рок-н-ролл твоего сердца

      Крики, которые стали уже чем-то привычным и обязательным на каждом их шоу. Никто не знает почему и как они завоевали любовь и обожание публики, но не то чтобы кто-то был против. Минхо оглушает их внимание, заставляет теряться в ощущениях, которые ему всё ещё кажутся непривычными до одури. Он поправляет свои волосы, зачёсывая их свободной рукой, и жадно-жадно глотает воздух, смотря опустошённо на взрывающуюся криками толпу перед собой. Ноги подкашиваются, но всё равно улыбка трогает его губы. Он ловит со стороны обеспокоенный взгляд, но всё равно решает его проигнорировать, крича в микрофон слова благодарности. Сейчас точно не до этого.       Но, возможно, Ли всё же не был рад происходящему. Да, он безумно любит отрываться на сцене — он ловит кайф от своей музыки и процесса, но люди вокруг заставляют его осязать на своей коже ледяные руки тревожности. Их восторг заставляет его чувствовать себя некомфортно, несмотря на то, что, казалось бы, всё должно быть наоборот. Сначала было хорошо, сначала было наслаждение и Минхо не соврёт, если скажет, что он не помнит в какой момент стал ощущать тяжёлый груз на своём сердце, когда они обрели достаточную известность, чтобы собирать залы, в которых уже спустя минут 15 концерта душно. Джисон и Чонин пытаются с ним поговорить, видя его состояние, но Хо до конца игнорирует свои приступы, не желая распускать группу и терять всё то дорогое, что есть у него сейчас.       Брюнет договаривает наконец, кланяясь очень-очень низко, благодаря зрителей со всей любовью и уважением. Но как только уходит за сцену, ватными ногами ступая по ступенькам, он тут же выдыхает рвано и ругается под нос. Чонин тут же оказывается рядом, подхватывая за плечи, чтобы тот не дай бог не упал на пол. Джисон рядом как-то совсем по-дедовски бубнит и отчитывает Хо за то, что он опять довёл себя до такого состояния. — Я в порядке… — выдаёт Минхо, стараясь выдавить из себя уверенность, но всё равно звучит совсем уж истощённо. — По тебе видно как ты в порядке, — резко выплёвывает Хан, снимая с себя всю аппаратуру, — Почему ты такой упрямый? Мы же тебе с Чонином говорим: «Возьми перерыв от концертов». А ты что? — Я люблю это дело… — Но не любишь людей, которым даришь это дело, — продолжает Чонин, а Ли как-то слишком недовольно цокает, понимая, что эти двое и так давно поняли всю происходящую белиберду с ним, — Ты понимаешь, что тебя никто за это не осуждает? Джисон-хён тоже довольно долго испытывал дискомфорт, находясь на сцене, но справился с этим. Но не как ты, следуя принципу «клин клином». У тебя так не получится, хён, тебе нужно отдохнуть от этого, — Хан согласно кивает рядом, поддакивая младшему. — У нас завтра последний концерт за этот месяц… — Минхо садится на корточки и долго думает, смотря куда-то в пустоту. Но резко встаёт, чуть ли не теряя равновесие. Закатывая глаза, Чонин ему помогает не упасть снова, — Даю обещание, что завтрашнее мероприятие будет последним и после этого я возьму перерыв… — Ловлю на слове, — парирует ему Джисон, взъерошивая волосы на чужой голове, которые и так были похожи непонятно на что, — А теперь бегом отдыхать, вы оба. — Строит из себя самого старшенького, у-у-у, Джисон-хё-о-он, — язвит Чонин, и держа Минхо за талию, шагает вперёд в комнату отдыха. — Смотри, Чонин-а, а то придушит тебя в ночи, не шути с ним…       Все втроём начинают безудержно смеяться, хотя Хан по-началу очень-очень долго дулся, препираясь с друзьями. «Кого вы из меня делаете?»: говорит он обиженным голосом, но всё равно прощает эти две пары жалобных глазок, устремлённых на него.       Да, конечно, концерты становятся слишком выматывающим, но как только все вспоминают, что после завтрашнего мероприятия им придётся войти в режим посещения их любимого университета, тяжёлые вздохи раздаются на всю комнату. Да уж, пожалуй, самое страшное только впереди… Но, всё же Минхо, выполняя своё обещание, отдохнёт от бушующей страстью жизни артиста и окунётся в рутину; где Джисон зовёт его каждую пятницу поиграть в приставку в час ночи, вынуждая того гнать к нему на всех порах на такси, а Чонин постоянно просит совета в любовных делах, как будто у Ли вообще есть хоть какой-то опыт в этом деле. Они вновь столкнутся с резким желанием пойти в круглосуточный магазин, чтобы наесться лапши быстрого приготовления, наплевав на всё. А потом они, конечно же, завалятся к Минхо домой, чтобы напиться соджу, после вырубившись на полу, а Минхо как самый трезвый будет потом всех раскладывать по постелям. И заснёт после, увидев как Джисон обнимает ворчащего во сне Чонина.       И, пожалуй, этими моментами нужно наслаждаться.

.

.

.

— Ты снова проспал? — звучит осуждающий из трубки голос.       Хёнджин носится по комнате, матерясь у себя в голове от того, что постоянно спотыкается, чуть ли не улетая носом прямо в пол. Во рту бутерброд, нарезанный на скорую руку, в правой руке щётка с пастой, а в левой — вешалка с слегка помятой толстовкой на ней. Хван от нотаций со стороны кровати закатывает глаза и очень хочет накричать на источник звука, театрально сбросив звонок после этого. Но всё же сдерживается, прожевав на коленках приготовленную еду. — Я придушу тебя как только приеду, — цедит блондин и слышит натянутый смех со стороны своего левого плеча. — Будь благодарен, что я тебя разбудил своим звонком, дорогуша. Лучше бы я пнул тебя сегодня перед уходом, если бы знал, что ты проспишь, — Хёнджин слышит ещё один знакомый голос на линии и тут же понимает, что теперь его ждёт не только Ким Сынмин, — Феликс тоже на тебя жалуется. Давай поторапливайся. На улице холодно тебя ждать, однако, Ваше Высочество, — Мин тут же охает, вспоминая кое-что, — Совсем забыл. Можешь не ждать момента приезда к универу. Мы уже под твоим окном, так что жду твоих сексуальных рук на моей шее, любимый.       Хёнджин готов поклясться, что тот говорит это с тупой ухмылочкой на лице. Хван бекает в трубку, выражая таким образом своё недовольство, и слышит перед тем как отключиться басистый смех Феликса. О боже, как же тяжело с ними…       Познакомились они при поступлении в университет, но довольно быстро найдя общий язык, двое любимых паразитов начали терроризировать жизнь Хван Хёнджина. Но, конечно, он преувеличивает, потому что всё же эпитет «любимых» здесь не просто так. Он обожает Сынмина — своего соседа по квартире — за то, что тот готов дать блондину подзатыльник в моменты, когда эмоции накрывают с головой; за то, что черноволосый всегда рядом, чтобы обеспечить очередным советом или помочь с теми же конспектами. Ким практичный рационалист, каким он является, по собственным словам, ещё со старшей школы. Но всё же он не настолько серьёзный малый: это могут спокойно доказать видео с вечеринок, на которых Мин отжигает совсем уж поддаваясь всем чувствам, которые только могут быть.       На Феликса, на самом деле, совсем жаловаться не хочет. Он буквально самый яркий и добродушный человек, который может быть на Земле. Хотя бы потому что он периодически встаёт с утра пораньше, чтобы принести всем поесть из кафе… Это вообще законно?       Хван вылетает из подъезда, на скорую руку бросив в свою сумку несколько тетрадей и ручек. И если быть честным, он даже не знает, по тем ли он предметам кинул принадлежности… Но, в любом случае, если что будет писать в середине!       Он спотыкается на лестнице, с вихрем на голове вылетает на улицу и чуть ли не впечатывается в стоящего Сынмина, который удивлённо охает, ощущая, что в его спину прилетели с непозволительной силой. Рядом слышится ещё одно охание, но правда более взволнованное.       Хёнджин инстинктивно обнимает того, на кого он налетел, будто стараясь таким образом не дать им обоим упасть. Но, в любом случае, падения не происходит и единственное, что случается — смешок где-то чуть сверху и неодобрительное бурчание по правую сторону. — Я тоже очень рад тебя видеть, Хёнджин-а, — говорит Сынмин, слегка взъерошивая и так полный бардак на голове своего подопечного. Феликс рядом смеётся, а жертва тактильности готова прыскать ядом в брюнета. Ким лишь улыбается приторно-приторно, словно не обращая внимания на то, что обратился к своему другу в совсем неподобающей форме. — Мои хёны такие придурки, — выдаёт Феликс, разворачиваясь от этих двоих и шагая в противоположенную сторону. Сзади слышатся лишь недовольные возгласы и громкие-громкие шаги в сторону уходящего. — Извини, Феликс, но по-моему тут только один хён-придурок, — вмешивается Сынмин, — Я вообще удивлён, что он самый старший у нас.       Хван толкает того в плечо со спины, отчего брюнет тихо цокает, но всё же своеобразную перепалку не продолжает, потому что ему и не хочется, и вообще ему жуть как лень. По причине того, что все остальные замолчали, Ли начинает лепетать что-то про учёбу, что быстро подхватывают и остальные. Хёнджин осознает, что всё-таки с некоторыми тетрадками он проебался, что не остаётся без комментарий Сынмина о том, что теперь в случае чего он будет звонить блондину почаще да пораньше. Пары у них совсем неинтересные, но всё же посещаемость хоть какая-то должна быть.       Солнышко приятно светило, день обещал быть слегка лучше обычного. Только если, конечно, двое его дорогих друзей снова не потащат Хёнджина на очередную тусовку. Но в данный момент всё происходящее можно было охарактеризовать как «спокойствие» и «благодать».       Но, как оказывается, счастья длилось недолго и в ту же секунду иллюзорное умиротворение разрушается из-за телефона Сынмина, на который начинает со скоростью света приходить куча уведомлений в сопровождении глупого звука, который Ким поставил себе. Брюнет вытаскивает телефон из кармана своей лёгкой ветровки и брови домиком сразу делает, как-то уж совсем рутинно закатывая глаза. — Что, опять тот милашка пишет тебе? — спрашивает Феликс так обыденно, что Хвану смешно. — Кто же ещё… — парирует Сынмин, — Пожелал мне доброго утра, хорошего дня и сказал, что булочки в кофейне универа сегодня не такие вкусно выглядящие, как я… Что это вообще значит? — Мне кажется, он хочет съесть тебя, — предполагает Хёнджин, из-за чего Ким криво ухмыляется, — А ещё мне кажется, что ты просто слишком критичный дуралей. По-моему, он очень даже милый. — Был бы милым, если бы его попытки подкатить ко мне не были такими… странными и заезженными. Почему вообще нельзя подойти ко мне вживую? Переписки, да только… И то не похоже это на переписку. Он мне пишет, а я в ответ лишь желаю доброго утра и благодарю за добрые слова. Всё! Ахуенное общение. Сразу видно — впереди светлое будущее. — Может он стеснительный малый и тебе надо делать первый шаг, — предполагает Ликс, щелкая пальцами, словно он сказал самую очевидную вещь в мире. Сынмин рядом лишь громко-громко стонет от недовольства. — А что ты драматизируешь! — начинает оживлённо блондин, — Как по мне, попытаться стоит, если к тебе подкатывают подобные милашки, да и вроде всякой странной хуйни он тебе не пишет… Секс на одну ночь или тому подобный бред он же тебе не предлагает. Смотри, упустишь, а потом к тебе с таким характером вообще никто не подкатит, — смеётся Хёнджин, а потом чувствует как его пинают в бок и айкает от боли, — А я серьёзно! — и замолкает, как только ему грозят ещё одним кулаком. — Но всё же Джинни-хён прав, — соглашается веснушчатый шатен, а Сынмин начинает выглядеть уж очень задумчивым, — У них же сегодня концерт от лица универа, верно? Може-е-ет…       На самом деле, не то чтобы подобная перспектива не была чем-то совсем уж ужасным. Всё же, поймать сегодня кого-то из участников группы в универе — задача невыполнимая: репетиции и тому подобное, моральная подготовка и хоть небольшой здоровый сон должны быть. Поэтому, как самые неугомонные сводники, всё же все решили пойти на концерт. Правда, из этих неугомонных загорелся подобной идеей только Феликс, потому что Хёнджин хотел хорошенько отдохнуть сегодня ото всякого шума, а Сынмин вообще сгорал от стыда и неловкости, которая его сегодня ждала. Как-то привлечь внимание в толпе, подойти, сказать хоть какие-то заветные слова, познакомиться, пойти на свидание… Нет, ну это уже перебор.       Но Феликс умеет пользоваться своим обаянием и сражает наповал двух своих сомневающихся друзей одобрительными речами. А ещё срабатывает предложение купить им две булочки вместо одной как это обычно бывает.       Хёнджин на деле совсем ничего не знает об этой группе; именно поэтому все пары провёл в телефоне, чтобы узнать хоть что-то. Нашёл их страничку, посмотрел на различные треки и их пафосно-красивые названия. А после, добравшись до альбома с фотографиями, почти и не увидел ничего стоящего: почему-то фотки были совсем хаотичны. Если быть точнее, у Джисона фотографий было в приемлемом количестве, у ухажёра Сынмина их была даже в избытке, а у некого Минхо их совсем не было. А если и были, то это такие, где толком его не видно: например, фото со спины, мутные фотографии с поверхности каких-то машин или тому подобное. Хван заметил, что всё же этот Ли Ноу больше любит фотографировать пейзажи и различные вещи, которые «попадаются на глаза». Мыслей было не особо много, но Хёнджину нравился тот факт, что этот парень мог быть таким же творческим, как и он сам.       И почему-то блондин ловит себя на мысли, что звучит он так, словно как и Сынминов Чонин, начнёт подкатывать к этому незнакомцу. И, боже упаси, конечно, нет.

.

.

      И всё же, день Хёнджина был правда неплохим. Булочки с персиковым джемом были безумно вкусными, шутки Сынмина его как обычно веселили, никто на парах сегодня из преподавателей не доставал и ему сделали комплимент из-за крутого наряда. Но всё же, что-то прекрасное когда-то слегка притупляется чем-то, что тебе безумно не нравится или не хочется.       Хван стоял весь такой красивый у входа в метро, ожидая момента, когда же его друзья соизволят появиться в поле его зрения. У Хёнджина тёмные тени с блёстками, идеально выглаженная рубашка с галстуком и бежевый оверсайз кардиган; и всё это вместе взятых совершенно, казалось, не соответствует мероприятию, на которое он собрался. Парень уже удосужился отказать нескольким девочкам дать свой телефон с учтивой улыбкой, но на деле он был раздражён безумно тем фактом, что он ждёт своих опаздывающих товарищей, а к нему тут ещё и подкатывают, смотря на него как на какой-то объект. Ему хотелось хоть как-то расслабиться, наверное, в этот вечер. По крайней мере, попытаться сделать это было бы очень неплохо, но сейчас ему думается, что он готов лишь взорваться сродне атомной бомбе.       Когда на горизонте появляются его два некудышных друга, Хван кривит губы в угрожающей улыбке, но всё же сразу смягчается стоит ему увидеть Феликса, который, казалось, сейчас расплачется от досады, что они так опаздывают. Хёнджин лишь вздыхает, наконец-то в силах совладать со своей злостью, и приобнимает шатена. Ли выглядел очень пушистым и мягким в своём большом фиолетовом свитере и длинных джинсах в пол; блондину было спокойно, что он не один хотя бы пришёл так, словно вовсе не на концерт рок-группы собрался. Но, глянув на Сынмина, челюсть всё-таки у старшего отпала.       У Сынмина волосы были убраны назад, при этом в них были, боже упаси, блёстки. На глазах тени почти что чёрного цвета, а ещё еле заметные стрелки. На плечи накинута кожанка слегка большего размера, чем сам брюнет, а под ней — какая-то панковская футболка с надписью на английском. И, о Боги, кожаные штаны, которые обтягивали бёдра. На ушах — парочка клипс, которые уж слишком дополняли образ. Хёнджин моргает глазами изрядно долго, а Ким будто плавится под этим взглядом, старательно краснея от такого внимания. — Ким Сынмин… — Помолчи, — начинает он и Хван подчиняется. Вдох… Выдох, — Феликс одолжил мне… парочку своих старых вещей, — рядом утвердительно, с явной гордостью, угукают, — Он весь вечер надо мной колдовал, причитая, что я должен выглядеть великолепно. — У него получилось. Выглядишь ахуенно, — блондин ухмыляется и Ким трёт переносицу, старательно пытаясь перевести дух, — Всё в порядке, Сынмин-а, мы тебя поддержим в таком непривычном образе и заставим блистать!       Брюнету хочется в это верить очень сильно, но всё же настолько грандиозные преображения очень сильно волновали, заставляя неприятному кому в горле беспокоить и так нервного парня. Но друзья, как и обещали, приобнимают с обеих сторон, и крича слова поддержки, готовы провести Мина в неизвестность, которая его так напрягает. Всё же, в первую очередь он должен насладиться вечером, верно? Живём один раз!       На середине пути они уже задорно смеялись на весь переулок, всё ещё не отлипая друг от друга.

.

.

      В маленьком зале душно, у Хёнджина перед глазами начинает плыть от нехватки воздуха. Феликс его трясёт за плечо, приводя в чувство, но блондин всё равно продолжает немного жалеть, что в принципе пошёл сегодня куда-то. Ладно, на самом деле, всё не так плохо, пока он чувствует, что маленькая ручка гуляет по его спине, даря чувство комфорта. Сынмин что-то говорит, но ничего разобрать не получается; возможно, он говорит о том, чтобы Хван вышел на улицу подышать свежим воздухом; Ли ему что-то отвечает, но всё равно не получается расслышать что-то через пелену. Он словно в вакууме и лишь остаётся надеяться, что не станет хуже.       Ким уходит, кидая какую-то фразу вслед. Удаётся уловить лишь небольшое движение рядом, наверное, чтобы дать понять, что фраза была услышана. Шатен что-то шепчет на ухо — Хван всё ещё не слышит.       Через дымку на очах виднеется, что свет в зале выключается; Феликс рядом копошится и охает. Звуки становятся отчётливее, потому что люди вокруг начинают уж слишком громко кричать, это было совсем неудивительно. Хёнджин как-то жалобно кряхтит, но все эти визги оказываются для него своего рода лекарством и помощью, ведь после того, как он решается посмотреть на сцену, образ, до жути чёткий и резкий, предстает перед ним. Незнакомая до этого фигура солиста бросается ему в глаза, и почему-то сознание начинает медленно возвращаться в норму. — Добро пожаловать на концерт, дорогие зрители, — начинает весело-весело, при этом не теряя доли уважительного обращения, — Сегодня мы подготовили специальную программу, чтобы порадовать в этот вечер, ведь после такой торжественной новости мне бы хотелось сказать очень контрастирующую: концерты прекратятся до следующего месяца, возможно, даже на более долгий срок, — из зала слышатся охи, Феликс рядом тоже оживлённо начинает что-то бубнить едва слышимое под нос, — Да, знаю, возможно для вас это удар ниже пояса, а возможно даже по сердцу, но мы всё же тоже люди, которым требуется отдых. И я, как лидер, принял решение, что нам необходимо подобное решение, чтобы в дальнейшем радовать вас всё больше и больше своим творчеством, — чёрноволосый парень прочищает горло и смотрит по ощущениям прямо на Хёджина, останавливая свой взгляд на нём; в глазах кошачьей формы мелькает беспокойство и какое-то неведомое сочувствие чисто на уровне ментальной связи. Но, конечно, проще будет подумать, что солист такой взвинченный из-за серьёзной речи, да и вроде блондин не выглядел настолько болезненным, — Насладитесь этим концертом вдоволь! Оторвитесь на полную, чтобы дождаться нашей следующей встречи! — эти слова оседают в зале эхом, а после их подхватывает общий тон толпы в лице восторженных криков.       Чонин рядом с солистом выглядит весьма оживлённым, даже каким-то до безумия радостным. У него пепельно-белые волосы, чёрные-чёрные как бездна тени и очень панковский наряд прямо подстать Ким Сынмину; но личность у него совсем не совпадает с его видом, это чувствуется очень сильно. Улыбка солнечно-яркая да глазки-полумесяцы не совпадают со всеми этими шипами на руках, пафосными надписями на футболке и джинсами с дырками на бёдрах и коленках. Возможно, Минни уж слишком жесток по отношению к такому ребёнку…       По правую сторону от солиста — парень в красно-чёрном полосатом свитере улыбается также добродушно, улыбкой сердечком сражая наповал. Его очарование передаётся даже через такое расстояние, но всё же почему-то кажется, что движения его скованы и слегка не его… Он смотрит в толпу и тут же отворачивается, будто боясь. Но он всё ещё источает небывалую уверенность. — Минхо сегодня потрясающе живой, — резко говорит Феликс, разрушая небольшую тишину. Он замечает вопросительный взгляд Хёнджина в свою сторону и начинает пояснять, — Обычно он какой-то… тревожный. Даже по взгляду видно, а под конец концерта — всё тело говорит об этом. Возможно, очень устаёт. Но, конечно, я могу ошибаться, сам понимаешь… — улыбка озаряет лицо веснушчатого, — А сейчас, похоже, кто-то очень рад наступающему на ноги отдыху.       Как оказывается, солиста группы зовут Минхо. У него иссиня-чёрные волосы, зачёсанные назад; выглядят слегка мокрыми, но это даже в какой-то степени делает его ещё более нереальным под светом прожекторов. В ушах — куча серёжек, на пальцах — множество колец, а на шее — парочка цепочек серебристого цвета. Хёнджин взглядом цепляется за ниточки из вен, поднимаясь глазами к накаченным рукам, которые мастерски скрываются под тёмно-серой футболкой с рисунком красного дерева посередине. Чёрные кожаные джинсы максимально привлекательно и соблазнительно подчёркивают накаченные бёдра, которые уж очень сильно бросаются в глаза, когда Минхо воодушёвленно начинает прыгать под музыку. Голос у него ангельский, слегка тягучий и словно мурчащий; а счастливая улыбка с показывающимися дёснами скрашивает образ.       Атмосфера в зале становится какой-то чересчур семейной и Хван наконец-то расслабляется, всё ещё чувствуя небольшую головную боль. Сынмин появляется уже слегка невовремя с бутылкой воды, окидывая Хёнджина обеспокоенным взглядом; тот уверяет, что всё чудесно, но всё же благодарит за оказанную заботу и прикладывает прохладу к слегка разгорячённому лбу.       Феликс рядом напевает тексты песен, размеренно махая неоново-красными палочками в такт музыки. Лицо его расслабленное: он наконец-то стал наслаждаться происходящим, понимая, что все чувствуют себя хорошо и никто не грозится упасть в обморок.       Где-то на середине мероприятия шатен заставляет Сынмина прыгать вместе с ним под ужасно громкую музыку, которая смягчается голосом Минхо. Ким недолго сопротивляется, потому что Ли, уже давно закинув руку на плечо, начинает прыгать под бит, выкрикивая своим басистым голосом текст. Брюнет изначально выглядит совсем не горящим этой идеей, но всё же смягчается и тоже начинает наслаждаться гиперактивностью Феликса.       Хёнджин отходит в сторону, прислоняясь спиной к слегка прохладной стене; желание отойти от толпы во избежание толкучки и повторения того, что было несколько мгновений до этого, оказалось намного сильнее жажды Феликса попрыгать под энергичную мелодию. Пользуясь моментом, Хван любуется тем как Минхо играет на гитаре, мастерски владея своими пальцами; венки на ладонях всё ещё кажутся чем-то завораживающим и всё же не настолько, чем лицо того, кто полностью решил отдаться концерту. Расслабленная улыбка на губах, слегка прикрытые глаза и румянец от вечной активности на сцене, которая не прекращалась ни на секунду. Всё же, блондин не мог утверждать о том, что за личность этот Минхо; возможно, он типичный бэд бой из корейских дорам, которому лишь бы прогуливать школу, да цеплять людей, которые поведутся на его симпатичную мордашку (которая и правда симпатичная). Но замечая подобную улыбку, почему-то у Хёнджина без его ведома, само по себе, теплеет на душе, потому что солист и правда выглядит как мурчащий довольный котёнок с этими своими кошачьими глазами и улыбкой.       Играют последние аккорды достаточно мелодичной песни, на которой Джин уже вернулся к своим друзьям. Он, будем честны, насладился концертом вдоволь: и музыкой, и симпатичными солистами, да и всё же вода, которую принёс Сынмин, была ничего такая. — Спасибо большое за то, что уделили нам своё время! — произносят хором все члены группы. Держась за руки, они низко-низко кланяются, встречаясь с довольным улюлюкиванием толпы, — Ждём вас на следующем нашем концерте, чтобы снова оторваться всем вместе! — Сынмин, это твой шанс, — начинает Феликс, отходя в сторону от уходящей толпы. Ким в данную секунду становится бледнее бумаги, следя за тем, как на сцене разговаривают все члены группы. Ян завораживает улыбкой такой же сладкой как сахарная вата, смеётся с какой-то шутки, которую бросил Джисон и толкает того в плечо. Минхо на горизонте не было, он убежал тут же, как только закончился концерт. Хёнджин даже загрустил от такого поворота событий. — Фели-и-икс, ты до сих пор не бросил эту затею… — жалобно скулит брюнет, поправляя свою причёску, а Ли на него начинает шипеть. — Ты думаешь, что я смирюсь с тем, что наши старания пошли коту под хвост! — риторически восклицает веснушчатый, осматривая с ног до головы старшего, который резко стал неуверен насчёт того, как он выглядит. Он тут же принял закрытую позу, сложив руки на груди, — Правда, хотя бы попробуй! Тем более, я не думаю, что ты столкнёшься с какой-либо неловкостью, ведь Чонин-а сам тянется к тебе! Ты только посмотри на него! — пальцем указывает шатен на вышеназванного, который теперь держит в руках мишку, которого кинули на сцену. — Хочешь я пойду с тобой как моральная поддержка? — вызвался Хёнджин, взглянув на обеспокоенную мордочку напротив. В глазах тревожных и безнадёжных мелькнула какая-то искорка, после чего последовал кивок головой.       Сынмин шёл впереди, а Хван подталкивал его в лопатку, и в качестве жеста, чтобы поторапливался, и в знак моральной поддержки.       Чонин оказался удивлён до ужаса появлению брюнета, но тут же засветился ещё сильнее, чем до этого. Сынмин, ужасно смущённый, что-то лепетал про то, чтобы списаться насчёт прогулки где-то ближе к завтрашнему дню, при этом параллельно сделав комплимент макияжу младшего. И, получив такую маленькую дозу приятностей, Ян вывалил на Кима всё, что только можно: начиная от небольших комплиментов его новому образу, заканчивая небольшим флиртом, из-за которого у Мина случился жёсткий перегруз. Но всё же на пепельноволосого он начал смотреть с нескрываемым восторгом, а не тревогой, которая поглотила его до этого с головой. — О! Ты тот парень, кому стало плохо в начале концерта! — вдруг слышится резкий голос за спиной Хёнджина, который в это время с удовольствием наблюдал за воркованием парочки, — А потом тебе полегчало и ты в отрыв ушёл! — Прости… те? — красно-чёрный свитер тут же бросается в глаза. — О-о-о, не начинай, я младше тебя, — встречая ещё один вопросительный взгляд, Джисон решается ответить хотя бы на этот вопрос для начала, — Я знаю всех в универе, не удивляйся. Даже если ты меня не знаешь, я с вероятностью… 97,01% знаю тебя, хён! — и улыбаться начинает с гордостью, поставив руки в бок. — Оке-е-ей… Очень мило. Но что насчёт того, что мне стало плохо? Это очень волнующий фактор для тебя? — Не то, чтобы для меня. Но для Минхо-хёна, о боже, я удивился, что он спросил насчёт тебя после окончания концерта. Он потерял тебя в толпе.       Сердце Хёнджина на данной фразе почему-то болезненно кольнуло, выражая весь контраст из эмоций, которые он испытал. Почему Минхо вообще о нём забеспокоился до такой степени, что поинтересовался у других участников о том как он себя чувствует? По ощущениям, в данный момент в помещении находились лишь они с Джисоном, ведь голоса Чонина и Сынмина уже давно стихли для блондина. И, о господи, как пытливо смотрели на него парочка карих глаз, словно ждали какого-либо проявления эмоций, но Хёнджин ничего не мог сказать… Он просто был в шоке. — Я ничего не пытаюсь сказать такого сверхъестественного, но просто так Минхо-хён не начинает оказывать подобные знаки внимания чьей-либо персоне, — ухмылка играет на устах шатена. — Хан Джисон.       За спиной Хёнджина слышится слегка неодобрительный и осуждающий тон, который тут же пресекает дальнейшую мысль стоящего напротив Джи. У шатена тут же сползает улыбка с лица, но всё же в глазах продолжает гореть хитрый огонёк, не разглядеть который просто нереально. Он пожимает плечами и с невинной фразой «Можешь отчитать меня потом, конечно, — всё равно спасибо скажешь спустя время» решается удалиться, напоследок бросив Хвану многозначительное прощание, махнув рукой в воздухе. Блондин невольно сглатывает и начинает теребить пальцами концы своего кардигана, словно это сейчас единственная вещь, способная спасти его из подобной неловкости. Но всё же он решается обернуться в сторону Минхо; его взгляд, раздражённый и стреляющий иголки, за секунду становится тёплым и слегка смущённым. Хёнджина от такого контраста больно бьёт по голове. — Прости за этого болтуна, пожалуйста, — начинает Минхо, смотря прямо в глаза напротив, — Он иногда совсем не знает меры: что нужно говорить, а что не стоит. — Ничего страшного… — мягко начинает Хван и солист перед ним заметно облегчённо выдыхает, не встречаясь с какой-то агрессивной реакцией, — Но всё же… — Я слышал, что он тебе сказал. И я честно отвечу, что я правда переживал, потому что эмоции, которые я увидел в твоих глазах, когда мы пересеклись взглядами, мне очень знакомы и я проникся… сочувствием? Может, есть слово получше, чтобы описать мои чувства, но сейчас я не в силах этого сделать, — после этого Хо смеётся очень мягко и нежно, приставив ладонь к губам и закрыв глаза, словно рядом стоящий сказал что-то до безумия смешное, — Итак, ты хорошо чувствуешь себя, верно…? — и парирует ладонью в пространстве, многозначительно смотря исподлобья, будто прося что-то. — Хёнджин, — и остаётся понятым, — Да я в порядке, Минхо-щи. — О не-е-ет, не используй такое ко мне, — улыбается по-кошачьи и Хван слегка теряется, — Просто Минхо-хён. — Хорошо, Минхо-хён, — и Хван решается улыбнуться в ответ. И брюнет от этого на глазах расцветает и о чём-то вспоминает, неожиданно охнув. Блондин невольно следит за тем, как тот тянется в карман уже синих джинс, чтобы выудить оттуда маркер. — Можно оставить автограф такому боевому человеку, как ты? Меня поразила твоя стойкость. — Вроде, фанаты должны просить подобное, а не артисты, — ухмыляется Хван и музыкант загадочно начинает часто-часто моргать глазами. Блондин находит это очаровательным. — А кто сказал, что я не твой фанат? — спустя несколько секунд показушного удивления отвечает Хо. Хёнджин считает, что это походит на флирт и максимально акцентирует внимание на этом факте где-то у себя в голове. — У меня нет бумажки, — секундное раздумие сменяется идеей, — Можешь здесь, — и Ли смотрит на протянутую руку и ухмыляется. И ни секунды не медлив, всё же оставляет своё заветное желание на чужой ладони, — А сердечко в вашем автографе по умолчанию? — Это «за счёт заведения», — улыбается мягко-мягко брюнет, а после ещё добавляет, — Если я попробую найти тебя завтра в университете, чтобы спросить о самочувствии, ты не убежишь от меня, Хёнджин-а? — Может быть, не убегу, — парирует в такой же манере, встречаясь с удовлетворением в тёмных омутах напротив.       И вечер заканчивается причитанием Феликса о том, что Хван лошок, который не взял номер у того, кто определённо флиртовал с ним; он кричал об этом на весь переулок, совсем не переживая о всех спящих людях в такое время суток. Но в то же время веснушчатый похвалил Сынмина за то, что тот наконец-то смог справиться с неловкостью и пригласил миленького Чонина на свидание. И хоть оба парней встретились с ожесточённой руганью и отрицанием, что вовсе это не свидание, все понимали, что, конечно, это оно. И ничего другого быть не может.       Хёнджин всю дорогу смотрел на автограф на своей правой ладони, детально разглядывая сердечко; маленькое-маленькое, но почему-то смысла, вложенного в него, оказывается даже слишком много на слегка опьянённую голову парня. Ким рядышком улюлюкал, что их маленький старшенький наконец-то нашёл себе парня, а у Хвана даже не было сил спорить, поэтому он предпочитал лишь взорваться в приступе хохота из-за таких заявлений.       Ли Феликс причитает о своей холостой жизни, а после встречается с предложением Сынмина замутить с секси басистом в красно-чёрном свитере; и почему-то встречается с отказом и недовольно скорченной моськой. Что ж… Повод для нового расследования.       Но всё это будет на следующее утро. А сейчас, пожалуй, есть очень много времени переварить тот факт, что к тебе подкатил солист группы, на которого ты залипал весь ёбанный концерт… Ахуеть.

.

.

.

      Хёнджин половину ночи лежит на кровати, а половину ворочается с кучей мыслей, которые вихрем в его голове носятся. Он задумывается о том, в какой момент вообще его гейская паника достигла таких масштабов, почему вообще на него обратили такое внимание и к чему вообще приведёт это всё с учётом того, что он эту ситуацию из головы выкинуть в принципе не может. Ручки предательски трясутся и холодеют от переполняющих его эмоций, хочется выпить буквально целый фильтр с водой, чтобы попытаться утолить физическую жажду — а хотелось бы ещё и моральную. Сынмин, заглянув в чужую комнату по пути к своей, что-то говорит ему про то, чтобы тот выпил хотя бы успокоительного, но Хван молча терпит и не спит всю ночь впоследствии. На утро он выглядит совсем болезненным и с непонятно чем на голове. Ким заботливо готовит ему панкейки на скорую руку и заворачивает им обоим кимбап в универ, чтобы не бегать в университетскую столовую. Хван сердечно благодарит его, неловко хлопая сонными глазами.       Феликс с волнением спамит в чат Хёнджину об его самочувствии, предлагая остаться дома и проспаться, но, наверное, это бы сделало только хуже. Он не знает почему, но перспектива не встретиться с Минхо вызывает в нём слишком много отрицательных эмоций и мыслей, да и если бы он, предположим, остался дома — волнение съело бы с головой. Потому что блондин, вроде как, обещал…       Сынмин тычет его в бок как только они приезжают. Хван в этот момент только-только проваливается в дрёму. Да уж, на парах сегодня будет тяжело…       Конечно, весь день Хёнджин клюёт носом. На паре по языкам он благополучно спит, даже не задумываясь о том, что говорит преподаватель; наверное, единственное, что его беспокоит это несделанные конспекты, которые он, разумеется, возьмёт у Сынмина. Остальные три пары проходят в более напряжённом состоянии из-за того, что если ты дольше минуты будешь держать глаза закрытыми — тебе несдобровать. Поэтому единственное, что предпринимается — конспектирование всего, что только можно и нельзя, лишь бы не расслабляться ни на секунду. Иначе снова заснёшь.       Под конец дня Хван задумывается, что Минхо, возможно, даже не прикладывал усилий, чтобы найти его и слегка жалеет, что в принципе повёлся на резкую открытость и интерес к своей личности. Наверное, надо было остаться дома и поспать, как говорил Феликс, а не быть ведомым собственными чувствами.       Сынмин убегает куда-то, сославшись на то, что его ждёт Чонин и выглядит он при этом красным-красным. Хёнджин усмехается, считая, что это мило и лишь невольно машет рукой ему напоследок, стоя посреди пустого коридора. Феликс же благополучно засел в библиотеке, решаясь готовиться заранее к сессии, которая была не то, чтобы скоро. Возможно, старшему обидно и грустно, что его оставили наедине с собственными мыслями. Усталость наваливается на него сейчас сильнее всего, а чувство одиночества скрашивает эту картину, превращая несчастного парня в приведение, которое плетётся в своих мешковатых джинсах на автомате к выходу из университета. В планах было лишь придти домой, завалиться на кровать и забыться во сне.       И сквозь пелену он резко слышит чужой голос, который овладел им беспрекословно на вчерашнем концерте. — Хёнджин-а! — Минхо очень смешно бежит на встречу; на голове у него бардак ежевичного цвета, а глазки круглые и блестящие.       На Минхо объёмный зелёный свитер, который делает его очень маленьким и пушистым, потёртые Конверсы и сумка, перекинутая через плечо. На лице лишь небольшой слой тоналки, чтобы скрыть мешки под глазами; они слегка подкрашены, что делает его взгляд по-невинному милым. Чувствуется особый контраст с тем образом, который был на нём вчера и почему-то Хёнджин теряется, непозволительно долго пялясь на старшего, медленно моргая своими самопроизвольно закрывающимися глазами. — Мне кажется, что я даже могу не спрашивать, как ты себя чувствуешь, — говорит брюнет, потянувшись ладонью к лицу младшего с намерением поправить прядь, которая лезла тому на глаза. Хван от этого резко пробуждается, а Ли кривит губы в слегка неловком жесте, — Плохо спал сегодня, м? — Да… — вяло начинает блондин, уставившись куда-то за Минхо, — была весёлая ночка, скажем так…       Парень перед ним начинает что-то обдумывать, приложив большой палец к губам. Хван неловко переминается с ноги на ногу, осознавая, что сейчас он просто самый максимальный истукан из всех возможных истуканов. — Если я угощу тебя бодрящими булочками и кофе в моей любимой кофейне, ты согласишься, Джин-а? — мелодично тянет имя, уставившись со смущённой улыбкой на Хёнджина, до которого максимально долго доходит предложение. — Это всё ещё «за счёт заведения»?       Минхо качает отрицательно головой из стороны в сторону, улыбаясь ярко-ярко и больше ничего не делает. Лишь ожидает ответа.

.

.

      У Минхо ногти накрашены чёрным лаком, на пальцах всё ещё множество колец, а в ушах по несколько пар длинных серёжек, но он всё ещё выглядит как самая настоящая зелёная пастила, сладкая-сладкая с слегка кислым привкусом. Хёджин узнаёт, что Ли безумно рад солнышку после утомительных пар современного искусства и что с удовольствием он бы выпил сейчас приторный раф с карамелью. Блондин же рассказывает о своём интересе к рисованию и старший выглядит до безумия удивлённым и восторженным, услышав подобное заявление; брюнет, оглядев идущего рядом, словно видит его в первый раз, согласно кивает чему-то в своей голове и после выдаёт, что Хёнджин точно выглядит как милый романтичный художник из Пусана. Хван вопросительно лишь бровь поднимает, а Хо прыскает в кулак, видя замешательство на чужом лице, и говорит, что это должно было звучать как комплимент.       У Хёнджина в глазах звёздочки играются, когда он пробует кофе по рекомендации своего собеседника. Минхо на это только довольно улыбается, нахваливая себя за чудесный вкус, а Хван в слегка флиртующей манере подтверждает это, из-за чего первый удивлённо распахивает глаза, но уже через секунду заразительно смеётся.       На улицы города падает темнота; двое парней идут по переулкам, даже сами почти не осознавая местность, где они находятся. Не то, чтобы они потерялись — они просто не придают значения тому, где они находятся. Казалось, что их целью наоборот было затеряться в светящихся улицах ночного города. Хёнджин хохотал где-то совсем рядом с Минхо, а после убегал, смотря на очередную красивую картину, которая открывалась его взору. И такие догонялки продолжались почти весь вечер; Хван заметно оживился после того, как Ли купил ему кофе. Брюнет из-за этого чувствует себя очень удовлетворенным, списывая причину такой бодрости на напиток, но всё же это не единственная причина. Хван впервые за долгое время находит повод, чтобы полюбоваться красотами собственной местности, так ещё его сопровождает такой чудесный парень, как Минхо… О чём ещё можно мечтать?       Оперевшись всем телом на перила, парень наблюдает за проезжающими машинами на небольшом выступе. Он тяжело вздыхает, его грудь то поднимается то опускается из-за его желания побегать. Хёнджин, разглядывая всё вокруг, также уделяет внимание слегка заметным звездам, которые пробиваются через городские выбросы, и луне, которая величественным белым шариком смотрит на него за несколько сотен тысяч километров.       В такие моменты обычно хочется задуматься о жизни, о своём месте во Вселенной, такой большой и необъятной, но сейчас на это не было никакого повода. Хван сейчас максимально доволен происходящим, прислушиваясь к шагам сзади него.       И, как оказалось, не только Минхо вместе с ним решается постоять и посмотреть на ночной город.       Белый кот, слегка упитанный, трётся о ногу блондина, привлекая к себе внимание. И как только получает его, жалобно мурчит, требуя ласки. Минхо где-то сзади удивлённо охает и начинает подходить ближе. — Какой хоро-о-оший, — тянет Ли, тут же усаживаясь на корточки, чтобы в полной мере рассмотреть посетившего их маленького друга, — Тебе нравятся, когда тебя чешут за ушком? — интересуется парень и тут же получает в ответ счастливое мяуканье, словно кот понимал о чём его спросили. Поэтому он тут же получает порцию ласки, которую он так хотел.       Хёнджин усаживается рядом и наблюдает за тем, как мило воркует с животным парень. Брюнет предельно сильно отдаётся моменту, улыбаясь во все тридцать два; он водит по слегка грязной шёрстке и о чём-то разговаривает с котом: спрашивает о том, кушал ли он сегодня, нравится ли, что ему чешут пузико, как он себя чувствует, и почему-то Хван так проникается сем происходящим моментом. Как только он увидел Минхо на концерте, первой мыслью в его голове было, что Хо совсем животных не любит, предпочитая делать из себя образ человека с ледяным сердцем, но как оказалось — это сердце греет такой теплотой, словно оно является Солнцем на их планете. И сердце это тянется к чему-то живому и пушистому, такому же как и сам Ли Минхо. Блондин от собственных мыслей улыбается и не замечает как на него пристально смотрят уже некоторое время всё с той же улыбкой; улыбка, которую посвятили коту, была также посвящена и Хёнджину: яркая, искренняя, полная теплоты.       Котик решает, что с брюнета ему ласк хватило, поэтому меняет курс, направляясь к слегка неподготовленному к такому повороту младшему. Белый комочек с неплохой такой силой бьёт мордочкой куда-то в бедро, из-за чего Хёнджин тут же «просыпается», смотря своей парой удивлённых глаз в игривые кошачьи. Животное жалобно мурчит и ещё раз ударяется о парня, но теперь в районе икры. Блондин с лёгкой и снисходительной улыбкой проводит первый раз по шёрстке кота и тут же оказывается в эпицентре любви, которую кот не успел истратить на него. Хвостатый друг мурчит и мявкает пока длинные пальцы взъерошивают пузико, на что Хван не в силах перестать улыбаться, даже если бы он очень сильно хотел это сделать.       Минхо молча сидит рядом, наблюдая за тем, как очаровательны эти двое. Но всё же он думает, что очарователен тот у кого нет лапок. — Непозволительно мило, — резко подаёт голос Ли и тянется ладонью к голове кота, из-за чего тот сразу тычиться в неё, — Эх, будь моя воля, забрал бы всех котов мира к себе. Но, пожалуй, я пока ограничусь тремя детьми у себя дома, — брюнет улыбается на громкое восклицание Хёнджина о количестве животных у старшего дома, — Хотя, место для четвёртого найти можно… Только он не то чтобы будет с лапками, хвостиком и ушками… Но на кота ой как похож… Очень милый и славный.       Хван вопросительно поднимает бровь, а Минхо отмахивается и смеётся, парируя рукой в воздухе, словно отгоняя те слова, что он сказал. Тут же вскакивая, чем привлекает внимание двух белых чудиков, заявляет, что нельзя просто так поласкав кота, оставить его без еды. Поэтому тут же вызывается отправиться в магазин, говоря, что видел один по дороге сюда. И убегает от двух своих собеседников со скоростью света, что заставляет Хёнджина слегка смутиться.       Но как только брюнет возвращается, он выглядит максимально нормально, начиная вести себя как до своего странного порыва отправиться шоппиться самостоятельно. Блондин любуется отточенным профилем, губами, которые выгнуты в слабой улыбке, пышными ресницами и глазами, в которых мелькают городские огни, и не находит ничего подозрительного в этом лице. Котик рядом трапезничает, а Ли как заботливый отец наблюдает — и ничего страшного.       И, к сожалению, приходиться прощаться, скрепя сердце. Минхо напоследок снова присаживается в привычную позу и милашничает с животным, поглаживая того под подбородком и Хёнджин, подверженный неизвестному порыву, достаёт свой телефон, щёлкая парочку без вспышки. И откровенно говоря, он любуется атмосферной фотографией, на которой изображена одновременно самая умилительная и грустная картина на свете.       Ли вызывается проводить Хёнджина до дома и доходят они до него уже к одиннадцати часам ночи, из-за чего оба выглядят до безумия сонными, но довольными. Хван первым решается на объятия, вызывая удивлённый звук у Минхо, но всё же тот, быстро расслабляясь, устраивает свои руки где-то на талии младшего, притягивая того ближе к себе. Ли, будто набравшись решимости, спрашивает у блондина номер телефона и получая его, выглядит как самый довольный и хитрый кот. И прощаются они на пожелании спокойной ночи и удачного пробуждения на завтрашние пары, что им действительно было необходимо.       Хёнджина встречает одновременно восторженный и взволнованный Сынмин; как только он упоминает о том, что всё это время гулял с Минхо, Ким заметно ухмыляется и хлопает того по плечу, заставляя Хвана быть вогнанным в краску. Распивая чай на кухне, брюнет поведывает о том, что встреча с Чонином прошла хорошо: они купили друг другу какие-то дурацкие разноцветные ушки, которые дай Бог наденут когда-нибудь и продержались за ручки примерно половину всего их совместного времяпровождения, потому что Ян, только вцепившись в ладонь Мина, дал понять, что отпускать он её более не намерен, а второй был не то, чтобы против. Он был слишком сильно очарован той чертой характера Чонина, которая до этого ему была совсем не по душе — умилительное ребячество.       И заканчивают они своё чаепитие на той ноте, где Сынмин со стопроцентной вероятностью уверяет, что солист Ли Минхо запал на их счастливчика Хван Хёнджина, но последний предпочитает это заявление проигнорировать во избежание бессонной ночи уже второй день подряд.       Но всё же Хван всё равно заставляет себя слегка понервничать, когда отправив Минхо ту самую фотографию, он сталкивается с любвеобильной стороной старшего, которая вогнала Джини в краску словами благодарности и количеством сердечек.       И, нет, он не будет думать над словами Сынмина. И над своими чувствами тоже. Уж точно не сейчас.

.

.

.

.

.

      Время шло своим чередом, а связь между парнями с каждым днём становилась всё крепче. Учёба в университете сводила на «нет» бесконечные прогулки, на которые были настроены все. Но всё же они всё равно находили время, чтобы провести время друг с другом. Хёнджин помнит как наконец-то лично познакомил Минхо с Сынмином, а Сынмин — познакомил блондина с Чонином. Хван даже помнит как он пожал руку младшему, прошептав ему на ухо, что он очень благодарен ему за то, что смог сокрушить ту стену, которую выстроил Ким возле собственного сердца. Ян на это лишь улыбнулся настолько большой улыбкой; казалось, что всё его лицо стало одной большой улыбкой. В тот вечер они долго ходили по улицам города, говоря совершенно о разных вещах. Никто не упускал повода, чтобы подшутить и посмущать друг друга, но, конечно, никто на это не обижался — это было чем-то правильным даже, кажется. И никакой неловкости между ними не было, по ощущениям они были той самой что ни на есть семьёй, у которой не было кровных связей вовсе.       Феликс почему-то отказывался от этих прогулок. Двое друзей помнят его реакцию на Джисона, но даже без него он не соглашался, наверное думая, что Минхо с Чонином приведут и его. Они пытались поговорить с ним на эту тему, но Ли лишь отнекивался, говоря, что до Хана ему дела нет никакого, но на деле, как оказалось, очень даже есть. Но, к сожалению, в совсем не положительном ключе. Хёнджин обязательно доберётся до истины этой заварушки.       Минхо спамит ему сообщениями теперь на постоянной основе, как тот получил номер. Всё это начинается с обычных пожеланий доброго утра, вопросами по типу покушал ли он, а заканчивается фотографиями Суни, Дуни, Дори — очаровательных котов старшего, и фотками Минхо — не менее очаровательного хозяина этой троицы. Ли — неусидчивый болтун, который также теперь на постоянной основе бегает к Хёнджину на перерывах, чем выводит на эмоции половину сидящих в аудитории девочек и парней; потому что всё-таки Ли Минхо — солист популярной группы университета, местная звезда, которая никогда не появлялась у них перед глазами, а тут он начал отшиваться перед Хёнджином, с которым он ранее даже парочкой слов не перекидывался. И почему-то Хван даже начинает гордиться этим фактом.       И сейчас, сидя на скучной паре, он замечает как начинает разрываться от сообщений его телефон, даже будучи на беззвучном. И, конечно, он и так знает, кто это, но всё равно тянет с ответом несколько минут, чтобы ради приличия дописать остаток материала. Феликс и Сынмин рядом с ним ухмыляются, наблюдая как телефон вибрирует без остановки и даже радуются, что препод не замолкает ни на секунду, иначе бы на всю аудиторию раздались бы эти звуки. Сынмин шёпотом шутит, что аппаратом уже можно делать массаж, а Феликс с этого смеётся.       Наконец-то заглянув в телефон, Хёнджин замечает лишь кучу букв «А», которые были отправлены по одной в сообщении, иногда по две, а иногда по три. Но весь конец чата состоялся только из одного этого символа, поэтому ему пришлось приложить усилий, чтобы долистать до начала. Как только он открыл чат, спам закончился, потому что Минхо наконец-то заметил, что он прочитал; ну, или он просто устал — хотя, зная старшего, он бы добился своего в любом случае, несмотря на усталость. милашка минхо-хён, 13:15 хёнджинааааааааа хёнджииииииииин пойдём со мноооооой в студиююююю сегодняяяяя мне скучнооооо а мои сегодня опять пропадают куда-то не хотят со мной позависать:( я в ужасееее       Это единственное, что разобрал Хёнджин после того, как начался бесконечный спам. Он улыбается, интересуясь у Сынмина занят ли сегодня Чонин и отрицательно кивает головой, спрашивая зачем ему эта информация. Но Хван лишь снисходительно улыбается и говорит, что Минхо снова придумывает отмазку, чтобы побыть с Хваном наедине. Феликс рядом протягивает удивлённое «О-о-о».       Да, это было парочку раз. Но достаточно запоминающимися они были. В один из таких Минхо, ссылаясь на то, что Джисон и Чонин не смогли пойти с ним погулять, пригласил Хёнджина и они до самой ночи ходили по ночным улицам, а после и вовсе спустились к воде; они тогда долго сидели на слегка мокром песке и разговаривали по душам. Минхо поделился своими переживаниями по поводу своего своеобразного отдыха, о том, что он очень рад, что осмелился всё-таки подойти к Хвану и что он в принципе, если забыть свою язвительную сторону, благодарен Джисону, который решил проболтаться насчёт некой симпатии и сочувствия по отношению к Джинни. Хван же, в свою очередь, будучи слегка смущенным такой откровенностью со стороны старшего, сказал, что он тоже рад, что так сложились обстоятельства, но рассказать о том, что его тревожит, не решился. Всё же то, что касается зарождающейся симпатии к своему собеседнику, он решил не упоминать… А больше тем для разговора он не нашёл. Просто предпочёл залипнуть куда-то далеко-далеко, на ту сторону берега, которая была для них с Минхо так далека.       Во второй раз, который был, наверное, неделю назад, Ли пригласил Хёнджина поужинать, сказав, что остальные отказались. А потом Сынмин написал, что Чонина он отослал, чтобы тот поехал домой поспать, а Джисона он прогнал с намерением делать музыку. На том и разошлись. Минхо тогда с явным интересом наблюдал за тем, что заказывает его компаньон и по его задумчивому виду можно было сделать вывод, что он помечает какие-то важные детали в своей голове галочками.       Этот раз не стал исключением и Хёнджин с лёгкостью пишет о своём согласии Минхо.       Они встречаются у входа в университет, когда у блондина заканчивается последнее занятие. Феликс с Сынмином провожают их. Второй говорит, что ждёт Хвана дома целым и невредимым, и вечером он это проверит, а Минхо, смеясь, подтверждает всё сказанное; Феликс тянет Кима за рукав, и улыбаясь и причитая, рассказывает о той самой крутой кафешке, в которую, скорее всего, они сейчас собрались. — Ну и какой у тебя план? — спрашивает Хёнджин, оборачиваясь к Минхо, который остался позади. — Репетировать, Хёнджин-а, — смеётся, словно сказал самую очевидную вещь в мире, — А ты как думал? — Чтобы Ли Минхо и без каких-либо посторонних действий… Ого, — блондин подходит к старшему поближе, убирая чужую чёлку и смотрит прямо в глаза, — Это точно ты? — «Берёт на слабо»: думает Ли и чувствует как краснеют кончики ушей. — Узнаешь на месте.       Идут они достаточно долго, переговариваясь о каких-то совсем незначительных вещах. Осенний воздух освежает, придаёт энергии и какой-то ясности мыслей, но в то же время руки Хёнджина начинают замерзать, и когда он пытается согреть их паром изо рта, его ладонь заботливо берёт в свою Минхо и кладёт себе в карман пуховика, который Хван ещё давно приметил: он делает брюнета таким маленьким и смешным в нём. Вторую руку, которая оказывается без укрытия, он без лишних вопросов кладёт в карман своего пальто. Но она всё равно заметнее замерзает, чем та, которая была в чужом тепле. Он даже, если быть честным, не стесняется такого внимания и заботы по отношению к себе, а наоборот чувствует себя очень довольным и счастливым, даже тронутым, что старший так внимателен.       Минхо рядышком лепечет что-то о СунДунДо и таким образом они доходят до места назначения.       Хёнджин кидает своё пальто куда-то в сторону серого диванчика и оглядывается, пока Минхо отошёл куда-то, чтобы, по его словам, настроить аппаратуру и найти тексты Джисона, которые тот оставил здесь. Комнатка оказывается не особо большой, но достаточно уютной: когда здесь все трое, тут явно очень душно, но весело. Микрофон, две гитары и синтезатор Чонина, стоящий где-то поодаль. Множество каких-то постеров и картин, которые висят в хаотичном порядке на стенах; а ещё почему-то очень много обуви, раскиданной по всей площади комнаты… Хёнджину хочется оправдать это тем, что ребята следуют по какому-то своему девизу рокеров. И что они просто напросто не являются грязнулями.       Минхо возвращается какой-то до ужаса воодушевлённый и говорит Хвану, чтобы тот с упоением слушал то, как тот поёт, а Хёнджину этого, наверное, даже говорить не надо было — он бы и так слушал с великим наслаждением.       Ли начинает совсем тихо, словно шепча что-то под нос. А потом начинает тянуть ноты так, словно ему одновременно физически и морально больно, так будто его душа разрывается на тысячи осколков. Он словно кричит о какой-либо помощи, о невзаимной любви, а после — снова тишина. Минхо словно мурчать начинает, а после слова песни совсем сходят на нет, их совсем не услышишь без микрофона, которым старший сейчас совсем не пользуется. А после — глоток тишины, которой, казалось, брюнет наслаждается и принимает её как воду в жаркий день. А после — очередной крик о помощи, граничащий с каким-то безумием — он берёт высокую ноту, которая фантомным нечто оседает на стенах помещения. Минхо что-то мурлычет о том, что вновь пламя в сердце его зажглось и оно ему приносит такую боль, потому что вынужден он снова вспоминать тебя. И замолкает. И тяжело дышит.       Хёнджин молчит достаточно долго, потому что он не ожидал отчасти такого лирического мотива в их дискографии, но всё же он был под слишком сильным впечатлением: конечно же, позитивным. Он начинает тихонько хлопать, нарушая тишину, которая скопилась в комнате после того, как Ли успокоил своё дыхание. — Это было потрясающе, — продолжает он и видит довольную и гордую улыбку на чужих устах, — Это Джисон написал? — Да, — утвердительно кивает и усаживается рядом с Хёнджином на пол, игнорируя диван. Наверное, сейчас в этом была своя атмосфера; зачем вообще диван? — Он не стал делиться со мной причиной такого душераздирающего текста, но я подозреваю, что всему виной безответная любовь. И ладно бы она была просто безответной, но похоже, что его ещё и недолюбливают… Слишком больно читать это, даже мне, — Минхо выдыхает и бумажки путает в своих руках, — Не знаю почему я решил, что ты обязательно должен это услышать… Наверное, я хотел покричать о знакомых мне когда-то чувствах. Которые я уже давно позабыл, потому что им на смену пришло полное удовольствие от жизни и людей рядом, — Ли невольно гнёт концы листочков и смотрит на Хвана. Они встречаются взглядами и у каждого в глазах какая-то легко осязаемая нежность, граничащая с тем, о чём им пока тяжело говорить. — Я понимаю. Я очень рад, что сейчас всё хорошо, — и в поддерживающем жесте сжимает свободную ладонь Минхо, пытаясь передать всё своё восхищение и заботу. Минхо на это лишь улыбается, резко встаёт и говорит, что теперь Хёнджин может заниматься своими делами. Настало время лишь небольшой распевки и игры на гитаре.       Хван находит время для рисования. Изначально, доставая скетчбук из своей сумки, он думал лишь о том, что его тетрадь сегодня будут заполнять исключительно абстрактные фигуры, цветы и фрукты, но почему-то, слыша мелодичный голос где-то рядом с собой, слыша то, как пальцы тихо-тихо касаются гитарных струн, он понял, что всё же этот миг можно потратить на что-то, что вызывает в нём столько чувств… Точнее, лучше будет сказать — на кого-то.       У Минхо отточенный профиль, пухлые губы и выделяющиеся скулы, о которые можно порезаться. Но улыбка у него скрашивает любые раны, которые могут появиться при первом взгляде на него; потому что на деле он человек, который не может сдержать умиления, когда смотрит на котиков, который любит вкусно поесть мяса в ресторане после пар, который нахваливает Хёнджина за любые его действия, который оказывает поддержку всем участникам группы, оправдывая звание хорошего лидера. У него на руках множество колечек, которые, как оказывается, он покупает в поддержку бездомных котиков, и когда Хван вырисовывает каждое из них он с нескрываемым восторгом вспоминает об этом. У Минхо волосы красивого оттенка, как звёздное небо, на которое любил смотреть Хёнджин за городом, когда был маленьким, восхищаясь бесконечным космосом, который находился над его головой; он рисует парочку блёстков на волосах, сравнивая Хо с его любимым космосом. И глаза у него такие же манящие и чудесные, словно в них отражаются все звёзды Вселенной, которые блондин готов пересчитать, смотря прямо в очи. Тело Минхо — это то, чему может позавидовать каждая модель в мире; отточенный рельеф ключиц, худые запястья и сильные руки с виднеющимися синенькими ниточками вен; бёдра у него крепкие, накаченные и, господи, сексуальные, до такой степени, что Хёнджин смотрит на них так, словно это что-то новое, что-то, чего глаза его ранее не видели. И он готов с этим согласиться, потому что кажется, что Минхо для Хёнджина — это что-то такое, что он не может описать ни одним словом; у него от одного вида улыбка на всё лицо, колющие ощущения на кончиках пальцев, множество мыслей в голове и не уходящее ощущение нужности и тепла, которое ему дарят каждый день. И, наверное, он до этого никогда не испытывал таких эмоций. Это правда удивительно что с ним делает Минхо. Это удивительно что делает его собственное сердце с ним. Потому что кажется, что Хёнджин уже совсем потерян. Совсем потерян в этих глазах, похожих на Вселенную, в этих красивых узорчатых руках, в этих фигуристых бёдрах, в этих… Во всём Минхо. — Ты так увлечённо что-то рисуешь, это выглядит до безумия мило, — подаёт голос Ли, а Хван со страху чуть ли не прыгает и прижимает рисунок к себе, словно его поймали с поличным. — Если я увижу красоту, я не смогу остановиться творить, — отвечает на это абстрактно Хёнджин и улыбается, задумавшись о том, что он может продолжить эту тему в немного другом русле, — И я вижу такое же в творчестве Джисона. Он тебе вообще ни о чём не рассказывает? — Если честно, из него тяжело что-то вытащить, — говорит Минхо, заметно задумавшись. Он перебирает листочки и находит текст песни, который он пел Хёнджину несколько минут назад, — После того, как мы с вами впервые встретились на концерте, он вёл себя достаточно странно. Я спросил его о самочувствии, но он ничего не ответил. А ещё как только концерт закончился, он решил убежать и вернулся только тогда, когда твой друг решил убежать… Который с коричневыми волосами. Он выглядел взволнованным и всё смотрел за сцену, ждал момента, чтобы к тебе подойти, но всё же не решался. Я сначала думал, что он боится тебя, или Сынмина там, но позже — он вышел к вам. И мои опасения отпали, — Ли немного помедлил, — Безответная любовь, которая к нему вернулась… Я знаю, что этот шатен часто приходил к нам на концерты года два назад, а после перестал… Джисон был очень рад по началу его видеть, а после как-то совсем поник в один момент и я не понял почему, а делиться он не стал. На следующем концерте я стал всматриваться в толпу, искать того парня, но похоже, он не пришёл. И потом… И на следующий концерт… И так продолжалось долго. И вот впервые за весь этот временной промежуток я его увидел с тобой… — Минхо замолчал, пытливо смотря на Хёнджина, чтобы без слов спросить о том, понимает ли тот к чему он клонит. — Феликс — безответная любовь Джисона? — и Ли ему кивает, — Между ними что-то произошло после чего Феликс перестал появляться на ваших концертах. И когда Джисон уже более менее забыл образ Феликса — он снова объявился. И, похоже, идея свести Сынмина с Чонином для него была намного важнее, чем встреча с тем, кто ему неприятен… Феликс очень остро реагирует на любые упоминания Джисона и я, честно, не знаю почему… — Джисон у нас малый такой. Мы с ним были знакомы ещё со старшей школы и когда он влюблён — это катастрофа. Он ведёт себя совсем не как «Джисон», а как «придурок Джисон»: непонятные выебоны, куча тупых подкатов и просто-напросто его поведение можно описать, как поведение типичного бэд боя из американских сериалов. И я почему-то уверен, что это может ой как оттолкнуть, — Минхо заканчивает мысль, выжидающе смотря на Хёнджина. Тот же задумчиво уставился в никуда и начал думать о чём-то своём.       Да, Феликс романтик тот ещё. И почему-то получив всю информацию, Хван уверен, что шатена просто отталкивает поведение Джисона. Но он не может полностью утверждать, не случилось ли ещё чего-нибудь, из-за чего его отношение к Хану стало совсем ужасным. Признание в любви и впоследствии избегание? Может, похоже на правду… Но да, Джисону не позавидуешь, если он любит Феликса до сих пор… — Может… мы можем как-то помочь? Доказать, что Джисон на самом деле не тот, кем кажется? — Это надо только выбить дурь из него самого, что такое поведение никого давно не привлекает, — фырчит Минхо и закатывает глаза. Хёнджин находит повод для улыбки и тут же она спадает с лица, — Я поговорю с ним, если ты правда серьёзно настроен. — Я очень надеюсь, что Феликс не будет против этого, — выдыхает Хван и Ли тут же подходит к нему, приобнимая. Блондин устремляет взгляд на блокнот, который, слава всем богам, был повёрнут лицевой стороной к полу. — Я уверен, что всё будет хорошо. В любом случае, его никто не заставляет видеться с Джисоном, если он всё также будет испытывать отвращение к нему после повторной встречи, — Минхо шепчет почти что эти слова и Хёнджин ощутимо успокаивается, — Джисон-а мальчик сильный и переживёт это, если поймёт, что всё-таки ситуацию не исправить и спустя два года. Но всё же загадывать сразу о плохом не стоит. Будем надеяться, что всё-таки Хани выбьет из головы этот дурацкий способ завоевания сердец и научиться склеивать людей по-другому… Например, как я! — гордо заявляет брюнет, чтобы разбавить обстановку. И Хван хохочет.       Да. Ли Минхо, пожалуй, умело завоёвывает сердца людей… Сердце Хёнджина у него бесповоротно и безвозвратно.       Хёнджин быстро собирается, сославшись на то, что он хочет лечь сегодня пораньше. Он забирает все свои вещи и специально оставляет свой скетчбук в этой маленькой комнате, надеясь, что Минхо оценит его творение. А потом он понадеется, чтобы не случился сердечный приступ. Он прощается с Минхо долгими объятиями, которые никто не хочет заканчивать; Ли с надеждой и теплотой смотрит Хвану в глаза, держа при этом за руку, и говорит о том, чтобы тот написал, когда тот будет дома. Потому что блондин отказался от того, чтобы его проводили. И он соглашается на такое условие, чувствуя как сердце греет в который раз подобная забота.       Да, всё же Хёнджин правильно сделал, что доверил Минхо своё сердце.       Минхо в этот вечер цепляется взглядом за брошенный скетчбук и, глядя на первую страницу, на которой был его портрет, не находит никаких слов к тем эмоциям, которые бушуют в нём сейчас. И не важно насколько был красивым рисунок (а он был великолепен), Минхо больше всего поражал тот факт, что Хёнджин просто его нарисовал. И не важно как, не важно как он получился. Если важен сам факт… О боже, он сегодня точно не заснёт.       А Хёнджин в этот вечер наблюдает за тем, как Минхо старательно пишет ему что-то в чате — и снова значок «онлайн». Как будто старший хотел что-то сказать, но никак не решался, а потом и вовсе решил выйти из сети. Хван старается не думать, вообще отключает свои мозги, но всё равно волнуется и накручивает себя, пока не засыпает.       А после просыпается в пять утра и наблюдает Сынмина на кухне, который почему-то в такую рань пьёт зелёный чай. Они делятся переживаниями, а потом вовсе разговаривает ни о чём. Ким говорит о том, чтобы тот не переживал раньше времени, потому что и дураку понятно, что между ними что-то да и есть, а Хёнджин поддерживает друга по поводу экзаменов, мысли о которых резко накрыли брюнета с головой.       И заканчивается это всё тем, что они оба решаются пойти спать, иначе так они не только ко второй не приедут, а даже к третьей…

.

.

.

.

.

      И, к счастью, ничего сверхъестественного не происходит какое-то время.       Если не учитывать серьёзного разговора по поводу того, что же всё-такие произошло между Джисоном и Феликсом. Для моральной поддержки рядом с Феликсом тогда собрались оба его друга; они сидели на просторной кухне и в который раз переживали тревожность и проблемы с чаем в руках. Это было своеобразным ритуалом, от которого они не могут отказаться уже с самого начала их общения. Зато всегда есть чем занять себя, если атмосфера совсем уж напряженная, а руки есть чем согреть, если они станут ледяными из-за нервов. И именно в тот момент чай помогал как никогда: Ли отвлекался на чай, рассказывая историю, которую он явно думал ему не придётся вспоминать. Да, ему правда не нравится как ведёт себя Джисон: это было связано с жёстким триггером на его прошлые отношения, поэтому он априори не мог подпустить к себе Хана. А его попытки подкатить к Феликсу до победного окончательно испортили их отношения; в какой-то момент Феликс сорвался, крича на весь тёмный переулок, а после не появлялся ни на одном концерте группы. Шатен говорил, что он был рад, что Джисон перестал к нему подкатывать в универе, да и вообще его след простыл — Феликс смог выдохнуть с облегчением. Хёнджин был уверен, что Джисона именно в этот момент подкосило.       Они тогда долго обнимали Ли, говоря, что всё это — прошлое. Прошлое, которое причинило боль, которое вспоминать не хочется, которое выбило из колеи, но всё же Хван решился предложить вернуться в настоящее, где, по его словам, Джисон — другой человек. Веснушчатый скептически выгибал бровь и уставился на Хёнджина, взглядом говоря, что тот сошёл с ума. Он объяснился, что поведение Хана — это лишь маска; маска крутого парня, который пытается изо всех сил привлечь к себе внимание — он долго думал, что подобное работает, пока Феликс не отказал ему, срываясь в громком крике. И после этого он не решался даже показать настоящего себя. Феликс долго думал, даже, наверное, очень. Он обещал, что напишет свой ответ и просит Кима и Хвана поехать домой, потому что уже поздно. И они покорно согласились.       На следующее утро Хёнджин увидел сообщение, что он согласен.       Остальным хвастаться почти что не было возможности. После того рисунка ничего не поменялось, как будто Минхо его вовсе не видел или предпочел сделать вид, что не видел. Их отношения всё ещё находились на тонкой грани — это чувствовали все. И улюлюкающий Сынмин, и нервный смущённый Хёнджин и ухмыляющийся очаровательный Минхо.       И когда никто не подозревал, когда жизнь казалась не меняющийся, на смену спокойствию пришли революционные действия, которые поменяют жизнь.

.

.

      В то утро Хёнджин по обыкновению получает от Минхо сообщение, что он хочет, чтобы Хёнджин пришёл уже на их общую репетицию по случаю скорого возвращения парней на сцену после отдыха. И, конечно, Хван соглашается, чтобы побыть некой моральной поддержкой.       Хёнджин по обыкновению садится на слегка прохладный паркет, но в этот раз не достаёт ничего своего, предпочитая наслаждаться музыкой.       Хёнджин по обыкновению влюблённо смотрит на Минхо, высматривая и запоминая в памяти каждую улыбку его, которую он дарит пустоте во время своего пения. А иногда эту улыбку он дарит и Хвану, который тут же улыбается в ответ, чувствуя как краснеют ещё щёки.       Хёнджин по обыкновению хвалит каждого участника группы, подбирая подбадривающие слова индивидуально, подбираясь мастерски к слабому месту каждого. Чонину он говорит, что он с большим спокойствием стал играть, больше стал полагаться на технику, а не на переизбыток эмоций, который иногда мог сыграть с ним злую шутку. Джисону он говорит, что тот с большим откровением стал играть, отдавая всего себя залу и музыке, что явно идёт на пользу его развивающейся харизме. Минхо же он тихо шепчет на ухо то, что он прекрасно берёт высокие ноты и что его улыбка очаровательна, приговаривая, чтобы тот делал это чаще. А Ли парирует, что единственный, кто может видеть такую его улыбку — это Хёнджин, из-за чего тот сразу смущается. Где-то рядом начинают причитать Чонин и Джисон, которые сразу же театрально начинают ныть о том какие они слащавые. Минхо тут же разгоняет их грозным взглядом и лирикой у него в руках.       Хёнджин по обыкновению ждёт Минхо, который улыбается ему слегка вялой и уставшей улыбкой, и говорит его подождать. А он готов ждать вечность.       Они идут куда-то, куда только глаза глядят и не роняют ни одного слова. Хван посматривает краем глаза на Минхо, который прикрыв глаза и мурлыча себе что-то под нос, идёт небольшими шажками вперёд. И блондин умиляется. Над ними лишь бесконечное небо, рядом — пустые улицы, а в сердце — тепло и наслаждение временем проведённым друг с другом. — Хёнджин-а, — подаёт голос Минхо, — давай зайдём в круглосуточный и купим что-нибудь поесть, м-м-м? — тянет, словно мурлычет.       Хван соглашается и оплачивает их покупки, из-за чего Ли некоторое время препирается, но всё равно сдаётся под слегка недовольным взглядом. Он благодарит Хёнджина и забирает из его рук онигири. Кассирша желает им приятного вечера и выглядит ужасно уставшей.       Они не находят решения лучше, чем сесть на не особо длинные ступеньки, ведущие к магазину. Хван садится первый, как первооткрыватель и призывает Минхо сделать также; и он делает, правда всё равно первое время бурчит о том, что они испачкаются.       Они долгое время просто трапезничают, не проронив ни слова. Хёнджин достаточно долго поедает свои покупки и совсем не замечает тот факт, что Минхо совсем притих. И ощущает он чужое присутствие в тот момент, когда старший кладёт свою голову на чужое плечо, прижимаясь совсем близко, чтобы было удобнее лежать. Он что-то бурчит под нос, жалуется на погоду, словно пытаясь оправдать свой резкий порыв нежности, и всё равно от Хвана не отлипает. Хван тяжело сглатывает остатки еды и оставляет пустую упаковку где-то под собой.       Он смотрит пристально на Хо и в поддерживающем жесте проводит по ладони, а Минхо времени не теряет и переплетает их пальцы, чувствуя как волна тепла растекается по телу от самого сердца. Хёнджин улыбается, но всё же предлагает старшему поехать домой, если он замёрз и хочет спать. На это предложение он слышит лишь отрицательный звук и чувствует вялое мотание головой. Остаётся лишь выдохнуть смиренно.       На часах 22:34 и они продолжают сидеть так уже некоторое время. Минхо рядом с ним сопит и дышит умиротворённо, из-за чего он чуть ли сам не проваливается в сон. Но вовремя Ли начинает говорить, разрушая ночную тишину. Единичные звёзды над парнями моргают, словно приветствуя, и почему-то в этот момент Хван чувствует себя так, словно за ними начинает наблюдать вся Вселенная. — С тобой так хорошо-о… — тянет старший и ещё сильнее утыкается куда-то в шею холодным носом, что вызывает табун мурашек у сидящего рядом, — Каждый раз после репетиций и университета я чувствую себя уставшим, но как только я вижу тебя, твою улыбку и осветлённую макушку меня тут же наполняет энергия… — Хёнджин молчит и кажется перестаёт дышать, — Ты словно моё спасение, словно самое комфортное место в лице человека. И это так меня радует, потому что сейчас я даже понимаю, что у меня есть все силы, чтобы вернуться на сцену… Я о таком и мечтать не мог, — и делает небольшую паузу, — Я думал, что я не могу и мечтать о таком человеке, как ты, Джинни.       От трепетного и нежного Джинни, сказанного уставшим голосом Минхо, становится очень тепло на душе, но руки дрожат так, словно телу чертовски холодно. Всё то, что сказал ему Ли кажется таким до одури интимным, что хотелось сохранить все эти слова лишь у себя в голове, никому не рассказав ни слова о том, что сейчас происходит между ними. Но природа их слышит, да даже та кассирша может смотреть на них, как на полных придурков, которые сидят на грязной лестнице прямо перед входом в магазин. Но сейчас на это было так всё равно, потому что именно в этот момент, сидя на чёртовой грязной лестнице, ему в шею утыкается Минхо и шепчет, наверное, слова любви, которые Хёнджин готов прямо сейчас сцеловать с губ. И всё это выглядит и чувствуется таким правильным, что хочется хныкать от счастья и переполняющих грудь чувств, которые бушуют к одному единственному человеку, находящемуся рядом. Не это ли счастье? — Знаешь, это звучит как признание в любви, — начинает Хван с очень очевидного намёка, наверное, захотев услышать заветные слова, которые ему чудились в мечтах уже как несколько недель. Минхо рядом с ним хмыкает и не отвечает. Сердце Хёнджина, казалось, сейчас разорвётся на кучу маленьких осколков не в силах больше сдерживать себя из-за настолько сильного биения. — Ты хочешь услышать эти слова от меня, как грубо… — всё-таки наконец-то отвечает Минхо и Хван смеётся, чувствуя как ему в бок слегка бьют кулаком. Он замолкает, — Я мечтал их услышать от тебя, Хёнджин-а-а-а… — Я выскажусь по-другому.       Брюнет чувствует как Хёнджин начинает извиваться, а после он уже осязает как младший со всей силой и хваткой обнимает его, обвивая талию через холодную куртку. Хотелось почувствовать чужое тепло, но это единственное, что они могли себе позволить. Ли охает и улыбается, прикрывая глаза и тут же обнимает в ответ, чувствуя как Хван упирается носом ему куда-то в ухо, из-за чего он начинается смеяться, подвергнувшись щекотке. — Я безумно рад, что повстречал тебя. С тобой моя страсть к творчеству вновь пробудилась и теперь единственное, что я хочу запечатлеть на собственном холсте — это ты. Ты такой красивый, уютный, неземной, словно с картинки сошедший, из моих мечт, — начинает на одном дыхании, запинаясь. Минхо заботливо водит ладонью по чужой спине, — И когда ты тянешься ко мне, улыбаешься мне, я понимаю, что ты реальный и такой любимый, что невозможно не чувствовать захлёстывающих с головой чувств.       Хёнджин замолкает и они проводят некоторое время в тишине, которая разбавлялась слегка тяжёлым дыханием, в котором смешались и чувства, и жар и что-то ещё немного большее о чём говорить ещё было нельзя. Луна на небе им улыбалась и Минхо смотрел на неё, улыбаясь то ли в ответ то ли от переполняющего его эмоций. Хван жмётся к нему, как к единственному спасению, и Ли со всей теплотой принимает его ближе, хотя, казалось, ближе уже не может быть. Брюнет подаёт голос первым: — Я видел мой портрет, сделанный тобой, — и Минхо чувствует, как дыхание больше не опаляет его ухо, — Он был невероятен. Я не помню даже сколько по времени я смотрел на него, замечая каждую линию, которой ты очерчивал мои черты. И каждая линия аккуратная, словно пропитана твоим романтизмом… Я увидел столько чувств в этом портрете, что более не мог отрицать свои.       Хёнджин отрывается от Ли и смотрит тому в глаза, встречаясь с блеском от фонаря в них. Но выглядело это так, словно его очи светились всеми звёздами на небе, которые невозможно увидеть в городе. Солист поднимает бровь и выжидающе ухмыляется, наверное, ожидая, что Хван сделает что-нибудь. И он делает.       Выцеловывая каждый уголок уже родного лица, он совершенно забывает о следящих за ними звёздах и Луне. Минхо под его поцелуями плавится и смёется, когда блондин уделяет повышенное внимание разгоряченным щекам и родинке на правом крыле носа. Пальцы где-то там переплетаются, заставляя почувствовать насколько интимен сейчас их контакт и все сомнения о том, кто они теперь друг для друга, улетучиваются из светлых голов обоих. Ли шепчет что-то о том, что Хёнджин безумно красивый и сам тянется, чтобы запечатлеть поцелуй на очаровательной родинке под глазом, на которую он, признаваясь сейчас скрепя сердце, засматривался ещё с самого первого дня.       У Минхо все ещё накрашенные тёмным ногти, пальцы полностью в кольцах и на подушечках небольшие мозоли от инструмента. Но никогда ранее эти ладони не казались ему более родными, чем сейчас. Хван на них любуется как в первый раз и Ли шутит про его фетиш на руки, который он приметил уже очень давно, чем вызывает покрасневшие щёки на лице собеседника. Нет, у Хёнджина не просто фетиш на руки Минхо. У него фетиш на всего Минхо.       Не в силах более терпеть холод и желание прикоснуться к любимому телу, Хван предлагает поехать к нему, зная, что Сынмина точно не будет дома. И кто Минхо такой, чтобы ему отказать?       Едут они на метро, где людей совсем мало, поэтому старший может себе позволить не отпускать чужую руку, параллельно шепча смущающие вещи на ухо, которые теряются в шуме поезда, но всё равно остаются услышанными.       Квартира встречает их тишиной и запахом вчерашнего приготовленного печенья, которое мирно стояло на кухне. Хёнджин о чём-то смеётся, здороваясь с миленькой собачкой, с которой Минхо наконец-то знакомится лично. Впервые пространство, которое он видит первый раз в жизни, становится для него домом. Хван разогревает ему чайник, заливает кипяток и по желанию старшего они пробуют печенья, над которыми, по словам младшего, они корячились вчера весь вечер. Минхо смеётся и гладит чужую ладонь под столом в хвалящем жесте.       Чаепитие заканчивается тем, что они смотрят на улицу, где уже вовсю началась зима. — Смотри, Джинни, снег! — выпаливает Минхо так, словно он ребёнок, который видеть не видел снега. И это умиляло. Хёнджин обнимает его со спины за талию и они оба разглядывают город с балкона, наблюдая за красотой белеющей природы.       И когда природа всё-таки им наскучивает окончательно, внимание полностью переключается друг на друга.       Они целуются до припухших губ, прижимаясь близко-близко, почти вплотную, параллельно шепча слова нежности, которые до этого были не сказаны вовсе. Ли зачёсывает собственными руками блондинистые волосы назад и целует разгорячённый лоб, следя вблизи за тем, как сводятся брови к переносице. Он смеётся и целует куда-то по середине, желая исправить ситуацию. И это правда действует, потому что в следующую секунду всё внимание снова переключается на губы, а Хёнджин в трепетном жесте проводит от щеки до скулы, а после заводит слегка длинные волосы за ухо.       Отстраняясь на секунду, Хёнджин томно шепчет: — Я люблю тебя.       И тут же целует, не выжидая ответа. И Минхо улыбается в ответ, сцеловывая чужую в ответ. И никакое «Я тоже люблю тебя» не нужно, пока Ли ощущает водящие по его спине ладони, пока чувствует с какой нежностью Хёнджин оттягивает его нижнюю губу, пока слышит сбитое дыхание на всю комнату, пока он засыпает, видя чужое лицо напротив, которое смотрит на него с такой безграничной любовью, которую видно, которую озвучивать не обязательно.       Которую они теперь делят на двоих.

.

.

      Джисон стоит на холоде, вечно осматриваясь по сторонам. Поглядывает на часы, замечая, что стрелки часов только приблизились к двадцати минутам одиннадцати. Он пришёл рано, даже слишком, но задерживаться нигде повода не было, поэтому он сразу направился на место встречи. Его тошнило от волнения, хотелось провалиться сквозь землю, шарф на шее почему-то резко ощущается как что-то удушающее и становится до ужаса плохо. Холодный воздух приводит его в чувства лишь на секунду, а после мысли снова путаются и сердце его бьётся сильно-сильно в крепкой груди.       Дрожащими руками он тянется в карман своей короткой куртки и достаёт оттуда зажигалку и пачку сигарет, которые ему, вообще-то, совсем не по душе. Специально на такой случай он взял именно те самые противные, приводящие в чувства, потому что он был уверен в том, что будет нервничать настолько сильно, чуть ли не доводя себя до панической атаки. Он зажигает белый кончик и затягивается, чувствуя неприятную горечь на языке и горячий воздух, разливающийся по всему телу. Хан учащённо дышит и даже никотин не помогает справиться с подступающей к горлу паникой, которая холодными лапищами вытесняет весь тёплый дым, поступающий в тело. Шатен выдыхает дым, жадно глотает свежий воздух.       Джисон задумывается о том, почему он так нервничает; задумывается о том, почему ему стало так страшно здесь находиться; задумывается почему он так боится посмотреть своей любви в глаза. И не находит ответа, потому что ему просто жутко. Без причины, без повода. Даже если он у себя в голове скажет, что всё пройдёт неплохо и ему не влетит со всей силы в глаз — всё равно не поможет.       Он стоит так уже несколько минут, совершенно не ощущая пространства вокруг. Где-то рядом совсем уж спокойно разговаривают люди, сидя в кофейне. Мимо него проходят стайки котов, забавно о чём-то шепчась на своём языке. Слышатся звуки машин, резкие торможения и нетерпеливые бибиканья, чтобы пропустили, чтобы поскорее попасть домой. Вокруг него кричит молодёжь, задорно обсуждая что-то на немного пьяную голову; у них развязанный язык и говорят они совсем непонятно и неразборчиво, но Джисон всё равно, косясь, завидует их веселью. Потому что в его голове сейчас беспросветная тёмная пустота, которая давит ему на мозг, заставляя болеть виски. Запах табака усиливает этот эффект, позволяя с новой силой чувствовать как резкая боль расходится по всему лицу волной. Но да, физическая боль хотя бы отвлекает от самокопания. И на этом спасибо.       Хан чувствует собственную отрешённость от мира, предпочитая от всеобщего веселья убежать куда-то в переулок, в котором он стоит уже минут десять. Здесь спокойнее, но, наверное, это даже хуже, потому что концентрирует он своё внимания лишь на той тишине, которая позволяет ему всё больше и больше думать о чём-то своём страшном. — Вот ты где, — доносится до ушей басистый голос, из-за чего его сердце тут же подскакивает куда-то к горлу, норовясь вовсе выпрыгнуть из его тела, — Чего стоишь здесь в темноте… — хочется подумать, что нотки заботы мелькают в этих словах, но, скорее, это лишь недопонимание. Потому что карие глаза, которые из-за освещения сейчас почти что также черны, как самая глубокая дыра на земле, стреляют в Хана ледяными иглами, заставляя того поёжится.       Феликс перед ним уставший, с взъерошенными волосами, россыпью веснушек на лице, на которые Джисон мог бы залипать в любой другой ситуации, не похожей на эту. Он бы мог умилиться с парня перед ним, попробовать вести себя в той глупой манере, которая обычно была для него выигрышной, но он сдерживается, понимая, что так всё точно закончиться, не успев начаться. А истратить свой второй шанс так глупо… Было вовсе не в его планах. Шатен перед ним почему-то смягчается, ощущая видимый страх в чужих глазах и скованность в движениях. Вздыхает, подходя ближе и становится рядом с Джисоном, облокачиваясь на кирпичную стену. Бросает взгляд на уже истлевшую сигарету, сжатую между указательным и безыменным пальцами и усмехается, немым взглядом прося для себя тоже. Хан удивлённо поднимает брови. — Ты куришь? — Бросал несколько раз, но чтобы искоренить неловкость между нами, предпочту закурить, — говорит безэмоционально Феликс, уставившись своими невинными глазами в чужие сомневающиеся, — или хотя бы в собственной душе. — Они не особо вкусные, я специально такие покупаю. — Какие есть, — протягивает монотонно и тянется своей маленькой ручкой, чтобы ему наконец-то вручили то, чего он хочет. Ладонь у веснушчатого слегка дрожит, на костяшках небольшие ссадины, а тыльная сторона покрыта едва заметными цыпками от холода, потому что кто-то, наверное, предпочитает не носить перчатки.       Феликс закуривает и морщится, из-за чего Джисон прыскает, а первый фырчит, что всё-таки тот был прав. Но всё равно предпочитает не выбрасывать сигарету, всё ещё стоя рядом и бурча что-то под нос, что это самое худшее, что он когда-либо пробовал.       Между ними повисает неловкая тишина, которая сопровождается лишь вдыханием и впоследствии выдыханием дыма. Никто не решается начать разговор, из-за чего воздух между ними заметно наполняется какими-то негативными эмоциями, которые лёгким шлейфом ощущаются где-то на кончиках пальцев, в носу и пеленой на глазах. У Джисона снова начинается дрожь во всех конечностях, а порция никотина не спасает, а курить вторую сигарету он считает кощунством. Травить свой организм двойной порцией за несчастные 10 минут было не тем, за что он мог себя похвалить. Феликс рядом с ним кажется до безумия маленьким, держит в руках сигарету и слегка дрожит от холода, а возможно от такого же нервяка, что и Хан. Но всё же младший начинает разговор первым, не желая более томить никого ожиданием неизбежного. — Я всё думал, пока шёл сюда, что снова столкнусь с твоей выёбистостью и натянутой улыбкой на всё лицо, а на деле мы стоим в тишине и курим, — он слегка смеётся своим глубоким смехом и заставляет тело Джисона покрыться мурашками, слегка забывшись в голосе, — Когда я услышал мольбы Хёнджина дать тебе второй шанс, мне показалось, что он сошёл с ума. То есть, моя неприязнь к тебе меня правда ослепила: я не хотел верить ни в какое положительное впечатление о тебе, а тем более у меня не было желания повестись на авантюру, в которой мы сейчас непосредственные участники, — Ли затягивается, решив немного помолчать, и прокашливаясь, продолжает, — Но всё же твои глаза наконец-то выдали в тебе того человека, о котором мне говорил Джинни, — и шатен наконец-то смотрит на своего собеседника, из-за чего щёки Хана приобретают розоватый оттенок, — Теперь я могу дать слово тебе. Поделись со мной душераздирающей историей, после которой я должен тебя бесповоротно позвать на свидание.       Джисон некоторое время тушуется и всё же тянется снова к карману. Наплевав на свой кодекс, выуживает оттуда ещё одну сигарету, которую он быстрым движением поджигает и закуривает, набираясь смелости, чтобы подать голос. Феликс рядом с ним слегка хохочет, боком толкая того, чтобы тот расслабился, мол, «Я уже вот пооткровенничал, теперь твоя очередь, в этом нет ничего страшного». И Хану впервые хочется поверить этим глазам, в которых он до этого не видел и проблеска сострадания, когда они смотрели в его сторону. — Честно, с самой школы у меня такая манера поведения, когда мне кто-то нравится. На девочек из моей параллели это обычно срабатывало, поэтому я вёл себя как типичный индюк из подростковых сериалов, — он кривит лицо и из-за вкуса сигарет и из-за неприятных воспоминаний, — Повстречав тебя, я думал, что такое же будет и с тобой. Но ты отвергал любые мои попытки, а в моей голове не было на тот момент мысли, что нужно, блять, поступить по-другому. И ты начал думать, что я в принципе такой человек, а не то, что это мой образ, от которого я бы избавился, не будь я таким глупым, — Джисон сводит брови к переносице и чувствует как Феликс в умиротворяющем жесте пододвигается к нему, наверное, пытаясь подарить физическое спокойствие, — Я правда не такой. Я плачу с грустных моментов в аниме, у меня есть миленькая собачка, с которой я милашничаю и отправляю видео Минхо и Чонину, которые кринжуют с меня, я пишу о той самой романтике, которая мне незнакома, в собственных песнях, а ещё я до безумия люблю клубнично-приторный милкшейк в кафешке универа… Какой бэдбой вообще может любить его! — Джисон театрально выкрикивает эту фразу, из-за чего Феликс рядом с ним смеётся. — Хорошо, Джисон-хён… — начинает тихо Феликс, туша сигарету о стену, — Есть ещё, что ты хочешь мне сказать?       Старший в нерешительности смотрит куда-то в пол, снова решаясь закурить уже догорающую сигарету в его руках. Он продумает те слова, которые точно будут уместными в данной ситуации. — Ли Феликс, ты мне безумно нравишься, — на выдохе начинает он, — И я клянусь, что более не буду скрывать свою настоящую личность. Мне хочется, чтобы нам было комфортно друг с другом, чтобы мы находили в друг друге дом, в который хочется вернуться и всё подобное романтичное нечто, что я не привык говорить, — и смотрит слегка слезящимися на веснушчатого, — Ты не будешь против сходить со мной на свидание? Если, конечно, ты всё ещё не хочешь меня послать куда подальше, откуда я знаю…       Младший смеётся и тянется к чужой ладони, ледяной, как самый отдалённый айсберг в Северном Ледовитом океане. Переплетает пальцы, из-за чего по телу сразу будто электрический заряд проходит, сопровождающийся алыми щеками. — Я пойду с тобой на свидание и со своей стороны обещаю, что проникнусь к твоей настоящей личности так, словно она была первой, которую я увидел. Я хочу изучить тебя всего, понять наконец-то какой ты, и я не отвернусь от тебя, хорошо? — и улыбается.       Джисон не сдерживается и целует куда-то в щёку, неловко мажа губами по холодной щеке, на которой в этот же момент пропадают веснушки из-за приливающей к ним крови. Феликс хохочет очень сильно и говорит о том, что это было слишком нечестно и толкает слегка собеседника в бок, вызывая ответный смех. Вся неловкость испаряется, сопровождаясь лишь тихим хихиканьем, красными щеками и переплетёнными пальцами.       Они снова целуются, но уже по-нормальному. Наслаждаются моментом, стараясь не обращать внимания на отвратительное послевкусие сигарет. Феликс оттягивает волосы и мычит в поцелуй и Джисону кажется, что он о таком даже мечтать не мог. Ли после этого шутит, чтобы на первом свидании поцелуя он не ждал, ведь на них он обычно не целуется. И, господи, Хан дождётся их второй встречи, чтобы зацеловать каждую веснушку на чужом лице, чтобы услышать бархатный смех и сдавленные кряхтения от смущения.       Да, всё-таки Джисону стоит как следует отблагодарить Хёнджина… Пожалуй, купит им с Минхо обручальные кольца!

.

.

      Чонин с Сынмином договариваются встретиться в метро, где в дальнейшем они поедут в маленькую, но уютную квартиру младшего. Она располагалась в отдалённом районе, из-за чего ехать до университета было катастрофически долго, но всё же факт того, что плата в месяц за неё была довольна небольшой, он предпочёл пренебречь своими часами сна с утра.       Они громко разговаривают о чём-то первую половину поездки, пытаясь перекричать шум подземного транспорта, а после, когда Ян предлагает ему свои наушники, совместно наслаждаются плейлистом, который Сынмин сделал из любимой музыки обоих. Таким образом, они познавали вкусы друг друга. И почему-то для них это было чем-то интимным и ценным, хотя это было совсем мелочью. Но всё же сердце трепетало даже от такого, потому что всё же чувствовалась важность собственных персон в жизнях друг друга.       Они приезжают тогда, когда на часах стрелка едва перевалила за одиннадцать. Бегло раздевшись, они тут же бегут на кухню, чтобы согреться приготовленным Чонином какао, которое Ким без стеснения и сомнения начинает нахваливать, что вызывает тёплую улыбку на чужом лице, сопровождающаяся маленькими, едва заметными, ямочками и розоватыми щеками. И контраст между белыми волосами, которые как будто снегом припорошенные, и яркими щеками тёплого цвета, заставляют Сынмина слегка подольше посмотреть на своего любимого. Он уверен, что он не в первый раз видит подобную картину, но по его мнению, каждым таким моментом он должен наслаждаться, как будто он последний.       Чонин что-то лепечет ему по поводу милых лисят, держа в одной руке телефон, а в другой — розовую кружку с нарисованным на ней мультяшным золотистым ретривером, и смотрит на Кима с неподдельным восхищением, которое хочется сцеловать с этих улыбающихся губ и искрящихся глаз.       В квартире слегка холодно, поэтому, когда они ложатся, деля одну кровать на двоих, Чонин максимально близко прижимается к телу старшего в попытках получить недостающее тепло. Мин игнорирует щемящее чувство в груди, старательно концентрируя своё внимание на поиске дорамы, о которой ему сказал белобрысый. Да, сегодня невероятно тяжёлое бремя легло на его грешную душу… И кликает на первый сайт, пролистывает рекламу, и пытается отвлечься от собственных мыслей, слыша с правой стороны от себя восторженные охи и вздохи.       — Мне очень нравится романтическая линия здесь, — шепчет младший, копошась под одеялом, — Она очень хорошо выделяется на фоне всеобщего апокалипсиса. В прямом смысле… Типа! Зомби, смерть, жертвы, а тут они такие миленькие, ну просто! — восторженно выдаёт он и Сынмин слегка хохочет.       Главный герой оказывается слегка холодным на первый взгляд, но на деле его душа пестрит добротой, юмором; он смущается от малейшего проявления внимания со стороны героини и ведёт себя совсем как маленький невинный ребёнок, словно забывая в какой ситуации они находятся. Девушка же была очень задорной и милой, от неё исходил нескончаемый позитив, которым она делилась со всеми персонажами, чтобы те не впадали в отчаяние; она была до безумия любвеобильной и всегда цеплялась за то, чтобы помочь герою и показать ему свою любовь различными путями: начиная от малейшего касания руками, заканчивая перерабатыванием серьёзной раны, которую тот получил из-за побега.       Ким косится на Яна, который завороженно уставился в экран и думает о том, что персонажи были очень даже похожими на них; характеры, поведение, поступки — всё это, будто выдавало тот факт, что Чонин включил это всё с какой-то определённой целью. — Я не особый фанат романтики, но в последнее время душа так и просит посмотреть что-то милое, чтобы утолить непонятную мне жажду любви, которой резко мне стало не хватать, — пепельноволосый начинает очень внезапно; пусть и шёпотом, но Сынмин всё равно вздрагивает, вслушиваясь в каждую фразу, в каждое слово, — Иногда мне кажется, что никогда ранее я не жаждал любви, как сейчас. А ещё и от конкретного человека…! — Ким начинает терять самообладание.       Сынмин где-то под одеялом, переплетает их пальцы, и Чонин на него смотрит удивлённо, а потому улыбка, хитрая-хитрая, озаряет его лицо, после чего он всем своим видом показывает симпатию. Брюнет сам от себя не ожидал, что первым начнёт действовать, но подобные намёки не могли остаться вне зоны его внимания; в конечном итоге, они оба друг другу нравятся. Это было видно всем. Хёнджин над ним всегда шутит, спрашивая о том, не с Чонином ли он опять переписывается, улыбаясь во все тридцать два? И, блять, даже съязвить не можешь, потому что он всегда оказывается прав. Ян присылает ему миленькие селфи, заботливо спрашивает поел ли он и постоянно интересуется его состоянием. Как тут не улыбаться? А Феликс, который следил за тем, как два влюблённых придурка перед ним всегда переписываются на парах, а после убегают в разные стороны, смеялся с них позже в групповом чате. И они смеялись вместе, присылая фотки со своими возлюблёнными, где все показывают палец вверх, скривив лицо.       Чонин перед ними глазами моргает, гладит свободным пальцем по руке, и краем глаза посматривает на экран, где герои почему-то очень вовремя начали целоваться! Вы что, шутите?       Но Сынмин всё же тянется вперёд, оставляя невесомое касание, как будто крылья бабочки, и отстраняется, предпочитая уткнуться в чужое плечо. Ян хохочет и признаётся тихо-тихо в любви, и гладит по спине в попытке успокоить и поддержать. Ким медленно умирает, но всё равно оставляет лёгкий поцелуй в изгибе шеи, словно закрепляя и со своей стороны заветные слова.       Чонин делает акцент на новостях, где упоминают об идущем снеге и что-то причитает про то, что так судьба закрепила их признание, а Сынмин на это смотрит серьёзно-пресерьёзно и снова целует, а блондин улыбается в поцелуй, скользя по горящей щеке.

.

.

.

.

.

      В таком темпе проходит больше полугода. Зима сменяется весной, а она в свою очередь даёт дорогу лету, которое означало скоро наступающие каникулы. Сессия была сдана, нервы были истрачены, но всё же счастливые улыбки были на лицах у каждого, потому что заслуженный отдых они наконец-то получили. Минхо шутит что-то про то, что их замучили до смерти, но после поцелуя мурчит как кот, говоря, что всё-таки всё не так плохо, как могло показаться. Все остальные с этого смеются и после последнего учебного дня направляются отпраздновать свою маленькую победу, которую они закрепляют соджу, которым они чокаются так, словно делают тост. И, наверное, стоило, потому что это лето правда будет непохожим на все предыдущие, хотя бы потому что появились ещё люди, с которыми его можно разделить — и не абы с кем, а с возлюбленными!       И, о да, Феликса и Джисона это тоже касалось. Они ходили на свидания достаточно долго, наслаждаясь обществом друг друга, открывая новые стороны друг друга. Ли младший каждую ночь плакался в общем чате, что Джисон на самом деле оказался человеком замечательным, а тот в свою очередь плакался Минхо и Чонину о том, как он чёрт возьми влюблён. Начали встречаться они весьма сумбурно, скорее, даже не обсуждая официальный статус между ними, но в какой-то момент было уже просто привычно им называть друг друга парнями.       Спустя несколько дней после всех вышеописанных событий Минхо и его подопечные вернулись на сцену. Отдохнувшие, полные сил, они взорвали сцену и, казалось, теперь слухи о них пошли и за пределами университета. Все шутили, что скоро они будут встречаться со знаменитостями. Джисон на это очень скептично поднимал бровь.       Все на сцене казались просто волшебными, до боли красивыми и каждый задавался вопросом, неужто ли любовь так им затмевает взгляд, или же они просто выглядят намного свежее, чем в тот раз? Наверное, и то и то, потому что когда Минхо пел песню, посвящённую Хёнджину, которую он самостоятельно написал (не без помощи Хана), Хван смотрел на своего парня чуть ли не так, словно перед ним был ангел. Блондина тогда надо было успокаивать весь оставшийся концерт, но Минхо удалось это сделать в мгновение ока, как только тёплые губы коснулись холодных от слёз щёк. — Чудесная сила любви, — говорил где-то за ними Сынмин, вызывая дружный смех.       Но, наверное, тогда никто не соврал по поводу роста популярности, потому что залы становились больше, а людей в них — ещё больше. Тогда все дружно успокаивали Джисона по этому поводу, а Феликс долго-долго держал его руку в успокаивающем жесте, как он обычно делал. И, к счастью, Хан прекрасно справился с теперь уже большим количеством людей, блистая на сцене, очаровывая людей своей улыбкой. Его парень смотрел на всё это с гордостью, с блеском в глазах, который свойственен влюблённому человеку. Наблюдая за ним со стороны, Хёнджин и Сынмин, переглядываясь, отмечали, что безумно рады за них обоих. И в темноте, пока никто не видит, они сталкивались кулачками, говоря без слов о хорошо проделанной работе.       Каждый из них, на самом деле, светился неимоверным счастьем, которое можно было разглядеть уже невооружённым взглядом. Сынмин, хоть и выступая всё ещё самым большим скромником из всей компании, хвастался тем, какой его парень милый, присылая его фотографии в уже общий чат всех ребят. Хёнджин прыскал, но всё равно делал комплименты, говоря, что они милашки, а Минхо угрожал, что если он начнёт делать также, то чат буквально взорвётся. Хван, лежащий на его бёдрах, щипал за внутреннюю их часть в попытке остановить, и получая шипение сверху, победно улыбался.       Будни их были наполнены весельем, суетой, учёбой и всё ещё нескончаемой романтикой. Но наконец-то наступают каникулы! А это повод разбавить серость красками.

.

.

      Минхо стоит по щиколотку в море, смотря за горизонт. Заходящее солнце приятно обрамляло его лицо, не заставляя при этом морщить лицо от яркости. Волны мягко целовали его ноги, шумя совсем немножко, что успокаивало. По сравнению с суматохой на пляже, ему необходимо было постоять здесь пару минут.       На пляже слышится как материться Джисон, когда он в очередной раз роняет виноград на песок, что не остаётся без хохота. Чонин шутит, что тот неуклюжий и Феликс с ним беспрекословно соглашается, на что Хан рьяно реагирует, называя это своего рода предательством. Сынмин скептически смотрит на всю эту катавасию, стоя при этом на горячем песке: он единственный занимается делом, складывая уже никому не нужный зонтик в сумку. А когда он наконец-то садиться, Хёнджин что-то шепчет ему на ухо, вызвая неодобрительный звук, а после слова возмущения: «Ты не мог раньше сказать, я бы достал!». Хван моргает сидящему Джисону, у которого щёки надутые из-за количества съеденных фруктов; тот ему показывает большой палец вверх и желает удачи, словно блондин идёт на верную смерть. Может быть…?       Минхо слышит сзади шелест воды и оборачивается, замечая своего возлюбленного, и мягко улыбается, прищуривая глаза, словно кот. Хёнджин на него любуется пару секунд, а после делает шаг вперёд. Морской воздух заставляет его слегка поёжиться, даже если он был в рубашке, накинутой поверх голого торса. Он обнимает возлюбленного со спины и они молчат пару секунд просто наслаждаясь красотами безграничного водного пространства. — Я безумно рад быть здесь со всеми вами, — шепчет Ли и поворачивает голову, чтобы столкнуться взглядом с любимыми глазами, — с тобой. — Я тоже, — соглашается младший и сжимает руки на талии посильнее, — Никогда бы не променял твой образ в солнечных лучах на что-то ещё в этом мире, — Минхо на это заявление хохочет.       Брюнет дышит слегка учащённо, но его сердце всё ещё было спокойно и переполнено счастьем. Хёнджин сзади начинает копошиться и он поглядывает назад, но ничего не замечает. — Джисон кое-что подарил мне, сказав, что это мой презент за его счастья, — начинает абстрактно он, — И что этот же презент подарит счастье мне и тебе.       Минхо наблюдает за тем, как Хван касается его руки, слегка сжимая её, чтобы тот поднял её повыше. Когда ладонь находиться в полной его видимости, он видит как его возлюбленный надевает небольшое серебряное колечко на безымянный палец левой руки. Это было единственным кольцом, которое зияло на его ладони сейчас. Старший перестаёт дышать, слыша лишь шептание морских волны под своими ногами и видя как переливается небольшой камешек на подаренной вещице. Хёнджин накрывает его ладонь своей, демонстративно показывая такое же кольцо на его правой руке, из-за чего Ли шмыгает носом и проходится подушечкой указательного пальца по знакомой и любимой до боли руке, задерживая касание на фаланге, где был надет такой же аксессуар.       Брюнет тут же извивается в руках, предпочитая наконец-то посмотреть в глаза своего парня без каких-либо препятствий в лице невозможности человеческой шеи повернуть голову на 180 градусов. И видит в карих очах безграничную любовь, которая словно становится ярче из-за попадающего в них солнца. Он обхватывает руками медовую кожу щёк и целует, совсем нежно, чтобы выразить все чувства, которые он не в силах сказать словами. Хёнджин мычит что-то в поцелуй, чувствуя как чужие руки обвивают его шею.       Когда они отстраняются, они слышат гул сидящих на берегу парней и с фальшивым недовольством смотрят на них, потому что в следующую же секунду они смеются вместе с ними.       И, пожалуй, в этом моменте Минхо тоже видит истинное счастье, которым нужно наслаждаться.