***
Джейсон понятия не имел, сколько прошло времени, но когда его вышвырнули из машины и бросили в какую-то камеру метр на четыре, тело у него ныло от неудобного положения, а желудок прилип к позвоночнику. Впрочем, физиологические потребности откладываются на второй план, когда он понимает, что в камере далеко не один. А еще когда видит, с кем именно ему не повезло соседствовать. Обидно. Неужели он не заслуживает даже в плену люксового номера в гордом одиночестве? Потому что делить помещение с уебком, убившим его брата, в планы Джейсона входило в последнюю очередь. Внимание привлекает длинная цепь, один конец которой упирался куда-то в каменную стену, а другой - к закрепленному ошейнику на горле Вааса Монтенегро. Его худшего ночного кошмара, которого он предпочел бы видеть только с перерезанным горлом. И желательно на дне океана. Джейсон сглатывает, чувствуя, как в груди поднимается ярость, и продолжает следить за Монтенегро. Тот его, похоже, не замечает, занятый более насущными вопросами. —Что за хуйня? — Ваас шипит, предпринимая попытки оторвать цепь, уперевшись ногой в стену. Дергает остервенело, но дизайнер помещения явно постарался на славу: железки прикручены отменно. Ваас разочарованно матерится по-испански и слепо осыпает ударами стену. А затем он замечает еще одного человека, который сейчас с напряженным вниманием буравит его взглядом. Замерев, они смотрят друг на друга. В глазах Монтенегро мелькает удивление, тут же сменяемое гневом, а потом - веселой, диковатой какой-то злобой. —Джейсон, amigo! Что ж ты, сука, не сказал, что тоже собираешься на вечеринку? Я бы хоть оделся получше... Предупреждать о таком надо! Джейсон не успевает даже рот открыть, когда лидер пиратов бросается на него с явным намерением оторвать голову. Яркая вспышка боли в раненой ноге затмевает сознание, но он все же находит силы отпихнуть Монтенегро подальше. Ненадолго, правда: встряхнув коротко головой, психопат вновь дикой кошкой кидается на него и без особого труда прижимает к полу. Холодный металл цепи врезается в нежную кожу на горле. И с каждой секундой давление увеличивается. Глотая ртом воздух в тщетных попытках высвободиться, Джейсон слышит возле уха маниакальный шепот: —Все окей, брат. Расслабься и получай удовольствие, мы ведь в гостях, в конце концов, — перед лицом возникает широкий оскал, и Джейсон краешком сознания успевает пожалеть себя: неужели последним, что он увидит в своей жизни, будет белозубая ухмылка убийцы Гранта?.. Однако в тот момент, когда он уже был готов отправиться в вечное плавание по Стиксу, дверь камеры распахивается. Ваас яростно мотает головой, пока чья-то рука с силой тянет цепь назад, душа его собственным ошейником. Перед расплывающимся взором предстает хозяин базы, наматывающий импровизированный поводок на руку. А рядом с ним - кто бы мог подумать - Бак, мать его, Хьюз. Джейсон определённо предпочел бы видеться с ним не в такой обстановке. —Привет, Джейсон. Достал ножик? — Бак с любопытством склоняет голову. —В процессе, — скрипение зубов Броди было слышно на другом конце острова, — но знаешь, этот процесс шел бы быстрее, если бы мне не стреляли по ногам! Бак усмехается и деланно пожимает плечами. —Ну-ну, не надо грубить. Это все его люди, — он машет в сторону Хойта, — будь моя воля, я бы тебе не только по коленям стрелял... —Какого, блядь, хера?! — Монтенегро вскакивает на ноги и озлобленно таращится на Волкера. Царапает ногтями горло, пытаясь ослабить железный ошейник. —Такого, — Хойт кидает на него снисходительный взгляд, — что ты не можешь справиться с одним-единственным белым мальчиком, пока он ползает по твоему острову и выжигает целые плантации. Я ведь говорил тебе, кажется, что мне не нужны люди, не справляющийся с поставленными задачами? —Пошел в пизду! Ваас предпринимает попытку дотянуться до Хойта, но резкий удар последнего подкашивает его ноги и заставляет познакомиться с полом. —А вот хамить не надо. Мы же тут все цивилизованные люди, не так ли, Бак? — Волкер вопросительно смотрит на Хьюза. Тот ухмыляется, рывком поднимая сопротивляющегося Монтенегро на ноги. —В точку. Происходящее далее кажется Джейсону сюрреалистичным сном. Может, Цитра снова накачала его какой-нибудь своей настойкой с веселящим эффектом?.. Но нет. Чистым, незамутненным сознанием он осознает, что лидера пиратов, недолеланного философа и ебанутого садиста прямо сейчас разворачивают лицом к стене и безжалостно ебут насухую. Член Бака двигается внутри с омерзительным хлюпаньем, и эти звуки представляют собой отвратительную мешанину вкупе с отчаянными криками Вааса. Последний бешено дергается, срывает связки, в перерывах между воплем матерно, на все лады описывая насильника. Более-менее разборчивая речь прерывается, когда Бак впечатывает его лицом в каменную стену. Дезоориентированно моргая, Монтенегро начинает дрожать. —Открой ротик, дружок, — издевательский тон Бака раскаленным свинцом вливается в уши, из-за чего Джейсон усиленно борется с тошнотой. Но все-таки не выдерживает и блюёт на каменный пол, наблюдая, как Хьюз пихает свой орган в ваасовскую глотку. Тут в глазах лидера пиратов, помимо боли и унижения, иррационально вдруг вспыхивает торжество. —С-с-сука! — Бак отборно матерится в тот самый момент, когда челюсти Вааса схлопываются на его члене. К счастью для его органа, зубы тут же разжимаются, а из головы Монтенегро, откинутой мощным ударом на каменную стену, фонтаном хлещет кровь. Бак разворачивает его к себе лицом и начинает методично избивать по всем выступающим частям тела. Человек, плохо знающий Хьюза с милым оленьим прозвищем, подумал бы, что удары точно выверены и носят чисто профилактиктический характер. Но Джейсон знал, что Бак в бешенстве. В очень сильном бешенстве, если судить по остервенению, с которым он превращал в месиво человека напротив. Ваас рычит приглушенно, пытается заехать ему ногой между ног, но промахивается и нервно дергается в железном ошейнике. Пытается закрыть руками голову, но тут же снова давится кровью, хлынувшей в рот от очередного удара. Бак бьет еще раз. И еще, четко произнося каждое слово: —Давай немного подправим улыбку, чтобы ты не кусался. Одной рукой он хватает Монтенегро за горло, а второй с размаху ударяет по зубам. Не останавливается, пока Ваас не падает на колени и захлебывается лающим кашлем. Переведя дыхание, снова хочет продолжать линчевание, но ленивый голос Хойта, наблюдавшего все это время за сценой, приказывает: —Достаточно. У тебя еще будет много времени развлечься. Бак медлит, но все же с неохотой отступает. Монтенегро лежит, свернувшись, в луже крови и собственной рвоты, и прерывисто глотает ртом воздух. Джейсон изо всех сил пытается представить, что это всего-навсего очень странный сон, на трясущихся ногах сползая вниз по стене.***
В небольшую щель между дверью и полом просовывается железная миска, как для собак. Одна на двоих. —В жопу себе эти объедки засунь, хуесос ебаный! — гавканье Вааса, пускай все такое же наглое и раздражающее, в чем-то неуловимо изменилось. Джейсону пока не удалось распознать, в чем именно, но что-то явно не так. —Слушай, заткнись, а?.. — Джейсон морщится, с усилием переворачиваясь на другой бок. За несколько недель ему слишком остопиздели вопли пирата, истеричные и граничащие с буйным помешательством. Это уже не говоря о собственном самочувствии. К боли в простреленной ноге добавилась еще боль от ноющих мышц и синяков: ему тоже иногда доставалось, хотя и не так, как пирату. Чему он был рад, если честно. Однако что-то всё же не давало ему покоя. Он хмурится, оглядываясь на лежащего в противоположном углу Монтенегро. Тот никак не отреагировал на резкий выпад, даже нахуй не послал. Вообще будто бы делал вид, словно его, Джейсона, и вовсе не существует, и он один тут царь и бог этой засранной камеры. И это пугало. Джейсон не жаловался, нет. Но все же это все было слишком неправильно. —Эй, Ваас... Молчание. —Ваас, — Джейсон пробует еще раз. —Ты меня окончательно доебать решил, Джесси? Чего надо?! — Монтенегро не выдерживает и рявкает. Не ему, а куда-то в стену, правда. Броди отмечает, что голос у него немного странный, какой-то надломленный. С налётом фальшивой спеси - как кость сломанная, которую кое-как изолентной перемотали в надежде, что сканает за полноценную шину. Джейсон откашливается: —Поел бы. Снова ведь отпиздят, даже лежать не сможешь. —Чё-то слишком ты беспокоишься о моей заднице. Отъебись, я сказал, — теперь он звучит устало. —У тебя совсем кислота последнюю извилину выела? При чем тут ты? Меня вместе с тобой отпиздят, урод! — Джейсон сплевывает злобно, взгляд через плечо кидает на пидораса. В ответ в него летит миска с помоями и с глухим стуком ударяется о стену, разбрызгивая полусъедобную дрянь по всей камере. Джейсон крепко сжимает кулаки и прикрывает глаза.***
Бак появляется через несколько дней в приподнятом расположении духа. Ваас не делает попыток подняться, только следит настороженно: копит силы, решает Броди. Действительно, когда "Бэмби" становится над ним, он рывком сбивает его с ног и в адреналиновом приступе наносит беспорядочные удары. Не особенно удачно, впрочем - правая рука, очевидно, сломанная, болтается балластом и причиняет немалую боль. Баку не составляет труда скинуть его с себя и придавить его горло ногой. —Это чтоб клыки не распускал, — пальцы ловко перехватывают вытащенный из кармана медицинский шприц и подносят ближе. Джейсон оторопело следит за тем, как шприц с непонятной хренью вонзается в шейную артерию Монтенегро аки пчелиное жало. Тот дергается, хрипит что-то полузадушенно, пытается бороться, но напрасно - Джейсон видит, как конечности пирата выгибаются в совершенно неестественном положении, и там же застывают. Бак с плотоядно-нежной ухмылкой склоняется над обездвиженным Монтенегро. На пробу щелкает его по носу, сжимает-разжимает чужие челюсти, пока последний с бешеной ненавистью сверлит его глазами. —Я тут похозяйничаю, а? Ты ведь не против? — Бак "Бэмби" Хьюз замирает, с притворным вниманием поднося руку к уху, — не слышу тебя, дружище! — он пару секунд задумчиво рассматривает Монтенегро, — Ну, молчание - знак согласия... Ваас пытается зарычать, но из горла выходит лишь сипение. Джейсон не хочет на это смотреть. Он просто хочет крепко зажмуриться и прострелить себе барабанные перепонки, чтобы не видеть и не слышать того, что сейчас произойдет. Но он видит. Видит, как Хьюз, перевернув его на живот, рывком оттягивает голову Монтенегро назад и прижимает коленом к полу. Видит, как Бак достает динамит, и слышит звук расстегиваемой молнии. Видит какую-то совершенно нечеловеческую, бешеную ярость в глазах Вааса. Бешеную, но в то же время абсолютно беспомощную. Джейсон хочет закрыть глаза, но вместо этого он смотрит, как из подрагивающих пальцев на левой руке Монтенегро складывается что-то отдаленно похожее на средний палец. Бак этого, правда, не видит, а если даже и видит, то явно не обращает внимания. А затем Джейсон слышит сдавленный стон, но настолько слабый, что его вполне можно принять за галлюцинацию воспаленного сознания. —Брось, эта взрывчатка едва ли толще, чем мой член, — Бак хмыкает, резким толчком загоняя динамит еще глубже. Другая рука в это время остервенело надрачивает упомянутый орган. Из глаз Монтенегро непроизвольно текут слезы, но взгляд все такой же - озлобленный, дикий. Хотя это нечеловеческое выражение тут же сменяется агонией, когда Хьюз будто бы случайно переносит весь свой вес на его пальцы. А потом, с поразительной педантичностью надавливая каблуком ботинка, перемалывает каждую косточку в труху, не пропуская даже самых мелких суставов. Хруст от этого сеанса массажа определенно является самым мерзким звуком, который когда-либо доводилось слышать Броди. Невзирая на это, он продолжает смотреть - до тех пор, пока перед глазами не начинают плясать черные пятна. От вида своего самого худшего кошмара, корчащегося от невъебенной, должно быть, боли, Джейсону хочется истерически смеяться. Но только до тех пор, пока к горлу не подступает едкая желчь и в глазах не темнеет от непредвиденного опорожнения организма. Цепляя краем уха сдавленное мычание Вааса, он скребет ногтями каменный пол, и каким-то неведомым образом лужа собственной рвоты перед глазами кажется гребаным произведением искусства. Он внимательно пялится в нее, надеясь, что таким образом удастся отлечься от происходящего рядом. Где-то совсем близко раздается щелчок зажигалки, и огонек на ее конце пляшет где-то в периферии его зрения. Но Бак даже не оборачивается, только бросает через плечо, целиком поглощенный шоу: —Хочешь взглянуть на салют, Джейсон? Не могу гарантировать, что до тебя не долетят ошметки органов, но зато ты будешь в первом ряду... Медленно поднятый взгляд устремлен прямо на садистскую сцену. —Хватит. Пожалуйста. Джейсон не сразу понимает, что охрипший от шока голос принадлежит именно ему. Только когда Бак недоуменно поворачивает голову, до него медленно доходит суть происходящего. —Серьезно? У нашего американского ковбоя пробудились светлые чувства? Почему хватит, Джесс? Броди молчит. Хьюз лишь закатывает на это глаза и задумчиво вертит зажигалку в пальцах. —Ладно, будем считать, что ты окончательно спятил и не видишь, кто это, —он пинает его по ребрам, — такой. Но, Джейсон... Ты разве не слушал меня? Мои уроки истории и уважения к старшим? Хочешь о чем-то попросить - проси вежливо. Не "Хватит, пожалуйста", а "Хватит, пожалуйста, сэр". На него с интересом смотрят, как на ручную лабораторную крысу за стеклом. Что бы он не сделал, Баку все равно будет весело. Джейсон скрипит зубами. Снова смотрит на беспомощного Вааса. И снова слышит свой голос, такой деревянный, как высохшая ветка - того и гляди хрустнет и надломится: —Пожалуйста, хватит... Сэр. Бак оглядывает его с головы до ног, словно видит впервые в жизни. Молчит долго, насмешливо кося глазом то на него, то на корчащегося в конвульсиях Монтенегро. А затем - Джейсон благодарит всех богов, которых только может вспомнить - уходит, захлопнув за собой дверь. Из груди вырывается нервный смешок, и Джейсон обхватывает голову руками, стремясь унять нервную дрожь, сотрясавшую тело.***
Наконец-то. Джейсон, конечно, предполагал, что наемники не блещут сообразительностью, но не думал, что настолько. Сегодня ночью один из этих придуроков пришел пьяный, и, размяв как следует о пленников кулаки, вывалился бесформенной тушей за дверь, так и не заперев ее. Хойту определенно стоило разборчивее подходить к набору персонала. Броди на негнущихся ногах идет к выходу. Выглядывает осторожно. Осматривается - охрана есть, но при желании можно даже уйти незамеченным. Благо, руки-ноги на месте. Неслышно ступая, он делает шаг наружу. К долгожданной свободе. А потом вдруг оборачивается на Вааса. Тот замер в дальнем углу, лишь изредка непроизвольно дергаясь от дерущего легкие кашля. Джейсон смотрит. Его персональный кошмар мечется в бредовой горячке на обоссаном полу камеры три на четыре, и вряд ли даже осознает, что подыхает. Джейсон продолжает смотреть, гадая, что он должен чувствовать. Чисто в теории - мстительное удовлетворение, гаденькое такое, но приятное чувство, этакая расплата за накопившуюся внутри ярость. Он правда хотел, чтобы ссаный объёбыш страдал. Так же, как Грант, ощутил на собственной шкуре, что значит настоящая боль. Чтобы понял остатками прогнившего мозга, каково это - по-настоящему быть жертвой. Да, он хотел и до сих пор хочет, чтоб Ваас страдал. Но не так. Совсем не так. Джейсон никак не может ощутить удовлетворение. Хотел бы, но не может. Почему, сука?! Возможно, оттого, что это с ним сделал не он. А может, оттого, что при одном только воспоминании о первобытной какой-то, абсолютно мерзкой жестокости сознание заполоняет ледяной ужас, а сердце предательски бьется о грудную клетку. Сейчас он уйдет. Свалит, прихватив свои манатки, а Монтенегро так и останется тут подыхать. А пришедшие спустя время Хойт с Баком не дадут ему нормально сдохнуть, в этом он мог поклясться. Заслуживает ли такого хоть кто-нибудь? Джейсон не знает. Не знает, хочет ли помогать монстру из его персонального ада. Вытаскивать мразь из дерьма, в которое тот сам же его и бросил. Вот только ноги, опередив на доли секунды мозг, сами несут его к источнику половины проблем на островах. Спустя минут пятнадцать методичных усилий железка на шее наконец отбрасывается в сторону, и он автоматически перехватывает ублюдка, оттаскивая к стене, чтоб не размозжил череп о землю. Затем не особо бережно, но и не со всей дури трясет Вааса за плечо: —Подъём! Идти можешь? Его веки слегка дергаются, и, когда Монтенегро наконец удается сфокусироваться на его лице, Джейсон с облегчением видит, что взгляд у него не стеклянный, как у фарфоровых статуэток. Насквозь пропитанный болью и адреналином, но хотя бы осмысленный. Ваас смаргивает кровь с ресниц, пока его губы сами собой растягиваются в ненормальном, болезненном оскале. Голос звучит с каким-то надрывом, словно поверх хорошей когда-то аудиозаписи записали еще одну, бракованную: —Ты ёбнулся, Джесси...У принцессы слетела башня! Острова таки сожрали тебя живьем, Белоснежка, а я говорил! Говорил, что во всей этой хуйне никто долго не протянет!.. Он ржёт, запрокинув голову далеко назад. Громкий визгливый хохот раскатами проносится по помещению, и Джейсон пугается: если придурок не заткнется, скоро здесь будет вся "королевская рать". —Тише, идиот! Пасть закрой! Но Ваас не останавливается, он дико вращает глазами и на грани помешательства бьется затылком о стену, пока его тело сотрясают приступы истерического смеха. Когда стало понятно, что сам он не сможет остановиться, Джейсон раздраженно стискивает зубы. Ругается вполголоса, а затем плотно прижимает ладонь к ваасовскому рту. С трудом удерживает крик, когда острые зубы впиваются в ребро ладони. Джейсон брезгливо кривится, но руку не отнимает, вторым локтем придавливая ему грудную клетку, а коленом - ноги: чтоб истерический припадок не стал причиной переломанных костей. Тащить на себе этого ублюдка он точно не собирается. Отрешенно он оглядывает глубокий укус на ладони: "Надеюсь, не подхвачу какую-нибудь тропическую инфекцию." Когда Монтенегро затихает окончательно, Джейсон еще какое-то время ждет, и только потом решается отнять руку, готовый в случае повторения психоза вырубить его ударом о стену и свалить в гордом одиночестве. Ваас дышит рвано, но звуков больше не издаёт. Головы тоже не поднимает, только коротко брошенное в пустоту слово нарушает неестественную тишину: —Веди. И Джейсон ведет. Закинув одну его руку через плечи и обхватив за талию, упорно тащит по коридорам, останавливаясь периодически, чтобы перевести дух. Даже несмотря на то, что в камере тот практически нихуя не жрал, висящее на нем мертвым грузом тело было все еще неебически тяжелым. Тем не менее, он продолжает петлять по базе, пока не выходит к причалу с лодками, где снова делает минутный перерыв. Раньше он считал Вааса Монтенегро чудовищем из древних легенд. Монстром, которым пугают непослушных детей и при виде которого и взрослый человек мочится в штаны. Но отличительная особенность всех монстров из сказок - это то, что они неуязвимы. Все эти выдуманные чудовища постоянны, их невозможно победить, только смириться с их существованием: по крайней мере, так люди внушают сами себе. Но Ваас Монтенегро не был неуязвим. Его точно так же, как и любое другое существо, можно было ударить, поджечь или запихать во все доступные отверстия взрывчатку. Земля, склизская от крови и дряни, стекающей по его бедрам, тому подтверждение. Постоянно поскальзываясь, Джейсон тащит его к лодкам, оглядываясь по сторонам на наличие охраны. Наконец добирается до сносного с виду транспорта и делает пару глубоких вдохов, чтобы продолжить операцию по спасению своей задницы. Или не только своей... Уложив пирата на дно катера, он заворачивает дрожащее тело в какой-то подцепленный тут же брезент, а затем направляется к штурвалу. И думает. Ваас Монтенегро - не монстр, каким его представляет любой адекватный житель острова. Не восьмиглавая гидра, плюющаяся огнём и наркотиками. Ваас Монтенегро - всего лишь человек. Уёбистый, правда, вкрай конченный и мразотный, но все же человек. Джейсон не уверен, что поступает правильно. Не факт, что Ваас выживет, после таких-то травм, и стоит ли рисковать ради мнимого благородства собственной шкурой. Он даже не уверен, переживет ли сам незапланированный круиз по базе наемников. Но Джейсон точно уверен в одном: он тоже человек. И он сделает все возможное, чтобы им и остаться. Когда катер отплывает на достаточное расстояние от хойтовской базы, он снова оставляет на время штурвал и приближается к Ваасу. Садится рядом на корточки. Всматривается долго в лицо. И правда, теперь как-то и не страшно даже. Словно боль, как серная кислота, выжгла въевшиеся изнутри пятна гнили и оставила лишь жалкое, страдающее существо. Жутко. Очень. На тело вдруг накатывает такая усталость, какую он не ощущал уже много лет. Он потирает ладонью его шею с кровавым наростом от ошейника. Бормочет хрипло: —Потерпи. Скоро приедем. Эрнхард тебя подлетает... Надеюсь. Невозможно всегда быть героем. Но всегда можно оставаться человеком.