Выскочка

Аникей окончательно отошел от зловещего влияния красоты Луны, и мог теперь смотреть на нее без подобных отрицательных последствий, поэтому теперь, когда дружинники собирались в обратный путь, топорник, не слыша ничего вокруг, толковал с новой знакомой, параллельно любуясь ее холодными, с удивительной туманной поволокой, глазами, красивым правильным лицом, бледной холодной кожей, на которой ярко выделялись алые, что маков цвет аккуратные губы; нет, топорник не окунулся в транс, это было осознанное любование девушкой, которая, действительно, была необыкновенно красива; уж тем паче оценить ее очарование мог бравый топорник, потому как немало красавиц повидал Аникей, как известно; но разговор пришлось довольно скоро прервать, потому как топорник услышал ехидное замечание Вышеня, обращенное к нему: —Эй, голубки, помиловались и будет, нам в путь пора трогаться, ежели хотим до заката поспеть в Новгород! — у Аникея от переполнившего его вмиг гнева глаза засверкали бесовскими пляшущими огоньками так, что они зловеще запрыгали где-то в глубине вмиг угрожающе потемневших глаз; злость на ехидного знахаря клокотала у топорника в груди, готовая, казалось бы вот-вот выплеснуться в сдавленном глухом рычании Однако, Аникей понимал, что его никто ждать не будет, поэтому, извинившись, как мог милой улыбкой, топорник свернул разговор с Луной, который уж больше походил на легкий, почти неприметный, флирт. Курган, будучи единственным неуязвимым для очарования девушки, дружинником, должен был связать лиходейку на всякий случай, хотя Аникей был абсолютно против таких «варварских», как он сам назвал, методов, о чем не переставал напоминать своими энергичными возмущениями —Да заткнись ты уже, голова болит от твоих девичьих визгов, —устало протянул знахарь, действительно, потирая виски; конечно, Аникей не визжал, просто Вышень счел, что именно это слово сильнее заденет обостренное самолюбие высокомерного топорника; и не ошибся, потому что Аникей не замедлил ответить травнику: —А ты травки свои поприкладывай, глядишь, боль-то и пройдет, —усмехнувшись, пренебрежительно проговорил топорник и одарил Вышеня самой едкой улыбкой, на какую только было способно его красивое лицо. —Ой, надо же, ты, что ль, еще за кого-то, кроме себя любимого переживаешь? — с деланным удивлением спросил знахарь; не хватало для полной комичности происходящего абсурда только театрально ахнуть Вышеню. —А ну, прекратить перепалку, Господи, что дети малые! Аникей, я второй раз за поход обращаю на тебя внимание! —строго проговорил воевода, явно недовольный поведением несчастного топорника; после слов воеводы Вышень не замедлил едко засмеяться, проговорив при этом с деланной строгостью: —Действительно, Аникей, ай-ай-ай, —покачав головой с недовольным видом протянул Вышень —Ты-то куда? —обращаясь к ведуну спросил Годун; воеводу начинало раздражать и неприятно удивлять детское поведение взрослых мужей, на которое он был вынужден постоянно обращать внимание, что его очень утомляло: у Годуна создавалось впечатление, что эта пара хочет довести его до ручки; а до этого состояния воеводе оставалось всего ничего: еще одна перепалка, и он точно засунет кому-нибудь из этой парочки кляп (а высунет его только в Новгороде), чтобы они представили себя на месте Финиста, который шел, посмеиваясь над этой перепалкой; хорошо молчать и наблюдать за происходящим со стороны, не участвуя. Так и шли Аникей с Вышенем, вдвойне несчастные, потому как воевода запретил им затевать до прибытия в Новгород очередную перепалку; и теперь обоих буквально распирало от невысказанных шуток на грани оскорблений, что выражалось в неудачных попытках сдержать смех и улыбках, которые, нет-нет, да и растянутся на мужественных лицах; благо, у Аникея оставался еще один собеседник, правда, перекинутый через плечо Буса, и это не кто иной, как Луна —девушка беззаботно болтала ногами, мечтательно изучая постепенно удаляющийся лес; Аникей ловко подскочил к товарищу, и обратился к Луне: —На чем мы там остановились? —непринужденно спросил топорник так, что девушка, действительно напряглась, вспоминая; это напряжение обозначилось на мечтательном расслабленном личике девушки в виде морщинки меж бровями; которая лишь добавляла какого-то непринужденного очарования девушке, вымолаживая ее еще пуще, что вкупе со аккуратным вздернутым носиком создавало довольно миловидные, несколько детские, черты лица.