«Лишь на любовь надо смотреть» — Оскар Уайлд
***
Когда через несколько дней после ранения шрамы от серебряных пуль на теле Руневского полностью затягиваются, с тревогой в сердце он все-таки решается рассказать Алине правду. За эти дни, кажется все барьеры и условности между ними пали, и он содрогается от мысли потерять хрупкое счастье, которое недавно обрел. Но что-то внутри подсказывает, что он должен доверять ей. Признание происходит утром, пока он помогает затянуть ей корсет. Сердце пропускает удар, и страх мучительно разгорается в груди Руневского, когда Алина делает шаг в сторону и поворачивается к нему лицом. Боги, сейчас она, должно быть, обвинит его во лжи, и все начнет рушиться словно костяшки домино. Однако вопреки его ожиданиям, в лице девушки он не встречает гнева. Она смотрит на него прямо и скорее встревожено и вдруг обхватывает его лицо ладонями. Горячечный поцелуй ощущается на губах остро. Отпрянув, Алина не разрывает взгляда. Происходит что-то незримое, и девичий взгляд вдруг ожесточается. Глаза каменеют и в них плещется…ярость? — Он позволил мне умереть и бросил, спасая свою шкуру, — ее голос становится ледяным. — А теперь собирался отнять тебя у меня. Если сейчас это и правда был тот человек, то он должен быть уничтожен. Руневский смотрит на нее с благоговейным удивлением и даже не совсем верит собственным ушам. Между тем, голос Алины продолжает звучать льдом фьорда. — Как член дружины я сегодня же лично присоединюсь к его поискам. Он будет мертв.***
С того дня Алина с присущей ей увлеченностью действительно взялась за расследование вместе со Свечниковым и Руневским: сведения об анархистских группировках из личного опыта оказались на руку. Юсупов в это время готовился принять пост главы дружины да еще и уехал по каким-то делам в Москву, поэтому сильно вникать в дело не стал — безразлично махнул рукой, давая добро. Им не потребовалось много времени, чтобы добраться до личного архива полковника Симонова и выяснить, что Петр Каразин был действительно двойным агентом полиции. Казалось внутри девушки окончательно разрушилась связь с прошлым, когда в руках у нее очутилась папка с личным делом и фотографиями некогда милого сердцу лица. Теперь один взгляд на него вызывал лишь презрение и гнев. Совместными усилиями дело начало продвигаться быстро, и за считанные дни вампиры вышли на прямой след анархиста — предстояло устроить засаду по нескольким адресам и ждать. Алина становилась похожа на хищника, методично преследующего жертву. Каждый раз при упоминании Караморы в разговоре, она говорила сухо, ожесточенно, и какой-то недобрый огонек загорался в ее глазах. В такие моменты Руневский ощущал странную дрожь внутри себя — казалось, в этом создании чистейшей красоты таился свой омут, темный, но как и все омуты притягивающий. Неужели его признание тем утром стало тому спусковым механизмом?***
Он не желает тянуть время и делает ей предложение. Чувствует себя счастливее всего за все 111 лет, слыша согласие, сжимая хрупкий стан и ощущая объятия ее рук. Он учит ее танцевать — как уже выяснилось, Алина неплохо справляется с вальсом, но теперь они будут посещать разные приемы вместе, а значит понадобится исполнять и другие протокольные танцы. Как-то раз он замечает как она сама пытается репетировать отдельные фигуры в пустой гостиной, не замечая его прихода. Выходит не совсем плавно, но что-то в движениях стройной фигуры заставляет задержать взгляд. Оборачиваясь, девушка замечает вампира и одаривает игривой улыбкой. В один из вечеров после импровизированного урока танцев они сидят в гостиной, слушая тихое звучание музыки из граммофона. — Может зря ты со мной возишься? Хватило бы с меня и вальса, — посмеиваясь спрашивает вампира Алина. Она сидит у него на коленях, обвив рукой шею и склонив голову на плечо. — Танцы это важная часть светского этикета, моя дорогая. Да и получается у тебя уже весьма неплохо. — Но всё же эти мазурки и менуэты слишком чопорные! — Не спорю, но без этого никуда, — тут мужчина лукаво улыбается. — Будь моя воля, я бы смотрел лишь на то, как танцуешь ты. Что-то азартное загорается в глазах Алины. Она обвивает его второй рукой, заглядывая в лицо и голос ее звучит сладко. — Хочешь станцую только для тебя? Как танцовщицы восточного султана. В голове всплывает недавняя сцена, когда он застал ее одну. Руневский признается сам себе, что полюбовался бы такой Алиной еще раз. — Только если ты сама пожелаешь показать мне свои успехи, — с мягкой улыбкой отвечает Александр и добавляет со смешком, — Танцовщицы султана правда, мне помнится, всегда обнажены или одеты в одну вуаль. Тонкие пальцы проводят по его волосам, задевая кончик уха. В зрачках танцуют бесята. — А я и буду в одной вуали, Саша. От этих слов Руневского внезапно обдает жаром. С того момента как они признали взаимные чувства, он успел хорошо узнать ее тело, но образ, который подкинуло воображение заставил что-то греховно сжаться внутри. Нечто похожее он испытал, когда смотрел, как падает с женского тела плащ на посвящении в дружину. Будь у него возможность, он бы пережил этот момент снова. — Ты ведь хочешь это увидеть? Я же знаю, хочешь. — ее лицо так близко, что мужчина ощущает ее дыхание. Иногда вампирша может быть настоящей сиреной-обольстительницей. Мысли в голове становятся тягучими. Но все же он еще находит силу собрать их в слова. — Сказать, что я этого не хочу, было бы оскорблением твоей красоты. Лицо девушки меняется в томной улыбке. — Тогда обещай, что выполнишь любую мою просьбу взамен, — в темно-карих глазах, смотрящих на него, пляшет азарт. К чему идет эта игра? Руневский уже не понимает, но совершенно не против нее. — Ты получишь все, что пожелаешь, душа моя, — говорит он ей почти в губы, прежде чем затянуть в поцелуй.***
На следующий день Руневский занимается делами дружины без нее. Засада в одной из квартир оказывается неудачной — целый день проходит лишь в напряженном ожидании. Экипаж несет его домой, когда осеннее небо уже темнеет. Он вспоминает об Алине: утром она еще крепко спала, безмятежностью и бледной кожей напоминая усопшую царевну из сказки. Смотря из окна кареты, он замечает на небе луну и останавливает взгляд. Она висит над городом большим серебристым блюдом, и ее мертвенно-тусклый свет превращает дома в фантасмагоричный и чуть зловещий пейзаж. Свет огромного диска вызывает непонятное волнение. В особняке стоит теплая полутьма и почти не слышно шагов слуг. Ему сообщают, что барыня давно поужинала и находится в большой гостиной. Зайдя туда, Александр оказывается в полутьме светильников и видит ее в одном из кресел. — Алина, дорогая, вот я и… Он уже подходит к ней, когда вдруг девичья рука жестом указывает ему на второе кресло, а затем прикладывает палец к губам. Вампир озадачен, но почему-то слушается и садится. Алина встает и поворачивается к граммофону. — Неужели ты забыл о моем обещании, Саша? Женский голос звучит сладким ядом. Руневский на момент замирает, вспомнив вчерашний разговор про танец. Он не придавал ему серьезности уже с утра, и происходящее сейчас кажется ему чем-то похожим на чудной сон. Но плавные звуки музыки начинают вылетать из позолоченной трубки, и женский силуэт в плаще — в том самом плаще с посвящения — стоит перед ним достаточно близко, чтобы удостовериться в его реальности. Тонкие пальцы Алины медленно тянут за шнуровку плаща, и наблюдая как ткань змеей сползает к ее ногам. С этого момента Александр, кажется, теряет способность отвести взгляд. Тело под плащом оказывается окутанным тончайшей черной вуалью. Да ведь это, кажется, одна из шалей, что он ей подарил. Из проигрывателя уже тихо играла музыка, когда он зашел, но как раз сейчас она усиливается. Девушка начинает двигаться, плавно перемещая над головой руки и покачивая бедрами. Играет какой-то знакомый ему восточный мотив*, но сейчас он не силится вспомнить пластинку. Его глаза прикованы к изгибам тела, покрытого полупрозрачным. Распаляющим интерес еще больше. С нарастанием музыки она начинает резче делать шаги, выбрасывать ноги и изгибаться в такт. Танец, который она танцует, рождается в ее голове, и поэтому чем-то странен, но в этих движениях есть нечто упоительно гармоничное — то, что заставляет забыть обо всем происходящем вне этой комнаты. Он теряет счет секундам и минутам, ощущает себя в другом времени и месте — на древнем пиру, где для услады глаз высоких гостей так танцевали дочери или наложницы царя. В какой-то момент она взмахивает рукой, и вуаль падает. И вот перед ним уже белизна желанного тела, что продолжает вести свой языческий обряд. Словно взывая к чему-то первобытному в нем, что Руневский всегда стремился держать поглубже внутри себя. Рука сжимает подлокотник. Последней каплей становится движение Алины в его сторону: качнув бедрами, она делает легкий шаг, оказывается невыносимо близко и протягивает руку к его лицу. Упругое тело, освещенное светом луны из окна, теперь совсем рядом с ним. Спусковой механизм щелкает. Рывком Руневский поднимается с кресла и обхватывает ее руками, отрывая от пола. Алина от неожиданности слегка вскрикивает, но он уже с жаром впивается в ее губы. В нем загорелся тот же огонь, который уже не унять просто так. Губы отвечают губам, и женские руки обвивают его шею. Подняв ее на руки окончательно, мужчина делает несколько шагов к дорого обшитому дивану. Она загнанно дышит, когда чувствует его губы на своем теле, и запускает пальцы в короткие волосы. Руневский распален страстью, но, расстегивая на себе одежду, все же вспоминает об одной вещи. Мужчина нависает над девушкой и ловит ее взгляд. — Что ты хочешь взамен? — хрипло произносит Александр, поддевая застежки. — Мое обещание тоже должно быть выполнено, скажи. Темнотой своих глаз она затягивает его в омут. — Сашенька, — руки касаются его плеч. — Я хочу чтобы ты принес мне голову того, кто убил меня. Того, кто всадил в тебя гнусное серебро. Руневский на момент замирает. Затуманенный разум пытается осознать услышанное. Голова… Каразина? Неужели ему не мерещится это в жаре желания? Неужели это говорит его Алина? Он на момент останавливается и смотрит на нее неверяще, и она видимо чувствует это. — Ты же можешь, правда, Сашенька? — от этого обращения он каждый раз сгорает. — Принеси мне его голову, неужели тебе самому не хочется этого? Руневский видит в ее глазах какое-то бесовское пламя и вздрагивает. Жажда крови тлела в нем уже давно. И будто поняв, что попала в точку, вампирша вдруг начинает смеяться. Смех этот нежно звенящий, но безжалостный. Словно языческая царевна, она только что потребовала у него голову врага. И она хохочет — победно хохочет потому что понимает, что получит своё, пока он с жаром снова набрасывается на ее тело.***
Дружина ловит Каразина через два дня. Очередная засада приносит свои плоды, и вампиры скручивают обезумевшего от ярости анархиста. Перед этим мерзавец успел всадить кому-то в плечо серебро. Когда Руневский подходит к нему, Карамора, которому заломали руки, испепеляет его глазами, полными ненависти. — Сдохни, упырь. Следуя формальностям его теперь нужно заключить в камеру Петропавловской крепости, провести допрос и уже потом выносить приговор. Но что Руневскому стоит сказать, что анархист оказывал сопротивление, из-за чего пришлось применить крайние меры самообороны. Его нынешние напарники же весьма безразличны к исходу ареста. Взмах японского клинка быстр. Пол орошается кровью. Злые глаза так и остаются открытыми, когда голова тяжело падает на пол.***
Тем же вечером в их доме Алина получает мешок из грубой ткани. Руневский ничего не говорит, лишь подносит ей в руки обещанное. Когда адреналин утих, ему становится немного не по себе от мысли, что сейчас та, кого он считает своим ангелом, увидит этот ужасающий трофей. Она кладет мешок на пустой поднос, лежащий на столе, и осторожно развязывает мешок. Когда женские руки достают мертвую голову, девушка невольно вздрагивает. В лице на короткий момент неверие. Но прямо на глазах Александра оно становится ледяным. Девушка поднимает голову на уровень своего нежного лица и смотрит в застывшие, но по-прежнему выражающие злобу глаза. — Я прощаю тебя, Петя, — тихо произносят губы, и вдруг — он снова теряет связь с реальностью — запечатлевают поцелуй на губах мертвеца. Лицо Руневского приобретает нечитаемое выражение. Он повидал многое за свою вековую жизнь, но никогда прежде он не видел такого удовлетворения от смерти ни в одной женщине, которую знал. Алина медленно кладет голову на поднос и разворачивается. Девичье лицо трогает благодарная, но нездешняя, потусторонняя улыбка, обращенная к вампиру. Сейчас ему кажется, что она похожа на лик жестокого древнего божества. А может быть, божества его собственного? Когда она тянет к нему свои руки, в голове Руневского отчетливо складывается неотвратимое осознание того, что ради этой женщины он будет готов на все.