Ты - мой.

      Эта встреча перевернула все мировоззрение Мугена. Человек, научивший его писать и читать, внес в его жизнь то, чего ему не хватало все это время. Хотя он и старался делать вид, что это совсем не мешало ему жить.       Нет, он не чувствовал себя как-то неполноценно, просто учитывая его детство, то что он не умел читать, не было чем-то удивительным.       Сэнсэй же своими уроками внес в его жизнь немного конкретики. Теперь он мог спокойно выбрать себе еду в чайной, а не заказывать то же, что и Дзин или Фуу. Найти купальню не составляло труда, ведь вывески теперь для него были плевым делом, а дорожные знаки так вообще покорялись им на раз два. Со словами в его жизни появилось много нового.       Муген понял, зачем люди подписывают вещи. Зачем помечают то, что принадлежит им, и как неугомонный кот стал помечать свои и не свои вещи. Он подписал одежды и обувь Фуу. Обозначил принадлежность Момо. Не забыл про вещи Дзина, и, конечно же про себя.       Но видимо им не понравилась такая забота Мугена, потому что Фуу была в ярости, а Дзин лишь недовольно свел брови к переносице, и молчал. Хотя то что он молчал, не было чем-то сверхъестественным.       Девчушка громко возмущалась, уверяя всех в ненормальности ума Мугена. Но ему все равно. Он лишь игриво показывает язык, и шлет девчонку куда подальше. Но не всерьез, тоже в шутку. Каким бы плохим человеком он ни был, все равно не смог бы послать Фуу.       Девчонка злится и выходит из общей комнаты, которую им удалось снять на период проживания в Аки, и кричит, чтобы они ее сегодня вечером не ждали. Муген пожимает плечами. Дзин молчит, как обычно.       Время бежит, и солнце уже начинает близится к горизонту. В комнату все еще попадают редкие лучи через окно, и Муген, как кот, нежится в них, стараясь ухватить хотя бы еще капельку такого нужного тепла. В комнате чувствуется приятный аромат трав, и все это практически разморяет самурая. Но уже через каких то пятнадцать минут свет покидает комнату, сгоняя сон с лежащего. Оставляет двоих практически в темноте.       Муген не замечает, когда зажигается свет, но, открыв глаза, видит силуэт Дзина, который сглаживается в полутьме. На секунду они встречаются глазами. Стушевавшись, уводит взгляд в сторону. Почему то ему совсем не в моготу вынести пронзительный взор ронина.       Он молчит, не спешит начать разговор. Дзин видимо тоже, поэтому лишь продолжает смотреть. Муген чувствует это. Продолжают молчать.       — Что ты сделал сегодня утром? — это было первым, что сегодня сказал ронин, и, если честно, парень надеялся, что и последним.       — Че? Ты тупой? Вещи подписал, вот и все, — бурчит Муген, поднимаясь с нагретого места, и принимая сидячее положение.       — Свои, я так понимаю ты тоже подписывал?       — Ну типа да. Или мне уже нельзя и этого сделать? — Муген вроде бы как недоволен, но эти вопросы выбивают его из колеи. Не понимает он этих намеков. Что же прямо то не скажет.       — Зачем ты подписал и меня? — не переставал расспрашивать Дзин.       — Слыш, очкарик, че ты от меня хочешь, говори прямо, — от этого прозвища лицо ронина недовольно искривилось.       — За очкарика получишь, — сказал, и кинул в него деревяшкой, торчащей из пола. Она прилетела прямиком в лоб самурая, от чего он демонстративно упал обратно.       Муген возмущенно вскрикнул, потирая ушибленное место. Деревяшка полетела обратно, но мимо цели.       — Зачем ты подписал меня? — Дзин специально выделил последнее слово. Все-таки он надеялся на благоразумность собеседника и хотя бы каплю сообразительности.       — Че? — но видимо ронин хотел слишком многого, поэтому недовольно цокнув, отодвинул хаори в сторону, показывая самураю свою грудь.       На крепком теле, в районе сердца был нарисован знак бесконечности. Так Муген подписывал свои вещи.       — А-а-а-а… ты про это, — неуверенно протянул парень, принимая сидячее положение и смотря прямо в глаза ронину. — Просто ты мой.       На секунду в помещении воцаряется тишина, но кажется, что она длится вечность. Дзин неопределенно ведет бровью, но в остальном остается таким же невозмутимым.       — Твой? — переспрашивает, как будто хочет узнать, правильно ли он все рассудил.       — Да, мой. Твоя жизнь — моя. Ты же не забыл, что я должен тебя убить в конце нашего пути?       — Не забыл, — спокойно отвечает ронин, но не останавливается, а продолжает. — Только тогда надо сделать так.       Дзин встает и направляется к молитвенному столику, где совсем недавно догорели благовония, оставляя после себя сажу. Аккуратно водит по пеплу, пачкая пальцы, и так же спокойно подходит к Мугену. Тот в свою очередь продолжает наблюдать за размеренными движениями ронина, корча непонятные рожицы.       Дзин садится напротив него и просит подать руку. Неуверенно самурай протягивает конечность, все так же не отрывая глаз. Тонкие узловатые пальцы хватают чужое запястье, отрезая пути отступления. Муген вздрагивает от того, насколько холодная кожа у ронина. По сравнению с ним, что просто пышет жаром, он кажется ледышкой.       Самурай продолжает смотреть за действиями напротив. Дзин переворачивает чужую руку ладонью вверх и подносит свою. Пальцем, вымазанным в саже, он аккуратно пишет «Дзин». Муген удивленно поднимает глаза с руки и смотрит чуть глуповато.       — Ты тоже мой. И твоя жизнь так же принадлежит мне.       Муген не находит что ответить. Почему то одна его часть кричит о том, что он не имеет право претендовать на него, а другая просто вопит о том, что все именно так и должно быть. От непонятного ступора его выводит теплое прикосновение к костяшкам руки, на которой покоилась собственническая подпись.       Дзин аккуратно поднес чужую конечность к губам и поцеловал ее, глядя прямо в глаза напротив. Муген взрывается непонятными, до этого не виданными эмоциями. Непонятное смущение вперемешку с недовольством, и чем то еще, неприятно царапающим грудь изнутри, заставляют его вырвать руку из чужой хватки.       — Ты че?! Я не из этих… — скривившись, произнес тот.       — Ага, я тоже, — произнес Дзин выхватывая вторую конечность, чистую с двух сторон. Он пишет на ней слово: «Мой». А после целует и эту руку. Муген уже не вырывается, лишь смотрит непонимающе и, кажется, с вызовом.       — Ага, я понял. Твой, твой. Только хватит уже пачкать меня, — неловко почесывая голову, отзывается он.       Муген благодарен сенсею, что тот научил его писать и читать. Муген благодарен Дзину, что тот правильно его понял. Муген спокоен.