Май, 1998 год. День 42-ой.
Она уже была здесь раньше. Этот замок, Большой зал и извилистые коридоры, знакомые ей не по годам. Ненавистные взгляды и громкий шепот вокруг – все это было так мучительно ей знакомо. Гермиона Грейнджер лучше всех знала, что нельзя было играть со временем и почему дежавю могло оказаться неприятным. Сейчас синапсы в ее мозгу передавали импульсы телу, раздражая нервные окончания и намекая бежать. Бежать из этого времени. Сделать рывок до кармана с маховиком и скрыться. А точнее остановиться, но… Бежать было некуда. Все повторялось. Снова и снова. Гермиона Грейнджер из прошлого никогда не знала той пустоты, что возникает после потери близких. Ровно до того момента. Момента, когда закончилась война, когда Рон умер в ее объятиях, а ее рациональный мозг еще не знал, чем обернется идеальный план, который займет еще несколько недель. Она никогда не говорила друзьям о своих намерениях, об изучении времени и возможностей маховиков. Но для нее была невыносима мысль, что она больше не услышит их голоса, не узнает их в Косом переулке и не улыбнется им в ответ. Как и не уткнется головой в грудь, чтобы сдержать свои рыдания. Но в том варианте ее будущего все было по-другому. Потеря близких вызвала в ней странное ощущение несправедливости, а горе слилось в огромную тьму, что и приблизило ее к моменту прыжка. Первого прыжка во времени, который должен был остановить ту боль, те смерти и страдания, что пережили ее близкие. Она была готова пожертвовать всем, включая свою жизнь, ради спасения мира. Но реальность была жестокой и беспощадной. Был 42-ой день, а она все еще не могла остановиться. И сделала все лишь хуже, признайся. Каждый ее прыжок принес новые потери. Гермиона снова и снова видела, как умирают ее друзья, и ничего не могла с этим сделать. Лишь прыгала еще дальше, пробуя снова и снова, и снова. Но время было необратимым процессом, который нельзя было изменить или отменить. И все попытки исправить прошлое приводили лишь к непредсказуемым и неожиданным последствиям, которые могли на немного ухудшить или улучшить ситуацию. Каждый кусочек истории был частью огромной картины и приводил к нежелательным последствиям, даже не связанным с изначальной точкой – этим Залом. Гермиона разрушила тот потолок и те балки, что удерживали уже давно выстроенный дом реальности, когда ввела новую переменную. И рядом теперь был он – ее переменная – Том Марволо Реддл. Волшебник, бросающий вазы, картины и предметы мебели об стены, лишь бы сбить ее с толку и ранить ее осколками души. Все в этом Зале было так знакомо. И это каждый раз ее пугало. Прыжки запоминались по-своему, но распознать их между собой было не так легко. Ощущения, люди, картины ее пыток… могли отличаться. Но финал всегда оставался одним – она крутила маховик и прыгала обратно. Все было знакомо до такой степени, что когда он входил в зал, все ее тело уже напрягалось лишь от звука его шагов. И Гермиона точно знала их владельца. Она знала, что через шесть секунд последует пауза, он обернется, отдаст приказ Долохову или другому Пожирателю, после чего девушка лишь крепче сожмет свою руку в кулак и продолжит считать его шаги. Но стоило ему показать конец палочки из скрытого кармана темного пальто, как янтарная жидкость заполнила ее глаза. Понимание – она узнала это древко. И почему она не удивлена, что сегодня перед ней та – молодая версия Волдеморта? Гермиону сейчас даже не волновало, что в этой версии реальности он, по-видимому, не прячется в Хогвартсе, заливая свою печаль огневиски? Да, бывало и такое. – Не видела тебя во время Битвы, – произнесла она уверенно, определяя степень его заинтересованности разговором. И это сработало. Через несколько секунд Гермиона уже будет ненавидеть его за предстоящую ухмылку. – Я был занят делами. Она услышала, что Том подошел ближе. Но быстрее оказались ее ощущения – Гермиона почувствовала его глубокий и нервный голос прямо где-то под ребрами. Все ее внутренности сжались, когда он начал снова говорить. И тогда она подняла взгляд. Это ее… отвлекало. Отвлекало от того, что она по нему скучала..? Здесь Том Реддл был высоким парнем с темными, коротко остриженными волосами, которые придавали ему более дисциплинированный вид. Его темные глаза смотрели в самую глубину. Нос был острым и прямым, а губы плотно сжаты в одной напряженной линии, придавая его внешности еще большей концентрации. Выглаженная рубашка, застегнутый на все пуговицы костюм и мантия лишь дополняли образ человека, готового идти на деловую встречу, а не на пытку члена Ордена Феникса. Этот Том Реддл выглядел как человек, который никогда не допускает ошибок и сделает всё, ради достижения цели. Особенной цели, которую он выбрал сегодня. Реддл снова задавал ей одинаковые вопросы: откуда она прибыла, где Гарри Поттер, был ли здесь Орден. И так по-новой. Но девушка знала, что он скажет, еще за долю секунды до того, как он это произнес. Ее мозг продолжал прыгать вперед во времени, ожидая возможности выдать остроумный ответ. – Кто будет ставить Метку? Она не должна была задавать ему этот вопрос. Не тогда, когда Реддл дошел до части с ее намерениями принять его сторону. Она настолько сейчас перед ним уязвима, что ее ладони потели, а губы уже нервно растягивались в улыбку, получив его слабую ухмылку в ответ. Сердце нервно постукивало прямо под ребрами. Достаточно сильно, чтобы причинять ей боль. Как знакомо. – Мой Лорд..? Вот он – момент, который она распознала из нескольких десятков вариантов. После ее фразы он коснулся плеча и сжал его еще больнее. И теперь девушка не могла отвести свой взгляд, чтобы посмотреть за тем, как двигались его губы в раздражении. Двое его прихвостней доставили очередное срочное сообщение, без сомнения, добавляя ей пунктик, который указывал на ту реальность, где она оказалась. Так много постоянных требований, так много пунктов, проблем и людей, которые нужно запомнить. Так много всего, что нужно удерживать в голове и исправить. Она уже не понимала, что беспокоило ее больше – тот факт, что в этой реальности Гарри и Рон все еще мертвы или что она не спала уже несколько недель. А он когда-нибудь засыпал по ночам? Ночам… Гермиона разгладила ладонями потертую блузку, занимая хоть чем-то свои дрожащие пальцы, нервно вспомнив ту ночь, когда первые назвала его Лордом. Лишь в шутку, но... Сегодня с ее телом было что-то не так. Все шло не по плану. С каких пор ее заботило, позволит ли он – в этой реальности – коснуться его? Сердцу этой Гермионы Грейнджер доверять не стоило. Слишком был ненадежный орган. Ненадежный и склонный ошибаться. Реддл отошел на несколько шагов назад, в свойственной ему манере, покачиваясь на пятках. И впервые с тех пор, как она оказалась в этом Зале, ей стало не по себе. Но какое это имело значение? Она уже сделала выбор. За секунду до того. Сегодня все было трюком ее сознания. Длинные тонкие пальцы потянулись к ней сами, отправляя ее в эту петлю снова и снова. И она просто не могла с ним бороться. Она сжимала зубы и кулаки в жалкой попытке успокоиться. Но он уже всё почувствовал. Его руки дрожали, а ее зрение было размыто, когда она попыталась восстановить контроль. Ей нужно двигаться дальше во времени. Надо было дотянуться до маховика в кармане и просто сделать круг. Сейчас. В этот самый момент. – Ты не устала? – она услышала его голос. И пропала. Только теперь Гермиона поняла, что это был другой – тот сам самый Том Реддл – ускользнувший от нее в другом времени и отправившийся прямо за девушкой, чтобы гоняться вместе с ней по ключевым моментам истории. Его истории. Однажды она осталась дольше обычного, использовала его, разрушила его цели, дав новые, а потом опустошила душу и разочаровала. Даже хуже – показала ему, что значит слабость. Его слабость. И тогда он принялся мстить. А в мире не было ничего хуже двух разгневанных сердец. Теперь они уже не были чужими. Но оказались в вечном отчуждении друг от друга. Снова и снова прыгая во времени, в поисках лучших для себя вариантов событий. Но иногда их пути, как сегодня, пересекались. И Гермиона не знала, желала ли этого на самом деле. – Ты сегодня… сущее зло. – Я знаю, Грейнджер. – И это еще хуже. Ты думаешь, что прав. На первый взгляд он даже выглядел точно так же, как и в ту ночь. В первую ночь встречи. Было ли это в тот момент, когда он впервые исчез в тонкой пелене тумана, перед тем как снова отправиться в прошлое за ней? Она уже не помнила. Слишком много было прыжков. Каждая ее и его попытка подобрать комбинацию правильных решений была ошибкой. И единственным правильным путем было прекратить играть со временем. Просто остановиться. Но, возможно, она слишком поздно это поняла. Сегодня – она посвятит этот момент себе. Его темные волосы были уложены назад, но несколько прядей спадали прямо на лоб. Гермиона разглядывала его лицо, те глубокие линии, что пропадали в тенях, подмечая для себя новые черты, шрамы, которые едва ли намекали ей на события последних дней, которые ему пришлось пережить. Ее сердце снова болело в груди, задаваясь вопросом, через что он прошел на этот раз и как они расстались. Она бы хотела сказать ему, что все в порядке, но даже не была уверена, что смогла бы выразить словами, что именно они с ним натворили. Вместо никому ненужного утешения Гермиона блуждала пальцами по его шее и еще немного дальше, отправляя сигналы от его заостренных скул до пухлых губ. Она просто хотела… чувствовать. Каждый дюйм его, чтобы убедить себя, что это реальность. – Ты горячая. – Знаю, – звучит ее голос, словно задыхаясь. И вместо того, чтобы сжать заветный артефакт времени в руке, она снова касалась его щеки и слегка прижимала свой лоб к нему. Рваные вдохи. Она увидела его яркие карие, не красные, глаза. Даже чувствовала его вибрации на своей собственной коже. Горячее покалывание от его дыхания заполняло все то небольшое пространство между ними и щекотало ее щеки, нос и губы. Огонь и лед. Вот, чем они были. Всегда противоположности. Всегда по разные стороны. И она уже либо сгорала, либо тонула. Гермиона чувствовала его запах, вдыхала и окуналась в него. В заманчивую смесь соли, шумного моря и слабые оттенки мяты. Внезапно она ничего не хотела, кроме как взять паузу и попробовать его на вкус. Она неуверенно подметила, что его дыхание все еще было неровным. И могла точно сказать, что он чувствовал тоже самое. И не без причины. Между ними произошло столько удивительных вещей с того момента, как она оказалась в Тайной комнате перед моментом его первого убийства. Что даже она, самая талантливая гриффиндорка, не понимала, насколько разрушенное прошлое повлияло на их совместное будущее. Все между ними было неправильно. Ужасно, грязно и просто отвратительно неправильно. Но почему она не могла перестать думать о его губах в этот момент? Ее разум уже не был омрачен вопросом, что реально, а что нет. Она просто погрузилась в поток эмоций – тоскующих и плотских. Чувствовала, как сердцебиение ускорилось в груди, как она увереннее взялась за его руки и прижалась еще ближе. И как их губы парили на расстоянии нескольких миллиметров друг от друга, а пространство сужалось под искрами. Гермиона закрыла глаза в жалкой попытке контролировать себя, но Том уже усилил хватку и наклонился ближе, набрасываясь на ее нижнюю губу. Он дрожал. Но не отпускал ее. И тогда девушка сделала глубокий вдох и позволила его руке блуждать по своей шее, в то время как его пальцы запутывались у нее в локонах. Наконец, она дала себе почувствовать грубое прикосновение к спине и уже тосковала по нему. Чувствовала, как другой рукой он тянулся к ее коже под блузкой и это было даже лучше, чем она себе представляла минуту назад. Искры удовольствия заполняли ее вены и заставляли пульсировать, когда их губы снова и снова встречались в неосторожном и решительном поцелуе. И вот сейчас – он был для нее настоящим. Не способным мыслить разумно. Не способным действовать плану. Не способным что-либо сказать. Он кусал ее губу, пробуя на вкус ее кровь и убеждаясь в том, что она не отстранилась. Она же давала ему на это время. То, что было неправильным несколько минут назад, вдруг казалось таким захватывающим, таким знакомым, будто Гермиона уже делала это сотню раз раньше. В этом же самом Зале. Но это было не так. Хотя ее мышцы и помнили каждый его толчок, каждое движение и реакцию. Сегодня они создали новый вариант этого события. Опять. Горячие прикосновения становились все решительнее, оставляя следы покалывания на ее коже. В глубине души она знала, что они оба в этом отчаянно нуждались. В глубине души она знала Тома Реддла наизнанку – какой он на вкус, как может скользить языком по ее коже, какие его губы оставляют нежные пятна, что может заставить его стонать и задыхаться и как он выглядит, когда теряется в ней. Но в глубине души Гермиона знала, что будет дальше. Спустя несколько минут. Ведь им нельзя было отступать. И даже иллюзия этой новой реальности не могла разрушить их общую цель – изменить прошлое так, чтобы в будущем все остались живы. В глубине души она знала, что через несколько минут настанет конец. Они нарушили ими же установленные правила. Опять. И прыжок снова случится. Время запустится заново. Опять. Таков был их конец вечности. ***Осень, 1943 год.
Все студенты, скорее всего, заперлись в Общих гостиных или библиотеке, чтобы готовиться к экзаменам. Но только одного из них совершенно точно не волновали оценки. Он знал, где девушка из будущего будет в это самое время и чем занимает свой блестящий ум. Иногда Том прыгал в это время снова и снова, чтобы увидеть его – первое убийство. И увидеть ее, пытающуюся его остановить. Иногда, пожалуй, ей это удавалось. И тогда ему приходилось иметь дело с гораздо более опасными вещами. Его ложное «я» всегда крепко держалось за эмоциональную боль, создавая иллюзию контроля. И сдаться для Тома Реддла было равносильно отказаться от борьбы, сложить оружие как в проигранной битве жизни. Это становилось для него навязчивой мыслью или даже целью, которую ему надо было достичь еще много раз. Но страх потерять контроль сыграл с ним злую шутку. Его гиперконтроль рождался от недостатка защищенности, который он испытывал в детстве, затем в Хогвартсе и даже рядом с ней. Том Реддл был приверженцем стабильности. Но осенью 1943 года жизнь подкинула ему сюрприз в виде девушки, которая даже своим внешним видом олицетворяла тревогу, беспокойство и полную потерю контроля. После встречи с ней он не мог просчитать все до мелочей. И мелочи стали миллиардами вариантов, а необходимость беспокоиться отошла на второй план. Теперь его волновала лишь она. Раньше его зависть стремилась уничтожить все то, что было у других. Но была прекрасным стимулом, чтобы совершить что-то поистине гениальное. Гениальное настолько, чтобы бороться со временем. И узнав свое будущее, он создал собственный маховик, способный перемещаться из года в год, из события в событие, чтобы встречать там ее. Том Реддл не боялся бросить вызов Судьбе, Мерлину, да хоть самой Смерти. Похоже, он знал что-то большее, чем то, что дала ему Гермиона. А она дала ему знания – знания о его возможном будущем. Сейчас же Том направлялся именно в ту часть замка, где произойдет непоправимое, но не для нее, событие. Это была та самая часть замка, где одна из студенток Когтеврана собиралась утопить печаль в слезах, гневе и одиночестве. Однажды он признался Гермионе, что стоило ему в тот день коснуться каменных стен кончиками пальцев, как он почувствовал ту драгоценную вещь, что хранилась за ними. Этой вещью было его наследие – Василиск. И он шептал ему нужные слова, навязчивые мысли о грязной крови, а его легкие заполняло запахом смерти. Древняя магия пульсировала по его венам. Но тогда он еще не знал, что все это было ошибкой. Теперь же он знает, что сейчас девушка из будущего покинет коридор и зайдет за колонну, где молодой студент – Том Марволо Реддл – будет поджидать свою жертву. Гермиона уже вошла в место, где вода из кранов била ручьем, а весь пол превратился в огромную лужу. И его точная копия, стоявшая у двери, сжимала палочку в руках и нашептывала заклинание, то время как Миртл была на грани смерти. Позже он оправдывал убийство тем, что люди созданы для разрушения – в этом заключалась их природа. Люди, особенно магглы, разрушали все на своем пути, по мнению Тома. Это было заложено в них как что-то интуитивное, варварское, но в то же время считалось грехом. В конце концов, все они умирают, говорил Гермионе Реддл. Но это было ложью. Той ложью, которую он выстроил сам для себя, поверив в нее настолько сильно. Но недостаточной для нее. Гермиона Грейнджер знала, на что надавить, какие слова подобрать и как его переубедить. И сделала это. В одной из реальностей. Теперь его точная копия не совершила убийства Миртл. И он не создала свой первый крестраж. И не стала бессмертной… подобным путем. Момент с его первым убийством был той точкой отсчета, откуда его душу еще можно было изменить. Она в этом не прогадала. Но в этой реальности у него была другая сила. Сила, которую ему вручила сама Гермиона Грейнджер – ее знания, время и ее чувства. И с ними сразиться оказалось еще сложнее. Том Реддл точно знал, когда Гермиона Грейнджер стала путешественницей во времени и при каких обстоятельствах. Она пыталась раз за разом исправлять ключевые события будущего, чтобы избежать войны, потери близких и вернуть всё к исходному значению. Но это было невозможно. В любом из вариантов будущего, как бы она его не исправляла и где бы его не встречала, как бы не предотвращала убийства, ее друзья все равно умирали, войны все равно происходили, а Том Реддл всегда добивался своего. Разница была лишь в деталях. И все это было ее ошибкой. Ее жертвой. Однажды она даже убила его, но так и не смогла изменить весь мир. Ведь Том Реддл здесь был уже не при чем. Он всегда думал, что сильный человек – это тот, кто не показывает своих слабостей и не дает им овладеть собой. Всю свою жизнь и все последующие он пытался быть сильным, игнорируя свои чувства, недостатки и мысли. И все это было его ошибкой. И его жертвой. Мысли так давно засели внутри его сознания и были заперты в памяти, что он не мог исцелить свою душу, игнорируя внутреннего ребенка. Пока не встретил ее. Его решением стала Гермиона Грейнджер. Внезапно ворвавшаяся в жизнь, перевернув представления о сильных людях. Тогда он принял, что истинная сила была в не в том, чтобы скрывать свои слабости, а в том, чтобы принимать их и искать способы их преодоления. Исцелением его внутреннего ребенка стал путь к душевной свободе и силе. И он был готов идти по этому пути ради нее. Ради его Гермионы. Его света, который горел ярче в тени. И его ключа, который открыл двери к самым глубоким чувствам и желаниям. Гермиона олицетворяла жизнь и была спасительницей всех этих миров, пока он нес лишь разрушение. Но хоть они и были два противоположных начала, призванные бороться друг с другом, она не знала главного – что ни один из них не может существовать без другого. ***Май, 1998 год. День 43-й.
Полумрак затаился в Большом Зале и вместо всегда зажженных свеч пробивались лучи такого знакомого дня него мрака. В темноте Том Реддл нашел свои мечты и воплотил желания во время последней из встреч. И в темноте же найдет погибель, если ничего не предпримет. Том уже бывал здесь раньше. Его разум давно утонул в тумане, как одурманенный. И невозможно было сосчитать, сколько еще раз можно было сделать ей больно, чтобы двигаться дальше. Все было… сложно. Сложно объяснимо, ведь ему было тесно в собственных мыслях от того, что он отрекся от целого мира, завоеванного столь тяжелым трудом, ради одной девчонки. Ради грязнокровки. Сейчас он чувствовал себя собой. Том в каждом из прыжков, в каждом из этих мгновений обрел нового себя. Такого, который был ей нужен. Такого, который устроил его самого. И, уловив ее зрительный контакт, пока Гермиона снова стояла перед ним на коленях в Большом Зале, он удивился тому, что только она смогла увидеть его настоящего. Было в этом нечто приятное и хорошее до онемения. Чувства снова играли под кожей или же это были игры его разума – он уже плохо соображал. Девушка не вскрикнула на этот раз, когда ее толкнул вперед один из Пожирателей. Лишь ее глаза были также как и всегда закрыты при виде мертвых тел вокруг. Колени грубо ударились о землю, а мурашки пробежались по ее обнаженным рукам. Светлая когда-то кожа была липкой от пота, грязи и запекшейся крови. Чужие холодные пальцы сжимали ее плечи, заставляя склониться вперед. Ей потребовалось еще несколько секунд, чтобы привести дыхание в порядок. – Посмотри на меня, – его голос исходил прямо над ее телом. Она стиснула зубы, зажмурив глаза сильнее, чем прежде. И была готова откусить себе язык и захлебнуться кровью, но не поднять первой взгляд. Забавно было то, что он это распознавал. – Не заставляй меня… – … повторять? Тогда глаза Гермионы распахнулись против ее воли, а его взгляд прожигал девушку с нескрываемой ненавистью. После чего Том улыбнулся. Его хватка стала слабее, но теперь было что-то такое в ее глазах, что он не мог узнать. На этот раз. Или не хотел признавать, что узнал..? Это чувство было там, прямо за темными радужками… – Перейдем сразу к делу? – начала Гермиона, скинув его руку со своего плеча. Том склонил голову набок. Странный блеск все еще отражался в ее глазах. – Откажешь сразу? – Ты знаешь. – Пора принять метку, Гермиона. Она хмыкнула в ответ. – Время нельзя обмануть, Том. О, ему точно не понравится их последующий диалог. – Я сломал гребаный маховик и правила магического мира ради этого. – Значит, этого недостаточно. – Всегда чего-то недостаточно, Гермиона. Тебя… недостаточно. – Даже если маховик будет сломан и ты сожжешь все мосты, что нас соединяли, это уже не исправить. Ничего обратно уже вернуть нельзя. Жизнь остановить нельзя, ведь так? Этот разговор станет их погибелью. – Ты ошибаешься. Этот разговор… он не должен был… – … произойти? Знаю. Я должна была крутануть маховик, а ты должен был отправиться за мной. Снова. И снова. И снова. Но сегодня все будет не так, Том. Хватит! – Прекрати называть меня по имени. Ты же знаешь, я не … – … заслужил? Может. После последней нашей встречи особенно. Но мне уже… без разницы, Том. Я просто… устала. Нам надо остановиться. Сейчас. Холод постепенно до мурашек разбегался по его телу. Он знал, что она не согласится принять Метку. И знал, что даже если так, то их финал будет не из лучших. Но сейчас был не тот момент, когда Том признается ей, что все его прыжки и перемещения во времени были для нее. И ради нее. И все попытки его остановить, каждый гребаный раз, оказывались ее самоубийством. Их жизнь была подобна игральным костям. Она состояла из случайных событий и неожиданных поворотов. Как и в игре, в его жизни нельзя было предсказать точно, что произойдет в следующий момент. Но здесь судьба зависела от результата броска. Он лишь мог использовать свои умения и стратегию, чтобы улучшить их шансы на успех. Но в конечном итоге жизнь всегда оставалась непредсказуемой. – У тебя есть мечта? – Что за глупые вопросы? – Ты всегда мечтал о девушке равной тебе по силе, да? – Я уже ее нашел. И был фатально потерян. – Том, я не могу продолжать жить в этой петле. Каждый день я вижу одни и те же события. Каждый день делаю одни и те же ошибки. Мы в бесконечном круге. – Нет. Ты не можешь этого сделать. Всё станет лишь хуже. Ты не оставишь меня. – Я это заслужила. – Я найду другой способ. Есть решение… – А что делать мне? Снова бегать от тебя по времени? Снова переживать все события, смерть друзей и оказывается в одной и той же точке каждый гребаный раз? Я сказала нет, Том! – Я не могу этого допустить. – Я жертвую собой ради тех, кого люблю. Ради тех, кого еще можно спасти. И ты среди них Том. Да, это покажется безумием, но для меня нет ничего важнее их защиты. Это моя судьба и я ее принимаю. Она ему не верила. Он видел это по ее глазам. – Ты должен дать мне обещание. Ты остановишься и не будешь мне мешать. Вот оно – твое исцеление. – Нет. Прошу, Гермиона… Она его не слушала. Он отстранился и ощущал, как гнев пронизывает каждую частичку его сознания. – Давай, дыши, Том. Глубже. Ее голос всегда был для него успокаивающим. За столько времени только Гермиона знала, как остановить его надвигающийся приступ тревоги всего с помощью нескольких действий. Положив одну ладонь ему на живот, а другую – на грудь. Отсчитывая его вдохи и медленные выдохи до десяти. Затем еще несколько повторов немного длиннее, завершая резкими и короткими и спокойно выдыхая всю тревогу вместе с ним. – Не проси меня остановиться… – Я уже решила, Том. Ты должен. – Но это единственный способ оставить тебя в живых! Выкрикнул он в ответ и в гневе сбросил ее руку со своей груди. Ведь я… люблю. Я люблю тебя. Но он не успел ей этого сказать. Перед глазами был уже ее спокойный взгляд, сломанный маховик времени и зеленый луч Авады, попадающий прямо в ее грудь. Всего за несколько минут произошел один из тех финалов этой реальности, который он постоянно избегал. Он знал, что это произойдет. Ее смерть. Он уже видел этот вариант их конца вечности. Но Том Реддл всегда был эгоистом, способным это предовтратить. Ведь в конце всё было молчанием. В молчании не было звуков, не было света, не было никакой жизни. Словно в пещере. Все было покрыто тьмой и его мыслями. Но одна мысль издавала четкий звук, который разрастался и разрастался, превращаясь в итоге в гул, заполонивший тьму. Таким было начало его конца вечности. Раньше он бы назвал любовь иллюзией. Иллюзией счастья. Но как только она исчезала, он оставался один, с болью, разочарованием и бесконечной пустотой внутри. Том считал эти чувства глупыми, затуманивающими разум. А иногда легкой дымовой завесой или туманом. Но любовь не всегда была такой. Сейчас же его ненависть ощущалась как шторм. Она накатывала на него внезапно, накрывая гневом и яростью. Она напоминала о жестокости, разрушая все на своем пути. И ненависть Тома Реддла была настолько сильной, что превращалась из пронизывающего холодном шторма в огонь, сжигающий все вокруг. Огонь делал его безжалостным, своенравным и одиноким, не желающим найти покой. И не желающим найти исцеления. Он представлял ее смерть бесчисленное, блять, количество раз. Но Том резким движением пальцев прокрутил свой маховик времени, снова запуская всё вспять и снова бросая игральные кости на доску. Говорят, в конце концов все будет хорошо. Но для него это значило, что конца не будет, пока всё не станет хорошо для них. Кто сказал, что Тому Реддлу нужно было это исцеление? Ему нужна была Гермиона.