Осколки

Разбиться стоит хоть раз. Одна ошибка может стоить разбитой вазы с рухнувшим на пол цветком. Вытекшая вода напоминает лужу слёз, которая окружает осколки. Даже где-то бережно, словно в попытке смягчить острые края и заглушить звон разрушения. Подняв их, есть только два исхода: порезаться или нет. Получить двойной урок или только один. Выкинуть осколки или собрать вместе и склеить. Наш выбор определяет нас. Хочется выкинуть и идти дальше, купить новую вазу, поставить ее подальше от края и уже никогда её не разбивать. Остаётся только выбор: что же сделать с цветком? Выбросить вслед за бывшей вазой, за старым его домом, или подобрать ему временный, пока не купишь новый? А вдруг цветок уже погибнет, пока ты пойдёшь за новой вазой? А вдруг ты забудешь об этом и что дальше? Твоему цветку все ещё нужен красивый дом? А вдруг он погибнет быстрее, находясь в условной кружке, потому что это не подходит под его суть? Он хочет быть красивым и любимым в руках хозяина. Ему нужен эстетичный дом и заботливые руки, чтобы прожить подольше. — Я люблю тебя. Шепот откуда? Внезапный такт в три четверти в сердце прерывает размышления о разбитой вазе и погибающем цветке. Кисть отходит от полотна и мягко опускается на специальное углубление. А в мыслях неловко появляется голос, который тихо и взволнованно предлагает приоткрыть балконную дверь, чтобы хоть немного почувствовать холодное дуновение ветра. Кончики пальцев небрежно мажут по щеке масляной краской синего цвета. Такого же цвета как разбитая ваза на холсте. — Тебе больно? Гость встаёт сзади на колени и приобнимает сидящего на деревянной табуретке неподвижного человека, который не привык показывать очень много. Чувствуя тёплую щеку у своей шеи, он чуть склоняет голову в бок, чтобы было удобнее гостю. — Просто сбегаю. Хозяин комнаты придвинул к себе ближе коробочку с наушниками и протянул один своему гостю. Тот принял его как раз в момент, когда палец в краске коснулся на экране кнопки воспроизведения. В середине прослушивания гость уткнулся в плечо владельца наушника, немного сползая, но не выпуская худое тело из своих полуобъятий. В конце прослушивания гость уже сидел на своих коленях, опуская руки с талии хозяина комнаты. — Я ожидал другую. С пола послышался тихий вздох. Неподвижный до этого человек, поднял взгляд к потолку, стараясь сдержать все, что он чувствует, и не дать воде из разбившейся вазы растекаться вокруг её осколков. — Не всегда нужно быть предсказуемым. Человек чуть повернулся на стуле и посмотрел в карие глаза, которые, как он прекрасно знал, могли налиться грустью слишком быстро, хоть и через большое усилие скрывая ее за улыбкой. Немного подумав, рука сама потянулась к лежащей в специальном углублении кисточки, с уже засохшей синей краской. Обмакнув её в слегка мутную воду, хозяин комнаты коснулся кончиком кисти щеки сидящего напротив человека. Осторожно провел ею вниз. Владелец карих глаз тихо дышал, позволяя художнику проводить мягкими и мокрыми ворсинками по своему лицу. Теперь то же самое с другой щекой. Рука с кистью замерла в сантиметре от губ гостя. Отвернувшись, он положил кисточку и, взяв чистую, протянул её своему кареглазому полотну. — Теперь ты. Взяв в тёплую ладонь баночку с красной краской, хозяин комнаты опустился на колени напротив своего гостя, который теперь плакал невидимой, еле заметной синей краской. У художника тоже карие глаза. Но гостю кажется, что в отличие от его цвета, они безумно глубокие. Он хочет прямо сейчас захлебнуться в них, так, чтобы не всплыть, с головой увлечься и больше не искать острые иглы на каждом повороте. Ладонь с длинными пальцами раскрылась и гость забрал баночку, чуть затаив дыхание. Не торопясь, он раскрыл её и погрузил кончик кисти в густую, ярко-красную краску. Чуть приподнявшись, сделал первый мазок по щеке художника, который снова покорно склонил голову чуть вбок, чтобы другому было удобно рисовать, а самому наблюдать за ним. Хозяину комнаты нравилось наблюдать за тем, как его гость рисует, пишет, делает что угодно. Видит со стороны этот чуть приоткрытый рот и аккуратный взгляд, который сконцентрирован в одну точку. Знал, что гость думает, мол он выглядит глупо, но это был самый уютный взгляд из всех. Последний красный мазок был неожиданным для него: кисть вскользь затронула нижнюю губу. Художник покрылся мурашками, а второй тихо произнес: — Ну вот. Они встретились взглядами и хозяин комнаты потянулся за телефоном на столе. Коснувшись кнопки передней камеры, он чуть повернул голову, чтобы разглядеть в ней творение своего гостя. Схематичное четырехкамерное сердце. Оно кровоточит и капли заполняют рот. Художник поднял глаза на второго художника. Краски мягкими мазками рассказали о них больше, чем сами могли бы. У них получилось молча рассказать как видят друг друга они: хозяин комнаты и его гость, который живёт за стеной, совсем рядом. И если кто спросит: он бережно поднимет цветок и найдёт ему самую прекрасную вазу, потому что не справится видеть слезы на его щеках, когда тот один. Он будет говорить, что это нормально — плакать, а его доверие будет ценить и хранить как самое дорогое. И если нужно, то он склеит эту вазу, найдёт самый крепкий клей этим осколкам и не позволит снова случиться ошибке. Уведомление вновь потревожило экран мирно покоящегося на полу телефона, и вместе с этим оно осветило последнюю прослушанную песню её владельца:

HAN — Close;