Видеть мир

- Скажи, Рава, - обращается к невидимой собеседнице Ван, удобно устроившись под боком Мулы, - каким был мир в начале времен? Конечно, он может и не произносить вопрос вслух, ведь она все равно услышит его. После Гармонического Сближения их сущности будто крепко сплетены невидимыми нитями, и каждая мысль Вана отдается эхом в мыслях Равы, так же, как и ее мысли дублируются в его. Но он все равно продолжает говорить. И представлять Раву напротив себя. Потому что иначе его съедает чувство вины за то, что он ограничил ее пространство лишь своим сознанием, заменил ее необыкновенные способности своими посредственными умениями. В последнее время вся эта история с объединением душ уже не кажется ему такой уж полезной штукой. - Кто знает, - шелестит голос Духа Света у него в ушах, и Ван удивленно вскидывает брови. - Но ты и Вату существуете с начала времен, разве я не прав? – Осторожно спрашивает он, попутно размышляя, не сболтнул ли очередную глупость. - Прав, - соглашается Рава, - но только ты забываешь, что мы с Вату сражаемся за судьбу мира с момента его появления. На секунду Ван будто лишается зрения, глаза заволакивает белесая дымка, а затем он видит мир так, как его видит Рава. Точнее, видела, потому что она показывает ему отрывки из своей памяти. Воспоминания Равы о начале времен – странное смешение красок и звуков, кружащееся с громадной скоростью. Все вокруг будто расфокусировано, ее внимание сосредоточено только на темном пятне где-то впереди. Она летит за ним, ускоряется еще больше, стремясь догнать, а тьма все растет и растет, и потом обволакивает Раву целиком, словно кокон. В темноте то и дело вспыхивают то красные, то голубые отблески, местами она разрывается, на мгновения впуская цвета извне, но потом снова сгущается, и все это продолжается, кажется, бесконечно. Ван ощущает, как к горлу подкатывает ком, и слепо шарит руками в поисках какой-нибудь опоры, потому что ему хватает и нескольких мгновений этой свистопляски, чтобы понять, почему же она не в состоянии рассказать ему о прошлом. Еще некоторое время пейзаж вокруг него покачивается и кривится, и даже закрыв глаза, Ван видит не темноту, а разрозненные всполохи, надвигающиеся все ближе. - Думаю, теперь ты понимаешь, почему я так мало могу рассказать о тех временах, - шелестит Рава, и в голосе ее сквозит печаль. - Как, впрочем, и о любых других. Некоторое время они молчат. Ван, честно говоря, и не знает, что сказать ей в ответ. Если утешить, то как? Если ободрить, то чем? Мол, теперь ты свободна от сражения с Вату? Так ведь свобода эта весьма условная… - Мне нравится смотреть на мир твоими глазами, - нерешительно нарушает тишину Рава. – Раньше мне редко приходилось видеть столько нового, столько… Прекрасного. Видеть людей и запоминать их лица, различать животных или других духов, наблюдать за тем, как меняется цвет неба… Она перечисляет те мелочи, к которым он давно уже привык, которые перестал замечать. И Ван понимает: таким образом Рава пытается сказать, что он не должен чувствовать себя виноватым, что она не тяготится своим нынешним состоянием, что все идет так, как должно идти. - Спасибо, - просто шепчет Ван. Потому что теперь слов отчего-то не хватает, потому что она и так ощущает все то, что он не может выразить речью. И в глубине его сознания формируется еще нечеткая, неясная мысль: он должен будет показать Духу не только нескончаемые битвы во имя сохранения равновесия в мире. Он должен будет показать ей все великолепие, все чудеса тех земель, через которые будет лежать их путь, чтобы ее память не полнилась только темнотой. Потому что Рава достойна красот всех существующих во Вселенной миров.