***
— Арс, слушай, – они валяются на кровати, зависая в телефонах, и от всего этого сквозит таким комфортом, что Антон хочет подарить Арсению весь мир за то, что тот заставляет его такое чувствовать. Они лежат поверх пледа, переплетая ноги и касаясь друг друга невесомой тканью домашней одежды, — давай попробуем завтра сами сделать пиццу? — Прям с тестом? — Покупное невкусное. Арсений обдумывает что-то внимательно несколько секунд, забавно хмурясь и прикусывая нижнюю губу, и Антон ловит себя на том, что опять на него залипает нищенским взглядом. Если бы из глаз могли сыпаться сердечки, то нашу планету уже давно бы затопило, потому что Антон, кажется, совсем не может себя контролировать. — А может, лучше лазанью? — Давай лазанью, – хочется добавить: «Всё, что угодно, лишь бы с тобой», но Антон решает промолчать. Слишком сентиментально. — Супер, – Арсений улыбается и, наклонившись вперёд, легонько целует его в щёку. Антон, честно, живёт ради таких моментов. Когда вроде ничего необычного, ничего слишком вызывающего, но настолько нежно и интимно, что мурашки идут по коже. Хочется закрыть глаза и просто подставить лицо под поцелуи Арсения. Опять сентиментально, но когда его это волновало. — Пойдём бегать со мной завтра? – Арсений откладывает телефон в сторону и ладонью подбирает левую руку Антона, поднимает её в воздух и начинает перебирать пальцы – уж очень он любит так делать. — В шесть утра? Спасибо, воздержусь. — Зануда, – с усмешкой выдаёт брюнет, притягивает чужую руку к себе, чтобы оставить нежный поцелуй на запястье, и подкладывает её себе под голову. — Хочешь, тоже никуда не пойду? Антон, уже давно отложивший телефон на тумбочку, потому что какая речь может вообще идти о телефоне, когда рядом с ним лежит это прекрасное чудо, приподнимается слегка над кроватью, чтобы заглянуть Арсению в лицо. Чтобы тот сам предложил пропустить утреннюю пробежку? Такое случается раз в год, и невозможно не удивляться. — Я хочу, чтобы ты делал то, что хочешь ты, – глаза в глаза, пока Антон нависает сверху. — Хочу остаться, – уверенно. И Антон улыбается. Целует нежно, постепенно превращая поцелуй в более требовательный и глубокий. Руки, постоянно тянущиеся к Арсению магнитом, блуждают по чужому телу, залезают под футболку, оглаживают точёный пресс, щекочут соски, заставляя брюнета выгибаться от ощущений. Губы, губы, губы. Если на земле есть рай, то это точно губы Арсения, потому что невозможно никак больше объяснить то, что они творят с разумом Антона, как буквально каждый раз заставляют всё его тело покрываться мурашками, дрожать от ощущений, а сердце – биться ещё чаще. Антон не знает, что Арсений делает со своими губами, каким наркотиком их мажет, потому что для него это самый настоящий наркотик. Дыхание сбивается, разум затуманивается, голова перестаёт соображать вообще – в ней только эти губы и ощущение чужого тела под пальцами. Антона всегда ведёт так, что голова начинает кружиться от чувств, и каждый раз приходится с силой отрывать себя от этих губ, чтобы дать себе нормально отдышаться и вернуться к жизнеспособному состоянию. И Арсений, сука такая, знает, что делает с ним и ехидно улыбается, смотря за трудно дышащим парнем, уместившимся на его груди и крепко хватающимся за его футболку. Умеет этим пользоваться, когда нужно, потому что в таком состоянии Антон согласен с ним на всё, и иногда это сильно играет Арсению на руку. — Котик мой, – нежно произносит брюнет, зарываясь пальцами в каштановые волосы и приятно щекоча кожу головы. Антон улыбается и устраивается головой у него на груди, раскинувшись как, правда, самый настоящий котёнок, требующий внимания и ласки. Арсений может лежать так часами, чувствуя, как подымается чужая грудь от дыхания, и как тихо Антон сопит носом. Когда они лежат вот так, непозволительно близко друг к другу, разве есть в этом мире что-то более важное, чем этот самый момент? — Арс, – мягко зовёт его Антон спустя какое-то время. Он полностью расслаблен, закомфортен, зацелован и залюбован, и это всё, что ему нужно для счастья. — М? — Я люблю тебя, – так просто, искренне и с таким объёмом чувств, что Арсений просто замирает с рукой в его волосах и не может пошевелиться. Смотрит на этого котёнка на его груди, что произносит такие вещи, способные исцелить даже в самый плохой день. — Иди сюда, – Арсений осторожно подцепляет Антона, заставляя того приподняться и подвинуться ближе, чтобы их лбы и кончики носа соприкасались, а дыхание другого человека обжигало губы теплом. Лежать вот так на непозволительно близком друг от друга расстоянии, дышать одним воздухом и чувствовать так много чувств. Арсений легонько касается щеки Антона пальцами, нежно гладит и улыбается так широко и счастливо, что его улыбка способна озарить своим светом весь мир. — Я тоже. Больше жизни, – а затем Антона вновь уносят в круговорот чувств эти вишнёвые губы.***
Антон просыпается по ощущениям поздно: за окном уже во всю светит солнце, поют птицы, и полным ходом идёт жизнь. Глаза открывать не хочется, хочется растянуть этот сладкий момент пробуждения, когда под одеялом тепло, а снаружи царит лёгкая прохлада, и от этого контраста так хорошо, что хочется всю жизнь провести в кровати и никогда не вылезать. Антон поворачивается набок, рукой нащупывая талию Арсения и притягивая того ближе к себе. Их ноги как всегда переплетены, лицо Арсения спрятано в шее Антона, и сам он весь буквально карабкается на него во сне, рефлекторно тянется к теплу рядом. — Доброе утро, – тихо произносит брюнет, и Антон готов поклясться, что тот сейчас улыбается и так же лежит с закрытыми глазами. — Доброе, – Антон наклоняется чуть и оставляет лёгкий поцелуй на Арсеньевской макушке, а затем носом зарывается в его волосы. И вот такое утро, когда никому не нужно никуда спешить, когда они просыпаются поздно вместе и Арсений тоже спит, а не подскакивает ни свет ни заря на пробежку. Вот такое утро настолько доброе, что ничего уже этот день испортить не способно. Они легли вчера где-то в пятом часу, досмотрев какой-то новый боевик. Уставшие и разнеженные от объятий и поцелуев, они быстро уснули и, похоже, проспали без пробуждений всю ночь. Даже не хочется лезть за телефоном, чтобы узнать, сколько сейчас вообще времени. Всё это кажется таким мелочным и никому не нужным по сравнению с утренним валянием в кровати с Арсением, что нет смысла тратить на это свои силы. Их идиллию было способно прервать лишь урчание Арсеньевского живота, а затем громкий смех обоих. Глаза открылись, и свет сразу же ослепил их. Вот и сон пропал. — Ой, – осторожно произнёс брюнет. — Кажется, нужно позавтракать. Антон улыбнулся и опустил взгляд вниз, туда, где лежало это чудо. — Так лень вставать. — Ленивая ты жопа, – да, он такой. Антон честно пытался заставить этого непоседу с вечным источником энергии полежать вот так ещё какое-то время, но тот был непреклонен, так что через минут семь Шастун уже на вялых ногах стоял на кухне и потирал глаза. — Яичницу будешь? – откуда у Арсения с утра столько энергии, оставалось для Антона загадкой до сих пор. Они же только проснулись, а тот уже скачет так, словно на улице давно обеденное время. — Угу. После выпитой чашки кофе и яичницы у Антона хотя бы появляются силы, и он уже не чувствует себя таким слабым как спросонья. Арсений уже во всю лазает по Интернету в поисках рецептов лазаньи и заказывает доставку нужных продуктов на дом. Что бы Антон без него делал, он вообще не представляет. Наверное, жил бы с пустым холодильником, с разбросанными по шкафу в хаотичном порядке вещами и с немытой по несколько дней посудой. — Антон, смотри, – Арсений перелезает со своего стула ему на коленки и тыкает в лицо экраном телефона с открытой страницей интернет магазина. — Худи прикольное, тебе пойдёт, – на картинке большое красное худи с какой-то надписью и забавным принтом маленького динозавра в правом нижнем углу. Антону нравится. — Прикольное. Закажи. Арсений довольно кивает и листает что-то дальше. Антон лишь сидит, наблюдает за тем, как он внимательно рассматривает какие-то вещи, приближает их, забавно склоняет голову набок, хмурится и добавляет себе что-то в корзину. Антон бы мог всю жизнь провести, просто наблюдая за Арсением. Как тот просто что-то делает, дышит, двигается, улыбается, смеётся, злится, потому что Арсений такой невозможно красивый всегда, что от него нельзя оторвать взгляда. — Ой, – ойкает брюнет, когда его резко целуют в лоб. — Ты чего? — Ничего, – улыбается Антон. Как хорошо, что они давно взяли в привычку сразу же после пробуждения первым делом идти чистить зубы, потому что Арсения хочется постоянно целовать. Арсений мило хмурится и, отложив телефон, берёт щёки Антона в руки и направляет его голову точно лицом к нему. Приподнимается чуть и целует в губы. Сладко, томно, тягуче и так по-собственнически, что Антона ведёт. Он обнимает Арсения и прижимает ближе к себе, уже буквально впечатывая его в себя, и протяжно стонет, когда эта чертовка специально вертится у него на коленях. Арсений любит азарт, любит играть. И сейчас лишь хитро ухмыляется в поцелуй, углубляя тот и уже буквально вырывая из Антона весь воздух. Чувствует, как напрягаются чужие руки на его талии, как буквально въедаются в него, чтобы держаться крепко. Арсений знает, что Антон делает так каждый раз, когда начинает терять контроль. Мнимое чувство контроля над собой. Антон верит, что удержится и не опустит их ниже. Что ж, удачи ему в очередной раз разочароваться в своей вере, потому что Арсений так просто сдаваться не собирается. — Арс, – тяжело выдыхает Шастун, когда брюнет опять решил повертеться, каждый раз попадая по нужной точке, — прекрати. — Зачем? — Арс, – его снова затыкают. Жадным, властным поцелуем. Если Арсений чего-то хочет, он всегда это получит. Он знает слабые места Антона и поэтому забирается руками под футболку и нежно оглаживает тёплую кожу, не забывая елозить на чужих коленках. — Блять, – Антон не выдерживает и опускает руки ниже, кладёт их Арсению на попу и собственнически сжимает через ткань домашних шорт. Всё. Арсений уже знает, что победил. Шастун издаёт протяжный стон, когда чувствует губы на своей шее, что тщательно выцеловывают её, не оставляя следов – нельзя. Позволяет Арсению делать с собой всё, что тот хочет, потому что совсем не в силах ему противостоять, когда с его телом и разумом вытворяют такие вещи. Вчера они весь вечер нежились в объятиях и рушить эту атмосферу совсем не хотелось, но сегодня Арсений явно настроен иначе. Оторвавшись от шеи, руками он подцепляет чужую футболку и снимает её, откидывает в сторону и приникает губами к ключицам. Антону жарко. Он хочет снять с себя уже всю одежду и безумно хочет раздеть Арсения, чтобы кожа к коже, чтобы чувствовать его не только через ткань одежды. — Иди сюда, – Антон крепко подхватывает Арсения под ягодицы и, подняв того, переносит на диван. Укладывает снизу и сразу лезет снимать футболку и шорты. Теперь, когда они оба без одежды и их тела буквально ничего не разделяет, это ощущается правильно. Чтобы делиться теплом тела друг с другом, чтобы чувствовать всё, чтобы доверять безгранично. — Какой же ты, – с искренним восторгом выдаёт Антон, пробежавшись взглядом по такому родному телу. Палец сразу тянется к родинкам – их невозможно не любить всем сердцем. Арсения хочется расцеловать везде, поэтому Антон проходится губами дорожкой от шеи к низу живота, особое внимание уделяя соскам, на которые Арс всегда чутко реагирует. — Ах, – брюнет выгибается всем телом, стоит только поиграть языком с одним из сосков. Арсений, почему-то решивший, что его стоны только мешают, сразу же закрывает себе рот рукой, и Антону приходится убирать её. Ишь что возомнил себе. Если бы можно было слушать стоны Арсения всегда, Антон бы так и делал, потому что это самая прекрасная музыка для его ушей. Когда дорожка от поцелуев спускается в самый низ и доходит до паха, Антон чувствует, как Арсений под его руками замирает. Ухмылка, и Антон аккуратно проводит языком по всей длине его члена, жадным взглядом наблюдая за тем, как брюнет выгибается и сладко всхлипывает. Самое прекрасное занятие на свете – это доставлять Арсению удовольствие и смотреть, как он дрожит от ощущений. Антон проводит языком снизу вверх по всей длине ещё раз, затем обводит по кругу головку языком и аккуратно заглатывает её, продолжая круговые движения внутри. Смотрит, как Арсений хватается за ближайшую подушку и со всей силы держит её так, что если она порвётся, никто не удивится. И хнычет от удовольствия так сладко, словно с ним сотворяют что-то неземное. — Блять, – вырывается из горла, когда Антон резко берёт в рот на всю длину. Арсения обдувает приятным жаром и он просто уже не знает, куда себя деть от ощущений. Слишком хорошо. Антон же не останавливается, начинает ускорять движения головой, подпитанный доносящимися сверху стонами. Это его личный маленький рай. — Хватит, – в какой-то момент произносит брюнет, пытаясь оттолкнуть от себя голову Антона. Шастун лишь довольно облизывается и принимается выцеловывать внутреннюю часть бедра. Его самая большая слабость – это ноги Арсения. Блядские ноги, которые просто крышу ему сносят. Сводят с ума, не дают спокойно жить. Эти бёдра, которые хочется вечно покрывать поцелуями, эти тонкие лодыжки, которые хочется гладить всегда. Антон просто искренне ненавидит обтягивающие джинсы, которые Арсений носит постоянно. Ненавидит так же сильно, как и любит, потому что ему становится искренне тяжело соображать, когда Арсений не то, что двигается в них, а просто сидит, не шевелясь. Невыносимо смотреть на то, как они обтягивают каждый миллиметр его кожи, и при этом ещё пытаться импровизировать на сцене. Вот если бы Арсений носил их только дома – вопросов ноль, правда, тогда бы они, наверное, из кровати не вылезали вообще. Но Арсений вечно таскается в этих джинсах. Ему-то весело, а Антону страдай. — Антон, – тихо зовёт его Арсений, и Шастун отрывается, взволнованно поднимается выше и нависает ровно над лицом брюнета. — Что? — Что? – Арсений вскидывает брови. — Трахни меня уже, сколько можно медлить. Антон заливается искренним смехом и утыкается носом Арсению в плечо. Ну какой невозможный. Чудо. Самое настоящее чудо. Сколько бы Арсений не ныл, сколько бы не упрекал его а-ля: «Да не нужно меня растягивать, всё нормально, просто вставь уже», Антон так не умеет. Просто не может сделать что-то, что может принесли любимому человеку боль. Знает ведь, что что бы Арсений ни говорил, всё равно будет немного больно, и если он может эту боль смягчить и уменьшить, то он сделает для этого всё. Поэтому сначала Антон долго и терпеливо подготавливает его, вставляет сначала один палец, затем добавляет второй, нащупывает простату и надавливает, посылая по телу Арсения табун мурашек. Когда же в ход идёт уже третий палец, который вполне свободно проникает внутрь, Антон сдаётся. Невозможно так долго терпеть, когда рядом с тобой такое безумно красивое тело. Он сначала восторженно оглаживает его руками, всё ещё пытаясь поверить в то, что это всё его, что они правда вместе. Звучит как что-то на грани фантастики. — Антооон, – Антон знает, знает, что Арсений уже с ума сходит. Вечно нетерпеливый. Всегда хочет быстрее, сильнее, глубже. А Антон любит вот так его подразнить, насладиться вкусом его кожи, довести до пика своими губами. Но в тот момент, когда он входит на всю длину и полностью оказывается внутри Арсения, то хочется плюнуть на все эти прелюдии и упрекнуть Арсения в том, что тот не смог заставить его сделать это раньше. Потому что это полный пиздец. Антона плотно обволакивают тёплые стенки, и он просто теряется в ощущениях. Тянется за поцелуем к любимым губам, чтобы разделить этот момент на двоих, и тихо стонет в поцелуй. Невозможно. Арсений невозможный. С ним невозможно. Просто грёбаная волна ощущений и чувств, которая способна своей мощью снести всё вокруг, порушить всю жизнь Антона, потому что он, кажется, без Арсения жить больше не сможет. Всё. Это уже зависимость. Это аксиома. Он погряз в Арсении настолько, что оторви его – и он просто не сможет дышать. Антон сначала двигается медленно, пытаясь справиться с нахлынувшей волной удовольствия. Целует вишнёвые губы и рукой находит руку Арсения, переплетает их пальцы и стонет в поцелуй. Ему никогда в жизни не было так хорошо, как с этим человеком. Медленный и осторожный ритм быстро превращается в быстрый и грубый. Антон знает, что Арсений такое любит – иначе бы никогда не посмел. Он его слишком ценит. Находит нужный угол и с каждым толчком попадает по чувствительной точке. Арсений сходит с ума, вертится в его руках, елозит по кровати, крепко сжимает его руку в своей, другой хватается за спину, впивается ногтями и дышит часто и загнанно. Стонет так протяжно и сладко, что хочется записать этот звук на диктофон и слушать всегда. Арсений любит, когда грубо, любит чувствовать, что в каждом грубом толчке Антона просачивается любовь. Знает, что тот никогда не позволит себе причинить ему боль, и от этого чувства ведёт. Арсений доверяет Антону безгранично, доверяет абсолютно всё, что у него есть, всё, что хранит внутри. Доверяет ему это своё внутреннее желание чувствовать себя под защитой, отпускать себя и полностью вверять себя другому человеку. Доверяет ему внутреннее наслаждение от роли ведомого, что всегда боялся показать перед другими. Потому что не каждый способен понять. Но Антон любит его всем сердцем, Антон не берётся осуждать его за что-то, Антон готов всегда его защищать и держать в своих руках, и это так ценно. Нет ничего прекраснее этого чувства единения между ними, когда их тела сливаются в одно, когда ближе стать уже невозможно. Когда другой человек буквально везде: его губы на твоих губах, его руки в твоих руках, его кожа к твоей коже и это непередаваемое чувство заполненности внутри. Это что-то о полном коннекте, об абсолютной принадлежности друг другу. Это что-то о любви. Антон тянется рукой к члену Арсения, начинает быстро надрачивать, целует его жадно и отчаянно, когда понимает, что находится почти на пике. Оставляет словно замок на губах и с сожалением отрывается, чтобы выскользнуть из тёплого тела. Они кончают одновременно, изливаясь Арсению на живот в немом синхроне. Оба дышат тяжело, всё ещё крепко сжимают руки друг друга, не желая отпускать, и прикрывают глаза. По телу разливается послеоргазменное тепло и усталость. Хочется просто лечь сейчас рядом, переплестись телами и дарить друг другу нежность, но сначала нужно вытереть всё, выкинуть салфетки в мусорное ведро, чмокнуть Арсения в губы и только потом лечь рядом. Слова не нужны, достаточно руки другого человека в своей руке, его дыхания рядом со своим и ощущения кожи к коже. Нежно и с искренней любовью.***
— Помешаешь соус? – облизывая пальцы, испачканные в томатной пасте, спрашивает Арсений. На плите варится Бешамель и жарится фарш. — Угу. Готовить вместе – это истинный фетиш Арсения. Он просто обожает эти совместные минуты, проведённые на кухне. Искренне любит эти ванильные банальные штучки по типу игр с мукой, когда вы кидаетесь друг в друга и пачкаете всю кухню, а потом целуетесь сквозь улыбки. Любит объятия со спины, когда Антон так ненавязчиво подходит и укладывает свою голову на его плечо. Было в этом что-то такое интимное, что заставляло глупо улыбаться. Он очень часто ловил себя на мысли, что рядом с Антоном чувствует себя влюблённым подростком, а не почти сорокалетним мужчиной с уже состоявшейся жизнью. У них как будто вечный конфетно-букетный период, но в то же время устоявшаяся, стабильная совместная жизнь и общий быт. И было в этом что-то, что заставляло сердце биться чаще каждый раз, когда Антон прикасался к нему, когда просто был с ним в одном помещении, когда улыбался своей улыбкой. И вот даже сейчас Антон стоял возле плиты и растерянно испепелял глазами Бешамель, пытаясь понять, мешать его уже или нет. Стоит такой потерянный, боится сделать не так, испортить блюдо, и внутри Арсения от этого разливается такая нежность, что он просто подходит к нему, обнимает сзади, кладет голову на родную спину и просто глупо улыбается. Он влюблён. Он любит. И ему хорошо. — Арс, я боюсь соус испортить, – раздаётся тихое сверху, и Арсений заливается смехом. И его любят. А значит, им всё по плечу, и никакие проблемы и трудности не способны их сломать.