Ветер раскидывает в разные стороны выжженные краской мятные пряди. Глаза и так небольшого размера парень еще больше щурит, управляя своим железным конём и не видя преград. Мчится с сумасшедшей скоростью. Только вперёд. Дорожная полоса уходит в горизонт, куда медленно уплывает солнце, напоследок, будто лентами, опоясывая землю своими лучами. Скоро на столицу опустится купол темноты, а небосвод заблистает миллиардом звёзд. Прекрасно.
Ночной клуб встречает Юнги яркими вывесками и неоновыми лентами. Музыку слышно за несколько кварталов. Все к этому уже привыкли. Здесь жизнь разливается так же, как напитки всяческих цветов и вкусов по стаканам. Здесь люди знают, что такое кайф.
Дверь быстро открывается, пуская внутрь Юнги вместе со спасительной прохладой. Парень появляется в заведениях подобного характера чаще, чем у себя дома. Тут не нужно думать, а жизнь идёт своим черёдом. Тут он чувствует себя комфортно и свободно.
На небольшой сцене вокруг пилона кружится пара довольно соблазнительных омег, а в фиолетовом свете особенным блеском отражаются натёртые до скрипа бокалы. Люди ходят либо парами, либо любопытно разглядывают друг друга, ища компании, а в дальнейшем — и лёгкого секса. Всё как обычно.
— Юнги, ты пришел, — пьяно шатаясь из стороны в сторону, подходит Чонгук. Младший пить не умеет. — Я скучал по тебе.
— Фу, оставь эти словечки для своих омег, — с усмешкой на сухих губах довольно громко говорит Мин. — Где твоя новая пассия?
— Тэ сидит за столиком в углу.
Громкая музыка не даёт нормально разговаривать, а не менее пьяные, чем Чон, люди, лениво дрыгаются на танцполе. Алкоголь в воздухе витает смешением ароматов. В ноздри забивается резкий запах. Юнги хочет выпить. Но еще больше он хочет увидеть «Не такого как все мои прошлые омеги» парня Чонгука. Что же его постоянно в них цепляет?
Юнги идет к столикам и диванам, которые обиты фиолетовым вельветом. Замечая в самом углу блондинистую макушку и худощавую фигуру, следует туда.
— Тэхен? — устало кидает вещи на диван, что находится напротив юноши.
— Извините, я жду своего альфу.
Юнги усмехается, поднимая глаза на запуганного паренька и, недолго думая, приближается прямо к лицу Кима. Их носы соприкасаются. Тогда Тэхен спешит встать, но чужая сильная рука прижимает к столу запястье, а шёпот обжигает ухо.
— Малыш, разве омега может насытиться лишь одним узлом в своей жадной дырке? Согласись, вы же рады скакать на членах, не слезая с них. Сущность уж у вас такая.
Омежья.
— Да что вы себе позволяете?! — с силой вырывая руку и обиженно забирая свою сумку, спешит встать Тэхен, но чувствует спиной родное тело и аромат.
Ему действительно страшно. В силу своего довольно юного возраста Тэхен альф опасается, особенно пьяных. Он лишь в Чоне защиту видит, хотя они не так давно в отношениях состоят. Слова незнакомца задевают гордость, а страх волной накрывает сознание.
— Что этот придурок наговорил тебе?
— Чонгук, — пищит омега. — Кто это?
— Юнги, мой друг, и по совместительству дурак, который из-за одних неудачных отношений уложил у себя в голове дурацкий стереотип.
Всё медленно, но верно встает на круги своя. Чон пытается уладить взаимоотношения между возлюбленным и другом, но нельзя сказать, что успешно. Сколько бы юноша не говорил о своенравном характере хёна или его специфических взглядах на прекрасный пол, Тэхен слышать ничего не хотел. Вскоре сдавшись, но не перестав косо смотреть, Ким все же сел за один столик с бунтарем. Под сухую усмешку Юнги парни переглядываются, пытаясь дыры друг в друге прожечь своими взглядами. Чонгук являлся единственным человеком, который чувствовал себя просто прекрасно. Говорил и шутил без умолку, что для старшего казалось подобием привлечения самки в брачный период. А ведь Тэ и правда смеялся, даже над самыми отвратительными шутками. Омега, что с него взять?
Ночь захватывает бразды правления на себя. Возвращаться домой желания нет абсолютно. Там, в звенящей тишине четырех стен, ужасно тоскливо. Все малолетки, что пытались казаться взрослыми и получить от взрослых хоть каплю запретного алкоголя, были выведены охраной еще до наступления двенадцати часов. Музыка ни на минуту не стихает, а убийственно громкие басы долбят по ушам.
— Юнги, мы пойдем, Тэ нехорошо. Извини, — говорит Чонгук, на руках которого распластался юноша.
— Трахаться умеет, а бухать нет. Ладно, пиздуйте, — раздражённый тем, что веселье придётся прервать, цедит Юнги.
Парень еще какое-то время сидит на своем месте, не утруждая наливать янтарную жидкость в стакан — пьёт сразу из бутылки. В кармане слышится короткая вибрация, оповещающая Юнги о только что пришедшем сообщении. «Опять отец» — думает Мин, включая экран, который своей яркостью на секунду слепит глаза.
Являясь единственным наследником огромной корпорации, но не имея пары, Мин подвергается вечным, никогда не прекращающимся, сватам. Он на них ходит, дабы не обидеть папу, но высказывает весь свой запас оскорблений, адресуя их одним запуганным и молодым парнишкам, которые, чаще всего, просто хотели стать подстилкой богатого мальчика. Облом. Не вышло. Не интересует.
И дело не в том, что у него какие-либо проблемы со здоровьем или сбои в функционировании его животного начала. Совсем нет. Он, как и обычный альфа его возраста, испытывает возбуждение, смотря на откровенные танцы омег в тех же самых клубах, пару раз в год мучается от гона. Но он не желает открывать свое сердце другому. «Мир прогнил» — эта мысль засела глубоко в голове Юнги, когда единственный за всю его жизнь парень сказал о том, что ему интересны лишь деньги.
Юнги не верит омегам. Смотря на них, он видит лишь желание найти член, ну и кошелек побольше. Они все такие смазливые и кокетливые. Такие безупречно правильные и похотливые. Ведут себя как элитные эскортницы или шлюхи. В зависимости от ситуации, конечно.
Приторно сладкий аромат окутывает Юнги, когда тот поднимает голову, отвлекаясь от рассматривания очередной фотографии «Жениха». Мальчик же еще совсем. Боже, да он хоть совершеннолетний?
Длинные и худые ноги первые попадают под оценивающий взгляд парня. Чёрная кожаная юбочка совсем не прикрывает ягодицы, колготки в крупную сетку еще больше делают образ пошлым. Совсем тонкий ремешок подчёркивает узкую талию. Белая кофта на завязочках ничего не скрывает: изящные ключицы торчат из прозрачной ткани. Выбеленные волосы уложены на бок, а вечерний макияж выгодно подчеркивает глаза и пухлые губы.
— Приветики, скучаешь тут один? — сладко тянет мальчишка.
— Если скажу, что да, оседлаешь меня прямо здесь? — смотря с явной насмешкой на малолетку, огрызается Юнги.
— М-м, — дует губки блондин и садится на колено Мина. — Ну, хён, я же просто хотел познакомиться, — он без стеснения трётся задницей о Мина, невинно строя глазки.
Омега.
— Малыш, твои родители хоть знают, что ты творишь вместо уроков?
— Совращаю горячих и взрослых мужчин?
— Ведешь себя, как шлюха.
Юнги ненавидит это. Такое притворное и наглое поведение. Эту развязную грязь. Понимает, что потом из этого бунтаря-подростка вырастет чей-то папа, ребёнок которого не будет знать об отвратительном прошлом родителя. Если, конечно, чадо родится от любимого мужчины, а не от члена похотливого мужика, что решил трахнуть слишком жадно просящую малолетку. Пустят по кругу, сам не заметит.
Он грубо закрадывается под одежду, сразу отодвигая, ничего не прикрывающую, ткань трусиков. Вырядился. Как на панель. Сухо ухмыляется, чувствуя кристаллик пробки в жадной дырке. Выдергивает ту с хлюпом, не утруждая себя что-то говорить или как-либо предупреждать. Омега на коленях жалобно скулит, думая о своей непревзойдённой харизме, раз даже через грубость смогла добиться желаемого. Вместо кончика металла в тугую узость входят сразу два пальца, делая пару круговых движений.
— Блять, да ты и течёшь, как последняя шлюха, лишь от пальцев в свой ненасытной дырке.
— Зачем ты со мной та… — не успевает договорить незнакомец, как в его рот проталкивают пальцы, полностью измазанные в собственной смазке, и грубо заставляют облизать.
Мальчик жалобно скулит и зло смотрит на мужчину. Показывает, что ему не нравится такое отношение. На что Юнги вновь лезет под ничего абсолютно не скрывающую юбку, с силой вставляет уже холодную пробку, намеренно царапая нежные стенки острым концом. Не поскачет на члене недельку, ничего страшного.
— Да ты, блять, в край охренел, — вопит блондин, с силой кусая пальцы.
— К таким сукам, как ты, свойственно такое отношение, — цедит сквозь зубы Юнги. — Иди, отсоси у бармена, не теряй таланта. Может и нальют бесплатно.
Юноша с писком поднимается со своего места, оставляя на тёмных брюках мокрое от смазки пятно, и довольно быстро скрывается с глаз Юна. Весёлая вышла ночка. Ничего удивительного, лишь ещё одна омега, подкрепляющая убеждение об этих существах. Мин хватает вещи с дивана и спешит удалиться из вмиг ставшего душным и противным помещения.
Ночная прохлада и более приглушённая музыка немного вносят в голову трезвость. Парень отчётливо видит свой мотоцикл и, выбрасывая куда-то в кусты пустую бутылку, неспешно двигается в направление любимца. Автомобиль сковывает Юнги, какие бы из моделей Мин не пробовал. Другое дело байк — скорость. Получать другими способами кайф противопоказано. Но чувствовать, что собственная жизнь реально в твоих руках, когда ветер треплет волосы, а слёзы от быстрых порывов скапливаются в уголках глаз. Тогда ты и чувствуешь жизнь.
На соседнем парковочном месте, облокотившись на собственный мотоцикл, стоит паренёк, смотря на Юнги с явным интересом. Он, как вестник смерти, облачен в чёрные джинсы, потёртые в огромном количестве мест, а кое-где и дырах. Так же чёрная безрукавка с ярко-красным рисунком, которая плохо скрывает тонкую, бледную шею, украшенную миллионом объёмных цепей. Длинная кожанка до середины бедра не кажется более новой, чем джинсы. На ногах, тонких на вид, грубые высокие сапоги. Волосы панка чёрные, а концы в тон майки выкрашены в красный.
Юнги усаживается на байк, немного неаккуратно из-за головы, которая так не вовремя начала кружиться. Выпитый алкоголь даёт о себе знать. Он уже готовится надевать шлем, когда его окликают:
— Эй, парень, — Юнги поворачивает голову в сторону звука, тыкая пальцем себе в грудь. — Да, ты.
Мотоциклист, оттолкнувшись от своего байка направляется в сторону Мина, не разрывая при этом зрительного контакта.
— Дружище, ты бухой в хлам. Куда в таком состоянии собрался? — с ухмылкой на губах доброжелательно спрашивает парень. — Разобьёшься ведь к хуям.
— Тебе то что? — презрительно смотрит на неформала Юнги. —
Омега, — специально выделяя обращение, говорит альфа.
— Чё, борзый такой? Расхуяриться хочешь? Вперёд, — теряя прежний настрой, на повышенных тонах вкрадчиво произносит. — Омега и что? Альфач нахуй.
— Еба стелишь, — ухмыляется Юнги. — Тебе что надо от меня?
— И помогай так людям, — холодно произносит парень, поправляя челку и открывая Мину обзор на жирно подведённые чёрным карандашом глаза. — Ты и ста метров не проедешь. Проспись, пьянь.
— Я гоняю с десяти лет. Доеду, еще получше тебя трезвого.
— Похоже на вызов, — улыбается, показывая острые клыки.
— Я ничего не потеряю. Ты, нахуй, задохнёшься в пыли из-под моих колес, — шипит Юн, созерцая милому личико и такому контрастному образу незнакомца. Нужно отметить, он кажется довольно привлекательным, наглым и своевольным.
— Ну вот и посмотрим. Заезд два километра, финиш у центрально парка, — уже зло произносит гонщик.
— Каков трофей? — ему нравится эта взрывная реакция омеги. Его желание доказать своё превосходство, реально унизить альфу в деле, а не оскорблять глупыми словами.
— А тебе ли не похуй, альфа? Скажу, когда ты проиграешь, — короткий пальчик с обилием колец утыкается в крепкую грудь, а изящные глаза с чёрными, закрывающие полностью радужку, линзами смотрят во взгляд напротив, а кажется в душу.
Лицо парнишки приближается ближе. Юну открывается вид на тонкий тон тонального средства на лице парня, а через линзы виднеются расширенные зрачки. Его горячее дыхание обдает тонкие губы альфы быстрым порывом.
— Ты боишься.
— С чего бы мне бояться? Ты бухой, а я уверен в своём байке, — не убирая пальца от груди и не отводя глаз, шепчет панк. — Я так хочу опустить тебя на колени и заткнуть твой поганый рот своим членом.
— Омега.
— Даже если я и омега, то сейчас я уделаю в честной борьбе, а призом пусть будет…
— Отсосу тебе, — пристально всматриваясь в омуты напротив, будто яд выплевывает Юнги. — Если выиграешь, — легко опаляет пухлые губы своим дыханием и, при высказывании своего наказания, касается легонько своими.
— Ох, ради такого, костьми лягу, но уделаю тебя, — легко чмокает в уголок сухих губ и, тут же отстраняясь и на пятках разворачиваясь, вкрадчиво произносит байкер. Знает, что наглый незнакомец смотрит и, специально вертя бедрами, обходит свой байк. Одним движением перекидывает ногу и уже надевает шлем, когда от притаившегося Мина доносятся пара слов.
— Зацикленная на сексе омежья сущность, — цокает старший.
— Да ты заебал меня уже. Уймись, — шипит неформал, вновь зло зыркая в сторону грубияна. — Сам как шлюха ведешь себя. Я еще посмотрю на тебя с моим членом во рту. Догоняй.
Пыль из-под массивных колёс вылетает клубами, сразу же обозначаясь яркостью мощного освещения. Оба байкера готовы сорваться со своего места, когда панк неожиданно моргает фарой. Предвкушение азарта и непреодолимой тяги мешаются с кровью убийственной смесью. Тело непроизвольно тянется вперёд. А мозг ни о чем, кроме победы, не думает. Вокруг становится жарко. Соперники абсолютно друг друга не знают. Следовательно, и ожидать можно чего угодно. Никто никаких гарантий не даёт. Это улицы, а не детский сад. Когда пять минут твоей жизни проносятся интереснее и увлекательнее, чем у многих вся жизнь, вот тогда стоит задуматься, кто еще рискует. Кто рискует остаться ни с чем. Какой смысл в однообразном проживании будней, когда все самое интересной неразлучно сопоставимо с риском? Вот она, истина.
Оба байка, подобно диким зверям, срываются с места одновременно, ни на сантиметр друг от друга не отставая. Дорога, как ринг. Как поле боя. Впереди видна лишь победа и ничего больше. Колеса и движки на пределе. Приятная и такая привычная вибрация разливается по всему телу. Всего пара километров — очень короткий, но дающий показать талант, путь.
Подобно двум черным пантерам, пара чёрных байков обгоняет редкие автомобили гражданских. Скорость и адреналин вводятся внутривенно. Пьяный вид Юнги нисколько не мешает ему управлять своим железным конём. Он резво опережает соперника. Ухмылка на сухих губах проскакивает, а глаза фокусируются на съезде — там путь к парку. Если учитывать машины, коих в такое время обычно мало, то шанс есть всегда. Но проедет только один байк. Мин уверен, это будет он. Юнги нервно трёт руками руль и сминает его в напряжении, еще больше концентрируясь. Поворот довольно резкий. А в ста метрах заветный финиш.
Сотня метров до поворота.
Панк выравнивает байки, стараясь вырваться хотя бы на пару сантиметров, но безуспешно. Мин поворачивает в его сторону голову и скалится. Ему будет намного удобнее заходить в поворот. Он в целом в более выгодном положении. Так же быстро он возвращает голову в былое положение и теперь уже не обращает никакого внимания на неформала.
Пятьдесят.
Неожиданный сигнал полицейских машин настигает гонщиков, а из громкоговорителя слышится приказ прижаться к обочине. Нарушители ночного спокойствия даже не думают сдаваться. Не от полиции бегут, а от оскорблений. За брошенные слова и действия отвечают.
Юнги неожиданно выбивается вперед. Теперь незнакомцу уже небезопасно пускаться в обгон. Маленький, крохотный шанс на победу заключается в отсутствии гражданских на тонком переулке, ведущем к парку.
Десять.
О безопасности, судя по всему, думает только Юнги. Парень, не ожидая необдуманных, пускай и смелых, но глупых решений соперника, пытается как можно уверенно и ровнее ехать дальше, когда у него под носом из труб вырывается обжигающее пламя, а соперник выруливает прямо перед ним, плавно заходя в поворот и занимая главенствующую позицию.
Высокая, кованная ограда центрального парка виднеется и влечёт к себе. Предвкушение победы самое любимое чувство омеги. Эмоции захлестнули сознание, а улыбка не слезает с пухлых губ. Дабы красиво обозначить собственную победу, парень совершает невероятно качественный дрифт. Останавливаясь и становясь на оба колеса, выставляет для надежности ногу прямо перед передним колесом соперника.
Юнги быстро снимает шлем и через плотное стекло пытается разглядеть лицо наглого соперника. Выиграл. Победителей не судят.
— Кто ты, черт возьми, такой? — с восторгом в глазах кидает Мин. Имя невероятного омеги хочется узнать.
Юн сам не знает, что происходит с его сердцем, но оно неконтролируемо начинает биться чаще. Этот омега отличается от стандартного парнишки. Он не соответствует ни одному устоявшемуся стандарту. Но то, с какой решимостью он бросил вызов, а затем обошел опытного байкера… Это ценится. Это восхищает. Это влюбляет.
— Точно, — снимая шлем с головы и встряхивая прилипшие ко лбу волосы, с улыбкой произносит юноша. — Пак Чимин.
Парень зачёсывает красные пряди пальцами назад, открывая красивый лоб. Юнги откровенно пялится, и идея отсосать малознакомому панку уже не кажется такой бредовой. А факт собственного поражения отходит на задний план.
— Не видел тебя раньше на улицах, — подходя ближе и засовывая руки в карманы, немного хмурится Юн.
— Ничего удивительно, — пожимает плечами Пак, проводя языком по пересохшим губам. Легкое дуновение заставляет длинные цепочки с острыми наконечниками в ушах омеги зазвенеть. — Я не люблю лишнее внимание. Редко гоняю.
— Почему решил остановить меня? — Мин и сам не знает, почему спрашивает это у Чимина, но на данный момент это кажется единственным верным решением. — М-м, есть зажигалка? — ощупывая карман на ее наличие, спрашивает старший. Резкое желание заглушить приятный и сладкий запах никотином возникает неожиданно.
— Нет, бросил, — не отрываясь от созерцания глубоких глаз Юна, коротко отвечает Пак о прекращении курения. — Мне стало жалко тебя? Да, именно, — кивает в подтверждение собственным словам. — Ты казался довольно жалким. Но должен признать, ты действительно хорош в езде на байке, раз в таком состоянии не разбился, а даже чуть было не приехал первым.
— Я уверен в себе, но не считаю глупостью проигрыш тебе!
— А как же моя «омежья сущность»? Она тебя не смущает?
— Если скажу, что сейчас я готов отсосать тебе, то поверишь, что ты единственная омега, которая меня не отталкивает?
— Поверю, — зафиксировав байк в устойчивом положении, парень с обольстительной улыбкой медленно приближается, выдвигая вердикт. — Ведь ты тоже почему-то притягиваешь меня к себе.
Младший, подобно грациозной кошке, крадётся к Юну. Через толщу грубости и холодности он, на подсознательном уровне, ощущает доминирование. Это приводит омегу в восторг. Чимин упирается в твёрдую грудь, ощущая каждый нервный вздох. Он чувствует необъяснимое притяжение к этому грубияну. Его не отталкивают резкие слова в сторону его пола. Это похоже на игру с сильным соперником, на которого стоит равняться, а при победе гордиться этим. Чимин видел страсть в глазах Юнги, когда тот доказывал свой не укоризненный талант вождения. Видел, как тот, через толщу грубости и оскорблений, казался обыкновенно лишённым любви и ласки парнем.
Может быть, сам Пак не был воплощением нежности и невероятной красоты, но о своей привлекательности знал. Так же умел смягчить свой характер когда нужно, но и не теряя защиты колкостью фраз. Постоять за себя омега мог. Естественно. Чимин умел и знал, как выгодно подчеркнуть свои достоинства, спрятав притом недостатки.
Свой неформальный образ Пак любил до жути. Ему нравились презрительные взгляды, полные злобы, осуждения и… зависти. Конечно, мало какой среднестатистический человек готов изменить собственную внешность настолько кардинально. К тому же довольно ярко и не очень-то в офисном стиле, ведь большинство работает в душных клетках. Идеал существования такие люди видят от выходных до выходных. Ну разве это жизнь?
— Ну так что же? — шепчет в губы младший, с трепетом ресниц прикрывая веки. — Ты проиграл мне. Приехал вторым.
— Да… — так же томно шепчет Мин, чуть поддаваясь вперед и ведя носом по острой, как лезвие ножа, линии челюсти. — Не угнался за тобой и остался позади.
— И теперь, — задыхаясь в подавляющем феромоне, что неконтролируемо исходит от альфы, произносит Пак. — Ты понесешь наказание.
— Как скажешь.
Юнги хватает парнишку за крохотную ручку. Разнеженный Чимин, хныча из-за пропажи великолепного феромона, всё же идет следом. Не видит и не желает видеть куда. Зная этого человека ничтожно маленькое количество времени, полностью доверяет своё тело.
Тяжелые и длинные ветви зеленых деревьев колышутся от дуновения ветра. Парень оглядывается по сторонам, никого на улице нет. Ночь. Прохлада такая спасительная в летний период, когда солнце беспощадно обжигает почти белую от природы кожу Мина. Его легкая и свободная рубашка колышется, а длинные пальцы крепко обхватывают мягкое запястье Чимина. Тот же, в свою очередь, перебирая ногами в тяжёлых ботинках, сверлит взглядом мятные, где-то выгоревшие под солнцем, волосы и не понимает своих чувств. Сейчас ему непонятно, где отсосёт малознакомый и к тому же презирающий весь омежий род альфа.
— Почему ты так не любишь омег? — резко останавливается, но руки не вырывает.
— Мне не повезло в любви, — пожимает плечами Юнги и поворачивает голову в сторону того, кто сердце неожиданно заставил биться чаще. — Так говорит мой друг.
— А сам ты как считаешь? — подходит он в плотную и путает собственные пальцы в отросших волосах. — Какова истинная причина, м-м?
— Это и правда так, — наслаждаясь аккуратным поглаживаниям по голове и медленно прикрывая глаза, шепчет старший. — Моя единственная любовь оказалась не очень хорошей омегой. Не хотелось больше чувствовать слабость из-за существ, которые готовы поддаться похоти с другим, находясь в отношениях.
— Я не желаю обесценивать твою проблему, — поглаживая одной рукой щеку, а другую укладывая на плечо, продолжает Чимин. — Но ты и правда так зол на всех омег, что даже не хочешь менять ничего в своих убеждениях. Прости ты его уже, не будь ребенком. Попробуй всё сначала?
— Чимин, как ты мог так долго не появляться на улицах?
Чимин выглядит чертовски горячо, но говорит сейчас так нежно. Огонёк в красивых глазах не пропадает ни на секунду, а во взгляде пляшут черти, но он и правда старается мягко намекнуть Мину на глупость его решений. Спорить с ним невероятно возбуждающе и страстно, но видеть разумного человека, который так же может быть интересной личностью и в бытовом плане, способной помочь и понять, это по истине фантастично. Юнги виден крепкий стержень и непреклонность в этом парне. В его взгляде и действиях. Он подобен гордой львице.
— Хватит пялиться, займись делом, — хитро шепчет омега в самое ухо, несильно кусая за мочку. — Сам собой я не кончу.
— Омега.
Юнги подхватывает легкое тело панка себе на плечо, после легко шлёпает того по упругой половинке, внутренне скуля от накатившего возбуждения.
— Если будешь хорошим мальчиком, позволю подрочить на меня, — ухмыляется Чимин, ведь правила сейчас устанавливает именно он.
Пак чувствует, как Юнги напрягается всем телом, а после тяжело вздыхает, начиная в быстром темпе двигаться вперед. Член Мина заинтересованно дёргается на слова омеги, а сам парень покрывается еле заметным румянцем. Альфа не думает, что сможет остановиться лишь на минете тому неформальному мальчику. Он понимает, как хочет секса сейчас, хотя столько никогда и не хотел. Его хочется ебать, долго и без подготовки. Показывать свою силу. Доминировать и смотреть на его искаженное удовольствием лицо. Хочется до одурения. Аромат усиливается и тяжелеет, оседая на коже Пака невидимыми и легкими ожогами. Чимин начинает скулить и извиваться, пытаясь создать хоть каплю трения. Изнывающий член больно упирается в плотную ткань джинс, а из задницы каплями появляется смазка.
Повернув голову в сторону, Юнги делает фатальную ошибку. Ведь вот она, изнывающая и так сильно просящая внимания задница, прямо перед носом. Усилившийся сладкий аромат смазки заполняет нос. Ноздри альфы раздуваются в попытках вобрать в себя как можно больше невероятно притягательного феромона. Он завороженно смотрит на прекрасные половинки панка, жадно облизываясь и легко касаясь губами в районе бедра. На это действие Пак протяжно стонет. Одежда сейчас так мешает: поцелуи хочется почувствовать на оголенной коже.
Чимин своей потребности и заинтересованности в сексе с горячим, пускай и малознакомым парнем, не скрывает. Ноет тому о том, как желает получить разрядку. Извивается и стонет, когда большая по размеру ладонь накрывает ягодицу и легко давит где-то в районе изнывающей дырки. Он заведён и возбуждён не меньше самого Юнги. Знает это. Просто уверен.
***
Хлипкая дверь туалетной кабинки с грохотом открывается. Юнги наконец отпускает себя. Мин нетерпеливо ставит Чимина на ноги, впечатывая в светлую плитку. Лёгкое тело, не сопровождая никакие из действий альфы сопротивлением, даже когда тот примыкает губами к чужим, Юн целует нетерпеливо быстро, оставляя Паку лишь призрачный шанс поспевать за ним. Сухие от вечного дорожного ветра губы с жаром и невероятной энергией блуждают по чужим, мягким и пухлым. Мину становится мало, когда он решает протолкнуть свой язык в горячий рот партнёра, обводя небо и пересчитывая ровные зубы. Клыки Чимина действительно острые. Они увеличиваются в размере, ведь омега изнывает от желания пометить альфу, что так его возбуждает. Пак начинает тереться собственным стояком о крепкое бедро Юнги. Это не доставляет должного удовольствия, поэтому панк начинает совсем не в своем стиле хныкать и тихонько постанывать. А Мин, в свою очередь, прикусив до крови напоследок губу, переходит на сладкую, манящую, тонкую шею омеги. Когда Чимин её так призывно открывает и начинает стонать намного громче, но от этого не менее мелодично, его ключицы, не скрытые тонкой тканью безрукавки, покрываются фиолетовыми пятнами засосов.
— Блять, малыш, ты такой сладкий, — выцеловывая кожу, не скрытую одеждой, произносит на грани со стоном Мин.
— Этот малыш сейчас опустит тебя на колени, — шепчет в самое ухо, чувствуя, как горячие пальцы осточертело мнут его ягодицы. — Папочка… — откровенно стонет обращение младший, ведь расстегнув неподатливую ширинку джинс Чимина, Юнги приспускает их. А член омеги, наконец, чувствует хоть каплю свободы.
Мин опускается на колени, целуя маленький, даже в возбужденном состоянии, член через ткань белых трусиков. Те обрамлены красивым кружевом и не скрывают налившейся кровью головки, что прижимается к животу. Тонкой лентой белоснежного украшения обтянуты аппетитные омежьи ягодицы, которые альфа, не стесняясь, сжимает и разводит в стороны, чувствуя пальцами влажность белья.
— Так мило, — комментирует Юнги бантик на трусиках. Поднимает поплывший взгляд на омегу, желая пробудить хоть капли рассудка, чтобы запомнить такое восхитительно-разбитое выражение лица. Омега нуждается в разрядке. Нуждается в альфе. Нуждается в Юнги.
— Боже, не томи, — зарываясь пальцами в отросших волосах и впечатывая носом в изнывающий член, шепчет. — Займись делом… Ах-а…
Теплая ладонь Юнги закрадывается под резинку белья, так спасительно обхватывая небольшой член, налившийся кровью и так яро требуя к себе внимания. Мин любовно целует головку, поднимает голову на задыхавшегося в собственных стонах Чимина и приветливо улыбается ему. Для омеги вид невероятный открывается на покорно подчиняющегося его действиям парня, от чего он скулит и стонет непрерывно. Пальчиками короткими в длинных волосах путается и пытается о лицо потереться, хотя бы немного почувствовав мягкость чужих щёк.
Юн покрывает орган мелкими поцелуями по всей длине и, не теряя времени, водит рукой. Но когда понимает, что подобной ласки Чимину становится мало, он начинает дёргать бёдрами. В попытках донести негласную просьбу, Мин берёт в рот на пробу лишь немного. Языком играясь с уретрой и задевая венки, приносит истинное наслаждение и радость. Миллионом фейерверков несдержанные в груди чувства взрываются под веками.
— Юнги, — жмурит глаза и, облокачиваясь спиной и задницей о холодную стену из-за ватных ног, панк зарывается свободной рукой в собственные волосы, зачесывая их назад, дабы увидеть и рассмотреть произведение искусства, что творится прямо у его ног, после чего тихо шепчет. — Боже, боже…
Альфа усмехается и пускает по члену не длинную волну вибрации, слыша новый мелодичный стон. Он умело втягивает щёки, создавая вакуум, а в руке перебирает и массирует яички. Твердый, красивый, розовый и, Юнги даже сказал бы, милый член отдаёт солоноватостью и тяжестью на языке.
— Боже, солнце, расслабь горло, — командует сверху.
Но Юнги не думает исполнять чужих просьб, охватывая ротиком лишь половину органа. Омега напрягается, понимая, что был проигнорирован.
— Я сказал тебе расслабить горло, иначе мне придётся насильно трахнуть твой рот.
— Так вперёд, — отстраняясь и грязно улыбаясь, смотрит на омегу снизу вверх, а ниточка слюны тянется от блестящей головки к покрасневшим губам.
Чимин хватается за затылок парня, в то время, как Юнги впивается длинными пальцами в бёдра. Он всё же расслабляет горло, позволяя члену проскользнуть в горло и чуть не давится, но успевает задержать дыхание. Чувствуя горячую узость, Пак наконец расслабляется, а на его лице появляется гримаса наслаждения. Он осточертело вбивается в чужой рот, порой забывая давать партнёру сделать желанный вдох. С каждым новым толчком его глаза закатываются, и закатываются. Юнги желает еще больше поиздеваться над панком, кружа пальцем вокруг невероятно мокрой дырки. Та продолжает пускать ручьи густой, мутной, благоухающей смазки по дрожащим ногам. Мин проникает на одну фалангу внутрь, а Чимина начинает конкретно крыть и он, забывая обо всем, чуть не валится на пол. Но Юнги успевает среагировать и отстраниться, быстро поднимаясь на ноги и обвивая тонкую талию руками, после чего прижимает к себе, нежно обнимая.
Юн укладывает чужую голову на своё плечо, вновь обхватывая член партнёра. О собственном неудовлетворенном желании он забывает, хотя дискомфорт от плотной ткани джинс сложно выкинуть из головы. На своей шее Мин чувствует мягкие поцелуи, а острые клыки так контрастно задевают мягкую кожу, оставляя мелкие ранки.
— Такой нуждающийся, разбитый, — шепчет старший.
— Растяни меня, я не был готов к такому.
— Что, позволишь мне не только подрочить на тебя? Я настолько хорош? — довольно ухмыляется Мин, когда чувствует горячее семя, что брызнуло на ладонь, джинсы и рубашку.
— Будешь выёбываться — прямо сейчас соберусь и уйду. Бери, пока дают. Еби, пока позволяю.
Не говоря больше ничего, альфа целует за ушком и, не долго дразня жаждущую дырку, входит на две фаланги одним пальцем. Панк реагирует не слишком бурно: спокойно принимает и лишь тянется за поцелуем. Губы лениво сходятся в ласкающих движениях, а языки будто гладят друг друга. Чимин отстраняется с пошлым чмоком, а в его заднем проходе уже кружат три пальца, поглаживая мягкие, бархатистые стеночки. Младший мило улыбается и прижимается затылком в острые ключицы Юнги, протяжно мыча.
— Ты как? Больно? Не нравится? Мне остановиться? — неожиданно беспокоится парень.
— Все хорошо. Войди в меня, — невинно поднимает глазки и хлопает длинными, черными как смоль, ресницами, — Папочка, — резко меняя свое выражение лица на соблазнительный оскал, шепчет Чимин.
***
— Это было хорошо, — устало говорит Чимин, сидящий чистым и умытым на мягком диване кафе, в котором они нашли и осквернили туалет. Пак укладывает гудящую от бессонной ночи голову на чужую грудь.
Рука тут же ложится на омежью талию и притягивает ближе. Юнги наслаждается крепким кофе, заказанным в купе с несколькими сладкими пирожными для Пака, и любуется видом освещенной и пустынной, к тому же широкой дороги, по которой раз в пару минут проезжает одинокий путник.
— Понимаешь, что я теперь тебя не отпущу на свободу, какой бы вольной птицей ты не был?
— Я сам не уйду.
— Не будешь со мной спорить?
— Буду, мне понравилось.
