Не дурак

Домой вернулись ближе к вечеру голодные и отдохнувшие настолько, что после подобного требовался ещё один отдых. Было довольно поздновато, хоть на улице до сих пор не темнело. Шлепали по дороге босиком, в итоге пачкая прихожую вместе с гостиной песком, который постоянно сыпался с пяток. Мирослава развалилась на общем диване после душа, внезапно начав всеми командовать(хотя она вроде и не переставала). — Артём, иди посмотри, что в холодильнике есть, сейчас будем ужинать, — заговорила она приказным тоном, неопределённо махая ладонью в сторону кухни. Не обращая внимание на то, что Артёму в принципе наплевать, она продолжала. — Заряна, поставь чайник. Яков, вытащи Женю из душа, сколько можно мыться?! Женя не вникал, лениво вываливаясь на холодную плитку, чтобы вытереться и накинуть на себя сухую одежду. Он уставился на себя в зеркало, удивленно наблюдая, что выглядит довольно хорошо, несмотря на то, насколько измотано себя чувствует. Круги под глазами стали менее заметными, да и глаза блеснули в свете туалетной лампы. Женя дернулся, когда в дверь ударили, а потом успокоился, когда Яков затрещал: — Боже, да отъебитесь от Жени, пусть хоть утопится, — он обращался к кому-то и явно стоял вдалеке, значит в дверь стукнул Артём. — Сам знает, когда ему выйти. Замок щёлкнул и Женя уставился на них всех сразу через секунду, вопросительно изогнув правую бровь. Артём шарахнулся в сторону, пошатнувшись на пятках, а Яков, который уже успел развалиться на кухне, осыпая её песком с ног, лишь самодовольно прищурился и вернулся к своему занятию — краже сушёных кальмаров, которых они успели накупить на пляже под строгий тон Мирославы: «Съедим это вместе после ужина». Глупости. Он нагло забрасывал кусочки себе в рот и никого не трогал, постукивая пальцами по холодной столешнице. Женя устало прошаркал в его сторону, ставя чайник(хотя Заряна давно это сделала), чтобы заварить себе еду быстрого приготовления, которую он заметил на полках ещё со вчерашнего дня, несмотря на все произошедшие конфузы. С этой мыслью он покосился в сторону Якова, который сразу перехватил его взгляд и фыркнул, вынуждая отвернуться. — Только не это дерьмо, — разочарованно протянула Мирослава, приподнимаясь на локтях и выглядывая из-за обивки дивана. Женя не сразу понял, что обращаются к нему, пока она не добавила тем же тоном. — Я думала, мы поедим нормальную еду. Он сразу оторвался от своего занятия, а слова застряли в горле при неожиданной претензии, но, кажется, осознав, что от него Мирослава ничего не добьётся, она повернулась в сторону Якова, прожигая того сверкающими глазами. — У тебя нет нормальной еды? — прилетело в него и он продолжил жевать кальмаров. — По-моему, — он бросил вгляд на сухую заготовку в тарелке Жени и вернул его Мирославе, скептически поджимая губы. — Вполне нормальная еда, что тебя не устраивает? — Ладно, — сдалась она, так резко вскакивая с дивана, что стоящий рядом Артём снова отшатнулся. — Разойдитесь, дети. И Женя, действительно, отступил в сторону, когда она прошагала мимо, распахивая холодильник и застывая, чтобы увидеть, что там повесилась мышь, да и только. Её плечи опасно напряглись и все на удивление единогласно поняли, что последует за этим. — Так, два добровольца идут в ближайший магазин за продуктами, — объявила она, выпрямляясь. — Добровольцы — это значит... — Что ты сейчас выберешь и насильно отправишь, — перебил её Женя, скучающе поглядывая на свой сырой ужин, который ужином в итоге не стал. Он заметил, что Яков бросил внимательный взгляд в его сторону и весело пожал плечами, наконец оставляя этих несчастных кальмаров. Мирослава, запнувшись лишь на долю секунды, сердито хлопнула в ладоши. — Хорошо, Женя, идёшь в магазин с Юстовским, — объявила она и Женя почувствовал, что хмурится. — Давайте, выдвигайтесь, все голодные. И они выдвинулись, Яков до сих пор сыпал песком. Вечером повсюду слышались сверчки, которые Женю лишь раздражали и он нервно мял траву под ногами, шагая за своим одноклассником по пустой и тёмной сельской дороге. Людей не наблюдалось, но он слышал далёкие голоса со стороны чужих домов. Мужские тона мешались с женскими и детскими, сливаясь и превращая всё вокруг в одну спокойную какофонию. Где-то сквозь прохладные листья проникали голоса стариков. Женя втянул тёплый воздух, позволяя свежести проникнуть в его лёгкие, разрешая остудить голову. На полпути он замедлил шаг, замечая, что Яков перед ним это повторил. Последний еле заметно прислушался, а в его плечи проникла нота напряжения, натянутая, словно струна. Женя мог этому удивиться, но оставил, потому что собирался в конце концов сосредоточиться. Он заговорил, когда они завернули за забор, направившись вдоль тихой реки. — Это... — невпопад начал, и тогда Яков окончательно навострил уши, давая понять, что внимает. — Я бы не хотел провести всё это время вот так. — Конкретизируй, — потребовал тот, продолжая идти и не оборачиваясь. Женя вздохнул, стараясь подобрать слова. Удивительно, как сложно это было сделать, словно бы он пытался говорить на чужом языке. Наверное, при разговорах с Юстовским язык и правда менялся, становился сложноподбираемым. — Я бы хотел разъяснить тот случай на кухне, — замялся он, но настойчиво продолжил. — Накипело, поэтому мы и поругались. — Нет, — резко отозвался Яков и остановился. — Накипело — это значит, что тебя подначили. Просто так не накипает. И что это, блять, значит? — хотелось спросить, но Женя смог только... — И что это, блять, значит? — хмыкнул он, слыша смешок спереди и внезапный блеск в глазах, когда Яков развернулся. Тот выдержал его короткий взгляд и цокнул. — Ты собирался покончить с собой, — вдруг выстрелил он и Женя пошатнулся от этих слов. — Будешь закрывать на это глаза? Молчать? И ругаться со мной, если я буду это упоминать? — Так не упоминай! — Домолчишься и спрыгнешь повторно? — отрезал Юстовский, а голос его стал тяжелее, будто сталь. — Потом я не успею тебя схватить, учти. Где-то снова проскрежетали сверчки. Что-то горькое, противное и пугающее застряло у Жени в горле и он почувствовал, как подкашиваются ноги, из-за чего его руки вскоре столкнулись с холодной от вечера землёй. Опираясь, он присел, поджимая колени под себя. Что-то страшное закрадывалось в лёгкие вместе со свежим воздухом лета, которое погрязло в панической тишине. Домолчится. Когда-то он домолчится. Когда-то он спры— Чья-то рука вцепилась в его волосы, потянув на себя и его глаза невольно уставились наверх, в чужие зрачки с хмурыми бровями. Яков потянул ещё раз, призывая к вниманию и заговорил, когда нечто осознанное появилось в глазах Жени. — Слушай, если ты не хочешь, чтобы это произошло, тебе нужно это обсудить и решить, — его взгляд вспыхнул и сразу погас. — Нельзя молчать, Женя. Нужно делиться подобным с людьми вокруг, чтобы твоя жизнь не закончилась тишиной. — Но... — Поверь, тишина звучит страшно. И Женя поверил. Поверил, потому что мог прочитать это в пошатнувшихся зрачках. Возможно, Яков был не прав во многом. Возможно, не понимал окружающих людей, но, действительно, пытался помочь. Возможно, не имел права шутить глупые шутки, которые касались Жени. Не имел права злиться на что-то подобное. Не понимал Женю и никогда не поймёт. Возможно, так действительно было. Но Женя верил Якову. И по крайней мере хотел этого. Хотел верить. Он, правда, видел в глазах напротив, что Яков знал. Знал, как страшно звучит тишина.