Впервые укол терновой ветви Шэнь Цзю ощутил, когда избитый лежал перед обшарпанной дверью. По ту сторону лживый голос дарил несбыточные надежды, которыми следующие года будет питаться загнивающее сердце. Десятки ран, сломанных костей, кровоподтеков и фиолетовых отливов на алебастровой коже не сравнятся с муками, что приносила терновая ветвь, берущая свое начало от ключицы, и медленно подбирающаяся к сердцу.
Существование в поместье Цю сопровождалось каждодневной болью. Бóльшую часть приносили не физические страдания, с которыми детское тело давно смирилось, а фантомная боль в опасной близости от сердца. В редких случаях она становилось насколько невыносимой, что и без того слабые ноги подкашивались, и Шэнь Цзю падал на пол, скрючиваясь в три погибели.
Однажды приступ случился, когда наследник поместья и его шайка в очередной раз избивали Цзю. До сего момента безмолвно терпящий боль сяо Цзю вознамерился кричать настолько громко, что испугал издевающихся над ним юношей. Те сбежали. Ему, в свою очередь, оставалось лишь корчиться в агонии на гнилом деревянном полу, не надеясь получить помощь.
То был самый долгий приступ, во время которого Цзю разорвал на себе рубашку старого ханьфу. Взору предстала терновая лоза, шипы которой налились тёмным червлёным цветом. Путы терновника плелись в опасной близости от сердца; крупные иглы грозись в любой момент оборвать и без того недолгую жизнь.
С подачек Цю Хайтан юноше удалось пробраться в архив. Несмотря на дурной нрав молодой госпожи, она быстро привязалась к Цзю. Жизнь последнего от этого не стала проще, но с покровительством девы он смог разузнать о причине своего недуга.
Как правило, бутоны цветов появляются на теле в детстве, в возрасте от восьми до двенадцати лет. Общий цветок неотрывно связывает души людей, предназначенных друг для друга самой судьбой. В течение жизни родственные души будут разделять общие страдания, физические и эмоциональные, вплоть до момента первой встречи. Бутон начинает цвести, когда носители касаются друг друга, а окончательно расцветает с принятием чувств.
Сяо Цзю много и долго плакал, затаившись в глубине архива. Захотелось тотчас искоренить эти знания из свей головы. Цзю видел цветы на телах других, но то были цветы: красивые, изящные, мягкие. Даже у наследника поместья на плече цвел пышный золотой пион. А что у него? Сухая ветвь терновника? Неужели судьба с самого начала отсудила ему трагичную роль? А как же хваленная справедливость? Почему мироздание обошлось с ним так бесчестно?
Обжигающие языки пламени стремительно поглощали поместье Цю, вырываясь из окон, сжигая некогда прекрасный сад. Хор голосов доносился из обрушивающегося здания. Обгоревшие полы вскоре не выдержали тяжести и провалились вместе с правящей семьей, покои которой находились на втором этаже. Срывающиеся на хрип крики господина и госпожи, их детей, а также множества слуг и приближенных, заглушенные треском огня.
Сяо Цзю чувствовал себя опустошенным, когда стоял на тлеющих углях бывшего богатого поместья. Пробирающий запах горелого мяса, дыма, пыли, хруст костей под ногами — ничто не вызывало у него чувства удовлетворения от совершившегося правосудия. В голове крутился один единственный вопрос: как скоро карма настигнет его? Поместье населяла уйма слуг и их детей, никак не причастных к делам, что творили хозяева по отношению к Цзю.
Терновая ветвь медленно подползла к сердцу.
— Сяо Цзю!
Спустя года он вновь услышал этот голос, полный ложной радости. Сначала Шэнь Цзю не поверил, списав эту чересчур убедительную галлюцинацию на усталость после выматывающих тренировок. Но обманчиво нежный голос вновь и вновь вторил его имя. Шэнь Цзю не хотел признаваться, но ему впервые было так боязно оборачиваться. Страшно, что это может оказаться жестокой игрой фантазии… миражом.
Резкий рывок за ткань ученических одежд, и он застывает в исступлении. Ци-гэ был настоящий, осязаемый, а главное… живой. Серые глаза искрились не скрываемым счастьем, рот старшего ученика приоткрылся в безмолвном изумлении, не знающий, как описать на словах переполняющие его эмоции.
Шэнь Цзю не понимал, откуда в его груди зародилось столько щенячьего восторга. Впервые за всё время своего существования ему захотелось по настоящему улыбнуться. Отныне на душе так легко и спокойно, нет больше бремени мучительного ожидания. Кончик губ опасно дрогнул, но Шэнь Цзю вовремя вспомнил всё то, что ему довелось пережить. Старые раны раскрылись, и он грубо отдернул рукав.
Горестный взгляд Юэ Цинъюаня был ему проводником до самых дверей комнат учеников. В ту ночь терновая ветвь впервые не тревожила сон Шэнь Цзю, а на следующие утро у основания ядовитого шипа расцвел робкий белоснежный бутон, что был почти незаметен на бледной коже.
С восхождением на пик Цинцзин многое изменилось в жизни Шэнь Цинцю. Будучи признанным главой пика, он предпочитал проводить свободное время в уединении, подальше ото всех. Отрасль пика науки как ничто иное подходило к характеру Шэнь Цинцю, душевные метания в одно мгновение испарялись, стоило оказаться в окружении множества книг. Глава пика был бы рад провести вечность в тихой библиотеке, познавая нечто новое. К сожалению, у титула главы пика Цинцзин была обратная сторона: ученичество.
Шэнь Цинцю никогда не пытался ободрить безнадежных учеников лживыми надеждами, по себе знал, каково это, существовать на одной лишь вере в несбыточное. Для достижения цели одного желания мало, если ты родился со слабым телом, обделенный интеллектом — ничего у тебя не выйдет, как бы ты не старался, другие всегда будут на шаг впереди. Матушка фортуна враждует со справедливостью, посему выиграть в этой лотерее крайне сложно. Учеников, которые были лишены предрасположенности к заклинательскому ремеслу, он сразу отсеивал, глубоко в душе тая надежду, что они правильно истолкуют его поступок и посветят жизнь чему-то другому, не тратя время не бестолковые попытки.
Многие главы не поддерживали столь бессердечный метод, обращая внимание лишь на изнаночную сторону. Впрочем, Шэнь Цинцю давно смирился с тем, что никогда не станет частью прекрасного цветника. Порой его терзали мысли о том, как же Юэ Цинъюаню удалось взрасти в почве выходцев благородных семей. Невзирая на воспитание, дорогие одежды, обретённую силу, титул главы — он всё ещё тот мальчишка-раб с терновой лозой. Высокий статус и иллюзорная независимость не освободила его от пут, наложенных судьбой.
— Шэнь Цинцю, ты правда думаешь, что я поверю в твою наглую ложь?! — вечно грубый и нахальный глава пика Байчжань в очередной раз оправдал ожидания.
Лю Цингэ без зова явился на пик Цинцзин поздним вечером, перебудив всех учеников и самого главу, которому даже не дал возможности переодеться, вынудив стоять перед главой школы и всеми столпившимися вокруг учениками почти нагишом. Тонкая ночная одежда оставляла безобразно много открытых мест, в том числе и кусочек ключицы. Терновая ветвь предательски больно колола именно сейчас и разрасталась прямо на глазах.
Полусонный Шэнь Цинцю стоял на пороге своей хижины в лёгком исступлении, придерживая сползающую с плеч ткань, покамест счастливый обладатель золотой розы обливал его грязью. Затуманенный взгляд непроизвольно зацепился за янтарные лепестки, что так красиво обрамляли стройную аристократическую шею.
«Жёлтая роза — символ победы, процветания…» — досадливо хмыкнул лорд, пропуская мимо ушей упрёки и обвинения.
— Сяо Цзю.
Очнувшись от объявших рассудок мыслей, Шэнь Цинцю нашёл взглядом источник фальши и лжи. Юэ Цинъюань осторожно приблизился к лорду, последний ощутил навязчивое желание отстраниться, но неведомая тяга удержала его. Глава школы снял с себя серую накидку и набросил на подрагивающие плечи брата.
— Шиди Лю, возможно, ты не правильно истолковал пересказ своих учеников? Не думаю, что шиди Цинцю способен на подобный поступок. Дети впечатлительны, могли понять превратно. Вам стоит обговорить всё наедине.
«Снова обманываешь, и ради чего? Хочешь обелить мою репутацию перед Лю Цингэ? Без толку, она уже давно погрязла в небытие», — словно в доказательство сей правоты перед глазами возникли картины далекого прошлого.
Шэнь Цинцю слишком поздно начал свое самосовершенствование, это стало поводом для нескончаемых насмешек, пусть и немых, но тогдашний ученик Цинцзин без слов понимал значение всех косых взглядов. Таково правило: если довелось выделиться из общей массы, велика вероятность, что именно на твои плечи упадет ноша отщепенца. Окружение Шэнь Цинцю представляло собой выходцев благородных семей, за редким исключением. Но судьбе словно было того мало, и потому злой рок наделил его терновой лозой.
В своё время лорд Цинцзин занялся глубоким изучением языка цветов, и мог бы считаться знатоком этой области, если бы не старался скрыть своё неравнодушие. Широкие познания в судьбоносных цветах зачастую помогали лорду найти правильный подход к сложным личностями. Он не порочил свою репутацию пустой лестью, но парой слов можно кардинально изменить мнение человека, чем Шэнь Цинцю не стыдился пользоваться.
Чем глубже глава пика погружался в пучину знаний, тем больнее становилось избитой душе. Про терновую ветвь нигде не было сказано ни слова.
«Так и знал, ошибка природы…» — обреченно думал Шэнь Цинцю, провожая тяжёлым взглядом цветущие бутоны.
— Брат, думаю, тебе не стоит спешить с выводами, ученики вправду могли ошибиться, — очаровательная Лю Минъянь бережно обхватила запястье заклинателя своими тонкими, по девичьи нежными, руками. Сей жест утешил гнев главы Байчжань, однако тот не прекратил бросать в сторону собрата озлобленные взгляды. Впрочем, Шэнь Цинцю их успешно игнорировал, подобно боли в области сердца.
«Орхидея — цветок весны, символ женского великолепия», — размышлял лорд, провожая печальным взглядом девушку, на чьей ноге распустилась ветвистая орхидея нежно фиолетового цвета.
— Сяо Цзю. — Глава пика скривился.
— Не зови меня этим именем, — Шэнь Цинцю теплее кутается в одежду брата-предателя, что хранила в себе его тепло и запах. Заклинатель не заметил, как начал зябнуть. Ночи на вершине холодные. Развернувшись, глава направился в бамбуковую хижину.
— Сяо Цзю! — чужая рука ухватила молочно-бледное запястье, крепко сжав. В малахитовых глазах вспыхнула ярость. Грубо вырвав руку, глава пика развернулся к Юэ Цинъюаню. Во взгляде главы школы явственно читалась вездесущая скорбь, но он не в силах был что-либо предпринять. — Сяо… шиди Цинцю, ты ведь не просто так ушел? Была причина?
— Не было. Я ушел.
«Как ты в свое время».
— Сяо Цзю…
Шэнь Цинцю запер дверь.
«Если бы вы уделяли время не варварскому размахиванию клинком, а больше постигали науку, давно всё поняли», — обреченно думал глава, оперевшись спиной о запертую дверь. Мгновение спустя послышались едва различимые уделяющиеся шаги.
В очередной раз Юэ Цинъюань обрёк Лю Цингэ и Шэнь Цинцю на совместное задание, веря, что общее дело сплотит враждующие души. Единственное, к чему главы пришли по обоюдному согласию: своими потугами глава школы делает только хуже.
Лю Цингэ твёрдо считал, что с поручением справиться может самостоятельно. Игнорируя упреки и протесты Шэнь Цинцю, глава пика Байчжань оставлял ему обязанности следить за своими и чужими учениками, сам же отправлялся на решение проблемы. Такой способ удачно сработал один, второй, третий, а на четвертый раз не сработал.
Миссия проходила в сумеречном лесу, где разделяться смертельно опасно, ибо даже всезнающий лорд Цинцзин не был осведомлён о всех тварях, которые прячутся под покровом темноты.
Лю Цингэ своевольный, он не послушал Шэнь Цинцю.
На плечи лорда Цинцзин упал груз ответственности за пятерых адептов вершины Байчжань, к счастью, его ученики расспрашивали сельчан, находясь в относительной безопасности. Опасения Шэнь Цинцю, к великой беде, сбылись.
Глава пика пытался осторожно вывести детей из леса, но их внезапно настиг рой костных светлячков. От первой сотни Шэнь Цинцю с большим трудом отбился. Когда-то ему доводилось читать о этих демонических тварях, довольствующихся костным мозгом и золотым ядром заклинателей. Костные светлячки чутко ощущали обладателя самого сильного ядра, с него и начинали своего кровавое пиршество. Насекомые, размером с фалангу пальца взрослого человека, прокладывали путь сначала к золотому ядру, вырывая толстые каналы прямо в животе всё ещё живого человека, обрекая на долгую и мучительную смерть. Некоторые особи заползали в рот и шли по пищеводу, ибо не брал тварей желудочный сок.
Шэнь Цинцю знал, что именно ему выпадет участь стать первой жертвой. Его золотое ядро словно маяк среди моря. Заклинатель его уровня мог бы попытаться справиться со светлячками, но не когда на попечительстве находится пятеро детей. главе пика не пришлось долго размышлять, выход из этой ситуации представлялся лишь один.
— Расходитесь. Бегите друг от друга, как можно быстрее, — молвил Шэнь Цинцю, устремившись в глубь чащи.
В первый раз напала всего сотня, однако костные светлячки живут роем из нескольких тысяч особей. Не за горами время, когда остальные почувствуют скопление энергии и прилетят на пиршество. По большому счёту, костные светлячки действовали небольшими группами, они вряд ли будут разделяться и выбирать между шестью источниками энергии — полетят на самый сильный. У детей будет шанс спастись, если внемлют совету Шэнь Цинцю и убегут из леса со всех ног.
Не послушали.
Трое адептов Байчжань не расстались. Светлячки, которых не добил Шэнь Цинцю, устремились за учениками, что своим трио сформировали сильный источник энергии. Не сложно догадаться, как встретили свою погибель непокорные адепты. Двое выживших рассказали обо всем как есть: шишу Шэнь оставил доверенных ему учеников без помощи, обрекая на верную смерть.
Потупив взгляд в пол, Шэнь Цинцю нашёл в себе силы подняться и рухнуть на постель. Остаток ночи он вжимал острый нос в ткань чужих одежд. Усталость сыграла своё, потому бессмертный не застал момента, когда ключицу опутали белоснежные бутоны.
***
Утром следующего дня Шэнь Цинцю чувствовал несвойственное ему одухотворение, словно и не было того выматывающего разговора. Глава пика даже не стал ругать Ло Бинхэ за пролитый чай. Мальчишка крупно дрожал, стирая с рук наставника следы чая. Прибывая в абстракции, глава безмолвно наблюдал за действиями ученика.
«Что же со мной такое? Что-то определенно не так, чего-то не хватает», — рассуждал Шэнь Цинцю, закусив внутреннюю сторону щеки.
— Учитель желает чего-нибудь ещё? — с опаской спросил Ло Бинхэ. Мальчик мялся с ногу на ногу, ему было неуютно находиться в компании молчавшего учителя.
Шэнь Цинцю ничего не ответил. Затуманенный взгляд скользнул по облику Ло Бинхэ и зацепился за тонкую ветвь, слабо выглядывающую из-под белого рукава. Прозрачная поволока в один миг рассеялась, глава пика Цинцзин внезапно ухватил ученика за руку. Не ожидавший такого фортеля Ло Бинхэ интуитивно дернулся, но хватка только проснувшегося учителя оставалась такой же крепкой.
— Дикая слива, — прошептал Шэнь Цинцю скорее для самого себя. Как бы Ло Бинхэ не старался напрячь слух, разобрать бормотание наставника ему не удалось.
— Учитель? — робко окликнул юноша, на что Шэнь Цинцю фыркнул и грубо оттолкнул ученика. Почувствовав свободу, Ло Бинхэ схватил поднос с завтраком, поклонился и стремительно покинул хижину.
Шэнь Цинцю был разбит и счастлив одновременно. Осознание непривычного душевного умиротворения и свободы пришло внезапно.
Лорд замер напротив зеркала в тонком ночном одеянии. Взгляд устремился на живую ветвь терновника, мягко вьющегося вокруг острой ключицы и аккуратно подбирающегося к аристократичной шее. Снежные лепестки обрамляли острые шипы, скрыв за собой.
«Всё верно, боли нет…»
Физической боли больше нет, место ей уступили душевные терзания. Когда от первостепенного ликования не осталось следа, губы вновь вытянулись в тонкую линию, задрожав, Шэнь Цинцю осел на пол.
«Злой рок в который раз посмеялся надомной».
«Юэ Цинъюань».
***
Судьбу нельзя обмануть, не получится предугадать и не выйдет изменить. Шэнь Цинцю не понимал, в какой момент забыл об этом простом правиле и окунулся в пучину мнимого счастья. Глава пика мечтал отпустить все жизненные тяготы и просто плыть по течению, такой образ жизни незаметно начал приносить счастье, с которым так тяжело было расставаться.
— Учитель привечает смерть в таком неподобающем виде? Как же вам удастся пройти мост Найхэ-цяо? — глумливый голос эхом пронесся по тюремной камере. — Верно, я совсем забыл, вашей душе путь лишь в судилища Диюй!
Стальные кандалы истязали некогда мраморно-чистую кожу, нынче покрытую грязью вперемешку со спекшейся кровью. Шэнь Цинцю стоило больших усилий не размыкая уст воззриться на демона. Сверкающие яхонтовые глаза с гордостью созерцали последствия своих деяний.
Глава пика не стал язвить, не потому, что был не в силах подобрать ядовитые слова, отнюдь. Шэнь Цинцю опасался, что, если раскроет рот, сдерживать болезненные крики больше не сможет. Рваные раны, отрубленные конечности, выколотый глаз, сломанные ребра — ничего не проносило столько боли, сколько впивающаяся в сердце терновая лоза. Некогда глубоко голубые плоды зачахли, сливовые листья скрутились в трубочки, усохли. Вольные шипы разрастались с большой силой, разрывая грудную клетку, стремительно прокладывая себе путь к сердцу.
— Ох, главе школы пришёлся по душе мой подарок, — озлобленно хмыкнул Ло Бинхэ, выждав паузу, — настолько, что он решил навестить нас, жаль, что не дошел…
Узрев исказившееся в испуге лицо пленника, Император зловеще рассмеялся.
Сплюнув кровь, Шэнь Цинцю поднял взгляд из-под слипшихся ресниц на довольного собой демона. Изувеченное тело задрожало, сквозь зубы прорвалось едва уловимое шипение от жжения в глазу. Первый раз в своей жизни Шэнь Цинцю пытался обмануть себя, заставить верить, что едкие слова демона лишь жестокая провокация, но глубоко в душе он понимал — нет.
Адская боль пронзила грудь, словно его ребра медленно раздвигали, дробя кости и разрывая органы — открывали плотно запертые врата к сердцу. Шэнь Цинцю задыхался, он не мог сглотнуть кровь, ощущение, слово пищевод оторвали от других органов. Из груди вырвался протяжный вой, кровоточащий бок свело судорогой. Остатки гордости не имели значения, когда тебя пронзает великое множество шипов, словно терновая лоза разрослась по все телу.
Бывший глава пика, ныне всё тот же безымянный мальчик с сухой терновой ветвью, сквозь боль слышал вездесущий голос Ло Бинхэ. Сильная рука демона схватила его за волосы и больно дернула вверх. Встретившись с алыми глазами, Шэнь Цинцю с трудом смог прочесть по губам обрывок фразы:
— …знаете, учитель, раз уж жить вам осталось недолго, примите от меня скромные презент.
В предсмертной агонии Шэнь Цинцю видел грубо отрубленную голову Юэ Цинъюаня. Стеклянные посеревшие глаза не выражали ничего кроме нестерпимой боли, застывшее скорбное выражение лица во всей красе предстало пред Шэнь Цинцю. Спутанные волосы рассыпались по грязному полу тюремной камеры.
Жуткий смех эхом прогремел в голове Шэнь Цинцю, кому он принадлежал, сказать было сложно. Рассудок покидал искалеченное тело вместе с душой.
«Сяо Цзю!» — вторил голос Юэ Цинъюаня, перекрикивая смех.
«Ци-гэ», — закричал бы Шэнь Цинцю, если бы была возможность.
Ядовитый шип терновой лозы разорвал сердце.
И пусть каждый, кто в этой жизни хоть раз любовью обескровлен был, знает, любовь — меч обоюдоострый: одним лишь взмахом разит оба сердца беспощадно.
