Шёпот в темноте

Из заточения, веками, Имея только глас и гнев, Бессмертных ловит как сетями Шёпот, слабости прозрев. Приходит, соткан из огня, Внезапен, вкрадчив, сладок, точен. Он - бунт, он - месть; найдёт тебя, Ведь каждый хоть чуть-чуть порочен. Оставь чужой морали ропот, Честно вопрос задай во тьму: Когда сама услышишь Шёпот — Как скоро сдашься ты ему?.. *** Первым, что он услышал, пробудившись от пребывания на грани сновидений и беспамятства, которые всегда сопровождали его попытки связаться с внешним миром, были шаги. Цоканье каблуков, такое хаотичное и злое, вбивающее беспощадный ритм в саму подкорку его существа. Похоже, он не ошибся, когда решил рискнуть и попытаться выйти на связь именно с ней. Момент попался идеальный: она была явно взвинчена, места себе не находила. Почти сломлена, но не разбита до конца. Ещё мгновение, всего лишь мгновение… Треск. С глухим стуком что-то деревянное врезается в стену и падает на пол. Картина? Что ж, разрушение — тоже путь, ведущий к его ловушке. С тихим скрипом прогибается кровать. Его цель отчаянно кричит, но не слишком громко — наверное, спрятала покрасневшее от невыплаканных слёз лицо в подушку. Пора. *** Пальцы с острыми ноготками сильнее впились в мягкую поверхность, оставляя следы на ткани и грозясь выпустить содержимое подушки, обитой чёрным бархатом, наружу. Грудь вздымалась и опускалась в такт поверхностному дыханию. С губ срывались всхлипы, однако почему-то ни единой слезинки не покатилось по горячим щекам. Какой же жгучей оказалась эта обида. Как болезненно рвала изнутри ненависть. В спальне всегда была раздражающая, стерильная чистота, неправдоподобно-нежилой порядок — вся её жизнь в миниатюре. Лишь в маленьком личном кабинете, который она запирала на несколько замков, царил благодатный хаос, и этот кабинет был материальной метафорой того немногого настоящего, что Люция ревностно прятала глубоко в душе. А в спальне её после очередной ссоры с отцом раздражало всё: аккуратные горки подушек, которые она разбросала, огромный семейный портрет, на который больше не было сил смотреть, золочёные стулья, которые будто нарочно путались под ногами… Но больше всего, конечно, собственное отражение в небольшом винтажном зеркале. Там отражалась не гордая принцесса, сильнейшая среди ровесников, а просто избитый и сломленный подросток, покрытый синяками, не способный дать отпор… ни на что серьёзное не способный. Слабый. «Не смей открывать рот, пока не разрешают, или пока не заслужишь право на это! Несмотря на титул, сейчас ты самое обычное ничтожество» — Властный голос отца набатом, приговором звучал в голове, бил по вискам и отражался нарастающим эхом, всё громче и громче, пока, не выдержав и закричав со всей накопленной болью, принцесса не ударила что было сил по красивому зеркалу. Совсем не по-девичьи, не обращая никакого внимания на в кровь разбитый кулак. Куда сильнее кровоточила душа, отчаявшаяся, не находящая выхода из клетки обстоятельств и требований. Алые глаза, отражающиеся в кривых кусках разбитого зеркала, горели ненавистью — но к кому? К отцу? К себе? Или к самой Судьбе?.. В такие моменты она как никогда жалела, что родилась в этой по-настоящему чёртовой семейке. Вечные требования, которые всё повышаются и повышаются. Регулярные наказания, что становятся жёстче с каждым годом. Нет права на малейшую ошибку, потому что она наследница. Она пример. Она гордость. Она — главное разочарование своего отца. Осколки зеркала посыпались с хрустальным звоном… Она ещё совсем юна, но уже близка к тому, чтобы свихнуться от попыток быть идеальной. И первый тому звоночек — шелестящий голос, который можно было перепутать с треском поленьев в небольшом камине, если бы не постепенная разборчивость слов, доносящихся до её ушей: — Несправедливость способна взбудоражить кровь. Всем от тебя что-то нужно… И ничего не предлагают взамен. Она приподнялась на локтях, всматриваясь в язычки пламени, которое будто бы изменило естественный оттенок. Почернело. — Кто ты? — задала самый очевидный вопрос. Пламя… хмыкнуло? — Твой единственный шанс на перемены. Твоё возмездие. То, чего ты опасаешься. То, на что втайне надеешься. — Ещё немного, и я поверю, что у меня поселился чешуйчатый ублюдок-искуситель, — ловко спрыгнув с кровати, она осторожными шагами направилась к камину. Слегка нагнулась и нарочито громко добавила: — Сразу предупреждаю — у меня тут не приют для тварей. Свалишь сам или отнести тебя на кухню? Атмосфера в комнате сгустилась. Огонь обиженно дрогнул — находись её руки ближе к камину, и хлёсткие язычки всенепременно оставили бы на коже пару отметин. — Искусители — не самые надёжные помощники, — спустя несколько секунд молчания отозвался неизвестный. — То, что предложу тебе я, ты обязательно получишь. Если выполнишь все условия, принцесса. Она нахмурилась. Наверное, нет ничего удивительного в том, что незнакомец был осведомлён об её статусе. И всё же тон его слов был каким-то чересчур коварным. — Сделки — работа моих сородичей, — фыркнула она, скрестив руки на груди. *** Он едва сдерживал недовольный рык. Упрямица. Он и не ждал, что убедить её будет просто, и если бы не предназначение, то нашёл бы более сговорчивый вариант. Был на примете один, обиженный чересчур хитрой непризнанной, который, впрочем, тоже ещё пригодится для Плана. Вот только именно принцесса должна была сыграть значимую роль в будущем, Ритуал строго предполагал её добровольное участие. Когда он поглотит Бонта и вернёт былое могущество. Он не до конца осознавал смысл союза с наследницей трона — пока даже не королевой, — но если всё его существо тянулось к ней, значит, не стоит противиться. — Никаких сделок, приносящих пользу исключительно одной стороне. Сотрудничество. Взаимовыгодное. — Что ж, удиви меня. *** Она помотала головой, почти убедив себя, что первое условие ей просто послышалось. Достать и принести Кубок Крови? Из семейной сокровищницы? Он предлагает чистейшее самоубийство… Нет. При худшем развитии событий её ждёт нечто иное. То, после чего она будет мечтать о смерти. Взамен ей обещали силу. Тёмное могущество, которое она, как демон, отчетливо ощущала от этого существа каждой клеточкой своего тела. И, конечно, возможность сделать так, чтобы Ад никто и никогда больше не смел принижать, как и его принцессу. Сладкоречивый дух, казалось, знал все её слабости и потаённые желания, мастерски подбирал слова так, что она сама невольно приходила к выводу: отчаянные времена требуют отчаянных мер… Ладони стали неприятно влажными, а взгляд лихорадочно забегал по комнате. Если это существо — элементаль, порождение огненной стихии, не лучше ли будет потушить камин, избавиться даже от крошечных угольков, но заткнуть его безумные речи? Безумно соблазнительные, потому что рисковать она всегда любила. Потому что каждый демон в глубине почерневшей души немножко мазохист. — Зачем тебе Кубок? — Подробности узнаешь, когда выполнишь условия. Даю слово. — Я, по-твоему, похожа на ту, кто поверит слову какого-то… Огонька? Пламя дрогнуло, отражая веселье существа и бросая на пол тень, танцующую будто бы в диком припадке. Люция усмехнулась сравнению. Реакция неизвестного позабавила её. В тот момент и захлопнулась его ловушка. *** Изобилие фамильных драгоценностей ослепляло цветастыми переливами. Отполированное золото с вкраплениями рубинов, изумрудов, сапфиров. Алмазные россыпи на серебряных полотнах. Лакомый кусочек для любого воришки, существуй в действительности хотя бы один до такой степени безрассудный бессмертный, готовый проникнуть в самое сердце королевской сокровищницы. Возможно, кто-то пытался, но похвастаться не успел, потому что с оторванной головой — крыльями тут не отделаешься — в принципе хвалиться трудно. Кроме того, на сокровищницах было множество заклятий: даже если какому-то вору-счастливчику удалось бы выйти целым, то проклятье вскоре неотвратимо настигло бы его. И об этом знали все, поэтому сунуться туда мог или фанатик, готовый на неизбежную смерть, или тот, кто имел на это право крови. Люция замерла, глядя на своё отражение в доспехах прадеда, когда-то прогнувшего весь Ад под свою непоколебимую волю и давшего начало правящему роду. …Который легко может прерваться в ближайшее время, если она не отговорит себя от дерзости, на которую решилась по наущению того, кто не удосужился даже представиться. Отличная перспектива. Так она попадёт в местные легенды-страшилки наряду с субантрами, пожирающими непослушных детишек, что сбегают из-под родительского крыла. Или даже наравне с Мальбонте, упоминание чьего имени вызывает у окружающих трепет, либо, как в случае с большинством преподавателей в школе, здравое раздражение. Само собой, проникновение в семейный тайник должно было произойти под прикрытием инцидента со сбежавшим заключённым, что наверняка случилось не без участия её нового знакомого. С чего ей было думать, будто она — единственный его союзник? И как же в таком случае предусмотрительна его осторожность; Люция усмехнулась, делая шаг в глубину. Кубок был не единственной целью, если не сказать, что лично для неё даже второстепенной. Она жаждала силы, признания и шанса стать достойной своего титула в глазах отца и его приближённых, которые видели в ней лишь пустое место. Понимала, что новый знакомый вопреки любым обещаниям не способен по щелчку пальцев дать ей желаемое, хотя и предложил способ сделать это, но действовать для этого она должна была самостоятельно. Помимо украшений и зачарованного заклинателями холодного оружия, королевская сокровищница хранила в себе самые могущественные виды магических артефактов. Амулетики Фенцио, скрывающие энергию на ограниченное количество времени или дарующие возможность заблокировать разум от атаки бессмертных уровня серафимов — детские игрушки по сравнению с коллекцией, собранной правящим родом. К этой коллекции Люция и направилась в первую очередь. Присев на корточки перед массивным сундуком, своими габаритами напоминающим комод, она с небольшим усилием открыла крышку, и помещение тут же заполнилось противным скрипом. Демоница замерла на несколько мгновений, прислушиваясь к звукам извне. Ей удалось ненадолго устранить стражников, но кто знает, не достиг ли шум чьего-нибудь особо обострённого слуха. От Кубка Крови исходил флёр потусторонней мощи, дабы скрыть который принцессе пришлось использовать другой артефакт — специальный ларец. Выскользнула из сокровищницы она так же тихо и незаметно, как пришла. Далее ей требовалось лишь оставить Кубок в указанном «Огоньком» месте, откуда его кто-то заберёт. И всё — сделка заключена и составлена так, что «Огоньку» не отвертеться, уж принцесса Ада знала в этом толк. Он поможет ей стать сильнее и создать обещанный уникальный артефакт, секрет создания которого давно забыт и который благодаря кровной связи поможет демонице филигранно воздействовать на сознание отца, так, чтобы его пренебрежение и презрение к дочери превратилось однажды в полное доверие. Подло? Да, но не подлее, чем избивать собственную дочь, уничтожать её морально и физически, отказывая в шансе быть той, кем рождена. Свергать отца или тем более убивать его она не хотела — всё же он оставался её единственным родителем и не был ей совсем уж безразличен. Артефакт, описанный Огоньком, должен был стать самым приемлемым решением. Впрочем, и заплатить за него явно предстояло сполна. *** На создание этого артефакта ушли долгие годы кропотливого изучения сложнейшей алхимии и артефакторики, поисков редчайших материалов под бдительным присмотром Огонька. Разумеется, за эти же годы неглупая принцесса догадалась, с кем именно имеет дело, но пути назад уже не было. Кроме того, Малю, имеющему опыт тысячелетий в манипулировании, не составило никакого труда безо всякого искусственного вмешательства внушить нужные мысли надломленной, травмированной девочке-подростку, отчаянно ищущей внимания и роста над самой собой. С красноречием Искусителей он посылал ей множество видений из прошлого и настоящего различных бессмертных, демонстрируя, как давно и сильно нарушено Равновесие в сторону ангелов, как непоколебимы и закостенелы серафимы в своей жажде власти и чувстве превосходства над демонами. Ему даже лгать много не пришлось, поскольку многое из сказанного было правдиво, а посылаемые видения — подлинны. Всё вернее и неотвратимее принцесса убеждалась в мысли, что поможет только война, и прекрасно понимала, что с Мальбонте у демонов будет гораздо больше шансов на победу. С тех пор она росла с этой мыслью, и связь с Малем крепла день ото дня: она уже умела разговаривать с ним мысленно, лишь немного сосредоточившись, словно смертная с тяжёлой формой шизофрении. Будто демон на плече из человеческих легенд, он был с нею почти неотступно, и случилось то, чего демоница боялась — со временем она привязалась ко Злу. Маль помог ей стать намного сильнее, методично обучая обращаться с внутренней тьмой, и Люция стала одной из самых молодых демониц, обретших вторую форму; он же терпеливо выслушивал её сумасшедшие идеи, рождающиеся по мере углубленного изучения алхимии, и помогал найти наилучшее решение для их осуществления. А когда начал действовать хитро подложенный Сатане артефакт, Маль подсказывал Люции, что именно ей нужно делать и говорить, чтобы заполучить незыблемый авторитет в Аду, да так, чтобы импульсивность принцессы не испортила то, что они долго выстраивали в этом отношении, то есть был голосом разума, развивающим хладнокровие и контроль. Если Сатана когда-то учил её подчиняться, то Маль учил её править, с чем Люция справлялась всё лучше и лучше с каждым годом. В конце концов она стала правой рукой отца, и уже никто не удивлялся, когда принцесса выполняла сложнейшие поручения в управлении Адом или представляла его в Совете Цитадели на самых острых вопросах, хотя ещё даже не окончила Школу. Что важно, в этом была бóльшая часть её личных заслуг — Маль лишь подсказывал и направлял, не давая всё испортить каким-нибудь необдуманным шагом. Медленно, но верно авторитет наследницы встал на один уровень с Сатаной. Неустанно учиться и при этом править было задачей, мягко говоря, непростой: у Люции почти не было свободного времени и порой она смертельно уставала. Однако когда свободное время всё же выдавалось, всё чаще она находила отдых не в шумной компании приятелей и подхалимов, а в тишине библиотеки или в своём кабинете для алхимических экспериментов, за колбами и пробирками. Но самое ужасное — ей нравилось разделять эти моменты со Злом в своей голове: она обсуждала с Малем почти каждую прочитанную книгу, порой пускаясь в такие споры, что хотелось прямо сейчас достать невыносимый «Огонёк» из темницы и придушить голыми руками; часто они обсуждали стратегии кровавых битв прошлого, разбирая их прямо в правдоподобной иллюзии, создаваемой Малем, или играли в шахматы, тоже развивая стратегическое мышление — он называл ей фигуру и клетку, на которую ту нужно было передвинуть. Со стороны это, наверное, могло бы выглядеть очень забавно, особенно учитывая то, как часто Люция ставила шах и мат «самой себе». Однако она была талантливой ученицей, что Зло с удовольствием признавало. Зло не знало теплых чувств и было абсолютно на них неспособно, укрепляя опрометчивую привязанность принцессы в своекорыстных целях, однако их связь и все эти разделённые вместе моменты дарили ему давно забытое ощущение покоя, отсутствия одиночества, иллюзию полноты и свободы. Прошло много лет с их знакомства, и уже взрослая Люция была демонически тверда в своих решениях. Ей удавалось по крупицам вытаскивать из своего наставника правду о его прошлом, о том, как он был заточен, однако он обещал ей всё рассказать, когда придёт время. Вскоре в Школе появилась необычная Непризнанная, начались загадочные убийства, события накалялись, несясь с бешеной скоростью, и Люция поняла: время пришло. *** Последние сомнения в том, что этот ангел был в буквальном смысле второй половинкой Маля, его полярной полной противоположностью, развеялись, стоило ей провести в обществе «мальчика из башни» дольше нескольких минут. Наивность, невинность, неподдельная чистота — всё это заставляло Люцию задуматься о том, что ангельское происхождение было определённо недостойно его. Он — само воплощение Света. Добро, не запятнанное гордыней и лицемерием, которые морально сгубили не одно поколение ангелов. Такой, какими ангелы должны быть, но давно уже не являлись. Были, конечно, исключения, например, Дино или погибший Сэми, но с первым она соперничала и знала его тёмные стороны, а второй был всё равно что незнакомцем — они не общались и даже виделись нечасто. Несмотря на это, Сэми ей было жаль, настолько, что она в пух и прах разругалась с Малем, впервые за все эти годы серьёзно ему переча. Однако понимала, что пророческие сны Сэми могли серьёзно помешать их планам, поэтому радовалась хотя бы тому, что эти убийства были не её рук делом. Какой бы боевитой она не была на тренировках или в сражении, на хладнокровное убийство, тем более удар в спину, была неспособна. Впервые ей, принцессе лжи, было почти физически тяжело обманывать кого-то. Нет, не составило никакого труда проникнуть в Башню под видом псевдо-нарушения Закона Неприкосновения и убедить Бонта, попросившего её о помощи, что её помощь будет бескорыстной. Проблема была в том, что глядя в эти чистые, умные глаза Люция чувствовала себя так, как будто подводит Бонта к осквернению, на самом же деле будучи намеренной вернуть ему вторую часть его личности, насильный разрыв с которой как раз и был настоящим осквернением. Маль всегда ей являлся в виде шёпота или огонька, и никогда — в виде конкретного образа, поэтому Люции было как-то дико смотреть на правильные черты ангела, его искреннюю улыбку, и постоянно представлять, каким он будет, когда тёмная половина вернётся к нему. Это была абсолютно неописуемая смесь чувств: с одной стороны, она не могла не любоваться Светом, таким притягательным, укутывающим её невидимыми объятиями нежности, которую благодарный ангел испытывал к ней чуть ли не с первого дня знакомства; с другой стороны, она заранее, неотступно видела в нём того, к кому была привязана столько лет и к кому тянулась тьма её демонической сути — Маля. Когда она нашла наконец способ освободить его из Башни, ей пришлось спрятать его в заброшенном холле в ожидании судьбоносного дня. Она приносила ему туда еду с кухни и полюбила подолгу разговаривать с ним обо всём на свете, почти так же сильно, как с его тёмной половиной. Маль зло насмехался над её чрезмерной, по его мнению, тягой к ангелочку, как будто ревновал свою любимую марионетку к самому себе. Особенно когда той приходили в голову бессовестные демонические шалости, вроде провокационного раздевания у зеркала. Люция только закатывала глаза и отмахивалась в эти моменты от язвительного шёпота в своей голове. Часто в эти дни затянувшегося ожидания Люция приносила Бонту книги или подробно рассказывала о своих алхимических исследованиях, обсуждая достоинства и недостатки, но порой было приятно и просто вместе помаяться дурью. Например, ей пришла в голову «гениальная» идея научить Бонта вальсировать. — Когда-то этот холл был частью огромного бального зала, но его демонтировали, поскольку учеников стало в разы меньше после нескольких ангелодемонических войн и стало вполне хватать бального зала поменьше, с которым меньше хлопот. — пояснила принцесса, показывая Бонту разные виды вальсового шага и позиции. Поначалу у него получалось очень неуверенно, он спотыкался и путался в ногах, так что ведущей в танце была именно Люция, которая терпеливо поправляла все ошибки, наслаждаясь приятным запахом хвойно-морозной энергии ангела так близко. Однако Бонт поразительно быстро учился, к тому же обладая прекрасным слухом и чувством ритма, поэтому, когда уже на следующий день принцесса принесла с собой музыкальную шкатулку, воспроизводящую мелодию старинного вальса, танец был уже совсем иным. Разноцветные витражи причудливо преломляли свет закатного солнца, отбрасывая на пол волшебно красивую рефлексию всех оттенков радуги; прекрасная мелодия вальса эхом отражалась от пустующих стен, не слишком громко, но и не тихо разносясь по заброшенному холлу, где в полном одиночестве грациозно танцевала очень контрастная пара, словно Инь и Ян, похожая на фарфоровых ангела и демона, вальсирующих в шкатулке. Бонт уверенно вёл партнёршу, проникновенно глядя в её сияющие рубиновые глаза и любуясь ею, а Люция впервые в жизни так полно отдалась танцу, отпустив контроль, позволяя себя вести. Бонт то кружил её, то бережно прижимал к себе, и сердце её бешено билось как птичка, пойманная в клетку. Ей виделось пока несбыточное: этот же холл, восстановленный под великолепный бальный зал, она — в потрясающем платье, королева, собирающая все взоры, и Мальбонте, обретший целостность, уверенный в завтрашнем дне, ведущий её в танце… Мелодия неизбежно закончилась, и Люция замерла с несвойственной ей открытой тёплой улыбкой, не спеша разрывать объятий. — Когда-нибудь я смогу пригласить тебя на танец, ни от кого не прячась, — прошептал Бонт, очарованный её улыбкой. — Обещаю. Люция отлично помнила сладкий вкус его трепетного поцелуя, подаренного ей после освобождения из Башни, поэтому теперь первой позволила себе поддаться порыву — поцеловала его сама, скрепляя данное им обещание. *** В день, когда после казни адмирона Винчесто армия демонов напала на Школу и должен был состояться Ритуал, изначально всё шло как должно. Люция сбежала из темницы, где её наивно пытались удержать, усыпила Бонта, которого должен был отнести к ритуальному дереву второй, пока ещё неизвестный ей сподвижник Мальбонте. Уже хотела броситься в пучину боя, как вдруг её окружила целая толпа громил-архангелов во главе с серафимом Кроули, и прежде, чем она успела среагировать, бросили ей на крылья золотые путы, которые мгновенно связали их и не давали принцессе принять вторую форму. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: ею хотят шантажировать отца, чтобы тот отступил, но принцесса не собиралась допускать такой риск и позволять им этого. Даже без боевой формы она теперь была сильна, однако нападавших было слишком много. И тогда она вновь услышала спасительный голос тьмы. — За эти годы между нами возникла крепкая энергетическая связь. Поэтому, пока остаюсь бестелесным духом, я могу ненадолго вселиться в твоё тело и своей силой растоптать этих букашек. Но нужно твоё добровольное согласие и концентрация. «Нет!» — мысленно огрызнулась Люция, зажимая рану, из которой фонтаном хлестала кровь, и вновь из последних сил бросаясь в бой. — Люция, у нас мало времени. Если сейчас тебя схватят, то либо демонам придётся отступить, либо тебя убьют, и все наши планы пойдут прахом. Давай же! Просто скажи мне «да», принцесса. — Чтоб тебе мои Адские гончие все пятки пооткусывали, искуситель хренов! Да! — понимая, что уже едва удерживается в сознании, выкрикнула Люция, концентрируясь на связи с Малем, догадываясь, что за эту помощь ещё придётся сполна заплатить, и заставляя врагов на миг недоуменно замереть. В следующую секунду все они на шаг отпрянули в суеверном страхе, потому что глаза принцессы стали чёрными без белков, и от них стремительно расползались чёрные вены вкупе с чьей-то чужеродной мощью… *** Оставалось только гадать, сколько времени она провела в беспамятстве. Или вовсе на грани Небытия? Фатального забвения, после которого даже бессмертным не вернуться в нормальный мир. Она предполагала, что на той стороне будет темно, пусто и холодно. Нет, не темно. Бесцветно. Разум её дрейфовал по необъятным просторам, в царстве самой отвратительной тишины. Могильной. Кап. Здесь у неё не было тела, однако она почти ощутила дрожь. Кап, кап, кап. Нечто мягкое и неприятно прохладное легло на кожу. Чуть надавило, двинулось ниже, оставляя после себя влажную дорожку. С каких пор Небытие предстаёт в жидкой форме? Это остатки её души символично тонут, обволакиваемые голодной пустотой? — …я же сказал, что справлюсь сам! Слишком громко. Она бы сейчас, наверное, скривилась. В идеале — заткнула нарушителя своего последнего умиротворения. — Она останется здесь. Такова моя воля. Почему Небытие общается с ней именно этим голосом? *** Картинка перед глазами Люции плыла, однако не провоцировала резь из-за окружающего тусклого света. Она в комнате. Пошевелила пальцами рук, чувствуя мягкость простыни. Повернула голову и тут же скривилась от накатившего головокружения. — Люция? Слышишь меня? Снова этот голос. С другой стороны. — Ты… — очень хотелось пить. Как будто из неё не просто вытянули жизненную силу, а безжалостно высушили. И тогда она вспомнила. Как согласилась на слияние с Малем, запрещая себе думать о том, что за всё в этом мире нужно платить. И чем могущественнее дар, тем выше цена. Он в буквальном смысле отравил её своей сутью. Заразил каждую клеточку ядовитой силой, покрыл уродливыми чёрными рубцами оболочку её красной энергии. Как стала свидетельницей мести, кровавым дождём обагрившей землю. Мести, что таилась в чужом сердце, но была совершена её руками. Нет, всего лишь начата. Финал же остаётся лично за ним. В чёрных глазах, пристально следивших за ней, больше нельзя было узнать чистоту Бонта. Однако и обжигающая ярость Маля утихла, сдерживаемая клеткой холодного рассудка. — Рад, что ты выжила. Он расположился в кресле с таким величием, которого не излучал её отец, сидя на троне. Она видела черты Бонта и в то же время на его свет будто бы упала тень, заостряя мягкость, ужесточая милосердие. Невероятным усилием Люция заставила себя принять сидячее положение. Краем глаза заметила зеркало, разбитое в верхней части. Осколки были покрыты багровыми пятнами и торчали подобно зубьям из пасти мифического хищника. Повернув голову к бессмертному, она задержала взгляд на его губах, растянувшихся в усмешке. — Добро пожаловать в мой подпольный лагерь.