Имеет значение.

      Ваня щурит глаза перед ноутбуком, к другу ближе трётся, переплетает босые ноги с чужими под пледом, пытаясь согреться в холодный февраль. Он тыкается в мягкую ткань влажным от простуды носом и время от времени кидает на Диму взгляды искоса, но, замечая его заинтересованность к происходящему на экране, следует чужому примеру в противовес тому, что весь сюжет знает. Ваня гладит собственные колени, в то время как под ладонями желает почувствовать чужие щёки, измерить теплоту кожи губами, взаимную отдачу получить. Передние пряди растрёпанных после шапки волос Димы ложатся на пунцовое лицо, принимающее гримасы различные в течении просмотра, его острые локти пихают Ваню в бок при малейшем движании — до того они близко друг к другу сидят.       — Вань, это мы. — Его голос в хреново освещённой комнате звучит предельно интимно, отчего волосы на затылке встают дымом. Дима улыбается уголками губ и указывает грязным от чипсов пальцем на двух целующихся главных персонажей по ту сторону экрана. Ваня в ответ хмыкает. То ли от того, что во второй части фильма пути этих героев расходятся, то ли от того, что нихрена ведь не они.       — Дим, я люблю тебя. — Он теребит края футболки под пледом, голову в сторону друга поворачивает и ждёт хоть какой-то реакции. Он вздыхает обречённо, когда тот и бровью не ведёт, будто и не услышал вовсе.       — Я тебя тоже, родной. — Будничным тоном отвечает Дима, даже не посмотрев в ответ. У Вани сердце из грудной клетки куда-то в кишки проваливается, от чего к горлу поступает тошнота. Он этот комок проглатывает, игнорируя, как невыносимо дерёт глотку. Ваня чувствует острую необходимость продолжить этот диалог, но его голос сбивается раньше, чем он успевает сказать хоть что-то. От стыда под землю провалиться хочется, прямиком в котелок с кипящим маслом вместо воды.       — Я серьёзно.       — Я тоже.       — Блять, Дима, несмешно уже. — Ваня ругается раздражённо, тем самым наконец добившись чужого внимания. Глаза Димы — глубокие, почти бездоные, заглядывают в растерянные напротив. — Я правда люблю тебя. В самом гомоэротическом смысле. — с выдохом вырывается изо рта Вани, последнее слово переходит в разочарованный шёпот. Что он ожидал получить в ответ? Не надеялся же он, что они с Димой начнут лизаться, как две лесбиянки.       У того на губах нервно дёргается натянутая улыбка, он опускает взгляд на собственные руки, не в силах смотреть на то, как в радужке кофейных глаз что-то трещит и гаснет, подобно уголькам тлеющего костра. — Прекращай, мы же не на стриме.— Дима хмыкает и сам же удивляется, как жалко и подавленно сейчас звучит его голос. Он поправляет скатившиеся на кончик носа очки. — Мы оба понимаем, что диван и вся остальная гейская херь — просто способ повеселить аудиторию. Я не знаю, что ты там себе напридумывал, но. — Он всё же решается посмотреть в чужое лицо, тут же жалея — плечи Вани неконтролируемо потряхивает и он прикусывает губы. Его челюсть дрожит и Дима понимает, что ещё одно слово станет спусковым крючком для рвущегося наружу отчаяния Вани. — Я отлить. — Спонтанно выпалив вскакивает с кровати как-то совсем резко и неловко, поспешив ретировать в ванную. Охуительный путь к отступлению, ничего не скажешь.       — Блять. — Дима шипит перед зеркалом в ванной, с силой трёт глаза, будто пытается их выдаваить. Их игра в геев перешла черту ещё в тот момент, когда взаимные подкаты вышли за пределы камеры, а руки приобрели свободный доступ к телам друг друга. Когда в ответ на пошлые приколы у Вани комкались слова, скатываясь в бессвязный поток смущения. Когда во время словесных перепалок шуточные оскробления переходили в агрессивные признания в симпатии. Когда тело начало становится оголёным проводом под чужими небольшими ладонями, пуская от сердца разряды электрического тока в виде мурашек и слабо заметной дрожи.       Холодная вода на лице отрезвляет, как и хлопок двери за пределами ванной. Дима выходит в прихожую, замечая отсутствие чужой обуви на полу и куртки на вешалке. Он устало прикрывает глаза, склонив голову вниз, и направляется в свою комнату, тихо матерясь себе под нос. В воздухе всё ещё чувствуется едва уловимый аромат кофе с молоком и бьющий в нос запах табачного дыма. Запах чужого тела пропитывает каждый угол квартиры, на языке оседая привкусом терпкой горечи. Дима плед ещё больше комкает, теряясь в счёте времени. Он ложится на живот и запускает руку под подушку, прижимаясь к ней щекой, и брови к переносице сводит, когда сон так и не приходит. Экран телефона загорается, оповещая о новом сообщении. В силу действующей беззвучки Дима этого не замечает. Это может быть Ваня, написывающий извинения или наоборот — гневные тирады.       Но теперь это вряд-ли будет иметь значение.

***

      Тактильный контакт — показатель симпатии со стороны Димы, в то время как у Ваня признаком доверия является принятия чужих прикосновений. Дима перекидывает руку через плечо Вани и привычно прижимает к своему боку, будто без этого незначительного действия его не услышат. Чувствует, как мышцы под его ладонью напрягаются, видит, как тонкие губы мнут пластиковую трубочку и взгляд чужих глаз уходит в сторону.       Лиза хмыкает уголком губ, трубочкой лёд из пустого стаканчика достаёт и кладёт на язык, параллельно продолжая вести беседу. Дима приподнимает брови и растягивает губы саркастичной улыбке в полной готовности произнести какую-то колкость. Ваня раздражённо цокает языком, закатывая глаза. У Димы в ответ на это действо едва заметно опускаются уголки губ. Рука медленно сползает с чужого плеча, оказываясь на собственных коленях. Их театр двух актёров постепенно одного теряет, что ощущается, как песок, проходящий сквозь щели между пальцами — меньше становится, а ты того и не замечаешь, как не старайся пальцы сильнее сжать, все равно сыпется. Дима чувствует это настолько ощутимо и болезненно, что в глазах начинает мутнеть. — Любовь моя, ваше недовольное личико ранит меня до глубины души.       — Прекращай драматизировать. — Перебивает Ваня, игнорируя треск направленных на него стеклянных глаз. — Мы же не на стриме. — Добавляет он на грани слышимости так, чтобы только сидящий рядом Дима услышал. У того, кажется, сердце удар пропускает от этого холодного тона.       Но это по прежнему не имеет значение.

***

      Я на солях:

Мне не хватает Димы, ну етижи пассатижи, у меня теперь нет диалогов для фф с нц ((

      Дима усмехается, прочитав это сообщение в чате. Он не вслушивается в говор ребят, продолжая лениво следить за движом в чате. Шуршание микрофоном орёт в наушниках с первых же секунд попадания на стрим, что начался более сорока минут назад. Мягкий, приглушённый голос тянется, заглушая фоновый шум других участников, и Дима невольно вслушивается в воодушевлённый тон.       — Мне тоже! — он сбивается, будучи перебитым, но почти сразу вновь подаёт голос: — Мне тоже не хватает Димы, очень сильно. — Несмотря на приглушённый звук (Дима начинает понимать, почему в чате пишут, что Ваня в жопе), невесёлый смешок в конце его слов не ушёл от чуткого слуха.       У Димы на губах цветёт печальная улыбка раньше, чем он успевает это понять. От отсутствия в холодный месяц чужого тепла хочется выть. Больше ничего внутри пламя разжечь не способно так, как это делал он. Ваня не просто важный человек, он — повседневность, образ жизни, неотъемлемая её часть, без которой Дима, как без кислорода, задыхается. Вновь услышать этот голос становится не столько желанием, сколько потребностью, но Ваня молчит. Молчит пять секунд, десять, двадцать, и вновь подаёт голос спустя двадцать восемь секунд молчания:       — Если я выйду, я могу позвонить Диме. — Фраза теряется в шуме чужих голосов, оставшись неуслышанной. Дима соврёт, если скажет, что внимание парня ему неприятно. Под рёбрами что-то сжимается, когда на экране отображается звонок.       - Да? - Его голос звучит скачет до высокой ноты. Лишь одно произнесёное для начала диалога слово уже вызывает стыд и желание дать себе по лбу. Да? Пизда. Попытка не подать вид, насколько долгожданным является этот звонок, проваливается крахом, стоит только услышать этот голос. Такой родной, такой трепетный. Чужой тон граничит между холодом и теплом, отзывающимся узлом в груди.       - На стриме спрашивают, когда ты придёшь. - Слова заметили в ухо так же быстро, как их смысл вылетел из другого. Дима молчит несколько секунд, утопая в собственных дискуссиях с самим собой в голове. Он бы и дальше продолжил это, если бы его не вырвали в реальность. - Дим?       - А? Прости, я прослушал. - Изо рта вырывается лишь краткое оправдание и неловкий смешок.       - На стриме ждут тебя. - Ваня повторяется. На этот раз суть сказанного сразу становится понятной для Димы. - Не забудь позабавить зрителей гейской хернёй. - Он делает акцент на последних двух словах. Ваня пытается звучать безразлично, хотя в его словах явно передана вся обида. Он сбрасывает, когда Дима оставляет его язвительность без ответа.       Диалог выходит смазанный, бессвязный, краткий и абсолютно не имеющий смысла, но плечи Димы заметно расслабляются. Положив трубку он поддаётся назад, прижимаясь спиной к холодной стене. Впервые за последние дни ему становится уютно и по настоящему тепло.       Придай он этому чувству чуть больше значения, он бы к чему-то пришёл. Но он проигнорировал свои алеющие щёки и необоснованно приподнятое после разговора настроение.

***

      Морозный воздух царапает кожу лица, под распахнутую куртку лезет, пуская по телу дрожь и мурашки. Дима лениво волочет ноги, потупив взгляд куда-то в землю. Ветер растрепал волосы до состояния заледеневшего гнезда. Тело немеет от холода, но возвращаться в удушающие стены собственного жилища не хочется, отчего он на улицу в спешке в одной футболке и тонких штанах под весенней курткой выскачил.       Парень стоит напротив заветной двери, зависая на пару секунд, позже решительно надавив на кнопку звонка. На чужом лице — удивление в перемешку с искренним беспокойством. Дима смотрит в глаза напротив, видит в них тепло и вздыхает облегчённо. Поддаётся вперёд, уткнувшись лицом в изгиб шеи и смело сжимает ткань ярко-красной кофты, чувствуя под ней острые лопатки.       Ваня зарывается ладонью в смоль волос, нежно массируя затылок пальцами, вторая рука ложится на поясницу, сильнее вжимая Диму в себя. — Ты холодный. — Констатирует факт Ваня, укладываясь подбородком на чужое плечо. Дима улыбается умиротворённо, дыханием щекоча шею друга.       — Извини. — Выдыхает Дима, сам не до конца понимая, за что извиняется: за нарушение чужого теплообмена или за путаницу в собственных чувствах. Ваня отстраняется, взяв чужие ладони в свои в попытках согреть, и улыбается впервые за долгое время — привычно широко и с двумя ямочками над губой. Диме хочется улыбку эту с лица чужого стереть, выкрасть, сцеловать. Но он лишь покорно следует в тёплое помещение, когда Ваня несмело тянет его за собой.       Очки потеют в первые же секунды после того, как Дима ступает на порог, мешая полноценно рассмотреть парня напротив. Ваня, такой домашний и милый, как котёнок, смотрит на него взглядом, полным добра и обожания, и Дима под этим взглядом растекается, как мороженое.       Тихое шипение конфорок разбавляет тишину, Ваня заботливо накидывает плед на озябшие плечи. Дима не замечает ни промокших насквозь ног, ни мокрого носа, ни зуда в горле. Всё это — мелочи, которые теряют свои значения на фоне умилительных попыток Вани дотянуться до верхних шкафчиков за чашками, стоя на носочках. Дима не может отказать себе в возможности обнять со спины. Ваня опускается с носочков, почувствовав обхват вокруг своей талии, и расслабляется в руках Димы, положив ладони на руки, которые аккуратно обхватывают его тело.       — Я скучал. — Произносит Дима, горячо выдыхая в загривок Вани.       — Я знаю. — Отвечает тот кратко, поддаваясь всем телом назад и позволяя обнимать себя крепче. Дима — холодный после улицы, от его прикосновений по телу проходится дрожь даже сквозь одежду, но щёки его до того кипящие, что Ване становится жарко. Он откидывает голову назад, касаясь затылком чужого плеча.       — Я всё ещё не уверен, что могу ответить на твои чувства, — Ваня поворачивается лицом к Диме, всё ещё находясь в кольце рук. Он упирается поясницей об поверхность столешницы позади себя, игнорируя желание положить ладони на лицо Димы и оставить невесомый поцелуй на уголке губ, — но если желание целовать тебя без задней мысли и быть друг у друга на первом месте можно считать любовью, то, я думаю, я тоже люблю тебя. — Его руки со спину переходят на талию, мягко сжимая. Ваня в ответ смелеет, запуская ладони в мягкие волосы на висках и притягивая чужую голову чуть ближе.       Дима нерешительно смотрит на растянутые в скромной улыбке губы из-под трепещущих ресниц. Он оставляет сухой поцелуй в ямочку над губой, на что Ваня тихо хихикает с его неловкости.       — Серьёзно? После всех обещаний трахнуть меня ты стесняешь поцеловать меня в губы? — Дима щипает Ваню за бока, тот в ответ ойкает, смеясь уже в голос.       — Хуила, я тебе душу обнажил, а ты смеёшься.       Когда Ваня стоит напротив, сжимая его лицо и невинно целуя, в голову не лезет ничего кроме мысли о медовом привкусе чужих губ.       Дима бесповоротно влюблён в Ваню самой непонятной и тяжело проявляемой любовью. И эти чувства, пожалуй, имеют значение, когда они оба готовы их разделить.