so fuckin' special

В офисе ФБР отвратительно, вызывающе дорого едва ли не все — от светлого ковра с длинным ворсом, глотающего шаги, до брендированного мячика-антистресс на столе у Милта; от тройных стеклянных дверей до именного «паркера», с показной небрежностью воткнутого в карандашницу рядом с разноцветными текстовыделителями и канцелярским ножом (господи, да даже у их секретарши-модели за плечами два высших с отличием и пять менеджерских курсов, всему полицейскому участку такое и в страшных снах не снилось). Расс неспешно ходит по кабинету агента, оглядывается по сторонам, трогает вещи, после возвращая их на места; он знает: что-то обязательно будет не так, он не разложит шариковые ручки одну к другой или сдвинет мышку от клавиатуры на два сантиметра дальше, чем обычно это делает сам Милт, и напарник заметит. Эгню почти хочется, чтобы Чемберлейн заметил. Бюро нечего скрывать от коллег, и агенты не утруждают себя сигнализацией; очень просто после окончания рабочего дня взять у охранника ключи от чужого офиса, чтобы «занести напарнику документы по текущему делу» (по-дружески хлопнуть того по плечу и обсудить вчерашнюю игру «детройт ред уингз» с кем-то там из Флориды). Бумаги, к слову, он действительно приносит, так что не придумывайте себе тут всякого, и стикер с наскоро нацарапанным «верни папку к обеду» не даст соврать. Расс удобнее устраивается в компьютерном кресле — безобразно дорогом компьютерном кресле, внесите уже наконец это в протокол — и пытается представить себя на месте Милта: любимый всеми красавчик с безукоризненным послужным списком, великолепной репутацией и сияющим на солнце новеньким автомобилем, сотрудник месяца, сын маминой подруги. Где-то между тупой иррациональной злобой и завистью (рациональной более чем) вклинивается интерес: что будет, если он зайдет в чужой офис без разрешения? что будет, если напарник об этом узнает? «Ты рылся в моих вещах», — без всякой вопросительной интонации заявит вдруг Чемберлейн как бы между прочим, будто это его ничуть не задевает, а Эгню ответит: «Да, изучал обстановку». Еще чуть-чуть, и панцирь лощеного услужливого придурка даст трещину. Им обоим было бы проще, превращайся улыбка Милта в оскал почаще. «Ты рылся в моих вещах» — и в твоей душе: залез в ящики стола, сунул нос в стоящий на полке учебник криминалистики с загнутой страницей сто двадцать два, нашел визитку психолога под пресс-папье в виде лося (оленя?) и всадил под ноготь погнутую канцелярскую скрепку. Нет твоего и моего — есть наше; и потому ты рад здесь находиться, ты рад здесь находиться, ты рад — вышей это на подкладке нижнего белья и набей на предплечье как философскую цитату о смысле жизни, ведь в каком-то роде так и есть. Добро пожаловать в чистилище, дружище; проснись в шесть пятнадцать, намотай по кварталу пару-тройку кругов сонной трусцой, прими душ, купи по дороге в участок кофе — американо для всех и раф для Холли, который все равно в местной кофейне сварят скверно, — улыбайся каждому встречному-поперечному, называй всех по имени или в крайнем случае «приятель». Улыбайся, еще только вторник (ну и неделька выдалась, да?). Переставь книги в кабинете как должно, снова отрегулируй вертящееся офисное кресло под свой рост, положи пресс-папье с лосевидным оленем глубже в ящик, припрячь визитку психотерапевта на совсем черный день, верни напарнику папку с документами к обеду. Что-то не так, сигнализируют Рассу паранойя и профессиональное чутье, а потом он видит, совершенно точно видит новый порядок в тщательно отсортированном рабочем хаосе на своем столе. Кто-то — очень конкретный — ходил в лабиринте конторских ящиков и столов, оглядывался по сторонам, трогал вещи; выровнял все ручки и карандаши, прищемил палец пластиковым крокодилом, сдул пыль с телефонной трубки, выцветшей до невразумительно-серого и прилепил на монитор-гроб стикер: «есть пара замечаний по вещдокам, посмотри мои комментарии». Материалы по текущему делу находятся наверху вавилонской башни папок, опасно нависшей над рабочим местом Эгню; полицейский читает заметки агента, недовольно крутится на стуле и досадливо морщится, будто в ботинок забился сухой жесткий кукурузный стебель, колющий лодыжку. Кажется, сегодня вечером есть смысл изучить кабинет напарника еще раз.