Ланцелот нашего времени

      Блять. И тут Кипелов.       Выкинуть бы сигарету в снег и зайти обратно в душную гримерку, пока ребята пытаются газельку завести. Но он ведь не выкинет и не зайдет, они оба это знают. Маврик заслонил сигарету от ветра и быстро подпалил кончик огненным выдохом. Какое говно он курит, даже не хочет тлеть. Хотя, в пост-февральской метели пойди покури. Завтра, конечно, уже официально весна, но погода словно об этом не знает.       А Валера даже ни слова не вякнул про то, что в его сторону дым идет, удивительно. Сидит себе на скамейке, молчит, даже не трудится дышать, чтобы не спалиться. Да и не перед кем. Кто из фанатов через задний ход будет лезть, когда тут всё огорожено и камеры.       Надо бы что-то сказать, чтобы совсем идиотом не выглядеть. А надо ли? Сколько они там уже не виделись, лет пять? Или побег после концерта в машину не считается, всё же, сцена - она не для разговоров, на ней этой обжигающей тоски не почувствуешь, как тогда, выкуривая пачку за пачкой, чтобы голова кружилась от табака, а не от горящих на плечах прикосновений. Будь проклята сто тысяч раз кипеловская тактильность. Как только эти ледяные руки все годы выносят его собственные гитаристы? Хорёк понятно, он тоже ледышка ещё та, но Слава у них вроде бы даже не Иной, его от касания упыря должно вымораживать. Не может живое просто так нежить выносить. Наверное, это подтверждение того, что еще не все внутри умерло, раз от Валеры отсесть подальше хочется, пока он не под скрывающим ауру. Интересно, не вывернись Бес тогда - что бы услышал после того, как рука соскользнула с плеча? Хороший шанс спросить, но лучше сидеть в тишине.       - Знаешь, я до последнего не верил, что ты станешь Тёмным. - Сука, что непонятного в слове "тишина"? Сигарета ломается между пальцами. Нельзя обжечься тлеющим пеплом, ожог не успеет зажить, нельзя, нельзя. Поздно, будет волдырь. Снега что ли приложить.       А у Валеры руки даже холоднее снега. Один удар сердца - и место ожога перестает болеть.       - Отпусти руку. - Серёжа впервые посмотрел глаза в глаза. За эти годы Кипелов нарастил мощь, ничего не скажешь. Вырвать ладонь из ледяных пальцев сложнее, чем кажется. Или это он сам так ослаб. Смена стороны сожгла неплохой уровень наполовину. Просто от боли и тоски. Сила выгорела к чертям, а остатки стали смесью из пепла и углей, едва тлеющих в венах тепленькой кровью, плохо согревающей в мороз. Айс латте для вампира. Или Валера не пьет кофе? За столько времени уже стерлось из памяти, что там он таскал с собой на публику, чтобы создавать видимость того, что он ест и пьет как обычный человек.       Хотя, ему всё на вкус пепел. Маврик соответствует, чтобы его перестали пожирать глазами. Отцепись, упырь. Я безвкусный.       - Прости. - И тот отцепился, разжав хватку. Интересно, всё ещё донорская? Откуда бы на ней столько силы - первый уровень на полу не валяется, чтобы сырой магией так давить, что аж дышать больно. Жаль лишь, нельзя обжечь в ответ. Тьма тьму не жжёт.       - Да пошёл ты. - И так легко это сказать. Без стыда, без совести. Бес. Бесом жить легче, чем Серёжей. Бесу не страшно, он больше не кидается на первый зов, неважно, вампирский или самый обычный. Не бежит, сломя голову, в выходной на студию, потому что Кипелов наконец-то соизволил поймать вдохновение и прийти записывать альбом. Не сидит ночи на пролёт над Пророком, который Сергей затем оторвет от сердца и отдаст истекающую кровью часть себя в чужие руки, чтобы никогда больше не потребовать назад, а лишь смотреть урывками, как взрослеет без него его творение. Быть Тёмным так удобно.       Но все-таки больно. О том, что будет так больно, что захочется проклясть весь свет тысячу раз, никто не предупредил. Внутри словно воронка Инферно размером с планету, и работаешь до упаду, чтобы не чувствовать ничего. Если так живет каждый Тёмный, то он возьмёт все слова, которые говорил в приступах злости и юношеского максимализма насчет них, обратно. Разве что Валере, кажется, совсем не больно. И это обидно.       Было бы намного лучше, если бы вампир катался по снегу и выл от боли. Жаль, нельзя потянуть за печать от Ночного Дозора на его груди, чтобы сжечь до тла. А потом бывшие же друзья и добьют. Или свои. До сих пор странно называть Володю и Виталика своими. Хотя, теплый и живой Дуб ничуть не хуже, чем до инициации. Спасибо Володе, что не обратил - подходить к вампирам на уровень дружбы больше не хочется.       - Я не думал, что всё так повернется. - Или он сейчас сам себя прикончит, лишь бы не слышать этот до жути спокойный, ласковый голос. Это же так просто - на ногах же шрамы под татухами есть, значит резать умеет. Чего сложного ебнуть по артерии, чтобы Кипелова перекосило от знакомого запаха. От мысли, что когда-то он давал пить из себя этому, Маврику становится жутко. - Если бы я знал...       - Если бы ты не был мудаком, возможно, всё было бы иначе. - А у него самого голос прокуренный, тихий. - Но ты мудак, и это ничем не исправить. Надо было валить от тебя нахуй ещё в девяносто пятом, но у меня не хватило мозгов.       Таким голосом мат выходит вкрадчивее, злее. Серёжа долго копил силы на этот мат, а Бес тратит их легко, не боясь смертельно оскорбить. Ведь Кипелов у них теперь метит в небесный пантеон, он "нахуй" не скажет, он чистенький. А Маврик вляпался в такую грязь, что и тысячи лет не хватит её отмыть. Да и не хочется - прошли те времена, когда пороки были только физические, а душа, или во что там верят люди, тянулась к эфемерной чистоте и доброте. Сейчас он готов отдать свою душу только тем, кто отдаст в ответ, и пока что в этом списке одни лишь собаки. Хотя Валера та еще псина.       - Серёж, сколько лет уже прошло, неужели так сложно поверить, что я раскаиваюсь? - Он и правда прижимает хвост, ну точно собака. Но верить этим глазам нельзя. Оскалится, едва почувствует чужую слабость. А Маврик сейчас весь - тростинка, которую унесет порывом ветра. Словно все раны разом открылись просто от одного присутствия этого урода, и снег вокруг красный. Или это перед глазами от гнева ало. Сосуды ни к черту. Надо было раньше бухать завязывать. Бросать вредные привычки, вытягивающие из тебя силы, всегда трудно. С одной вот вышло расстаться лишь спустя лет десять.       Но, дай Сумрак ему возможность выбрать еще раз - выбрал бы эту боль снова. Даже несмотря на то, что в момент смены стороны хотелось сдохнуть, и чтобы отец не видел, пока пытался наложить Авиценну на блюющее желчью с кровью тело сыночки.       Бес не отвечает. Просто достает молча другую сигарету и поджигает, хотя огонек то и дело гаснет от ветра на трясущейся ладони. Нахуй ему блять нужно такое раскаяние. Когда-нибудь он бросит курить. Когда-нибудь, но не сейчас, в этот момент не затянуться никотином смерти подобно. Вместе с дымом, незаметным в метели, будто улетает концентрация внимания на Кипелове. Нет, злость все еще горит внутри, и Серёжа позволяет ей полыхать в полную силу. Теперь он может себе это позволить. Поэтому может забыть о том, что рядом с ним кто-то сидит. Тем более, Валера не спешит напоминать, видимо, понимая, что просрал свою власть и позорно проиграл сигарете. Не дышит, не двигается и, слава Сумраку, наконец-то молчит. Его треп перед концертом заебал, наверное, всех.       Вот бы ещё вообще съебал, и вселенная слышит Маврика. Одному курить еще охуеннее. Особенно зная, что спать сегодня Валера будет плохо - у него всегда было плохо с признанием проигрышей. Даже, когда из Арии сваливал, подстраховывался, а проиграть одному рыжему Темному с мизерным уровнем еще обиднее. Это как просрать новообращенному из подворотни - и честно говоря, Сергей чувствует себя не лучше последнего вампиреныша, которого душит жаждой. В отличие от него, у них так душа не болит, жить на чистых инстинктах проще. Зато они не могут бухать, а он позволит себе сегодня вечером пару стаканчиков хорошего мартини. Для лечения душевных ран алкоголь не подходит, это выяснено давно. Но раз в десять лет можно, чтобы отпраздновать сорванные планы Валеры.       Всё-таки, в бытности Тёмным есть много плюсов. Один из которых - получать удовольствие от посылания кого-то нахуй. Раньше бы удушился, но решил дело вежливым компромиссом. Ланцелот, блять, нашего времени, меч рыцаря к земле не тянет, доспехи сверкают, и всегда готов к подвигам во имя любви и света - на любые ветряные мельницы и в пасть к любому дракону. А сейчас так просто стало, будто у самого крылья за спиной отрасли. Наверное, хорошо влияет выброшенный меч, вместе с геройством - рыцарь устал всегда быть на распутье дорог.       Бросать вредные привычки, конечно, тяжело, но как же без них становится легче.