favorite toy

      Дождь ровными потоками воды смывал все невзгоды этого длинного и тяжёлого дня. Раскаты грома, словно самая упоительная кульминация, ставили точку во всех разногласиях, конфликтах и спорах, которые случились за невероятно знойную неделю. Чонгук не переносил лето, но обожал летние дожди. В них было что-то святое и невинное, будто немая надежда, дарованная святыми силами, обрушивалась на его окроплённую грехами голову. Но даже мелодичный стук капель не мог перебить мысли Лирён, которая нерешительно топталась возле входа в дом Чона. Брюнет для забавы ради хотел уже отсчитывать секунды, сколько девушка стояла возле входной двери и боязливо то поднимала, то опускала руку над звонком. Мужчина не собирался облегчать ей задачу, он давал ей выбор — либо она прямо сейчас развернётся и сбежит от него, разорвёт все связи и потеряется среди сотни таких же, как она, либо наберётся смелости и…       Мелодия звонка разрушила тишину дома. Чонгук удивлённо вскинул брови и медленно направился впустить ночную посетительницу его скромной обители.       На фоне мрачной улицы трясущееся тело Ян смотрелось ещё комичнее. Она слишком давно покинула тёплый салон такси и успела продрогнуть в своём милом голубом платье, которое так чудесно подходило ей, но не атмосфере дома, куда она собиралась зайти. Девушка не была похожа на ту уверенную и задорно смеющуюся девицу, которую Гук встретил почти ровно год назад — сейчас она была похожа на маленького и потерянного котёнка, так молящего о ласке и приюте. Мужчину тешила, забавляла такая беззаветная преданность, что он еле смог подавить усмешку, когда шатенка юркнула в дом, едва он раскрыл двери чуть шире.       — Хочешь чаю или чего покрепче, согревающего? — в глазах Чона плясали смешинки, а хрупкое тело рядом дёрнулось от тягучего голоса, словно от удара плети.       Страх и волнение девушки настолько было ощутимы, настолько проникали в разум брюнета, что казалось: в них с лёгкостью можно было опустить руки, словно в густую горячую кровь.       — Помнится, тебе понравился Macallan сорок шестого года, — не дождавшись ответа ночной посетительницы, хозяин дома двинулся на кухню, а Лирён немой тенью за ним, — разбавить тебе содовой, как ты любишь?       — Пожалуйста, — охрипшим голосом ответила Лирён, радуя мужчину хоть какими-то признаками жизни.       Он слишком хорошо её знал. Все её повадки, привычки, реакции осели в разуме слишком прочно, и Чонгук знал, что это не к добру. Для обоих. Пока руки на чистом автоматизме делали коктейль, брюнет всё больше подмечал это — добавил один кубик льда, потому что Ян не любит слишком холодные напитки. Бокал с резными розами на стекле, потому что это её любимые из его коллекции ёмкостей для напитков. Розовая трубочка, потому что она так искренне смеялась от наличия атрибута именно такого цвета у такого сурового, на первый взгляд, мужчины.       Чон не понимал, как должен реагировать на это. Знал, но не хотел, чтобы сознание принимало эту глупую привязанность, которая имела лишь губительный эффект.       Лирён даже на высоком барном стуле в ожидании своего напитка смотрелась слишком «не так».       Пусть тело уже не дрожало от холода, но взгляд всё ещё робко осматривал все детали помещения, боясь встретиться с глазами хозяина дома. Во всей окружающей темноте кухни девушка выглядела, как тлеющий огонёк свечи, старающийся отдать всё своё последнее тепло, озаряя светом.       — Итак, ты всё-таки решилась прийти вновь, — Гук поставил стакан перед девушкой, усаживаясь на стул рядом, — не думал, что ты будешь отходить так долго от своего же концерта по заявкам.       Щёки шатенки налились кровью, а губы инстинктивно потянулись к трубочке, словно пытаясь оттянуть момент важного разговора. Но мужчина не любил тянуть. Слишком много у него было времени, которое было потрачено в пустую.       Чон знал, что девушка к нему чувствует, только дураку было бы это не понятно. Но её робость в открытии этих самых чувств одновременно раздражала и помогала. Помогала в неизбежном финале их клишированной, почти книжной истории. А раздражало тем, что брюнет на дух не переносил всех этих размеренных сантиментов.       — Я хотела извиниться за свой эмоциональный всплеск, — серо-голубые глаза наконец-то встретились с карими, и в них плескалось самое искреннее сожаление и вина, — знаю, что для тебя это не нужно было, а я вывалила на тебя все свои чувства. Прости меня за это.       Этот «эмоциональный всплеск» действительно был фееричным, Чонгук не может не вспоминать его без усмешки.       Обычно сдержанная в своих эмоциях и спокойная Лирён так красноречиво говорила о своей любви, столько метафор в одном монологе мужчина не слышал очень давно. Его тихая девочка, его любимая игрушка роняла крупные слёзы, даже не замечая их, всё говоря о том, что она не мыслит себя без Гука, всё прижимая его холодные ладони к своему быстро трепыхающемуся сердцу. А тот внимательно всматривался в глаза цвета зимнего моря и всё не мог понять: это так книжки и современная романтизация не дала этой девочке сбежать с криками после всего того, что она видела? После всего того, что он с ней сделал?       Но её чувства были настолько чистыми, что ослепляли, словно солнечный свет. Имел ли он право омрачать такую светлую душу?       — Тебе не за что извиняться, Лирён, — снисходительная улыбка появилась на его лице, — как я могу винить тебя за твои чувства?       — Но ты ничего и не ответил на них, — чуть смелее произнесла шатенка, сразу уводя свой стыдливый взгляд.       Чонгук в удивлении поднял брови и осмотрел девушку, которая все силы бросила в медленное потягивание терпкого коктейля. Она хотела его любви, его внимания. Его всего, без остатка.       Но надолго ли её хватит?       — А ты не думаешь, что после реализации желаемого моя любимая игрушка может мне надоесть? — мужчина наклонился ближе, смущая своей близостью. — Или что когда ты, моя августовская лилия, получишь то, за чем так гонишься, просто покинешь меня?       — Я не покину тебя! — Ян слишком резко повернулась к брюнету, поражая его своим решительным вскриком, но добавила уже менее рьяно: — Я не хочу тебя покидать, Гук-и.       Улыбка, граничащая с усмешкой, озарила лицо хозяина дома.       Ещё одно «можно» для этой девочки — только ей он разрешал так себя называть. Никогда бы не подумал он, что такое ласковое сокращение могло согревать его нутро. От интонации, с которым шатенка это произносила. От блеска в этих невинных глазах. От того, как её сердце пропускало удар, а его чуткий слух это улавливал, прогоняя бесконечное количество раз в голове после.       — Сермарк бы взял нас в подопытные кролики, изучая такую интересную созависимость, — больше себе сказал Чон, вспоминая добрым словом американского психиатра.       Мужчина не мог отрицать свою зависимость от этого совершенно чистого создания. Его тёмная сторона так хотела сделать её своей окончательно и бесповоротно — очернить, провести её душу по всем порокам и грехам. Но в то же время хотелось и дать как можно больше счастья, чтобы эта искренняя улыбка, которую невозможно было стереть из памяти, была как можно дольше на этом прекрасном юном лице. В мыслях крутилась избитая фраза про овечку и льва, которую озвучивать было бы слишком глупо. Эгоизм и мазохизм самой изощрённой их форме. Слишком маняще, слишком искушает.       — Так чего ты хочешь? — уже без улыбки спросил Чонгук. — Скажи мне чётко и прямо, без утайки.       Лирён в очередной раз оторвалась от коктейля, который добавил ещё больше красноты на её лице. Её смущение слишком забавно смешивалось с алкоголем, добавляя лишь смелости и возможной безрассудности. Девушка повернулась в сторону собеседника, стараясь выглядеть уверенно и решительно, но мужчина слишком легко мог считать осевшее в голове волнение.       — Хочу быть с тобой, навсегда, — как он и просил, произнесла та, — обрати меня, сделай своей любимой игрушкой насовсем.       Брюнет ухмыльнулся и провёл языком по внутренней стороне щеки, смакуя момент искреннего желания. Ему даже было немного тоскливо от того, что он больше не сможет вкусить горячую кровь Ян, как раньше. Но его зависимость, почти сумасшедшая, полоумная, бежала быстрее, хотела большего.       — Ты точно осознаёшь все последствия? — решил удостовериться Чон. — В книгах и фильмах обо мне подобных рассказывают не совсем достоверно, не нужно романтизировать образ моей жизни, если это можно назвать жизнью.       Шатенка лишь кивнула в знак согласия, не в силах что-то сказать ещё. Страх снова застилал её разум, но непреодолимое желание было больше, опьяняло не хуже виски в её бокале. Мужчина встал со своего места и подал руку девушке.       — Тогда идём? — на задворках разума Чонгук ещё надеялся, что она сбежит, откажет ему, но Ян осторожно вложила свою ладонь в его и легонько сжала, снимая все запреты и ограничения.       Путь до спальни слишком привычный, слишком быстрый. В минималистичных покоях хозяина дома голубое платье с россыпью белых ромашек кажется слишком пёстрым, почти неуместным. Мужчине слишком не терпится снять эту мешающую получить доступ к нежной коже ткань. Усевшись на кровать и расставив ноги, Гук слишком открыто рассматривал это светлое пятнышко с головы до пят.       — Сегодня мы уйдём от наших изощрённых игр, хорошо? — в мужском голосе сквозит редкая для слуха ласка, отчего покраснели уже открытые манящие шея и ключицы ночной посетительницы.       — Хорошо, — тихо согласилась Лирён, заводя руки за спину.       — Тогда сходи в гардеробную и принеси смазку, — мужчина в повелительном жесте указал в нужную сторону и добавил чуть мягче: — На свой вкус.       Мягкий ворс заглушал плавную походку девушки, которая по выверенному маршруту шла за нужным предметом, даже не включая свет. Всё выучила, всё слишком знакомо. Казалось, глаза ей завяжи, но она всё равно безошибочно принесёт абсолютно любую вещь, Чону стоило лишь попросить.       Через несколько мгновений шатенка в смущении протянула мужчине тюбик. Согревающая, с корицей. Тот даже ни на секунду не сомневался в её выборе, отчего довольно усмехнулся.       — Не против поиграть немного? — лукаво, почти с мальчишеской улыбкой спросил он и поманил пальцами. — Иди ко мне.       Чонгука даже забавляла эта девичья робость, которой было пропитано каждое движение Ян. Чтобы он не вытворял с ней, до каких состояний не доводил, какие несдержанные стоны не вырывал из её горла своими действиями — её смущение всегда раззадоривало сознание до невозможного. Мужчине отчасти нравилась идея того, сколько у него открывалось возможностей раскрепощения и к какому результату они могут прийти вместе.       Волна колючих мурашек прошлась по бледной коже, когда брюнет нежно провёл пальцами от колен до тазовых косточек девушки, игнорируя подол платья. Этому светлому пятнышку ещё можно дать шанс этой ночью. А у Лирён дыхание сбилось от внимательного мужского взгляда, который неотрывно следил за её реакциями, и излишне медленных движений рук, которые обжигали своим холодом. Ловко подцепив края трусиков, Гук так же медленно, почти издевательски, спустил по ногам белое кружево с чёрными ромашками и убрал в сторону, к тюбику.       — Моя любимая игрушка боится? — мужчина облизнул губы, проходясь по колечку в губе. — Помнится, пару недель назад ты так хорошо принимала удары плёткой, подвешенная под потолок, а всё ещё смущаешься меня.       Лирён резко выдохнула от таких откровенных подробностей их игр и сжала руки за спиной сильнее. Потянув девушку на себя, Гук усадил её на свои бёдра, укладывая расписные руки к себе на плечи. Он слишком охотно потянулся к полным губам, которые встретили его неторопливые ласковые прикосновения слишком приятно, до дрожи. Сегодня Чон не хотел спешить. А девичьи ладони инстинктивно сжали чёрную рубашку, задевая длинными ногтями кожу под ней. Сладкий, тягучий поцелуй распалял желание медленно и волнующе. Ян уже более уверенно ёрзала на ногах мужчины, прижимаясь к его телу, словно к спасательному кругу. А тому нравилось слишком сильно.       Бьющаяся жилка на шее так и притягивала к себе внимание, упрашивая вонзить в неё клыки, но брюнет лишь размазывал влажные поцелуи по нежной коже, получая сдавленное мычание от шатенки. Холодные пальцы сильнее сжимали девичью талию, а Чонгук лишь тихо усмехался между прикосновениями над такой особой чувствительностью. Девичьи руки усилили хватку, когда интерес жадных губ сместился чуть ниже ключиц, где грудная клетка рвано вздрагивала то от касания холодного пирсинга в нижней губе мужчины, то от языка, который очерчивал контуры графичных Солнца и Луны.       — Сделай уже что-нибудь, — на тихом выдохе произнесла Ян, — пожалуйста.       — Сколько нетерпения, вы только посмотрите, — усмехнулся брюнет, но решил выполнить просьбу страждущей, когда сам с трудом балансировал на грани.       На мужские пальцы густой каплей опустилась холодная вязкая жидкость, что своим резким запахом корицы щекотала рецепторы. Новая волна мурашек укрыла вздрогнувшее тело шатенки, когда медленные размеренные движения ладони начали смешивать искусственную смазку с естественной. Чон без стеснения любовался, как шатенка, откинув голову, сжала свои губы и сдерживала вырывающиеся стоны, покачивая бёдрами. Он бы так хотел зарисовать свою музу в этот момент: её раскрасневшиеся щёки, спадающее с плеч платье и глаза, пылающие от возбуждения. Мужские пальцы двигались слишком волнующе, но, когда они плавно проскользнули внутрь, девушка не сдержала слабый всхлип.       Медленные растягивающие движения с каждой секундой распаляли Ян больше, не оставляя даже малейших шансов на спасение. Её тихие стоны смущали её обладательницу, а Гука лишь раззадоривали, побуждали двигать пальцами интенсивнее. Каждая её реакция впечатывалась в сознание слишком прочно, брюнет хотел бы всю свою вечность и ещё немного на это смотреть– как шатенка прикусывает распухшие губы, как волнующе смотрит в почерневшие глаза, как двигает бёдрами под его движения.       — Открой свой рот, дивная, — сбившимся от тяжёлого дыхания голосом произнёс мужчина, незамедлительно получая исполнение просьбы.       Вытащив пальцы, он погрузил их в рот Лирён, давая ей почувствовать себя на вкус, на что губы послушно сомкнулись. Чонгук простонал от того, как она облизывала фаланги языком, втягивая щёки.       — Как же ты великолепна в своей похоти, — ухмыльнулся он, — моя игрушка такая покладистая.       Решив, что светлому платьицу уже достаточно пестрить в темноте этого дома, мужчина вернул свои пальцы себе, получая на это слегка недовольное мычание, и потянул подол ткани наверх, снимая лёгкую ткань через голову девушки. Светлая кожа тут же покрылась мурашками без защиты в виде одежды, а Ян прижалась к телу Чона ближе, стараясь прикрыть свою смущающую наготу. Её невинность обезоруживала слишком чарующе.       Подхватив девушку за бёдра, брюнет переложил её на кровать, которая неприятно холодила нежную кожу ночной визитёрши. Но у Чонгука не было в планах слишком долго оставлять её вот так. Ему не хотелось тянуть, поэтому, торопливо избавившись от своей одежды, он снова припал к её губам в разрушающем поцелуе, сжимая её талию, прижимая к своему телу максимально близко.       — Всё хорошо? — оторвавшись от пленящих губ, ласково спросил он.       — Очень хорошо, Гук-и, — с улыбкой отозвалась она, осторожно касаясь его лица, — рядом с тобой всегда всё хорошо.       Первый плавный толчок отдаётся протяжным стоном Лирён, который мужчина ловит губами, перенося во влажный поцелуй. Потому что знает, как она это любит. Она зависима от их поцелуев ровно так же, как и он сам. Ощущая сильные сжатия члена, Чон и сам не может сдержать стона, девичьи реакции на его движения слишком восхищают сознание. Шатенка цеплялась за широкие плечи в поисках своего спасения, пытаясь найти хоть какую-то опору в разрушающем её безумии, а мужчина охотно это давал ей, смакуя каждую секунду обволакивающего его жара женского, такого родного тела. Чонгук двигался в ней постепенно, но темп неумолимо нарастал с каждым новым движением, отчего девушка всё быстрее лишалась последних признаков рассудка. А мужчине невероятно нравились её приобретающие силу стоны, нежные руки, старающиеся потрогать его везде, и поцелуи, рассыпающиеся по его коже. Оперевшись на руки, брюнет не смог удержать восхищённый вздох.       — С какой картины ты ко мне сошла, красавица? — опьянённый видом, спросил он, на что получил новый тихий стон.       Ян была слишком немыслимой в этот момент: раскиданные волосы цвета лесного ореха на светлой подушке, раскрасневшиеся щёки, блестящие глаза и губы, так молящие о внимании. И Чон не мог им отказать. Соединяясь в новом поцелуе, мужчина увеличил темп, разбивая толчками их обоих, создавая их личную удивительную симфонию, в которой хотелось провести все оставшиеся дни. Ощущая сильные сжатия внутри, брюнет понял, что самое время исполнить то, чего его любимая игрушка так долго хотела. Прокусив своё запястье до крови, Гук облизал рану и подарил самый уничтожающий поцелуй, проводя окровавленным языком по языку Лирён, пока та позволяла делить ему с ней её оргазм.       — Добро пожаловать в мой мир, моя августовская лилия, — прошептал он с улыбкой на лице и осознавая, что его любимая игрушка теперь навсегда будет с ним.