянет, заставляя наклониться ближе. – Твоя матка, Кайл, помнит, кто альфа. Она хочет, чтоб её наконец-то пометили, чтоб в неё уткнулись членом и спустили так много спермы, как только возможно. Она пульсирует прямо сейчас, и ты течёшь. И я чую твой запах, и я блядь убеждён, что твои трусы мокнут. Они мокнут, Кайл? Он говорит тихо и жёстко. Смотрит в глаза, пока Кайл может выдержать. А Кайл не может долго. Он опускает взгляд – в дно, в темноту. – Они мокрые? Закрывает совсем. – Отвечай, когда я спрашиваю. Будто можно спрятаться. “Пожалуйста”. – Мокрые, Кайл? – Да. Картман отстраняется. Отпускает запястье. – Не переживай, еврей. Ты же помнишь, что я купидон. Я знаю, кто кому подходит. И ты мне очень хорошо подходишь, а значит, и я тебе. Он берёт сложенные вёсла и разворачивает лодку. Когда возвращаются к беседке, там вовсю играет музыка. – Ну вы и уроды, – Стэн смотрит исподлобья, уткнувшись с Кенни в один телефон. – Почти час прошёл. – Залюбовались красотами природы. Кайл, стараясь дышать как можно спокойнее, молча пробирается на своё место. Берёт почти полный стакан и разом делает три крупных глотка. – Да нам уже похуй, мы позвали Баттерса. На экране забытого телефона – полдвенадцатого, в уведомлениях – три пропущенных и одно SMS. Слова в сообщении расплываются. “Всё нормально? Приехать за тобой?”. Боль скручивает внутренности в канат. Будто бы всё может так скоро закончиться. Пальцы дрожат над стеклом. Кайл набирает ответ: “Прости, я отходил. Посижу пару часов, скоро приедет ещё один одноклассник. Это омега. Ложись без меня”. Кайл кладёт телефон экраном вниз и снова прикладывается к виски. Смотрит на свою руку, та едва заметно трясётся. Облокачивается на спинку, сжимая на груди замок. – Баттерс приедет так поздно? – Судя по фоткам в инсте, он вообще в любое время может приехать, – отвечает ему Кенни. С озера начинает тянуть сыростью, и, видимо, даёт о себе знать перенапряжение – Кайл ёжится. Эрик передаёт свой пиджак. – Накинь. Ребята подмечают странный для этого человека жест, но не придают особого значения. Все уже достаточно выпили. Пиджак надевают ему на плечи, а Кайл даже не может поднять глаз. Внутри пахнет чем-то прошибающим напрочь. – Кайл, – Картман садится ближе и снова будто обнимает его, кладя руку на диван, – а ты не пробовал закусывать? Перед носом оказывается мясная нарезка. Кайл послушно берёт что-то скрученное и пихает в рот. – Молодец. У официанта заказывают джин. Когда он возвращается, начинается игра в бармена. Кайл следит за потугами Кенни и Стэна в смешивании всего со всем, но сам не участвует. Он чувствует, что пьян, а, если продолжит пить в таком же теме, просто не дождётся Баттерса. Баттерс показывается на пороге минут через сорок – улыбчивый, как солнышко. Кенни подрывается с места. – Ребят, я вас здесь еле нашёл! Как далеко забрались. У Баттерса длинная чёлка и короткие виски с выбритыми крестами. Кайл верит, что он может танцевать Go-Go, как только замечает кожаные леггинсы, плотно облепившие накаченную попу. Невысокий, зато у его чёрных кед огромная платформа. Розовая тонкая водолазка открывает проколотый пупок, и лишь накинутая кофта немного выправляет положение. Кенни обнимает его, хрупкого и изящного, мягко прижимая к груди. Кайл невольно сравнивает эти объятия с его и сразу же чувствует разницу. Стэн тоже встает, чтобы пообниматься, но и там нет этой чувственной нежности. Кайл тянется к нему через Картмана, и Баттерс довольно нагло пихает того ногой. – Не борзей. – Ты же видишь, что нам неудобно, трудно подвинуться? – в голосе Баттерса, напротив, не слышится ни дерзости, ни упреков. – Куда мне можно сесть? – Сюда! – Кенни показывает место между ним и Стэном. Баттерс проскакивает на диван. Кайл замечает, как оба альфы залипают на его заднице. – А вы тут много выпили, я смотрю. – Не переживай, – Картман передвигает бутылку, – сейчас Кенни поможет тебе нас догнать. У Маккормика будто вырастает на шеи чёрная бабочка. – Добавить тебе колы? – Да, я люблю сладенькое. Кенни подливает колы, подносит Баттерсу фрукты и мясо, и Кайл вдруг понимает, что такое же с ним сегодня проделывал Картман. – Может, всё-таки колы, Кайл? – Давай. Теперь они пьют уже за встречу с Баттерсом. Тот кажется прежним: лучезарным и беззаботным. Смеётся над шутками Кенни, запросто позволяя себя обнимать. У Стэна звонит телефон. – Чел, ты б отключил его. – Меня потом из дома выгонят. Он отвечает и отходит от беседки подальше. – Как мамка, – цыкает Кенни. – Вас пока не было, он у неё минут десять отпрашивался ещё на два часа. Время вышло, походу. – Ой, это ты про Венди? – Баттерс хлопает ресничками. – Как здорово, что они до сих пор вместе! Но Венди такая строгая, – от отхлёбывает ещё виски-кола, – почти как наш Эрик. – Ты ахуел хоть в чём-то ставить меня на второе место? – Ой, ну прости, Эрик. Не думал, что это тебя обидит. – Пацаны, – Стэн облокачивается на арку входа, – я домой. Венди сказала, что у меня очень пьяный голос, и я должен ехать домой, если не хочу ночевать здесь же. – Чел, да ты почти трезвый. – Кенни, бля, да ты со мной всю эту бурду мешал. Ты сам, может, в говно уже. – Баттерс, – догадывается Кайл, – в каком мы все состоянии? – Ну не очень хорошем, если честно. Кроме Эрика. Эрик, ты самый трезвый! “Неспроста он здесь самый трезвый”. – Кайл, ты поедешь? Тебе тоже пора, наверное. Вежливая улыбка натягивается сама собой, пока мозг пытается придумать оправдание. – Чел, не оставлять же Баттерса с этими двумя. Стен уезжает, а они пьют дальше. Красные линии Кайла остались давно позади: он намеренно растворял в стакане страх и стеснение. Вспоминал, что случилось, и тут же глотал ещё. Картман с готовностью подливал. Он положил руку Кайлу на бедро, и она прожигала кожу сквозь хлопок. Кайл закрыл глаза, чтобы прочувствовать прикосновение ярче. Словно ничего в мире больше нет. Когда открыл, увидел, что Кенни уже едва ли не усадил Баттерса к себе на колени. – Виноград? Кайл открывает рот. Чужие пальцы касаются губ и лезут дальше. Мажут по зубам и дёснам. – Ты молодец, Кайл. Его прижимают вплотную. Горячая ладонь, пробравшись под пиджак, накрывает низ живота. – Твоя матка чувствует моё тепло? – шепчет Картман на ухо. Смотреть получается только прямо, туда, где прямо сейчас Баттерсу задирают водолазку. – Чувствует. – Опять потечешь? Картман давит на живот, усиливая сладостное чувство. – Я вот о чём думаю. Как мы вернулись, я не мог снова учуять тот яркий запах. Но ведь это невозможно, если ты сидишь рядом со мной в мокрых трусах. Он вдавливает большой палец в живот, водя им до лобка и обратно. – Но тут я вспомнил, Кайл, что мы заходили в туалет второй раз, чтобы ты мог вытереть свои слёзки. Ты сделал что-то лишнее, да? Ты снял их? Кайл зажмуривает глаза, как только может. – Ты сейчас без трусиков? Голос становится строже. – Отвечай мне. – Да. К мокрому виску прикасаются губами. – Значит, они остались где-то в туалете? Вот уборщик утром обрадуется. – Пожалуйста, хватит. Картман поворачивает его к себе. Кладёт руку на шею и нежно трёт пальцами скулы. – Это же хорошо, когда возбуждаешься так с одних слов. Представь, что будет дальше. Уткнуться в большую ладонь преступно приятно. С ресниц чужие пальцы стирают влагу. – Открой глаза. Лицо Эрика, оказывается, совсем близко. Дышать в этой близости нечем. – Тебе понравится, Кайл. Я обещаю. Горячий язык проникает глубоко. Он настойчив и ласков. Он неспешен, как законный хозяин. – Картман, давай-ка покурим! Кенни появляется из ниоткуда. Эрик нехотя отстраняет Кайла от себя. Встаёт лениво, подтягивается, всем видом показывая, что делает одолжение. Как только они выходят, Кайл стирает с глаз остатки слёз. Потом отрывается от спинки и совсем тихо зовёт через стол: – Баттерс, нас с тобой разводят, – получается хрипло. – Разводят тебя, Кайл. А я сам хочу. И вправду не такой наивный, каким кажется. Поджав губы, Кайл возвращается обратно. Хочется снова выпить, но получается остановиться в последний момент. В темноте альф не разглядеть. Вокруг тихо, словно никого кроме их компании не осталось. – Баттерс, – на ум приходит догадка, – тебе Картман заранее сказал, что Кенни напишет? – Конечно. Кукольный театр. Играть по чужому сценарию страшно – но разве может быть иначе с этим человеком? Кенни, вернувшись, сразу подсаживается к нему. – Кайл, мне остановить Картмана? – его голос очень обеспокоенный. На размышления уходят секунды. – Нет. – Ты сейчас выпил и можешь… – Все в порядке, Кенни. Тот смотрит с сомнением, медлит, но перебирается на своё место. – Кенни, – зовёт снова Кайл, – спасибо. В глазах друга он утопающий. – Раз все всё для себя определили, предлагаю вызывать такси.***
Пустота ночных дорог успокаивала внутреннюю тревожность. Порой можно было свернуть в квартал и не увидеть ни машин, ни пешеходов. Остановиться там у бесполезного светофора и ждать, ждать минуты полторы в небытии. Смотреть, как на углах сонных домов переливаются одиноко вывески давно закрывшихся кофеен и аптек. Замечать, как постепенно яркие фонари бледнеют в предрассветной синеве неба. Через приоткрытое окно в салон пробиралась свежесть. Кайл чувствовал, что медленно трезвеет, и мысль, куда и зачем он ехал, раньше надрывная, болезненная, теперь перерождалась вместе с сутками. Вместо переживаний тело наполнялось медитативным спокойствием. Оно становилось лёгким, неосязаемым, не касалось ни сиденья, ни ремня безопасности, парило над землёй. Эрик вёл в свои апартаменты, больше ни разу не притронувшись. Тоже спокойный, но со сложным выражением лица и едва нахмуренными бровями. Может быть, думал об истёкшем вечере, а может, о чём-нибудь совсем отвлечённом. В молчании они дошли до самой спальни. В комнате было темно и душно. Спёртый, влажный воздух казался осязаемым и их, застывших в полуметре, словно разделял стеной. – Я схожу в душ. Капли падали на горячие веки, на щёки, почти холодные стекали по потному телу. Мочили передние пряди волос, превращая кудри в волнистые локоны. Кайл обернулся в полотенце. С приоткрытого балкона в комнату просачивалась предрассветная нега. Он вышел подышать, когда за Эриком закрылась дверь в ванную. Город внизу спал, но воздух уже тронут был холодным розовым свечением. У горизонта небо светлело, и раскрашивались фиолетовыми оттенками перистые облака. – А презервативы? Они стоят друг напротив друга. Позади упирается под колени кровать. – В тебя кончают, Кайл? Снова к щекам от унижения приливает жар. – Зачем об этом говорить? – Вчера кончали? Стремление угождать альфе вырастает из груди вьющимся шипастым цветком. Принципы равенства, к которым Кайл стремился всегда в отношениях, вспарываются этими шипами и умирают. – Да. – Значит, в твоей матке полно чужой спермы. Я буду тебя накачивать, пока не почувствую, что мои сперматозоиды убили сперматозойды другого альфы. Эрик распахивает полотенце и заставляет опуститься на кровать. Двигает дальше, устраиваясь между разведенных ног. Пальцы проходят сквозь рыжие кудри. Оттягивают их, собирая влагу. – Ты очень красив. Костяшками проверяют жар щёк, трогают губы, густые рыжие брови. От этих прикосновений дрожат ресницы. Эрик ведёт по шее, по груди, специально задевая сосок. Кайл не может оторваться от глаз, завороженно изучающих его голое тело. Картман спускает с плеч свой халат и нависает сверху. Его тело, по-альфьи мощное, плотное, с широкими боками и животом будет сегодня вдавливать Кайла в постель. Внизу от этих мыслей тянет. Картман целует глубоко и грязно, заставляя обхватить его ногами. Кладет ладонь Кайлу на член. – Здесь особенно заметно, что ты омега. Усмехается. Недовольство сразу глушит новым поцелуем. Пальцы трогают вход, и по тому, как они скользят, Кайл сам догадывается, насколько уже мокрый. Эрик лижет веснушки, скулы, прикусывает мочку уха. Он совсем низко, и кажется, каждый новый вдох записывается в кредит. Внутрь входят два пальца. Двигаются сразу, и внимательный взгляд сканирует его насквозь. – Ты сегодня спрашивал, странно ли мне, что ты омега. Всё-таки странно, Кайл. А когда я вставлю в тебя свой член, будет ещё страннее. Кайл от стыда пытается закрыть лицо руками, но их быстро перехватывают. – Я хочу смотреть тебе в глаза в этот момент. Картман бьёт своим мясистым членом по члену Кайла, заставляя от ударов скулить и вздрагивать. – А в младшей школе ведь были почти одинаковые, – кладёт член на впалый живот, дотягиваясь головкой до пупка. – Но зато у тебя есть матка, Кайл. Я буду долбиться в неё, а потом до краёв залью спермой. Кайлу страшно от своей реакции, страшно от трепета, которого он никогда не испытывал перед альфами раньше. Уперевшаяся в дырочку головка ощущается телом, как таран, и становится лишь слаще. – Когда зависали в школе вместе, – Картман держит лицо, не позволяя отвести взгляд, – ты мог представить, что однажды я тебя натяну? – его член, преодолевая сопротивление мышц, проникает внутрь. – Или когда кричал, какой я мерзкий, как ты меня ненавидишь? – проникает сантиметр за сантиметром. – Помнишь, как называл меня врагом, Кайл? Теперь я твой альфа, и ты будешь мне подчиняться. Внутренности распирает от толстого члена, чувствовать себя насаженным на него Кайлу приятно до слёз. Картман опускается на него всем телом. Давит и подавляет. – Не переживай, Кайл, – он сцеловывает слёзы с дрожащих ресниц. – Теперь ты мой омега. Я позабочусь о тебе. Кайл скулит в их новый поцелуй. Член проник достаточно глубоко. Эрик двигается плавно, выскальзывает до головки, потом снова втискиваясь внутрь. Его живот давит Кайлу на член, на его собственный живот, на грудь. От этой тяжести становится сверхъестественно хорошо, и до понимания, наконец, доходит полный смысл фразы “быть под альфой”. Картман увеличивает темп. Толчки становятся короче, резче, выбивая из Кайла всё новые и новые стоны. Внутри хлюпает. По виску течёт пот. Хочется, чтобы это не прекращалось никогда, но скоро член вытаскивают полностью. – Переворачивайся, подгибай колени и ложись грудью на постель. Сознание чумовое. С трудом поняв, чего от него хотят, Кайл меняет позу. За окном мелькает почти светлое небо. – Я собираюсь достать до матки. Тебе нужно расслабиться как только возможно. Тебя трахали в матку, Кайл? – Нет. – Должно понравиться. Кайлу не очень понятно, что с ним собираются делать, но как и во всём сегодня он подчиняется. Прогибается в спине и старается расслабиться. Сосредоточившись на мышцах входа, чувствует, как вытекает его смазка. Потом, как снова вставляют член. Хочется сжаться вокруг него потуже, теретсья. Член, распирая стенки, проникает глубже. Кажется, что больше и некуда, тянет начать двигаться, но крепкие руки держат за таз, не позволяя. Давление внутри растёт, и член проходит глубже. Туда, где точно никого ещё не было. – А-а! – Матка, Кайл. Член внутри упёрся во что-то, и волна наслаждения прокатилась по всему телу. Проникла даже в мозг. Эрик отодвинулся и снова ударился. – Ты сейчас кончишь. Потом лежи смирно и жди узла. Толчок, толчок – глаза в глазницах закатываются. Снова и снова головка стукается о матку до искр из глаз. А потом тело, словно фейерверк, распадается разноцветными сверкающими вспышками. Абсолютная эйфория. Свист в ушах. Но в тело, в самое естество продолжают вколачиваться. Вдавливают в кровать. Используют по самому прямому назначению. Когда Эрик кончает, он глухо стонет. Мощная струя спермы ударяет в матку. Заливает всё внутри. Расширяется узел. Кайл пытается дышать, но каждый новый выстрел отдаётся в ногах конвульсиями. Эрик ложится рядом, накрывает ладонью живот, даруя тяжесть и тепло. – Ты молодец, Кайл, – он целует шею и плечо, – теперь можно отдохнуть. Ты со всем справился.***
Кайл просыпается, когда из него вытаскивают узел. Приподнимается на локтях, мятый, растрепанный и с тревогой смотрит на солнце за окном. Телефон показывает полвосьмого. Новых SMS нет – должно быть, Мэтт лёг спать и пока не просыпался. Счастье, что начались выходные. Кайл садится, чувствуя, как начинает мутить. – Мне надо до… – “домой” – почти слетает, но право на это слово уже кажется потерянным, – надо ехать. – Объясняться с оленем? – Не смей говорить так, – он встаёт с постели, сдирая с неё одеяло, укутывается, делает пару шагов и замирает. – Будешь там рассказывать, как виноват, и чувствовать, как по ногам стекает моя сперма. – Картман неприятно улыбается. – Ты ей накачан до ушей, Кайл. Хватит надолго. И пахнешь ты тоже мною. Или такое ему нравится? Он куколд? – Прекрати. – Ложись обратно и проспись. Поедешь ближе к вечеру, когда станешь похож на человека. Последнее Эрик говорит уже без оскала. Слушать его не хочется, но правды в словах слишком много. Кайл смотрит на себя в зеркало, и на ум приходит то ли назвать себя блядью, то ли течной сукой. Он не посмеет приехать в таком виде к человеку, которого уважает. – Когда он поймёт, что меня нет, он же начнёт искать. – Пиши, что мы все поехали тусить на квартиру, и сил ехать домой нет. Приедешь, как отоспишься. Потом отключай звук и возвращайся ко мне в кровать. – Учишь врать? – Тогда бросай по телефону. Кайл взвешивает в уме три доступных варианта и пишет отмазку. Потом идёт в душ вымывать из себя чужие жидкости, заставляет сменить постельное бельё и только потом, надев первую попавшуюся чистую футболку, ложиться досыпать. Эрик снова обнимает со спины. В голове Кайла не укладывается, как может быть одновременно так странно и привычно чувствовать рядом другого человека. – Кстати, если ты посмеешь мне изменить, – говорит Картман, – я убью того альфу, а тебя посажу на цепь в подвале. – У тебя сейчас нет подвала. – Я найду для таких целей. – Если я узнаю о твоей измене, или о том, что для тебя это всё игра – я убью уже тебя. Ножом. И ударов будет много, буду бить, пока не успокоюсь, пока на твоём животе и твоей груди не останется живого места. А места там много. Эрик прижимается ещё ближе. – Ты мой маленький монстр, Кайл.