* * *
Это длится уже год. Чуть ли не каждый день он кашляет розами. Дазай чувствовал, что по его венам растут шипы. Ужасное чувство. Он уже привык к боли. Под бинтами появлялись лепестки и маленькие листья, которые неприятно натирают шрамы. Писать отчёты больно, легче в бою. Хоть раньше было и наоборот. И никто не замечал. Не замечали частицы крови, не замечали малую активность, ведь двигаться больно. Но потом всё стало хуже. Было больно. Но Осаму привык к боли. Она — верная спутница в его жизни. Везде и повсюду. Когда родители умерли, в приюте к нему относились плохо. Ведь в приюте не любят убийц.* * *
— Да чё ты вечно бездельничаешь?! — недовольно воскликнул Чуя. — Ты постоянно ничего не делаешь! А вот здесь рыжик ошибался. Осаму делал всё, что мог. Дышать стало больно. Кажется, на стенках лёгких стали появляться шипы. — Чего ещё случилось? — раздражённо спросил Накахара. Осаму приложил тыльную сторону ладони ко рту, пытаясь не показывать страх. Получалось не очень. — Ох, Господи, — фыркнул рыжий, закатив глаза, — актёр. Пока Чуя был недоволен, Дазай становился розой. Кроваво-красивой розой.* * *
Осаму понимал, что умрёт. Года через два, наверное. Поэтому и прекратил все попытки самоубийства. Это бесполезно. Само как-нибудь. Накахара заметил, что его напарник стал слишком странным. Поэтому стал проявлять заботу, что было приятно для Дазая. Они стали ближе. Намного ближе. Это мило.* * *
Кажется, сегодня. В квартире тишина. Кроме владельца, больше никого. Кроме одинокой розы никого. Дазай чувствовал, что внутри одни шипы: горло, лёгкие, сосуды, кишечник. Больно. Осаму снял бинты. Под ними красовались бутоны роз. Парень горько улыбнулся, увидев их. Спасибо Чуе, что убил его, ведь так хотелось, а не получалось. Кажется, что Накахара его даже полюбил в ответ. Жалко, что болезнь прогрессировала уже давно. Видимо, не судьба. Грудную клетку разрывало изнутри. В прямом смысле. Кислород заканчивался, сознание ускользало. Где-то далеко, Дазай услышал грохот. — Тише, тише, тише, — шептал знакомый голос. — Пожалуйста, не закрывай глаза. Молю! Не бросай меня! На груди Осаму уже расцвели розы. Но шипов у них не было. На месте бинта на глазу, был бутон. Чуя крепко обнимал напарника, надеясь, что тот жив. Помощь должна скоро приехать. Главное успеть. — Даз… Осаму, — произнёс Накахара, посмотрев на лицо шатена. Глаза были прикрыты, — Дай какой-нибудь знак, что ты здесь. Пожалуйста! Чуя смотрел на напарника, на его действия. Кажется, один из пальцев слабо дрогнул. — Хорошо, — выдохнул рыжий. — Сейчас я буду говорить быстро, но с твоими мозгами ты всё запомнишь, — Чуя хмыкнул и начал. — Если ты обижался, когда я на тебя орал, прости. Я не умею выражать свои чувства. Но иногда я орал на тебя со злостью. Прости, что я не узнал о твоей болезни. Надо было тогда проследить за тобой, слишком часто ты выходил из кабинета. Чёрт. Я так перед тобой виноват. Эй?! Ты ещё здесь?! — Чуя пощелкал перед лицом Дазая. — Нет-нет-нет! Не смей умирать! Ты слишком живучий! Дазай! Ты слышишь меня?!* * *
— Чья это могила? — спросил мальчик, держа за руку отца. — Близкого мне друга, — вздохнув, ответил мужчина. Он положил букет роз на могилу с серебряной надписью «О. Дазай». — Расскажи мне о нём, пожалуйста, — попросил ребёнок. Отец хмыкнул. — Он был хорошим парнем, но… Давай я тебе дома расскажу, ладно? Как сказку? — Хорошо! — радостно воскликнул мальчик, и мужчина улыбнулся. «Прекрасной розе, красиво процветавшей и так же красиво уме́ршей. Бутону, что хотел любви, и получил её, пусть и с запозданием». Он счастлив. И мёртв. Теперь Дазай Осаму — легендарная роза, а Чуя Накахара — его стебель с шипами.