Hummingbird

Между Техасом и Вашингтоном миль дохуя и больше — прямо из сердца города Дейва, где бетон плавился под палящими лучами солнца, и до пригорода Эгберта, в который солнечные лучи еле-еле пробирались сквозь погибель и мрак тяжелых туч. Дейв настраивает стерео. Красный свет на светофоре перед ним грозно мигает, и Дейв терпеливо ждет, когда машины перед ним проедут дальше. Первым пришел — первым подал, детка. И Страйдер всегда подает первым. Из колонок играет один из его битов. Диск, на который он записал песню, вращается в стереосистеме автомобиля, хоть и точный принцип ее работы Дейву не известен. Припев, заедающий и тянущийся, ласкает его сквозь собственные наушники. Добавляет нотки пикантности к общей картине. Сегодня день рождения Эгберта. И, в качестве подарка, Дейв будет дарить себя. Это сюрприз. Самый главный. Он не отвечал на сообщения Эгберта весь день чтобы создать напряжение. И, конечно же потому, что он задира, чтобы заставить Эгберта понервничать. Уже несколько лет Дейв, как по часам, поздравлял его с днем рождения первым. Но этот год особенный, потому что он собирался сказать это Эгберту в лицо. Теперь очередь Дейва пересечь моргающий красный свет. Он делает это так мастерски, потому что его Бро — отличный водила, просто предпочитающий ховерборды — они же в миллион раз круче. И Дейв не может его осуждать. Он бы предпочел добираться до Эгберта на скейте, но арендовать машину куда более практично. Машину, которая несколько отличалась от той, которую он брал в аренду изначально, а все из-за тех примочек, которыми Бро дополнил ее в качестве доброго знака на будущее. Несколько кукол, свисающих сзади как ублюдочные пустые жестяные банки, и написанное оранжевым спреем "Молодожены" — все это будет легко исправить, когда он вернется. Постепенно город переходит в длинные пустыри с сухой травой, бетонные джунгли исчезают позади. Здесь ничто не содержит в себе ничего. Солнце еще даже не выглянуло из-за горизонта. Землю заливают вкрапления лунного света, и звезды, по мере отдаления Дейва от города, становятся все более видимыми. Он не может припарковаться, чтобы полюбоваться ими, хоть и видит их такими впервые — он слишком занят своей миссией. Но, может быть, в Вашингтоне с этим лучше, и он когда-нибудь сможет отвезти Эгберта за город. Они могли бы вместе есть чипсы из одной пачки и передавать друг другу литровую бутылку колы грязными пальцами. Горлышко впитало и смешало бы их слюни. Их пальцы окрасились бы от приправ. Дейв бы посмотрел в глаза Джона, а тот увидел бы свое отражение в его черных очках. А потом... А потом ничего, потому что Джон натурал. Дейв краснеет, пристыженный собственным воображением. Румянец покрывает его щеки, расползается к ушам и захватывает шею. Живот в отвращении скручивает, однако сердце трепетно стучит. Даже несмотря на то, что у него нет шансов на взаимность, он все равно сможет увидеть Джона собственными глазами, почувствовать его запах собственным носом. Все то, что было недоступно ему раньше, станет возможным сейчас. Все то, что он так хотел и так отчаянно пытался в себе искоренить, когда корнем проблемы был Эгберт с его идиотски восхитительной личностью, питающий мечты Дейва своей любовью к нескольким мужчинам-актерам из низкокачественного кино. Ни один натурал не стал бы пересматривать Воздушную Тюрьму по нескольку раз. Ни один гетеросексуальный мужчина не смог бы спать спокойно, пока на него с плакатов на стенах глазеют знаменитые мужики из фильмов. Ни один натурал не стал бы поклоняться прическе Николаса Кейджа в Воздушной Тюрьме, когда Кейдж выглядел там уродливее всех остальных. Вот поэтому и была надежда. Ее проблеск, который не должен был существовать вовсе, потому что гетеросексуалы были абсолютно на другой волне, которую Дейв, как простой бисексуал, понять не смог бы даже несмотря на свою периодическую тягу к женщинам. Кстати говоря о женщинах — ему звонит Роуз. — Че как, чем занята? — спрашивает Дейв, двумя руками все еще держащийся за руль. Храни Господь блютуз и то, что вокруг нет полицейских, которые могли бы его остановить — он один в ебаной глуши, — Ты же должна спать, на часах "пошел нахуй" времени, не? — Для тебя тоже рановато, — ответ Роуз плохо слышен сквозь помехи. — Ты ща звучишь так, будто у тебя кто-то шуршит фантиками прям в динамик, — комментирует это Дейв, — А потом пропускает через них разряды тока. — Это из-за погоды. Я просто звоню проверить, как там твоя поездка. У тебя достаточно всего с собой? — Чипсы для еды и яблочный сок, чтобы поссать в пустую бутылку после, — он бьет ладонью по набитому рюкзаку, пусть Роуз и не может увидеть этого, — Я вооружен до зубов. — Отсылка к одному из любимых фильмов Джона, засчитано. Твой хрестоматийный случай увлечения им не знает границ, — сухо отвечает Роуз, — Могу предположить, что до звонка ты как раз о нем и фантазировал. — Фантазировал, — передразнивает Дейв, — Я намного выше этого, ты, извращенка. — Фантазировать это достаточно широкий термин. А ты в этом случае девиант, Дейв. — Ладно, неважно, — он вздыхает, — Откуда ты узнала, что я еду куда-то? Я ж никому не рассказывал. — Джейд, — довольно исчерпывающий ответ. — Ах, — Дейв отвечает, прекрасно понимая, о чем речь, — Даже спустя столько лет я все еще не могу привыкнуть к ее предсказаниям. — Не думаю, что кто-то может привыкнуть к человеку с E.S.P Майлза Дэвиса. — Это типа твоя новая теория? — Ну, это все имеет смысл, — Роуз хмыкнула, — Теплица, где при одной температуре вместе растут растения всех сезонов года, соответствует этому басу. А это — сразу несколько намеков на будущее, которые чертовски точны. Сомневаюсь, что это может быть что-то другое. — Те тыквы танцевали вместе с ней, когда она играла для нас, — погружается в размышления Дейв, — Но ладно, E.S.P, я понял. — Возможно, именно он и привел ее к нам, — зевает Роуз, — В любом случае, я всего лишь хотела убедиться в том, что ты выехал. Спокойной ночи. — Спокойной, Роуз, — когда Дейв говорит это, звонок обрывается, и он остается один среди бесконечных дорог почти не видимой сухой травы и луны, спрятанной за серыми облаками. Он убавляет обогреватель, но прибавляет громкости стерео в поисках максимального комфорта. Единственное, что освещает машину сейчас — слабый свет от gps. Прошли часы, прежде чем Дейв остановился на заправке, где наполнил бак бензином и заказал замороженный напиток из газировки. Конденсат со стакана остался у него на ладонях и он вытер их об джинсы. У его вкладки ДостаньКореша в углу загорается красный кружок, уведомляя о новом сообщении; Дейв скроллит их. -- садоВедунья [СВ] начала доставать виниловогоДемиурга [ВД] в 6:36 -- садоВедунья: хэй Дейв!! надеюсь, твоя поездка проходит хорошо! я просто хотела сказать тебе, чтобы ты не нервничал; Джону точно понравятся твои подарки. ну, большая их часть виниловыйДемиург: откуда ты знаешь? виниловыйДемиург: я никому не рассказывал кроме кэла а как мы все знаем двое могут хранить секрет только если один из них это кэл садоВедунья: как скажешь, мистер крутой парень :) виниловыйДемиург: сейчас пиздец рано сколько у тя времени на острове вообще виниловыйДемиург: а бля ладно у тебя минус шесть от моего часового пояса виниловыйДемиург: хотя нет подожди это все еще ахуеть как рано садоВедунья: я спала чуть раньше, не беспокойся! рада, что у тебя все отлично виниловыйДемиург: а точно я ничего не сказал о ней виниловыйДемиург: ну да вообще-то она довольно расслабляющая виниловыйДемиург: просто слушаю музыку и наслаждаюсь мистическим ароматом коровьего дерьма вокруг. в пизду коров я хочу снова вернуться назад в цивилизованный мир садоВедунья: это долго не продлится, хаха садоВедунья: удачи, дейв :) все сложится куда лучше, чем ты себе представляешь -- садоВедунья [СВ] прекратила доставать виниловогоДемиурга [ВД] в 6:38 -- Дейв вздыхает. Учитывая все это, сложно не питать надежд насчет самопровозглашенной гетеросексуальности Джона. Все же уже идет хорошо, это же он и Эгберт, и Эгберт просто не может быть не в восторге от того, что наконец увидит своего лучшего в мире братана. Дейв проверяет остальные чаты в ДостаньКореша. Сообщений от Роуз нет, потому что она наверняка спит, и нет даже ни одного от Эгберта. Он, должно быть, тоже спит сейчас, и возможно ему снится Николас Кейдж или кто-то подобный, и близко не дотягивающий до уровня крутости Дейва. Цокая языком, Дейв опустошает стакан напитка и выбрасывает его. Послевкусие отвратной колы оставляет рот липким изнутри, а зубы холодными. Дейв возвращается в машину и перебивает это яблочным соком комнатной температуры. Он морщит нос, когда вкусы смешиваются — сучий выкидыш снеговика и колы мешается с выжатым яблоком. Просто отвратительно. Солнце медленно встает из-за горизонта, его лучи освещают капли росы на траве, что окружала его на многие мили вперед. Медленно в мочевом пузыре Дейва нарастает напряжение, но он не волнуется на этот счет и не спешит отлить. Все идет по плану. Он ждет, когда давление возрастет еще, и ведет машину, проезжая миллионы ебаных коров в сельской местности пригорода. Ждет, когда давить станет настолько сильно, что он скрестит ноги, сжимая бедра, и его пальцы, барабанящие по рулю, потеряют свой ритм; он определенно добивался того, чтобы его мочевой пузырь страдал по максимуму. Когда он, кажется, вот-вот взорвется внутри, он съезжает на обочину и останавливается. Наконец-то, блять. Дейв в спешке открывает пустую бутылку от яблочного сока, который выпил недавно, и кладет крышку на приборную панель. Другой рукой он расстегивает пряжку ремня, ширинку и пуговицу на штанах, быстро спуская их. Он наклоняет свой член так, чтобы нижняя сторона лежала поверх ободка бутылки. Расслабляет все свое тело и смотрит за тем, как струя мочи заполняет пластик, постепенно теплеющий в ладони, и Дейв наслаждается тем, как боль покидает его тело. Вот поэтому он и любит сдерживаться. Облегчение после просто оргазмическое. Как только он закончил, Дейв быстро закрутил крышку на бутылке и бросил на задние сиденья подальше от своих товарищей. Он не Беар Гриллс, чтобы пить свою собственную мочу, и он никогда не был в такой экстренной ситуации, чтобы это было необходимо, но он пробовал однажды. Любопытство — не порок, и удовольствие, от него полученное, тоже. И какая-то частичка Дейва определенно была удовлетворена тем, что он попробовал. На вкус и цвет, думается ему. Поездка до Вашингтона продолжается. Пачка чипсов была съедена, сок выпит. И, в конце концов, он доезжает до дома Эгберта и паркуется у поребрика. Миленько. Даже лучше, чем по фоткам из гугл карт. Скромный двухэтажный дом с выкрашенными в белый стенами. Дерево со старыми качелями из покрышки. Ещё одна качель в земле на пружине — Дейв точно знает, что Эгберт на ней все еще катается. Парковка пустует, и Дейв выпускает выдох, неосознанно затаив дыхание. Он не готов встретиться с отцом Эгберта. Весь его визит — сюрприз, пусть он и должен был как-нибудь списаться с его отцом, но это было бы слишком ебнутым уровнем сталкерства. Даже несмотря на то, что Дейв каждый раз пялился на фотографии Эгберта, которые он ему присылал, все эти года, он все еще не на этом уровне. Он осторожно достает диск из стерео и кладет в футляр, на котором красным маркером нацарапана какая-то пометка. Дейв выходит из машины и выбрасывает все пустые бутылки в мусорку. Размахивая рюкзаком, он поправляет очки, разглаживает складки на футболке и дважды проверяет, не расстегнута ли ширинка. Облизывая ладонь, он пытается убрать завиток в волосах, но безуспешно — он остается на месте. Прогуливается к передней девственно белой двери с серебряной ручкой, звонит и собирается с силами. Никто не отвечает. Он звонит снова и слушает шаги. Дверь широко распахивается. — Доставка пиццы, — сухо выдает Дейв, пока в голове пустота, — Анчоусы с ананасом для кого-то, кто назван лузером. У Эгберта почти челюсть отваливается, и, о боже, как же он хорошо выглядит. Его черные волосы взъерошены, приподняты вверх, вероятно, от недавнего пробуждения, а его передние зубы, торчащие из-под верхней губы, украшены синими брекетами. — Дейв? — переспрашивает Эгберт. В животе Дейва спазмируют бабочки; ублюдские маленькие твари. Они хищно набрасываются на его внутренности, заставляя его пошатнуться, и он сжимается внутри, словно пытаясь раздавить их. — А кто же еще? Счастливого шестнадцатилетия, Эгберт. Эгберт бросается к Дейву, обвивая его руками и выдавливая из него выдох. — О, чел, это просто потрясающе, — не может остановиться Эгберт, — Не могу поверить, что ты здесь! Сам ты, во плоти. Отец будет очень рад познакомиться с тобой. Он наверняка сделает очередной торт чтобы отпраздновать то, что впервые встречается с одним из моих друзей. — Торт звучит классно, — несколько рассеяно отвечает Дейв. У Джона сухое, жилистое тело и мягкая пижама; он всего на пару сантиметров ниже Дейва, который просто вымахал быстрее во время полового созревания. Он сжимает его в объятиях так сильно, будто хочет задушить, сдавив и растворив в ничто. Дейву в нос бьет запах лосьона для бритья и табака. — Это только пока ты не попробуешь их в сотый раз, — голос Эгберта приглушен из-за того, что он упирается в плечо Дейва. Его губы, болезненно нежные, скользят по загорелой коже, и Дейв от этого подрагивает. Дейв заводит руки за спину Эгберта, призрачными касаниями он перебирает пальцами по его позвонкам и укладывает ладони на пояснице. Он тянет его ближе, прижимаясь своим животом к чужому. — Мне нравятся сладости. — Знаю, что нравятся. Можешь взять мою порцию. Или, вообще-то, все. Даже моего отца. — Не-а, папочке-о* обязательно нужно вкусить плоды своих стараний. Эгберт отстраняется, но его все еще удерживают чертовски длинные руки Дейва на своих плечах, и он морщит нос. — Ты че, только что назвал моего отца папочкой? — Да не, — Дейв лжет. Он копается в своем красном рюкзаке и достает оттуда бутылку с желтой жидкостью, — У меня, кстати, для тебя еще один подарок. — Яблочный сок? Круто! — воскликнул Джон и, стоило ему взять бутылку в руки, у него выпал торт. Прямо на рубашку Дейва. Он заскользил вниз, оставляя за собой следы глазури и крошки теста, а потом упал ему на ботинки. — Ты все еще пользуешься стековым методом доступа? Как слабо. — Это единственный, который у меня есть! — возражает Джон, — А.. и почему оно теплое? — Из-за солнца. У меня было душно в машине, пришлось открыть окна и все такое. — Почему оно уже открыто? — Джон прищуривается, свинчивая крышку. — Мне нужно было убедится, что он не отравлен, — ладони Дейва ощутимо потеют; Эгберт действительно выпьет его мочу? Это было бы так горячо. Ему бы хотелось спустить прямо в глотку Джона, но он довольствуется тем, что есть. И, блять, Роуз была права — он тот еще девиант, — Никогда не знаешь, че происходит на фабриках. Рабочие пахают там часами, это нечеловеческая пытка — у них же нет перерыва, чтобы сходить поссать. Но естественная нужда делает свое дело, и внезапно рядом оказывается пустая бутылка... — Ты нассал туда! Ты ведешь себя очень подозрительно! — Неправда, я всегда так разговариваю, — он произносит это слишком быстро. — Тоже верно, — отвечает Джон, и Дейв чувствует себя застыженным. Он ведь не так много лишнего болтает, да? Просто несколько тупых фраз и замечаний за день и... Ладно, даже если он просто несет бред. Он действительно говорит слишком много. Сука. — Крутая отсылка на Маленьких Чудовищ, пусть даже и такая мерзкая, — Джон морщится и выливает мочу на газон, а после капчалогирует себе пустую бутылку. — И зачем ты забрал ее? — Выкину и она пойдет на переработку, — просто отвечает Джон, — Заходи. Хочешь пить или перекусить чем-то? Никто никуда из этого не ссал. — Воды попить было бы классно, — рот Дейва весь пересох после яблочного сока, — А че перекусить есть? — Торт, — гримасничает Джон. — Ну торт, значит, тоже хорошо. Спасибо, Эгберт. — Хватит меня так называть, меня зовут Джон. Ты буквально стоишь у меня в гостиной. Раз уж ты решил приехать ко мне, не считаешь, что после такого я заслужил быть названным по имени? — Окей, Джон, — Дейв говорит это так, словно пробует слово на вкус, — Мне нужно в туалет, где он у вас? — По лестнице вверх. Я буду ждать тебя в своей комнате, которая справа. Ты не потеряешься — это единственная незапертая комната. — Круто. Могу я воспользоваться вашей стиралкой? Моя футболка теперь вся в дерьме. — Конечно. Отдай ее мне, когда переоденешься. Я заряжу стиральную машину, пока ты подрубаешь Воздушную Тюрьму. — Че, стой, мы будем смотреть Воздушную Тюрьму? — Дейв чувствует максимальное отвращение сейчас. — Это мой день рождения, сегодня я принимаю все решения. Это замечательный фильм, тебе понравится. — Только если я буду накурен, — бурчит себе под нос Дейв, а после добавляет уже громче, — Все для тебя, именинник. Ну, типа, почти все. Было очень мало вещей, в которых Дейв отказал бы Джону, но место того, для кого он был готов на абсолютно все, было зарезервировано его Бро. Ведь о, боже, какой же Бро крутой. Дейв надеется, что он действительно гордится им за то, что он подрабатывал на полставки только чтобы арендовать машину. Не то, что бы Бро ставил помощь ему на первое место, погруженный в свой мир кукол; независимость — это дико. В любом случае, Дейв хочет быть кем-то, кем можно было бы гордиться. — Не утони там! Джон улыбается ему лучезарно, и на его зубах блестят железки брекетов; Дейв чувствует еще один укол в сердце. Он проклинает Джейд за то, что она вернула ему ту надежду, которую он так упорно попеременно губил и воскрешал в течение последних трех лет, пока, в ходе порочного флирта с Роуз, наконец не признал, что влюбился в Джона. Оставшись в ванной, Дейв отлил и вымыл руки после. Он стягивает футболку, стараясь не уронить с нее куски торта на черные джинсы, и переодевается в еще одну точно такую же. Весь его гардероб одинаковый. Не чини то, что не сломано. Выходя из ванной, он легко находит комнату Джона, и задумывается, почему другая дверь заперта. Сходится на том, что это просто комната его отца. Вот Бро никогда не запирает свою дверь, и Дейв может спокойно ходить там, где ему вздумается. Он предполагает, что это Эгбертовы приколы, как все эти статуэтки арлекинов по всей гостиной, и та огромная кукла, сидящая на диване и занимающая целое отдельное место. Она даже больше, чем Кэл, и это пугает Дейва, когда он думает об этом чуть дольше. Огромный кусок торта лежит на кровати. Он покрыт грациозно белой глазурью; сливки зажаты между двумя кусками подтаявшего шоколада. Дейв сглатывает слюни. — Ты там так долго торчал, уснул, что ли? — Джон пытается шутить. — Попал в кому, проснулся спустя двадцать лет. Нихуево ты сохранился для тридцати шести, в чем твой секрет? — он передает Джону грязную футболку. — Не слушаю рэп, во-первых, — Джон дразняще улыбается в ответ. — Ах! Ты ранил меня своими словами до глубины души. Я должен подать на тебя в суд за то, что отказываешься от еще одного моего подарка, — он кладет руку на сердце. — Ты написал мне песню? — Ага, — он роется в рюкзаке, достав оттуда диск, — Там только одна моя, остальные — микстейп. Из песен, которые напоминают мне тебя, хотел бы сказать Дейв. Из песен, которые я бы хотел разделить с тобой. — Потрясающе, — комментирует Джон, принимая футляр. Прочитав надпись на нем, его лицо засияло, — Мне стоит послушать его сейчас или позже? — Когда я уйду. Этим лучше наслаждаться в одиночку. — Ну, если ты так говоришь. Спасибо за записку, очень мило с твоей стороны, Мистер Крутой Парень. Дейв ненавидит то, как его лицо покрывается румянцем, и ненавидит то, как глаза Джона изучающе бегают по нему в этот момент. — Мне было приятно это читать. Дождаться не могу, когда наконец смогу послушать, что там записано. Я не так часто об этом говорю, но мне нравится твоя музыка — и та, которую ты слушаешь, и та, которую ты пишешь. Я очень ценю тебя, Дейв. Спасибо, что стал моим другом. Другом. Это слово причиняет такую ахуенную боль. Его комплименты заставляют его краснеть еще сильнее, а сердце бьется чаще; Дейв отводит взгляд и откашливается. — Не заискивай передо мной, оставь это Роуз. — Она все еще флиртует с тобой? — Джон смеется. — Постоянно. Она издевается надо мной уже сколько, года три? Ей надо научиться держать себя в руках. — Вы оба такие глупые, — Джон смеется, — Ты принес с собой свой ноутбук? — Естественно. — Отлично! — Джон кладет свой диск на стол, — Я положу твою рубашку в стиралку, вернусь в мгновение ока. Дейв почти смеется над этим выражением. Да кто вообще так говорит? Джон, кто же еще. Это раздражает Дейва, но, вместе с этим, он находит это привлекательным. Он устраивается на кровати Джона удобнее, скидывает обувь на пол и лезет под одеяло. В этой кровати спал Джон. На этой подушке лежало его лицо. Не в силах устоять, он зарывается в постельное белье носом, и вдыхает запах Джона, так приятно оседающий на стенках легких. А еще Джон, вероятно, дрочил в этой кровати. Никогда еще Дейв не хотел так сильно быть на какой-либо постели, как сейчас. Через силу отодвигаясь, лишь бы Джон не застал его посреди таких извращений, Дейв разрезает торт на мелкие кусочки вилкой. Он неспеша ест их, пока скачивает Воздушную Тюрьму с пиратского сайта — зачем ему платить за фильмы, когда он может смотреть их бесплатно? Торт тает у него на языке; сливки сладкие, но не слишком, и легко скользят по горлу, пока коржи невероятно влажные и раскусываются легко. Джон возвращается, когда Дейв заканчивает скачивание. Он забирается к Дейву и подкладывает подушки им под спины. В Вашингтоне заметно холоднее, чем в Техасе, и он рад, что у Джона достаточно теплые и мягкие покрывала. — Готов? — спрашивает Джон, прижимаясь плечом к Дейву, ютясь на одной кровати вдвоем. — Рожден готовым, — Дейв отвечает, и Джон запускает фильм. Его тепло медленно просачивается в Дейва, пока Джон высасывает из него его — тепло передается прямо в кончики его пальцев. Каналом для передачи выступают привязанность Дейва к Джону, те года и вся забота, что были между ними. Так больно сейчас не обнимать Джона, не прижимать его ближе к себе. Джон так близко. И это было бы так просто. Фильм сопровождается его смехом и его улыбкой; его "прости", когда ему нужно было отойти, и его идеальное соблюдение разделения кровати на две части. — Положи кролика обратно в коробку, — цитирует Джон, и Дейв хрюкает так, словно его избивали, и резко выдыхает — больше похоже на сломанную расшатанную трубу, — Почему ты не положил кролика обратно в коробку? — Джон качает головой. До чего же ужасный фильм. У Дейва чешутся пальцы. Он реально хочет закурить косяк или хотя бы откусить что-то из съедобного. Плечо Джона резко отрывается от него, и холодный воздух кусает Дейва, отбирая у него остаточное тепло. На экране Николас Кейдж произносит однострочную фразу. Джон, разинув рот, с широко распахнутыми глазами наклоняется к компьютеру, и почти сияет. Его кулаки скрещены у груди, дрожа от возбуждения. — Она моя колибри, — он дышит в такт, двигая губами соответствующе. Дейв его прерывает. — Хочешь накуриться? — То есть, ты привез траву прям из Техаса? — у Джона чуть челюсть не отвисла от такого предложения. — Должен же я был сделать тебе настоящий подарок. Что-то старое, что-то голубое, что-то новое. — В каком месте бутылка мочи это что-то старое? — приподнимает брови Джон. — В таком, когда мы впервые пошутили об этом на твое тринадцатилетие. — А, да, — он мягко улыбается, — Тогда "что-то синее" — это диск, потому что их обложки синие. И, значит, "что-то новое" это... — Ганджа, Мэри-Джейн, чертова капуста — как тебе удобнее. Я принес те, что сам скручивал, но ничего съедобного не делал — эта хуйня слишком тяжелая. Джон закусывает нижнюю губу, и у Дейва органы переворачивает от вида прикушенной сочной кожи, зажатой зубами. Жалкая пародия на то, что Дейв хочет сделать с ним сам. — Не думаю, что мы можем сейчас их раскурить. Мой папа вернется через пару часов, а я не хочу, чтобы тут везде воняло. — Пары часов более чем достаточно. Мы откроем все окна, включим вентилятор, зажжем свечки и проветрим все эти девять ярдов. Он ничего не заподозрит, — Дейв отмахивается. — Ну, если ты так думаешь.., — говорит Джон, разрываясь между безопасностью и возможностью впервые попробовать свои наркотики без рецепта. — Я не думаю, я знаю, — заверяет его Дейв. Они ставят фильм на паузу, и Джон приносит все необходимое, включая два стакана воды, пока Дейв успел настрадаться с окном в его комнате. Ему удалось открыть его ровно тогда, когда Джон принес вентилятор и свечи с запахом именинного торта. — Прекрасно, — сухо комментирует Дейв, держа между указательным и средним пальцами косяк. На одном его колене стакан с водой, в другой руке — зажигалка зиппо, — Всегда держи косяк над стаканом; тебе не понравится, если ты просыпешь пепел. Он может дыру сквозь несколько слоев прожечь. — Ты на собственном опыте выяснил? — Джон сидит позади него, и его голубые глаза полны интереса; ресницы на нижнем веке касаются скул. — Если б; я слишком крут для такого, — лжет Дейв. — Как скажешь, мистер крутость. Дейв щелкает зажигалкой, но даже не успевает поднести ее к косяку — Джон берет его за плечо и отдергивает. — Разве мы не должны сделать это у окна? Ну, типа, чтобы выпустить дым наружу? — И сжечь одеяла нахрен? Не, нормально все будет. Проветривание и свечки сделают свое дело. — Ну ладно, — отвечает Джон, полностью доверившись Дейву. И у Дейва в груди теплеет. Доверие — очень странное понятие: Джейд доверяет ему, Роуз доверяет ему, и даже Бро доверяет ему, хоть и проявляет это не как остальные. Ведь его доверие обычно заключается в том, что Дейву приходится самому зарабатывать себе на хлеб — Бро верит в его способность сделать это. Но Джон доверяет ему... и это абсолютно другое дело, абсолютно другие перегнившие фрукты, которыми лакомились его бабочки в животе. Так что, вероятно, это даже не гнилье, а нектар; приторный, теплый нектар, заставляющий тело Дейва источать жар. — Не капни слюной на него, — Дейв помогает Джону удержать косяк в руках и поджигает его. — Я и слюни? Да никогда, — Джон шутит и подносит ко рту самокрутку, обхватывая ее губами и осторожно вдыхая. Один... два... три... Затяжка была слишком глубокой, и Джон громко закашливается. — Точно, забыл сказать — не затягивайся ты так сильно для первого раза, — Дейв забирает его косяк прежде, чем Джон успеет уронить его, и ухмыляется, сдерживая хихиканье. Но, в конце концов, заходится смехом, и, черт, он чувствует себя лучше, чем когда-либо еще за эти годы. Мышцы его щек болят, но он лыбится во все тридцать два. — А ты не должен был.., — Джон все еще откашливается, выплевывая клубы дыма, — предупредить меня об этом чуть раньше? Придурок. — Совсем вылетело из головы, извиняй, — беззаботно жмет плечами Дейв. — Ну охренеть теперь, — ворчит в ответ Джон. Дейв делает затяжку — медленно, осторожно. Он курит с Джоном впервые и хочет, чтобы это было незабываемо. Мысли покидают его голову, оставляя витать в облаках, и дистанция между его бровями и тяжелеющими веками увеличивается. Моргать становится тяжко и, Господи, да он уже почти обдолбан; однако, все еще недостаточно для того, чтобы заторможенно тупить. Он делает еще несколько затяжек и смотрит на Джона; какой же у него нос, зажмуренные глаза, влажные от слюны губы. Он кашляет не переставая. — Только не сблюй, — говорит Дейв, но это совсем не помогает. — Я. Правда. Пытаюсь, — каждое слово отделяется друг от друга кашлем. Дейв начинает волноваться и передает ему стакан с водой. Джон неспеша пьет и его кадык дергается каждый раз, когда он сглатывает. Дейв, больше не в силах сдерживать желание прикоснуться к нему, мягко кладет ему руку на шею. Джон вопрошающе смотрит на него, подняв бровь. — Пей. Я хочу ощутить то, как ты это делаешь. — Ты, блин, очень странный, — отвечает Джон, но все равно продолжает пить. Он выглядит куда более оживленным, когда наконец опустошает стакан, — А время должно так медленно тянуться? — Дейв смотрит на его лицо, и, блять, по нему сразу понятно, что ему уже хватило, чтобы упороться. — Это делает музыку намного круче. Давай я врублю что-нибудь, — он достает свой телефон, но Джон останавливает его, положив руку на плечо, и качает головой. — Нет, я хочу послушать ту песню, которую ты мне подарил. — Ее лучше слушать одному, — Дейв тяжело вздыхает. — Да не стесняйся. Я хочу послушать ее именно с тобой. Мне не может не понравится, ее же писал ты. Именно. Ее писал я. — Ладно, как скажешь, именинник, — вместо желаемого говорит Дейв. — Давай я вставлю диск в ноутбук, — Джон только-только свешивает ноги с кровати, как Дейв тянет его назад, роняя его голову себе на колени. Джон хмурится, пялится на него; его губы слегка приоткрыты. — Я сам. Просто сиди и наслаждайся жизнью. — Ты здесь гость, ты должен ничего не делать и получать удовольствие. — А у тебя сегодня день рождения. Просто дай мне, типа, позаботиться о тебе. Как же он хочет, чтобы Джон сейчас разлегся на своей кровати и лениво затягивался. Хочет, чтобы Джон, проголодавшись, дал ему покормить себя, потому что его не держат ноги и он слишком устал и накурен, чтобы встать. Хочет, чтобы Джон смотрел на него прикрытыми глазами, видя свое собственное отражение в очках Дейва. Хочет, чтобы он подался вперед и вжался своими губами в его. Хочет, чтобы... Он хочет всего. Джон его не слушается. Он приподнимается, но почти сразу обессиленно падает. — Я чувствую это, — ошеломленно говорит Джон. Его зрачки расширены, а глаза широко распахнуты, — Ну или, по крайней мере, думаю, что чувствую это. — Чувствуешь тяжесть век? — Дейв изучающе осматривает его лицо. — Ага, — он откидывается назад и снова ложится на колени Дейва. Подняв над собой руку, он смотрит на нее так сосредоточено, как может осматривать что-то только пиздецки обкуренный человек. Дейв пальцами обвивает запястье Джона и задумывается о том, что такого он нашел в этом. Рука Джона мягкая, покрытая крупным мозолями на кончиках пальцев — не так, как если бы он постоянно работал с чем-то руками. — Откуда у тебя они? — Играю на пианино. — А я и не знал, что когда ты страдаешь такой хуйней, то у тебя натираются мозоли, — Дейв присвистывает. — Только если ты играешь так же много, как я, — Джон пожимает плечами, будто пытаясь ответить себе самому. — И почему ты так дохрена играешь? — У меня не особо много других занятий, кроме как болтать с тобой, Роуз или Джейд, — Джон как-то горько смеется. — Друзья типа? — спрашивает Дейв, и ревность уродливым мерзким существом пробирается ему в голову. — У меня их нет. Только ты и остальные, — он грустно улыбается. Ты и остальные. Звучит так, словно Дейв находится в своей, отдельной категории. Так, словно Дейв особенный. — У меня тоже, — отвечает Дейв, позволяя себе показаться таким же уязвленным. Трава, должно быть, так влияла на это; он бы ни за что не стал о таком разговаривать в любом другом случае, — Только ты, Бро и, опять же, остальные. — Тогда, получается, у тебя целых четыре друга. Ну, пять, если считать Бро. — Не, семья — это другое. И почему у тебя нет друзей? — спрашивает он, не ходя вокруг да около. — А у тебя? — Домашнее обучение. Сложно себя пропихнуть куда-то, когда у тебя нет одноклассников. — У меня, к сожалению, нет такого же оправдания. Думаю, я просто не нравлюсь никому. Всегда последний, кого выбирают в команду в вышибалах, всегда без партнера на контрольных, всегда сижу на обеденном перерыве один. Я привык. — Если бы мы ходили в школу вместе, я бы всегда брал тебя к себе. И мы бы всегда были вместе на практических занятиях. Хотя, вообще-то, будет сложно отбиться от всех тех, кому необходимы я и мое внимание. — Потому что ты такой крутой, — сухо отвечает Джон. — Потому что я крутой, — бесстыдно соглашается Дейв, — Нас двоих будет более чем достаточно для того, чтобы выиграть любые спортивные школьные соревнования. Ты хватаешь их за лодыжки, а я забиваю гол, пока они отвлечены. А потом, во втором раунде, мы меняемся местами. — Если бы мы вместе обедали, я бы всегда отдавал тебе свой десерт, — встревает Джон, — Потому что, знаешь, только крутые парни обычно едят много сладкого. Это было бы довольно символично. Тем более, что меня уже от них тошнит. — Поверить не могу, что я не доел этот торт, — он вспоминает о нем только после слов Джона. — А мы ничего еще не забыли? — Джон спрашивает, сводя брови, и, недолго думая, щелкает пальцами. Из-за этого по Дейву будто разряд проходит; он все еще держит его руку в своих пальцах, и она прогибается под его хваткой, — Точно, музыка! — Мы так объебаны, — смеется Дейв. — Да, адово, — в какой-то мере счастливо отвечает Джон. Дейв отпускает его руку и, спотыкаясь об свои же ноги, встает, взяв диск со стола. Он двигается медленно, пытаясь не опрокидывать за собой вещи Джона — устрашающая одним своим видом книга Полковника Сассакра, горстка дымовых шашек, открытый блокнот. В нем он считает что-то. Математика — один из тех предметов, в которых Дейв силен, ведь ты не можешь создавать музыку, не разбираясь в ней. И, видимо, Джону она дается так же легко, судя по количеству правильных ответов подряд. Дейв приносит диск на свое законное место, будто это святой Грааль. После, он забирается под одеяло, ближе к Джону и вставляет диск в разъем и нажимает на кнопку воспроизведения. Вскоре музыка заполняет комнату. Она давит на барабанные перепонки Дейва и он сам не осознает, когда начинает стучать по коленке ей в такт. — Один, два, три, четыре. Один, два, три, четыре, — рассеяно повторяет он и затем, второй рукой, он начинает постукивать иначе, — Один, два, три. Один, два, три. — Полиритмы это так круто, — говорит Джон с закрытыми глазами, — Я пытаюсь разучить "Фантазию-экспромт" Шопена, но шестнадцатые ноты с тройками убивают меня. — Звучит ахуеть как сложно. Дейв не умеет играть на музыкальных инструментах и, тем не менее, пишет музыку — значит, в какой-то степени он понимает все тонкости этого дела. — Ты обязан показать мне, чему ты успел научиться. Это незаконно, если я ехал сюда для того, чтобы ты еще и не сыграл мне. — Да, тянет на статью. Когда действие травы спадет, я сыграю тебе что-то. — Шутишь что ли? Музыка под ним — лучшая во всей вселенной вещь, — он в спешке проглатывает кусок торта и стучит ложкой по тарелке, — Ты пойдешь играть сразу же, как я доем это. — А что делать с косяками? — Хорошее замечание, — говорит Дейв, пока его зубы липнут друг к другу из-за глазури на них, — Мы пойдем после того, как закончим с ними. Джон хмыкает, лежа безэмоционально и неподвижно, словно труп. Дейв отламывает еще один кусочек и опускает пустую тарелку на пол ближе к ножке кровати, чтобы случайно в нее не наступить. Ложась назад, он уже не опирается о спинку. Дыхание Джона медленно стихает, переходя в глубокие вдохи и выдохи. Дейв хочет растолкать его, чтобы он не тратил траву за зря, но когда Джон кладет руку ему на грудь, Дейва парализует. Он может слышать его стук сердца, то, как перегоняется кровь по венам, то, как его клетки жадно всасывают кислород. Его прикосновения почти бьют током, и Дейв весь горит, растворяясь в кровати. Один только этот жест поглощает его целиком, заставляя оставаться в мире смертных. Лежа на спине выкуривать косяк странно, но Дейв делает затяжку за затяжкой и позволяет себе закрыть глаза, чувствуя Сизифовскую тяжесть век. Он не знает, когда он еще сможет оказаться с Джоном так близко, зажатый в его объятиях как плюшевая игрушка, и поэтому он дорожит этой возможностью сейчас. — Кто-то вообще знал, что ты так любишь обниматься? — спрашивает Дейв у него. Веки Джона подрагивают; должно быть, он спит, и Дейв может только догадываться, что ему снится. Все время, когда он бодрствует или отдыхает, наполнено Джоном. Влюбленность, которая тлела в нем минимум три года, теперь вспыхивает с новой силой — ее бутон распускается, стебель крепчает и корни прорастают глубоко внутрь, переплетаясь. Три года влюбленности в парня-натурала привели к тому, что он проехал столько миль из Техаса только для того, чтобы увидеть его; сделал целый микстейп, подарил ему бутылку от яблочного сока, наполненную мочой, и незабываемые объятия под марихуаной. Ощущения от этого на самом деле портят вещества. Дейв замечает еще одну лишнюю подушку на кровати Джона, и она явно была здесь задолго до того, как Дейв вообще въехал в Вашингтон. Это наталкивает на мысли о том, что поведение Джона во время объятий не ново. Дейв не двигается, пока Джон удерживает его на месте. Он боится прикасаться к нему в ответ, боясь, что он проснется, но надеется, что ему удастся насытиться одним касанием. Пальцем он еле ощутимо проводит по изгибу носа Джона, и его бледная кожа контрастирует с загорелой кожей Дейва. Это просто обычный нос принадлежащий обычному парню, но, так как Джон сам по себе для него особенный, то это самый особенный нос у самого особенного парня. Его щеки все еще немного по-детски пухлые, линия подбородка острая и развитая, а кадык крупный и крепкий. Дейв осторожно проводит пальцами по его обнаженной шее и обвивает их вокруг нее, представляя, как сжимает ее сильнее. Он девиант, как и говорила Роуз, но девиант любящий, а потому не позволит себе душить Джона, пока он сам об этом не попросит. Насытившись этим, он возвращает руку к лицу Джона и проводит пальцем по его губному желобку. Рот Джона немного приоткрыт, из его уголка течет тонкая струйка слюны. Дейв стирает ее пальцем и облизывает его. Это почти поцелуй. Он представляет, как слюни смешиваются вместе, и проникают внутрь его организма. Теперь частичка Джона навсегда осталась в нем. Косяк как раз подходит к концу. Дейв оставляет окурок в стеклянном стакане и продолжает лежать там же, ошеломленный. У него кружится голова, музыка ласкает его слух и Джон все еще обнимает его. Пальцы так и чешутся пройтись ниже, почувствовать джоновскую грудь, живот, его бедра и ноги. Он болезненно желает запомнить всего Джона через кончики пальцев, вживить в себя эти воспоминания, сделав частью себя, но его конечности будто набиты ватой и он не может двинуть ими с места. Все, что ему остается делать, это лежать и ждать, пока Джон проснется, вдыхая его запах и играя роль его плюшевого медведя для объятий. Дейв проводит пальцами по смоляным волосам Джона. Они настолько мягкие, что это целое блаженство, и вполне сойдет за компенсацию того, что он больше не может трогать самого Джона. Джон сам подставляется под прикосновения, подсознательно ища Дейва, и треклятая надежда в очередной раз расцветает в его груди. Говорят, что подсознание открывает тебе правду, но Дейв не уверен, видит ли он ее истинной или же той, которую сам хочет видеть. Он перестает думать вовсе. Время все идет и идет. Джон просыпается только спустя три часа, коротко ахая, пока Дейв не убирает руку от его головы. — Я уснул? — Ага. Как спалось, спящая красавица? — Дейв продолжает гладить его по волосам. — Не помню, что конкретно мне снилось, но там точно был ты.., — сердце Дейва на секунду ёкает; ровно до момента, как он слышит следующее, — и Роуз с Джейд. Кажется, мы играли в Sburb. — Разве ее не отменили ровно за день перед релизом? — Ага. Такой облом. — Да не, игра все равно выглядела пиздец отстойно, — говорит Дейв, все еще играя с волосами Джона, который не говорит ничего на этот счет, пусть и странно смотрит на него. В его глазах определенно было что-то, что Дейв не мог для себя перевести. — Настолько отстойно, что вы с Бро даже заказали по нескольку копий? — Я не мог позволить ему превзойти себя. Да и мне все равно вернули деньги под конец, так что плевать, — он пожимает плечами. — Но я все равно хотел бы поиграть в нее с вами, — Джон отодвигается назад, убирая руку Дейва, и тот проклинает себя за то, что не перестал гладить его еще тогда, когда он только-только проснулся, — Это было бы довольно весело. — Это было бы довольно отстойно. Просто тупая трата времени. Так, в любом случае, ты обещал сыграть мне на пианино. — Точно, конечно, — Джон потягивается, развернувшись, и Дейв слышит как у него хрустит позвоночник, — Заявки будут? — Все, что сам захочешь, — благодаря Джону он был ознакомлен с классикой, но сейчас в его голове пусто. — Тогда я сыграю тебе то, что разучиваю сейчас.. — Фантазия-экспромт, да. — А потом что-то из того мусора, который, думаю, тебе зайдет. — Будь осторожен с этим, у меня очень высокие стандарты. — Я и сам пианист высокого стандарта. — Это мы еще проверим, — говорит Дейв, уверенный в том, что Джон действительно хорош. Даже больше, чем просто хорош — он играл Навязчивый Рефрен в свои тринадцать, и теперь, за три года тренировок, он должен был стать только лучше. Джон, пошатываясь, идет широкими шагами, и Дейв придерживает его за плечо, помогая спуститься по лестнице. После он берет его за запястье, осторожно придерживая и ведя. — Полегче, тигр, — говорит Дейв Джону, когда он, споткнувшись, переступает сразу несколько ступенек, и только рука Джона удерживает его в этот момент от падения, — Переступай по одной за раз. Вещества все еще не покинули их тела. Дейв не делал перерывов от них уже Бог знает сколько, но для Джона это все еще первый раз, и он все еще совсем зеленый. Внезапно для себя Дейв понимает, что ему нравится то, как Джон зависим от него в таком простом деле, как ходьба. — Спасибо. — Всегда пожалуйста. Они спускаются по лестнице и проходят мимо рядов статуэток арлекинов, и Дейв поеживается — их безжизненные глаза напоминают ему кукол Бро. Самый огромный арлекин с двумя фейковыми руками сидит на диване, и он напоминает Малыша Кэла. Он думает, каково ему сейчас, и надеется, что у него все отлично. Когда они доходят до кабинета, Дейв помогает Джону усесться на скамью. Его покрасневшие глаза прикрыты; странно, что он все еще может держаться на ногах. Дневной сон, видимо, дал ему сил и хоть немного отрезвил. — Готов охереть? — спрашивает Джон, разыгрывая простую гамму для разминки. — Рожден готовым, — отвечает Дейв, и гамма переходит в арпеджио. — Окей, тогда приготовься. — Приготовился. Музыка наполняет комнату вместе с тем, как Джон вальсирует пальцами по клавишам. Он легко прыгает с октавы на октаву, и Дейв восторгается этим, пока резкие трели щекочут его уши и изысканная полиритмия вступает в игру. Дейв и представить не может, сколько подсчетов проходит в голове Джона в момент, когда он играет шестнадцатые ноты одновременно с тройными. Это же просто дохрена математики; уважение Дейва к Джону все растет. — Это все, что я могу сыграть в Фантазии-экспромт, соблюдая ее оригинальный темп. Но я уже учу другую ее часть — Водопад, — игра замедляется и Джон морщится. — Дай послушать. — Не сейчас, — говорит он, постукивая ладонью и скамейке рядом с ним, — Сядь ко мне ближе, ты слишком далеко. — Я не помешаю тебе играть? — Не, я слишком хорош, чтобы отвлекаться на такое. Дейв осторожно подсаживается к нему ближе. И он начинает играть Водопад. Точно медленнее, чем он должен быть, все еще восхитительно. После Джон играет что-то лирическое — Либестраум. Дейв узнает его, потому что делал плейлист с отрывками игр на пианино, о которых рассказывал ему Джон. Так, методично Джон играет Дейву остаток музыки. — Ты отправлял мне только те, что можешь сыграть сам? Джон отрицательно качает головой. — Если бы. Я присылал тебе и те, которые хочу когда-то научиться играть. Что-то я играю медленнее, чем оно должно быть, потому что я все еще работаю над этим. А что-то я играю только частями, потому что запомнил не полностью. Но, вообще, Дейв.., — Джон прекращает играть и смотрит прямо в глаза Дейва; он отражается в его зрачках, — Ты ведь влюблен в меня? — Да ну нахуй, — у Дейва обрывается дыхание. — Потому что мне кажется, что да, — продолжает он, — Ты не приехал к Роуз, хотя собирался, и я знаю, что ты не делал для нее микстейп из ее любимых песен. И, блин, более того, — он останавливается на секунду, — Я не спал тогда. — Ты.., — он запинается, — Тогда почему не отодвинулся? — Не хотел. Мне было комфортно и, если честно, мне даже понравилось. Но, Дейв, я не гей. — Я тоже. Но тебе же не нужно быть, типа, геем, чтобы наслаждаться таким высокоуровневым братанством. — В смысле тоже? — Ага. Ты можешь быть и бисексуалом. — А ты гомосексуал или бисексуал? — Будто бы ты не знаешь, что у меня было с Роуз. Я настолько би, насколько это только возможно, — Дейв явно смеется над ним. — Значит, у тебя было что-то с Роуз, но при этом ты влюблен в меня? — Нет, типа, — Дейв прыснул, — Мы с ней просто играемся. Но то, что я чувствую к тебе, гипотетически правда. — И когда это, чисто гипотетически, началось? — Джон подсаживается ближе. — Чисто гипотетически — на мое тринадцатилетие, когда я открыл твой подарок, — все тело Дейва потряхивает, сердце бешено колотится в груди, а ладони потеют. — Это все из-за Бена Стиллера? — у Джона челюсть отвисает. — Не из-за него. Из-за твоего письма. Это было довольно.. мило. — И именно оно заставило тебя влюбиться в меня? — Вместе с прочими факторами. Но, на самом деле, это письмо было его всем, серьезно. Дейв даже не может описать, насколько же Джон тогда помог ему во время его пре-подросткового существования. И даже сейчас помогал, когда он уже тинейджер. Все то время его домашнего обучения и вечных ссор с Бро, из-за которых он мочился кровью, каждое сообщение Джона было манной небесной, а каждый их звонок только усиливал привязанность Дейва к нему. То, как они вместе играли в игры, смотрели вместе отвратительно ужасные фильмы, писали рэп, который заставлял Джона только закатывать глаза — это было его всем. — И, ну, что теперь? — спрашивает Джон, откинувшись назад и рассеяно перебирая пальцами клавиши. Расстояние между ними — целый каньон, который Дейв не знает, как пересечь. — Будем делать вид, что ничего не было, — Дейв пытается ответить так обыденно, как только может, — Проветрим твой дом, чтобы твой отец не узнал ни о чем и не запаниковал, потом позвоним Роуз и Джейд, потому что они наверняка захотят поздравить тебя с днем рождения. А ты будешь делать вид, что ни о чем не узнал, и не отвергнешь меня. Бум, все гениальное просто. — Я и не отвергаю тебя, — отвечает Джон, широко распахнутыми глазами глядя на Дейва. — А что ты тогда делаешь? — Не знаю. Мне понравилось, когда ты трогал меня за волосы и как ты брал меня за шею, когда мы были накурены. Я бы хотел еще, но я не хочу тебя терять. — Я тоже не хочу терять тебя. — Я знаю, что отец не будет против, но я все равно боюсь. Подростки в школах обычно говнюки, Дейв, ты знаешь, — Джон звучит как зашуганный щенок. — Кто сказал, что они узнают? Это будет исключительно между нами, — и, чуть медля, он добавляет, — И Роуз. И Джейд. И Бро. — Тогда попробуем? — Только если ты хочешь, — успокаивает его Дейв, крича про себя "Да, да, да", но так и не озвучивая этого. Джон замолкает и с осторожностью осматривает Дейва, пока он, задержав дыхание, надеется на то, что Джон видит перед собой именно то, что ему хочется — все самое лучшее от Дейва. Не ту его часть, которая напугана тем, что он может разрушить отношения с ним; не ту его часть, которая прячется в тени Бро, ища свою собственную личность; не ту его часть, которая на самом деле не так крута, как он говорит. — Да, я хочу, — чуть позже отвечает Джон и, когда он закусывает нижнюю губу, его брекеты сияют, — Можно я тебя поцелую? Дейв хочет сказать, что не целуется на первых свиданиях, но этот момент слишком хороший, чтобы вот так портить его. Даже одна ошибка может все испортить, заставить Джона передумать и, возможно, даже прогнать Дейва. — Конечно. — Только будь в курсе, что я никогда ни с кем не целовался до этого. — Как и я. Будем учиться друг на друге, что думаешь? — Звучит хорошо, — почти переходит на шепот Джон. Дейв обхватывает ладонями лицо Джона и проводит большим пальцем по его губе так нежно, будто Джон сломался бы, надави он сильнее. Второй рукой он зарывается в черные волосы, пальцами переплетая пряди. Джон подается вперед, Дейв подхватывает его на полпути. Губы Джона мягкие, немного липкие после гигиенической помады — Дейв даже не знал, что он ее наносит. Его дыхание отдает запахом марихуаны, но это неважно — от Дейва несет так же. Это происходит очень быстро и длится, в общем, меньше трех секунд. Джон отстраняется. — И это все? — Не, там еще что-то надо делать. Ну, типа, как-то использовать язык и все такое. — Окей, давай попробуем. Это очень небрежно, это мокро и это, блять, противно. В этом нет утонченности и никакого понимания собственных действий — просто два шестнадцатилетних парня лобызаются губами друг об друга, переплетая языки между собой. — Это было странно, — говорит Джон, разрывая тонкую паутинку слюны между ними, — Но мне даже понравилось. — Мне тоже, — полушепотом отвечает Дейв. И так, медленно, они учились. Сидя на скамейке у пианино в комнате Джона, находясь в Вашингтоне, что так далеко от дома Дейва. Только Джон и Дейв, оставленные вдвоем в большом доме, пока папа Джона на работе даже не догадывается о том ужасе, что здесь происходит — какой-то незнакомец сначала приносит траву, а потом так похотливо трогает его сына. Что, какая похоть? О чем Дейв вообще думает? Да это едва на нее тянет. Дейв покусывает нижнюю губу Джона, и он стонет, а после замирает, пытаясь отстраниться, но Дейв все еще удерживает его голову; он не даст ему так просто уйти. — Тебе так понравилось? — Ну конечно, — на одном дыхании говорит Джон. — Славно. Скоро узнаем, что тебе еще нравится. — И что нравится тебе, — застенчиво продолжает он, — Я хочу, чтобы тебе тоже было классно. — Не беспокойся об этом, — Дейв резко смеется, — Мне уже классно. Да как ему вообще может быть не хорошо сейчас? Пока Джон зажат в его руках и отвечает ему взаимностью? С его языком во рту Джона? С языком Джона у него во рту? Они очень неаккуратные и неуклюжие и даже понятия не имеют, что они делают, но это все равно лучший поцелуй, который только был у Дейва. И который только может быть, если он добьется своего — он не может представить себя собой, если при этом он не будет хотеть Джона. Возможно, это звучало как юношеский максимализм, но все эти три года Дейв сходил по нему с ума и его желание не ослабевало до сих пор. Он зарывается пальцами в волосы Джона глубже и, подтянув его ближе к себе, углубляет поцелуй. Дейв поворачивается на своем стуле, садясь прямо напротив Джона, и это чертовски неудобно, но того стоит, когда он поворачивается так же и их грудные клетки соприкасаются. Сердце Джона бьется прямо напротив его сердца; в темпе немного быстрее и нервнее, чем у самого Дейва. Они не синхронизируются, но это нормально. — Пошли в твою комнату, — предлагает Дейв. Джон по-тупому кивает; его губы поблескивают слюней на них, щеки ярко пылают, а глаза широко открыты. Дейв гордится собой за это — это ведь именно он довел его до такого состояния. Дейв пальцами берет Джона за руку, трясущуюся от напряжения, и выводит из кабинета, помогая подняться по ступенькам и зайти в комнату. Здесь все еще играет тот же микстейп, а запах ганджи не успел выветриться полностью. Сгребая ноутбук и стаканы в угол кровати, Дейв усаживает на нее Джона, который рассеяно смотрит перед собой самым доверчивым в мире взглядом. Дейв, глядя на это, всеми силами пытается не показывать того, что он и сам растерян. Все то, что было новым для Джона, было новым и для Дейва. Приготовления оказываются долгими и нудными, но это все еще лучше, чем опрокинуть на пол ноутбук Джона или разбить стакан, пролив из него воду с пеплом — оттирать эту смесь от ковра было бы адово. Тарелка же, как бы то ни было, спокойно стоит на полу. Дейв садится на кровати рядом с Джоном и впивается своими губами в его. Все еще ужасно мокро, все еще до невозможного мягко, но в этот раз ощущается куда лучше, чем в прошлый; возможно, из-за новообретенного опыта. Дейв понимает, что успел соскучиться за Джоном, пока они шли до комнаты. Дейв проводит языком по нижней губе Джона и, прикусывая упругую плоть, аккуратно посасывает ее, выбивая из Джона полустон. Он скользит пальцами по его груди, обводя мышцы, и останавливается на плечах. — Ты такой чувствительный, — бормочет Дейв, после чего делает так снова, слыша, как Джон вновь постанывает. — Блин, да заткнись, — говорит Джон, и Дейв прерывается, заваливая его назад. Он нависает над ним и прижимает к кровати, скрещивая его запястья вместе и удерживая их одной ладонью, пока вторая ложится ему на шею. — Ты что.. — Не ты ли говорил, что тебе понравилось, когда я брал тебя за горло? — он хищно улыбается. Глаза Джона загораются и он кривит губы, улыбаясь в ответ. Поддавшись вперед, он ударяется лбом об лоб Дейва, и, как бы ни было это неприятно осознавать, Дейв вскрикивает и, застанный врасплох, несколько ослабевает хватку. — Мы можем попробовать, но я не собираюсь тебе поддаваться. Пусть победит сильнейший. И, сказав это, Джон спрыгивает с кровати, выбегая из комнаты; он весь трясется, не в силах сдерживать накатившее веселье. Дейв хихикает. Он встает с кровати и роется в рюкзаке, достав из него смазку и положив себе в карман. Бро научил его быть готовым ко всему. Разминая шею, Дейв, похрустывая позвоночником, медленно потягивается. Джон наверняка не успел убежать далеко. Погоня — это про хищника, который следует по пятам своей жертвы, но никак не про этого придурка, который, вероятно, просто сидит в гостиной и ждёт, когда Дейв наконец-то на него набросится. Вальяжно выходя из комнаты Джона, он плотно закрывает дверь за собой — нельзя позволить запаху травки расползтись по всему дому. Как и ожидалось, Джон сидит на диване. Он пересекается с Дейвом взглядами, и его глаза игриво сверкают, однако он не успевает сделать ничего, так как уже через мгновение оказывается пригвожденным к дивану, когда Дейв, прыгнув со ступенек, приземляется ровно на него. — Поймал, — ворчит Дейв, зажимая Джона вновь. Внезапно, Джон толкает его и переворачивается, и на этот раз оказывается вжатым в диван уже Дейв. Щеки Джона пылают, а сам он невероятно горд собой. — Думаю, Мистер Крутой Парень не так уж и крут, как он говорит. — Не, он просто ахуеть какой крутой. Даже круче крутого. Неожиданно для Джона, Дейв щипает его за сосок, заставляя вскрикнуть и сдать позицию. — Это запрещённый прием! — обвиняет он Дейва. — На войне все средства хороши, крошка, — с издёвкой говорит Дейв, а после снова впивается в губы Джона. Они больно ударяются зубами, и Дейв, в качестве извинений, зализывает его нижнюю губу, заставляя растаять в нем полностью. — Сама чувствительность, — хихикает он, обхватывая язык Джона губами, чувствуя его острые зубы и брекеты на них. Его руки скользят выше по торсу Джона и, стоит ему задеть его соски, он стонет снова. Дейву хочется обхватить его лицо ладонями и быть с ним ужасно нежным, притягивая ближе к себе, но он не может так просто игнорировать все те звуки, что издает Джон, — Тебе это так нравится, детка? — Очень, — бормочет он в ответ, бесстыдно выгибаясь в спине, и Дейв только удивлённо приподнимает бровь. — Тогда, полагаю, я обязан сделать так ещё раз. Он целует Джона так, будто делает это в последний раз за свою жизнь, и трогает его сквозь одежду, зажимая между пальцами соски и оттягивая их. Джон становится только громче, выдыхая прямо в рот Дейва и хватаясь руками за его волосы, не давая ему отстраниться. Поцелуи становились все более спешными и неаккуратными, а тело Джона просило большего. Дейв вылизывает его язык словно пес, а по его подбородку стекает слюна, соединяющая их двоих. Он толкается коленом между джоновских ног и, кто бы мог подумать — у него стоит. Как и у Дейва. Он трется ногой о стояк Джона, вызывая у него сбитый стон. Его глаза поблескивают из-за только-только появляющихся слез, вызванных всеми этими стимуляциями. И, боже, как же Дейв хочет заставить его плакать; как же он хочет в этот момент смотреть на него, наблюдая за стекающими по мягким щекам слезинками. — Еще, — хнычет он сквозь перевозбуждение, и Дейв, выглядящий дико с растрепанными волосами и самодовольной ухмылкой, видит свое отражение в его стеклянных глазах. — Сейчас все будет, детка, не волнуйся. Дай мне снять твои штаны. Джон послушно приподнимает бедра и Дейв, подцепив пальцами одновременно и резинку его пижамных штанов, и резинку его боксеров, стаскивает одежду на удивление быстро — ему мешается на вся та херня, которую Джон таскает с собой в инвентеке. Тяжелая она, в основном, из-за тортов. Член Джона, больше не прикрытый ничем, дергается в предвкушении, а у уретры уже успела образоваться крупная капля предэякулята. Дейв достает из кармана бутылочку смазки и щедро выдавливает ее себе на ладонь. Он обвивает пальцами член у основания, большим пальцем размазывая по головке естественную смазку. Джон крупно дрожит всем телом, будто Дейв сделал что-то действительно стоящее; он всеми клетками себя наслаждается тем, какое влияние оказывает на Джона. Плотно сжимая ладонь, Дейв надрачивает Джону. Его член довольно милый — головка розоватая, цвета как его губы, а сам он слегка изогнут вверх; меньше, чем у Дейва, но ему все равно нравится. Когда Джон, кажется, вот-вот готов кончить, Дейв резко убирает руку, и Джон скулит, отчаянно хватая ртом воздух и дергая бедрами. — Что за фигня, почему ты остановился? — Хочу, чтобы ты чувствовал себя еще лучше, — говорит Дейв, выдавливая себе в руку еще больше смазки. Размазав ее на пальцах, он осторожно массирует анус Джона. — И причем тут моя задница? — Джон морщит нос. — Это — часть процесса, доверься мне. — Окей, — Джон буквально заставляет свое тело расслабиться. Одно только это слово значит слишком много. Он говорит это сразу всем и всему: ему окей, когда он находится в этой ситуации, ему окей с Дейвом, ему окей со своей дальнейшей судьбой. Дейв аккуратно вводит один палец и Джон вскрикивает, но, тем не менее, не останавливает его. — Очень странные ощущения, — комментирует Джон. — Тебе будет приятно, когда я найду простату, — Дейв неловко двигает пальцем внутри него, пока Джон кривится — ему не больно, но это все еще странно. В конце концов, Дейв натыкается на мягкий бугорок внутри, и Джон, простонав, судорожно сжимается изнутри, ногтями впиваясь в плечо Дейва; достаточно сильно, чтобы поцарапать ему кожу, но недостаточно сильно, чтобы у него пошла кровь. — Что это было? — сквозь стон спрашивает Джон. — Твоя простата. Тебе не понравилось? — Понравилось... — И станет только лучше, когда я буду задевать ее своим хуем. Нам просто нужно растянуть тебя чуть больше. Дейв медленно растягивает его, трахая сначала одним пальцем, потом двумя и, наконец, тремя. Джон весь согнулся, пуская слюни в плечо Дейва и тихо влажно постанывая; его слюна просачивается через футболку, заставляя липнуть к коже. Плотно сжимаясь вокруг пальцев Дейва, анус Джона непристойно хлюпает из-за количества смазки, жадно всасывая их. От этого трудно отказаться — Дейв слишком хочет войти в него. Он забивает на надобность презерватива — не похоже, что Джон может забеременеть. Дейв расстегивает ремень и приспускает свои штаны вместе с нижним бельем, и у него стоит настолько сильно, что член почти полностью оказывается прижат к животу. — Да у тебя, блин, огромный. Он вообще войдет? — косит глаза Джон. — Мы сделаем так, что войдет, — посмеиваясь, Дейв слизывает только-только проступившую тонкую струйку слюны прежде, чем ее успел бы вытереть сам Джон, в ответ на это только толкнувший его в грудь и поморщивший нос. — Ну, если ты уверен... — Уверен, просто не забудь расслабиться. Да, вначале будет больно, но потом, отвечаю, тебе будет куда приятнее. — Верю. — Он будет в тебе где-то по сюда, — говорит Дейв, когда шлепает членом о живот Дейва, и во всю длину он доходит до его пупка. — Бред какой-то, — указательным пальцем Джон тычет в то место, куда упирается головка, — Ты им мне все внутренности сдвинешь. — Но это будет того стоить. — Определенно будет. Упираясь членом в растянутое кольцо мышц, Дейв медленно входит, и Джон громко ахает всего от небольшой его части. Он с силой сжимает футболку Дейва, царапая его спину и чудом не раздирая ткань по швам. Боль отвратительно сильная и, вместе с этим, ужасно приятная. Дейву легче от того, что делает ему больно так же, как и он ему — это честно. Так, сантиметр за сантиметром, он почти входит полностью, пока Джон сдерживает слезы в остекленевших глазах. — Ну вот, почти все, детка, — Дейв целует его в лоб, — Думаешь, еще продержишься? — Все в порядке, — не очень-то уверенно справляется Джон, наклонившись навстречу поцелую, — Бывало и хуже. — Какой молодец. Наконец, он заполняет тяжело дышащего Джона целиком, прижавшись пахом к его заднице. Если Дейв прищурится, то сможет увидеть небольшую выпуклость у него на животе; но это, вероятно, из-за того количества порнухи, которое он смотрит. Джон, так сильно сжимающийся, невыносимо узкий, обволакивает своим вельветовым теплом член Дейва в себе. Ебать свою ладонь, сжатую в кулак — просто ничто по сравнению с этим, и это, конечно, потому, что это все еще Джон; Джон, с которым он связан во всех, даже самых интимных, смыслах. — Можешь двигаться, — голос Джона дико напряженный. — Уверен? — Чем быстрее ты начнешь двигаться — тем быстрее мне понравится, нет? — хрипит он, — Я выдержу, я уже большой мальчик. — Само собой. На мгновение перед лицом встает образ того тринадцатилетнего Джона — все такой же худой и низкий, все такой же славный; с кривой улыбкой и зубами, на которые еще не поставили брекеты. Дейв моргает, и перед ним, скованный в его руках, лежащий на диване недалеко от огромной куклы арлекина, оказывается все тот же уже шестнадцатилетний Джон Эгберт, в заднице которого член Дейва, и в сердце которого сам Дейв. Дейв осторожно двигает бедрами, толкаясь в Джона с еще более громким хлюпающим звуком, чем когда внутри него были пальцы; Дейв тихо стонет, слыша это. — Ты такой горячий, — выдыхает он, видя, как из глаз Джона текут слезы; соленый привкус кусает язык, — И как мне только повезло с тобой? — Потому что ты — это ты, Мистер Крутой Парень, — хмыкает Джон. Он сжимается вокруг Дейва почти перистальтически, будто разрываясь между тем, чтобы вытолкнуть его или, напротив, взять лишь глубже, но Дейв удерживает его за бедра, а Джон царапает его спину и, в этот раз, рвет на нем футболку. — Блять, здесь. Прямо здесь, — практически задыхается Джон, пока тонкая паутинка слюней соединяет его верхние зубы с нижними. Она рвется, стоит Джону открыть рот шире, простонав, и Дейв жалеет, что та не брызгает на него, — О боже, о боже... — Вот так, детка, — мелодично шепчет ему Дейв, — Ты отлично справляешься, хороший мальчик. — Твой хороший мальчик, — повторяет за ним Джон, выдыхая, — Весь твой, ай! Все тело Джона резко замирает. Капли спермы стекают по его пульсирующему члену, разливаясь у него по животу, и Дейв от этого просто в восторге. — Серьезно? Ты кончил только от того, что тебя в жопу выебали? Это ахуеть как горячо. Джон только скулит в ответ, когда Дейв продолжает трахать его; чрезмерная стимуляция — это слишком, но ее все еще недостаточно. Еще несколько слезинок стекает по его щекам и он продолжает бормотать себе что-то под нос. — Ты просто невъебенно милый, — голос Дейва вот-вот дрогнет; он хочет кончить, но еще больше хочет видеть Джона еще более уставшим после. Он освобождает одну из своих рук и туго сжимает основание его члена, имитируя пальцами кольцо, — Я хочу, чтобы ты кончил еще раз. Как думаешь, справишься? — Нет, я не смогу, я.., — Джон путается в словах и трясет головой, — Мне нужно передохнуть. — Сможешь, — мягко говорит Дейв, — Ну.. ради меня? — Ради тебя, — неуверенно соглашается Джон, — Думаю, смогу.. ах, черт, как же хорошо. Дейв сжимает его член только сильнее. Блять, он уже близко, но он не может просто так взять и кончить; не сейчас. Другая его рука ложится на джоновскую шею, длинными паучьими пальцами вцепившись в такую уязвимую плоть. — Похлопай по мне, если это будет слишком. Джон кое-как кивает и сдавленно стонет, до того жадно качнув бедрами навстречу Дейву. У него все силы уходят на то, чтобы только не кончить раньше положенного; но, вскоре, Джон и сам эякулирует вновь, смешивая свою сперму с той, что уже успела подсохнуть на нем, и Дейв, наконец-то, кончает вслед за ним. Сперма медленно растекается по мягким стенкам и вытекает из его спазмирующе сжимающегося после оргазма ануса. Она пачкает диван, но Дейв пока что игнорирует это — они разберутся со всем позже. Он убирает руку с шеи пытается отдышаться. Все еще находясь внутри Джона, он упирается в его лоб своим и по-французски целует его; медленно, почти приторно, ощущая его теплое дыхание. — Это было потрясающе, — говорит он между поцелуями, собственнически наслаждаясь измученными вздохами Джона. — Мне кажется, я теперь косоглазый. Не думаю, что когда-то кончал так мощно. — Я тоже, — говорит Дейв, наконец вытащив член. Сперма сочится из припухшего кольца мышц, стекая прямо на диван; но все это — проблема на далекое будущее. — Чувствую себя штруделем в тостере. Или эклером. Или всем сразу, — все тело Джона расслабляется, становясь ватным, и он падает на диван, распластавшись. — Всем сразу, — подтверждает Дейв. Они не успевают ни поцеловаться, ни отдохнуть — звякает входная дверь. Джон громко матерится; Дейв делает то же самое в уме. Они оба вскакивают с дивана и останавливаются на середине лестницы, покинув провонявшую гостиную, когда дверь открывается. Отец Джона молча смотрит на происходящее. Его взгляд сначала останавливается на перепачканном диване, а потом следует за Джоном и Дейвом, только сейчас замечая, что Джон наполовину обнажен, пока по бедрам у него стекает сперма. — Привет, пап, — голос Джона ломается, — Знакомься, это мой парень, Дейв. Прежде чем он успевает закончить предложение, в его лицо ударяет торт. [СТРАЙФ]