У меня нет даже тени : Другая история

чем закончим в этот раз? разбиваю зеркала. отражение себя снова вызывает страх. чем закончим в этот раз? разбиваю зеркала. снова слёзы на глазах. снова слёзы..

***

      Каблуки отбивали чёткий ритм по каменному полу. Лёгкая и изящная походка говорила лишь об одном – её хозяин уж точно вышел из рядов вампирской знати.        Белые локоны спадают на плечи, закрытые под тёмной тканью. Вероятнее всего, более светлые вещи лишь создавали сплошное мессиво из белого цвета.       Он остановился у письменного стола. Это единственное, что можно было заметить во полутьме. Голова приподнимается вверх, показывая бледноватое лицо. Длинные пальцы мигом убирают мешающую шевелюру в сторону. На него бросают унылый взгляд, но вместо должной реакции получают лишь немое ругательство. Юноша будто бы умел нецензурно выражаться с помощью одного только взора глубоких зелёных глаз. Наверное, полезный навык.       — Заебали. – с его губ наконец - то вырывается слово. Причём, не самое приятное и подходящее под статус.       Собеседник хмыкает. Он сделал задумчивое лицо, будто бы ему рассказали невероятную историю, а не послали в далёкое эротическое.       — Грешишь ты, парень, ой как грешишь. Наказание же получишь.       — Все люди грешны, дурья ваша голова.       — Но ведь ты не человек вовсе. Неужто забываешь? Ты – порождение грязи и эгоизма.       Юноша усмехается.       — Простите, но я ведь не спрашивал о том, кто Вы.       Мужчина резко ударяет кулаком по письменному столу. Стопки важных бумаг, книги и небольшой бокал с пахучей алой жидкостью тут же подпрыгивают на месте, но, к счастью, остаются целыми.       — Какой же ты всё - таки мерзкий, Азриэль. – белоснежные зубы проскальзывают в зверином оскале. Казалось, что оскорблённый вот - вот встанет со своего места и пару раз зарядит грубой ладонью по смазливому личику парнишки.       Он оставался смирным, держа руки за спиной. На лице ни единой эмоции – их будто бы и не существует.       Мужчина громко вздохнул и потянувшись к графину, отпивает большую часть неизвестного напитка. Алые подтёки медленно стекали с небритых щёк, но тут же стираются грубым движением руки. Хозяин белой рубашки не собирается пачкаться, уж не положено это ему.       — На этом всё, господин? – нагло спрашивает Азриэль, слабо усмехнувшись.       Мужчина тяжело вздыхает, поставив графин на место. Сложив руки домиком, он прожигает юношу взглядом. Этот наглец слишком юн, даже несмотря на приближающейся совершеннолетие. Нельзя было назвать его глупым, а вот упрямым – запросто.

Чёртов козёл.

      — Свободен. – мерзко отвечает он, поморщившись от отвращения. Буквально вложил весь яд из остатков своей души в эти слова, пытаясь задеть ими несчастного подростка.       На лице Азриэля тут же всплывает довольная ухмылка. Руки медленно прячутся в карманах от идеальных чёрных брюк. Круто развернувшись на носках, юноша молча покидает тёмный кабинет, даже не попрощавшись с его владельцем.

***

      Яркие солнечные лучи мягко согревали, заставляя жмурится или на крайняк прикрывать лицо ладонью, слегка выставленной вперёд. Сегодня стояла невыносимая духота, так и требующая выбраться на привычную поляну. Она по - прежнему пестрела изобилием красок и приятных запахов, начиная с лесных ягод и заканчивая мелкими цветочками, щекочущими кожу.        — И сколько же будет длиться этот кошмар? – шипит полукровка на палящее солнце, хоть и находился под защитой кольца.       Фриск молчит, невольно прикрывая глаза. Ей и самой не нравилось столь активное действие матушки - природы. Неужели она решила сжечь их тела, пока не поздно?       Фантазия тут же вырисовывает жуткую картину — кожа приобретает красный оттенок и покрывается болезненными волдырями, постепенно подавшись процессу гниения. После этого несчастное тело будет иметь по - настоящему мерзкий и отталкивающий вид. На него нельзя взглянуть без слёз, что уж говорить о прикосновениях и прочей ерунде.        — Фриск? – чужие пальцы неловко касаются плеча, заставив его хозяйку вздрогнуть. – Ты вообще меня слушаешь? – юношеский голос тут же приводит в чувство. Чувство блядской вины.              Она приподнимается на локтях, в недоумении глядя на полукровку, терпеливо ожидающего её реакцию.  Его длинные волосы уже были завязаны в неумелый хвост, избавляя плечи от лишнего груза.       — Извини, я задумалась. – она садится, сложив ноги по - турецки.       Чара вздыхает и кивком указывает на особняк, мол домой пора. По крайней мере, именно это место Фриск действительно осмелилась назвать домом. И полукровку пугал этот факт, но понимая, чем заканчиваются такие споры, проглатывает своё мнение.             Она медленно встаёт и отряхнувшись от пыли, протягивает руку всё ещё сидящему полукровке.       Он мешкается, будто перед ним стоит сложнейший выбор — мягко взять её запястье или подняться самому, отказываясь от чужой помощи. Замешкавшись, юноша неуверенно протягивает руку. Фриск мягко улыбается, потянув полукровку на себя, тем самым поднимая того на ноги.       Он лишь усмехается, глядя на слегка загорелую кожу девушки. По крайней мере, для него небольшой загар уже был успехом в улучшении её состояния.       Эти небольшие прогулки действительно помогают наравне с более высоким режимом питания и сна. И ведь после этого Фриск действительно чувствовала себя не такой подавленной, как раньше.       — Идём. – Чара неуверенно отпускает её руку, ведя в необходимом направлении. Фриск же последовала за ним, буквально идя на одних только носочках.       Она была весела без причины, полюбив смеяться и делать неуместные комплименты, как это было с речью о его мелких родинках. Вспоминая тот самый разговор, юноша невольно розовеет от стыда.       — Слушай, я всегда хотел спросить. – внезапно он решает подать голос, остановившись на месте.       Девушка замерла, прожигая говорящего взглядом, полного недоумения.       Сложив руки на груди, её личико тут же показывает не жизнерадостную девчонку, а строгую, местами даже жестокую женщину. Чара невольно сравнивает подругу с матерью, с этой конченной сучкой. На мгновение перед ним проскальзывает её облик, но лишь одно движение головой вернуло в реальность.       Фриск продолжает хранить молчание. Чара же отводит взгляд, лишь бы больше не глазеть на неё. Понимая, что они зря теряют время, он приближается и неловко вытянув её руку вперёд, осторожно прощупывает со всех сторон.       — Что ты делаешь? – вздрогнув, спрашивает она.       — Я должен был убедиться в одной вещи. – чётко произносит в ответ полукровка, будто бы он известным учёным, а Фриск – его подопытной крысой, перенесённой тысячи ядов и прочих манипуляций с её телом.       — И какой же, если не секрет?       Чара тянет с ответом, указательным пальцем щупая человеческую кожу, будто впервые. Несмотря на палящее солнце и практически полное отсутствие ветра, он всё равно ощущал недостаточное количество света.       — Ты тёплая. Неужели вы все такие? – он задаёт этот до жути банальный вопрос, нелепо улыбаясь.       Он не торопил её, продолжая неуверенно сжимать худое запястье. Хоть Чара стал намного чаще проявлять тактильный контакт, но даже этого было мало. Понимал, что поступает неправильно, что просто использует Фриск как лекарство от своих жутких голодовок. Как игрушку, избавляющую его тело от скуки.       — Люди бывают разными. – мягко проговорила она после недолгой паузы. – Бывают тёплыми, бывают ледяными, а бывают и те, кто ничего не излучают. Я называю их камнями, не нашедшими себя в этом мире.       Хоть со стороны её речь и казалась рассказом маленькой глупенькой девочки или сумасшедшей старухи, но его совсем не оттолкнули подобные ассоциации. Фриск, несмотря на такой же юный возраст неплохо разбирается в подобных темах, когда же полукровка казался неучем на её фоне.       — Тогда ты точно в касте тёплых.       — А ты – холодных.       Он не стал спорить по этому поводу. Как бы Чара не старался, но бесящий холод и не думал покидать душу и тело. Его прикосновения были до боли ледяными. Будто не держишься за руки, а трогаешь снег без мягких перчаток.       А ещё его радовал факт того, что невольно девушка назвала его человеком.       Хоть это и был небольшой намёк, который так хорошо прощупал полукровка. Взор алых глаз липнет к глубине чужой желтизны, горящей ярким цветом.

Она тёплая по всем параметрам, об этом даже кричит цвет её глаз!

      Фриск продолжает молчать, после чего бросает короткий взгляд на особняк, находящийся всего в паре метров от них. Рука невольно вздрагивает.       — У меня плохое предчувствие. – легонько выбравшись из хватки, с отстранением пояснила она. – Будто за нами следят.       Глупая паранойя. Она стала верной спутницей для обладательницы веснушек, заменяя той лучшую подругу и семью, медленно, но верно входя в самые недры её разума. Фриск часто казалось, что за ней наблюдают, прожигая взглядом, полным отвращения и осуждения.       Чара мельком осматривает поляну со всех возможных сторон, пытаясь обнаружить горе - сталкера.        К сожалению, единственное, что лезло в глаза – наличие зелёного цвета и яркого солнца. Природа будто застыла. Стало настолько тихо и душно, что можно было услышать абсолютно любой звук. Даже сердцебиение — и неважно, чьё.       — Ты уверена? – мягко спрашивает он, кинув мимолётный взгляд на здание.       — Говорю же, за нами точно кто - то наблюдает. Я чувствую чужое присутствие. – будто в бреду прошептала Фриск, невольно ухватившись за юношеские плечи. – Пожалуйста, давай уйдём отсюда. Мне некомфортно. – умоляет она.       Его ладонь мягко ложится на чужую макушку, поглаживая её в успокаивающем жесте.       — Как скажешь. Идём.

***

      На душе скребутся кошки, царапающие сердце своими острыми когтями. Давящее ощущение ударяет по голове.       Фриск вздыхает, жуя принесённый служанками рис. Причём один из самых вкусных, который только она пробовала за всю свою жизнь. Лишь эта мысль заставила её улыбнуться.       Часы чётко отбивают свой ритм, указывая почти девять часов вечера. Завтра наступает воскресенье, а значит, к Мелантиос точно прибудут очередные гости, сорвавшие новую традицию.        Опять начнётся очередная игра в прятки. Девушка понимала, что это часть её новой жизни, но всё равно никак не привыкнет ко всему этому. От неё требуется минимум усилий, но даже в таком случае ей управляет ощущение тревоги, пробирающей до дрожи в теле.       Отодвинув от себя тарелку с едой, Фриск зевает. Если бы не сегодняшние подозрения по поводу посторонних глаз, то желание продремать точно смогло одолеть её.       Они пришли так внезапно, разорвав их диалог о тепле. Может быть, это было сделано нарочно? Или даже с целью защиты от опасности?       Голова гудит от переизбытка вопросов и недостатка сил на поиски ответов. Воздух вновь разрезает зевок, звонко распространяющийся по комнате. Лямка тёмной пижамы предательски спадает вниз, оголяя слегка загорелое плечо. Чара был прав – эти прогулки шли ей на пользу. Даже несмотря на множество преград и запретов Фриск не хотела покидать особняк. Да какой смысл ей это делать – её кормят, одевают, лечат и чёрт возьми не пытают, как это было в городе, в страшном логове чудовища с букетом из стеклянных бутылок из - под пива.       Интересно, а жив ли он? Как отреагировала мать на пропажу дочери и убийство мужа? Она боится, бьётся в истерике или заглушает боль не самыми лучшими средствами в лице алкоголя, дешёвого табака и наркотиков? А может женщина вовсе позабыла об этом и сейчас счастливо живёт с новым мужчиной?       Ищут ли её вообще? Неужели никому действительно нет дела до бедной девушки, пережившей как минимум несколько кругов ада, проживая шестнадцать лет под одной крышей с самым настоящим монстром.        Родная мать, полиция, люди вокруг – они все так гнилы и черствы, что даже не пытались помочь. Им плевать на человеческую жизнь кроме собственной. В какой - то мере они лишь блядские эгоисты.       Голова раскалывалась. Фриск вздыхает, потирая пальцами виски. Понимая, что толку от этого не так много, девушка решает провалиться в тревожный сон. Плюхнувшись на кровать, она поворачивается на бок и укрыв пылающее от жара тело, прикрывает веки.

***

      Ткань тёмной пижамы резко разрывают чужие руки, заставляя кричать во всю глотку и дёргаться в конвульсиях, лишь бы вырваться из хватки крепкой веревки, связывающей руки за спиной жертвы. Оголённая грудная клетка точно была по душе тому, кто так нагло коснулся её своей грязной рукой.       Остановившись у стучащего в бешеном ритме сердца, чужой решает надавать на него, отчего Фриск выгибается от переполняющей боли. Холодные пальцы тут же сцепились в её тело.       — Зачем ты это делаешь?! – она будто кричит в пустоту. Каждое последующее слово становилось менее разборчивым для мучителя. Он тихо усмехнулся, продолжая хранить молчание.

Впрочем, как и всегда.

      Фриск не видит лица и чётких черт. В пыточной было так темно, что единственное, что могла увидеть девушка – свой последний путь в иную жизнь.       Её колени дрожат. Ну да, подумаешь, что они избиты до состояния ваты – те практически не могли держать хозяйку в пространстве. Ими было больно пошевелить, что уж говорить о чём - то большем.       — Не молчи. Просто ответь! – она не сдавалась, пыталась вынудить хоть какую - то информацию о своём мучителе.

Хотя бы его голос.

      Чужая рука касается девичьего плеча, отчего пришлось подпрыгнуть от страха. Кровать противно заскрипела.       Хватка постепенно переходила в очередную пытку, когда грязная ладонь решается пройтись по шее жертвы. Действия были осторожными и даже нежными, по сравнению с предыдущими. Чужие пальцы сжимают необходимую зону, перекрывая путь к кислороду.       — Фриск! — в ухо тут же ударяет громкий, но до боли знакомый голос, заставивший вздрогнуть от неожиданности.       Она подскакивает с места и уже хотела закричать очередную мольбу, как осознаёт, что её тело абсолютно свободно. Одежда была полностью целой. На ногах не было злосчастных синяков. Руки не хвастались растёртыми ранами. Сердце всё ещё билось в грудной клетке, как и раньше.       Это был очередной сон. Кошмарное видение, похожее на явь. Девушка вздыхает полной грудью и задирает голову вверх. Пальцы крепко схватились за постельное бельё.       — Совсем уже чокнулась. — пробубнил вовремя доставший из кошмара голос.       Фриск медленно переводит взгляд на того, кто явно не желал встречи. Кроваво - красные глаза так и кричали о горящем чувстве ярости.       — Спасибо. — с усмешкой отвечает она, разминая руки. Те характерно прохрустели, будто оживая после долгого бездействия.       Джейсон вздыхает.       — Что же я вижу? Неужто ты благодаришь меня, дорогуша? — он тут же меняется в лице и приближаясь к постели, опирается на неё локтями, по - кошачьи выгнув спину.       Фриск лишь отодвинулась в сторону, пожимая одним плечом. Она никак не может привыкнуть к этой мании приближаться к ней как можно ближе. Джейсон словно до сих пор жаждет прижать её хрупкое тельце к каменной стене и душить, давя на шею изо всех сил.       На удивление, сейчас он не выглядел как распиздяй — длинные волосы каштанового цвета собраны в низкий хвост, а вместо привычной одежды красовался классический чёрно - белый дресс - код, напоминающий Фриск о парнях из своей школы.       — Вы только посмотрите, как она пялится. — тишину разрезает неизменный смех обладателя очков.       — Неправда. — бубнит девушка, демонстративно отвернувшись.       На его лице тут же проскальзывает привычная усмешка. Любит же этот гад пофлиртовать без какой - либо причины.       — Тогда чего ж мы отворачиваемся, Фриск? — кокетливо спрашивает он, наконец - то выпрямившись в полный рост и убрав руки в карманы тёмных брюк. — Неужто я смог ослепить тебя своей красотой?       Она лишь цокает языком. Джейсон — самовлюблённый дурак, которых и свет не видел. Если бы он имел отражение, то никогда не покидал комнаты с зеркалами, заглядываясь на свою смазливую внешность.       Интересно, а как их семья представляет свой внешний облик? Знают ли они, как выглядят? Или этот образ жизни настолько привычный, что никто и никогда не задавался этим вопросом?       Фриск вздыхает оборачиваясь. Хотелось свалить всю тонну недосказанностей прямо на юношескую голову, облегчая собственное состояние, но, увы, она не могла так просто это сделать. Будет ещё выговариваться перед этим павлином. Не бывать этому!       — Молчание – знак согласия. – не дождавшись ответа, вампир лишь подмигивает и переводит взгляд на настенные часы. – Ох, дорогуша, мне уже пора на встречу. Прости, но мне придётся расстаться с тобой. – он драматично закидывает голову в сторону.       В этом весь Джейсон – если не устроит глупое шоу, то с ним явно что - то не то. В таком случае он либо трезв, либо пьян.       — Ужас - то какой! – девушка всплеснула руками, тем самым поддерживая его до боли фальшивую игру в надежде, что горе - актёр наконец - то отвянет на ближайшие пару часов. Вместо ожидаемой реакции тот медленно приближается к ней и берёт за хрупкое запястье.       — Как вы правы, дорогая. — шепчет он, мягко касаясь губами человеческой кожи. – Но не стоит отчаиваться! Мы сегодня ещё встретимся!       Фриск передёрнуло от отвращения. Джейсон явно переигрывает, будто специально выводя её из себя. Хоть и она не была мастером актёрского мастерства, но даже по поведению вампира понимала фальшивость его движений и слов. Он явно хотел поиграть, словно маленький мальчик.       Прикосновение длилось достаточно долго, практически целую минуту. Юноша словно и не хотел отпускать чужую руку, отчего его хватка усилилась. Фриск заметно хмурится и отдёргивает её.       — Тебе стоит поторопиться, если не хочешь опоздать. – мрачно добавляет она, обхватив своё запястье пальцами свободной руки.       — Как мило, что ты решила обо мне позаботиться, Фриск. – он чётко растягивает её имя, уделяя ему больше внимания. – А теперь, если не имеешь возражений, я отлучаюсь. Ариведерчи, сладкая.       Джейсон элегантно поправляет очки, прежде чем медленно развернуться на носочках и покинуть поистине душное помещение. Стоило тому закрыть дверь, Фриск облегчённо вздыхает. Наконец - то она избавилась от кошмара, преследующего её в реальном мире.       Из головы всё ещё не уходили мысли о совсем недавнем сне. По телу пробегает холодок, заставляющий вздрогнуть. Это знак, причём не самый приятный.       Фриск слабо мотает головой. Воспоминания резко вонзаются в кожу, будто игла медицинского шприца. Не то чтобы девушка боялась уколов или врачей. Она ощущала слегка иную степень боли.        Она боится своих же снов, места, выполняющей функцию пыточной, но самое главное – боится своей же беспомощности. Как бы не было сильно её желание выбраться из хватки неизвестного мучителя, исход всегда один — жертва не справляется и уже находится в паре шагов от смерти, пока голос из реальности не отгоняет пелену мрачного сна.       Тяжёлый вздох разрезает воздух. А может, она попросту нездорова? Этот мир мог быть её фантазией, в которой Фриск невольно примеряет образ той самой жертвы.       Её тело могло быть фальшивой оболочкой, давно сгнившей изнутри, подобно некому фрукту. А что по поводу её мыслей? Да может, это даже принадлежит и не ей!       Каждая мысль – отдельная составляющая личности замкнутой и побитой девушки. Они берут вверх или наоборот подавляют своё существование, создавая хозяйке всё новые и новые проблемы. Они рушат то, что девушка так отчаянно хочет воссоздать в своём образе.       Фриск хочет стать идеальной, отказавшись от пережитого дерьма, разбитой в хлам психики и дешёвых сигарет, убивающих её лёгкие.

Больно. Очень больно.

      Она медленно опускает руки, пальцами сжимая постельное бельё. Задрав голову вверх, она громко вздыхает. Нельзя плакать, точно нельзя.        Иногда Фриск думала о том, что личность имеющая выражать эмоции уж больно уязвима. А ей не хотелось вновь вступать на роль жертвы. Пора снять это мерзкое клеймо, мешающее жить.       Хоть девушка и не уверена в правильности своих решений, понимая лишь одну вещь – нельзя это продолжать.       Нельзя прятаться ото всех и плакать в уголку. Нельзя бросать всю вину на себя. Нельзя быть той, кем не являешься.       Возможно она и несёт бред после перенесённого ужаса. Но в этом есть доля правды. И Фриск, как обычно, выдавливает из себя глубокий вздох, продолжая копать в недры своего же сознания, медленно знакомясь с его обитателями.