***
Мальчика разбудили голоса вокруг. Их было так много, что они сливались в монотонный шум, не разделяясь на отдельные слова и фразы. Он испугался, подумав, что его нашли солдаты, и сейчас его ждёт сильное наказание, и жалобно пискнул, съёживаясь. Тут же большая рука ласково погладила его по волосам, а потом по спине. Нокаут робко открыл глаза и приподнял голову с плеча того, кто держал его на руках. Он встретился взглядом со стоящей напротив девушкой в синей куртке-броне, которая поправляла на голове шлем, и мгновенно, по привычке, опустил глаза. – Вы увидите холмы, посмотрите, где-то там должен быть лагерь десептиконов. Или, по крайней мере, следы от него, – явно закончил разговор мужчина со знакомым мягким голосом: тот, кто его держал, кто принёс сюда. – Будет сделано, босс, – в голосе воина в белом слышалась усмешка. Мальчик видел его лишь периферическим зрением и не отваживался посмотреть напрямую, страх полностью убил любопытство. – Оптимус, а ты уверен насчёт?.. – девушка намеренно не закончила фразу, и Нокаут почувствовал на себе секундный пристальный взгляд. – Уверен, – руки посильнее обняли ребёнка. – Будьте осторожны. Они разошлись. Мальчик постоянно чувствовал на себе взгляды и всё плотнее прижимался к нёсшему его мужчине. Внезапно в его голове «автоботы», «босс» и «Оптимус» слились воедино, порождая догадку. Он резко отстранился от груди воина и заглянул ему в лицо. – Вы – Оптимус Прайм? – шёпотом и, в то же время, шокированно спросил Нокаут. Уж о лидере автоботов он наслушался, даже будучи прислугой. – Тебя это пугает? – Прайм пристально следил за выражением его лица. – Н-не-ет, – неуверенно протянул мальчик. – Не знаю. – Почему? – лидер автоботов остановился и поудобнее перехватил ребёнка. – Десептиконы вас боятся. Оптимус фыркнул и продолжить путь. – Но уж, наверное, не так, как Мегатрона? От упоминания лидера десептиконов Нокаут поёжился. Изредка, если лорд был не в духе, могло доставаться его подчинённым, а уж о вечных спорах между ним и Старскримом, его сыном, был наслышан каждый. Мальчик всегда радовался, что не попал под начало Мегатрона или его окружения. – Мне вы кажетесь добрым, – пробормотал ребёнок, снова утыкаясь в воротник куртки Прайма. Первые проблемы начались в ванной, когда Нокаут не смог снять куртку: стоило ему поднять руку, как боль в плечевой части разрывала её так, что он со скулежом мгновенно опускал пострадавшую конечность. Поняв, что мальчик самостоятельно не сможет привести себя в порядок, Оптимус договорился с ним, что поможет ему. Тот сначала озадаченно нахмурился – видно, до этого момента никто никогда не предлагал ему помощь, – а потом согласился. Когда грязная одежда обоих была отправлена подальше, Прайм ужаснулся следам побоев на хрупком тельце. Здесь были отметины куда старше полученных вчера, на некоторых синяках была засохшая кровь. Насколько жестокими надо быть, чтобы избить ребёнка – да ещё так? Когда горячеватая вода текла по ранам, Нокаут жалобно скулил, но возвращался под мочалку и ласковые руки, а у Оптимуса сжималось сердце. Его решение было однозначно правильным. Уставший после купания мальчик хотел лишь спать, но лидер автоботов не позволил ему задремать у себя на руках, прося подождать ещё немного. От нежного и озабоченного тона взрослого, который все последние часы подбадривал его и жалел, Нокаут снова расплакался, изо всех сил обнимая Прайма, боясь, что совсем скоро тот оставит его и будет – в лучшем случае – лишь изредка навещать. То, что они пришли в медицинский кабинет, мальчик определил по запаху. Ему всегда нравился запах медикаментов, он почему-то успокаивал. Врач в белом халате с непонятным узором из оранжевых линий и зигзагов приподнял одну бровь, с удивлением и интересом рассматривая посетителей. – Всё-таки правда, ты принёс десептиконского ребёнка. – Он уже почти сутки не десептикон, – заметил Оптимус и посадил ребёнка на кушетку. – Его зовут Нокаут. Нокаут, это Рэтчет, он мой друг и превосходный врач. Рэтчет сухо кивнул мальчику и снял с его спины плед. – Во имя всех искр! – он в ужасе отпрянул назад, тараща глаза на избитое тельце, а потом судорожно огляделся и метнулся к стеллажу. Из его бормотания Нокаут смог различить лишь «ребёнок же», «какой кошмар» и «проклятье». Прайм тем временем сказал, что уйдёт ненадолго, осторожно потрепал мальчика по волосам и покинул кабинет. Нокауту стало тоскливо и немного страшно. Рэтчет ему явно не обрадовался, и ребёнок побаивался незнакомого человека, хоть Оптимус и сказал, что это его друг. Он вздрогнул, когда его спины коснулось что-то холодное, но потом различил резкий запах специальной мази и немного расслабился. За всё время лечения врач спрашивал лишь о повреждениях и боли и иногда, когда рана щипала из-за антисептика, говорил спокойное: «Тише-тише», – и коротко гладил ребёнка по голове. Для Нокаута это уже была ласка, однако он сравнивал её с той, которую давал ему Оптимус, промывая его раны, и очень хотел, чтобы лидер автоботов вернулся. Прайм через некоторое время вошёл в кабинет, что-то неся, что вызвало у мальчика вздох облегчения. Он не признался бы, но уже начал думать, что его решили бросить. Оптимус сгрузил ношу на стол и устроился рядом с ребёнком, перебирая его волосы, и даже подул на только что намазанную йодом царапину на щеке. – Да уж, разукрасили мальчишку, – вздохнул Рэтчет, снимая перчатки. – Последний раз примерно такое я видел у гладиаторов Каона. – Как долго он будет восстанавливаться? – Я не могу учесть скорость его регенерации, но, пожалуй… не меньше месяца точно. Лидер кивнул, потом принёс что-то со стола и подал мальчику. Нокаут с удивлением разложил на коленях стопку одежды. Оптимус улыбнулся и сказал, что сумел найти нужный размер, а потом спросил, хочет ли мальчик примерить обновки. Ребёнок растерялся и уставился на вещи. Новые, чистые – не то, что те, в которых он ходил. Как он будет в них убираться? Внезапно он понял, что Прайм не говорил ему, чем он будет заниматься у автоботов. Наверное, тоже прислуживать кому-то. – Эй, что с тобой? – Оптимус аккуратно, не причинив боли, притронулся к плечу ребёнка. – А… А для уборки… у меня ведь будет другая одежда? – Какой уборки? – не понял лидер автоботов. – Я ведь что-то здесь буду делать. Прайм прикрыл глаза, и Нокаут испугался, что сказал что-то не то, но уже через несколько секунд оказался в тёплых объятиях. – Запомни, ты – ребёнок, и здесь ничего не обязан делать, кроме как соблюдать правила, а они не предполагают детский труд. Мальчик угукнул, просто веря ему – первый раз в своей короткой жизни безоговорочно веря, а потом перевёл взгляд на красную куртку с серым драконом на рукаве. Там, на плече, был приколот значок автоботов. Его приняли. Впервые за долгое время он улыбнулся – и адресовал эту улыбку тому, кто её вызвал. Когда Нокаут был одет и ел принесённую Оптимусом еду, Рэтчет тихо спросил у друга, уверен ли он в том, что десептиконский ребёнок действительно теперь будет автоботом. Прайм, не переставая смотреть на мальчика, так же тихо ответил, что мальчик был прислугой, а не учился на воина, он неопасен, и его никто не хватится. Врач с сомнением глянул на Нокаута, который стал выглядеть до безобразия счастливым, когда Оптимус обнял его за плечи. Всё-таки видеть здесь чужого ребёнка было непривычно.***
Единственным источником света в комнате была небольшая лампа, приглушённая накинутым на неё синим свитером. Спокойный цвет погружал помещение в ещё большие сумерки, создавая таинственную и немного страшную атмосферу. Мальчик не помнил, что Прайм принёс его сюда, он уснул сразу, как только поел. Это точно была обычная жилая комната, а не медицинский кабинет, но при данном освещении разглядеть в ней что-либо было невозможно. Единственное, что Нокаут понял – Оптимуса рядом не было, в комнате был только он один. Без лидера автоботов было неуютно и страшно. В темноте всегда случалось что-то плохое: то под ногами оказывался какой-нибудь предмет, и тарелки с грохотом летели из рук, то часовые внезапно появлялись из-за угла, сбивая мальчишку с ног – а вместе с ним и всё, что он нёс, то просто кто-то решал развлечься и пугал ребёнка, внезапно выскакивая и выкрикивая что-то непонятное. Нокаут темноту не любил, равно как и сумерки; чем было светлее – тем лучше. Полежав ещё немного под тёплым одеялом, мальчик осторожно слез с кровати, надел свою новую, сразу полюбившуюся, куртку и медленно пошёл к двери. Лежать в одиночестве и в темноте было слишком страшно, ему нужен был Прайм. Открывая дверь, Нокаут удивлялся, почему у него вдруг появилось это желание – чтобы его обняли, никогда прежде он и не думал о тесных контактах со взрослыми, а тут вдруг хочется запрыгнуть к Оптимусу на руки и уткнуться в него носом – да и ещё чтобы тот погладил его по голове, как днём. Коридоры были наполнены светом, но пустовали, не было слышно ни звука. В какой-то момент мальчику начало казаться, что десептиконы нашли базу автоботов, и он остался один. Нокауту стало страшно – а если это правда? Если он снова остался один и снова в руках десептиконов? Внезапно раздавшиеся медленные шаги пригвоздили ребёнка к месту. Кто это? Что сделает с ним? Вполне вероятно, рады ему не будут, для остальных автоботов он всё равно был чужим. Когда Рэтчет зашёл за угол, то с удивлением уставился на мальчика. Тот выглядел таким беззащитным и напуганным, что у медика пропали всякие сомнения на его счёт: он точно не был шпионом. – З-здравствуйте, – успокоившись, поздоровался ребёнок. В конце концов это был не незнакомый автобот. – Ты что тут делаешь? – Я… Оптимуса ищу… Вы не знаете, где он? – почему-то спрашивать о лидере было стыдно, самому себе Нокаут напоминал напуганного малыша, который ищет родителя. – Он сейчас занят. Дела лидера, понимаешь? – мягко улыбнулся врач. Мальчик кивнул и опустил голову. Возвращаться в пустую комнату и сидеть там одному не хотелось. Спросить, когда Прайм освободится, было ещё более стыдно, чем задавать первый вопрос. Он же не карапуз, который не может провести без взрослого пару часов, он уже самостоятельный ребёнок. – Хочешь подождать его у меня? – будто бы прочитав его мысли, предложил Рэтчет. Нокаут увидел мягкую улыбку на его губах и, приободрившись, согласился. Сейчас это был лучший вариант, потому что, возможно, ему удастся спросить что-нибудь про медицину. Вышло даже лучше: Рэтчет, увидев, что он рассматривает лекарства на полках, сам спросил, интересует ли его медицина, вспомнив, что Оптимус говорил, что тогда ещё десептиконский мальчик засмотрелся на работу полевого медика. Когда же Нокаут, осмелев, рассказал всё о первой медицинской помощи, врач похвалил его с довольной улыбкой, будто принимал экзамен у своего ученика. – Какой врач тебе больше всего нравится? Мальчик пожал плечами. Он не ожидал положительной реакции на свой интерес и не знал, стоит ли поддерживать беседу, не засмеёт ли его медик. – Они все важные. – А кем бы ты хотел стать? Нокаут обернулся на Рэтчета с опаской, однако взрослый не насмехался над ним, а спрашивал серьёзно. Такое было первый раз в жизни мальчика, и он смутился. Выходит, не только Оптимус был добр. Быть может, с остальными автоботами тоже получится выстроить хорошие отношения? – Я… хирургом, – опустив глаза, ответил ребёнок. – Почему? – врач искренне интересовался и не думал осуждать или переубеждать. – Я не боюсь крови… и я умею возиться с маленькими вещами. Мне кажется, пришить кому-то новую конечность – это полезно, особенно сейчас. Рэтчет задумчиво посмотрел на него, словно оценивал его слова. – Хочешь быть моим учеником? Конечно, на настоящего хирурга учиться надо не у меня, но азам я тебя научу. Нокаут недоверчиво покосился на него. Неужели ему серьёзно предлагали учиться, чтобы потом он мог стать тем, кем хочет? В самом деле? – Если можно, – нерешительно согласился он, и, когда врач кивнул, его глаза загорелись. Рэтчет, чтобы занять время, решил показать мальчику чудеса медицины, новейшие протезы и лекарства, и тот так внимательно и увлечённо его слушал, что врач понял, что поступил правильно. «Наверное, Оптимус так же себя чувствовал», – подумал он. Обсуждение затянулось на час и закончилось только тогда, когда в двери влетел красно-синей молнией лидер автоботов с бешеными глазами. – Нокаут пропал! – испуганно сообщил он на ходу. – Успокойся, он здесь, – улыбнулся Рэтчет. Видеть друга с откровенным страхом на лице было… странно. Ребёнок вылез из-за стола и через минуту уже был на руках Оптимуса, прижимаясь к нему и беззвучно излучая радость – ведь он так долго жаждал этих объятий. – Он искал тебя около часа назад, – продолжил врач, – и наткнулся на меня. Кстати, радуйся, я берусь его учить, а потом устроишь его в университет. – Я же говорил, – улыбнулся лидер. – Ладно, уже поздно, пора ложиться спать. Где ты хочешь остаться: у учителя или у меня? – обратился он к мальчику с мягкой улыбкой. Однако в его глазах затаилась грусть. Нокаут прижался щекой к его плечу и тихо спросил: – А… можно… у вас? – Я и сам этого хотел, – улыбаясь от чистого сердца, ответил Прайм, и никакой грусти в глазах больше не было. Его ответ же заставил ребёнка сиять ещё больше.***
В общем освежителе Нокаут чистил зубы и рассматривал в зеркале свою пижаму. Откуда Оптимус взял её, такую красивую, тоже красную, и так идеально севшую по фигуре? Можно было подумать, что Прайм – волшебник. А может, так и есть? Ходят же легенды про мистического Праймуса. – О, смотри, кажется, это он, – раздался у двери шёпот. – Не уверен, – прошептал второй голос. – Почему? – Он выглядит совершенно обычно, как мы. Мальчик обернулся и увидел двух мальчишек, похоже, его ровесников. Они поняли, что выдали себя, и осторожно подошли к Нокауту, рассматривая его как диковинку. Ему не нравился этот взгляд, из-за него он чувствовал себя зверушкой. – Я Бамблби, а это Смоукскрин, – мальчик в жёлтой пижаме представил себя и друга. Судя по голосу, именно он был тем, кто нашёл новичка. Нокаут не знал, стоит ли представляться. Он видел других детей очень давно, до службы у солдат-десептиконов, но и тогда не имел возможности играть и разговаривать с ними. Он не доверял новым людям – никогда не знаешь, что у них на уме, и только Оптимус Прайм стал исключением из его правила. Однако представиться Нокаут не успел: Смоукскрин посмотрел на его уже вымытую зубную щётку и вдруг воскликнул, указывая на неё: – Точно такая же у Прайма! – его глаза странно заблестели, а потом полился поток вопросов: – Откуда она у тебя? Ты стащил её у Оптимуса? Она просто лежала, и ты её взял? Тебе разрешили её взять? Это щётка самого Оптимуса или запасная? А есть ещё? – Смоук, полегче, – осадил друга Бамблби, и тот замолчал. Привыкший к напору вопросов, которые всегда носили отрицательный смысл и сулили ему проблемы, бывший десептиконский ребёнок не понял, что вопросы сверстника были вызваны любопытством и кроме него не несли никакой реакции. Нокаут думал, как ответить, и пытался точно вспомнить хотя бы один вопрос, но мысли путались из-за постоянно возникающих образов солдат-десептиконов, напирающих на него с грозными лицами. – Мне, кстати, тоже интересно, – внезапно раздался за его спиной ещё один голос, заставив мальчика вздрогнуть. Молодой мужчина, подражающий стилю внешнего вида Оптимуса, стоял со сведёнными к переносице бровями и в упор смотрел на новичка. – Почему у тебя зубная щётка нашего лидера? – Очевидно, потому, что я ему её дал. Нокаут не помнил, как это произошло, но он уже был на руках Оптимуса, который нежно поглаживал его спину, отгоняя все страхи. Теперь он в безопасности, теперь его никто не тронет. Прайм представил собравшихся друг другу, а уже в коридоре, неся ребёнка в сторону своей спальни, выразил надежду, что он подружится с другими детьми. Сам мальчик думал, что через какое-то время подружиться с Би и Смоуком он наверняка сможет, а вот с Ультра Магнусом (пусть тот и не попадал под категорию «дети»), скорее всего, его отношения очень долго будут напряжёнными. Комната Оптимуса Нокауту нравилась. Не то чтобы он видел много комнат – солдаты-десептиконы жили в однотипных казармах, полевой медик – прямо у себя в кабинете, повара – на кухне, а он сам в какой-нибудь каморке или просто тёмном углу. Тем не менее именно эта комната приняла титул идеальной, почему-то казалось, что тогда, очень давно, когда он мечтал о собственной комнате, она представлялась именно такой. Удивлению и радости ребёнка не было предела, когда Прайм положил его на свою кровать и заботливо укрыл пушистым одеялом. Мальчик помнил, что когда-то ещё живая мама так же укладывала его спать. Однако когда свет погас, и в комнате воцарилась темнота, Нокаут занервничал. Он знал, что здесь безопасно, но приобретённая привычка страшиться темноты давала о себе знать. В тот самый момент, когда мальчик уже хотел окликнуть взрослого, кровать прогнулась, и его обвили большие руки. От неожиданности он вскрикнул и дёрнулся. – Чщ-щ-щ-щ, это всего лишь я, – ласково сказал Оптимус и провёл пальцами по щеке ребёнка. – Ты останешься здесь? – жалобно спросил тот, и вопрос больше походил на просьбу. – Конечно. Не бойся, маленький, спи спокойно. Мальчик уткнулся в тёплую грудь Прайма, успокаиваясь. Он всегда не любил, когда его назвали маленьким, ведь это говорилось с издёвкой, но заботливый тон Оптимуса придал слову нежности, и Нокаут был бы совсем не против, если бы взрослый стал его так называть. С того самого момента, как утром, проснувшись в объятиях Прайма, мальчик получил по-настоящему родительский поцелуй в висок, он не отходил от своего взрослого, и только в столовой тот оставил ребёнка сидеть за столом, а сам пошёл за едой. Столовая не была похожа не десептиконскую: здесь слышались весёлый смех, оживлённые разговоры – тут царила настоящая жизнь. Не было драк и ссор, никто не пытался выхватить порцию побольше у соседа и не ругался с поварами из-за слишком маленьких кусочков хлеба. Нокаут до того расслабился, что обнаружил компанию из нескольких автоботов только тогда, когда они подошли к нему совсем близко, а ведь раньше он всегда был настороже. – А кто это тут такой маленький? А что такой кроха здесь делает один? – вдруг засюсюкала девушка в чёрном костюме с принтом фиолетовых паучков. – Перестань, – пихнула её локтем в бок вторая, в синем. Мальчик её вспомнил – с ней разговаривал Прайм, когда вернулся с ним на базу. – Это ведь тот самый ребёнок, которого босс вчера принёс? – мужчина в белом спортивном костюме задумчиво погладил бородку. Судя по голосу, это он – тот, с кем девушка в синем отправлялась искать лагерь десептиконов. – Ага, – ответила его напарница. – Десептиконский ребёнок? – заинтересованно склонил голову на плечо огромный мужчина с повязкой на один глаз. Воинов с большими мышцами Нокаут боялся, хотя среди десептиконов такие никогда его не трогали, видимо, считали его слишком мелким, чтобы обращать на него своё внимание. – Уже наш, – отозвался другой, очень похожий на него. Видимо, брат. За руки его держали Бамблби и Смоукскрин, которые сразу помахали Нокауту. Столь большой интерес сразу нескольких автоботов вызвал у мальчика дискомфорт. Он не любил внимание, которое обычно заканчивалось для него плачевно, а потому почувствовал себя неуютно. Сразу захотелось сжаться в комочек и сбежать. Однако не успел он обдумать пути отхода, как на стол опустился поднос с едой, а парой минут позднее ребёнок уже сидел на коленях Прайма. – Я не нанимался в официанты, – с ворчанием опустил на стол несколько подносов с едой молодой парень в ярко-красной футболке и забавным ободком с рожками на голове. Вся компания сразу села за стол, оставив место для припозднившихся Рэтчета и Ультра Магнуса. Разговор закрутился вокруг тарелок с едой, которые передавались с подносов, и был очень тёплым. Чужим себя Нокаут уже не чувствовал, но и до стадии «своего» ещё не добрался. Из-за непривычной обстановки он нервничал и машинально вжимался спиной в Оптимуса, который придерживал его одной рукой за живот. – И как зовут это стесняющееся чудо? – наконец спросила девушка в синем, заставив мальчика смущённо покраснеть. Прозвище не подразумевало насмешку, к такому ребёнок ещё не привык. – Нокаут, – с внезапной нежностью ответил лидер и поцеловал ребёнка в макушку. – Мой приёмный сын.