толстая стена дала трещину

Помещение заполнили людской гул, громкая музыка и задорное улюлюканье. Тут и там шнырял развеселённый народ, кто-то играл в пресловутую бутылочку, кто-то устроил бои не на жизнь, а на смерть в ‘монополию’, а кто-то разбрёлся по парам, чтобы знатно посплетничать или кокетливо пофлиртовать. По стенам ползли разноцветные огоньки, отражаемые большим диско-шаром. Стоял запах жареной еды, сладкой газировки и приторных женских духов. Достаточно типичное празднование дня рождения. Колпачки, торт, жаркое, все дела. Хосок был одет в розовый топ с белыми ромашками и очаровательный джинсовый комбинезон, одна из лямок которого спадала с плеча. Копна рыжих волос пушилась, завиваясь на кончиках. Чон увлечённо отвечал на сообщения в своём телефоне, пробираясь сквозь толпу, когда в него со всей силы врезался кто-то, – вишнёвое вино из пластикового стаканчика, что он держал в руке, пролилось на одежду. Хосок удивлённо ахнул, поднимая взгляд, и тут же недовольно скорчился. – Мин-ебучий-Юнги, собака ты сутулая, ты когда-нибудь перестанешь приносить мне проблемы? – расстроенно вздохнул Чон, разглядывая донельзя довольного хёна, который явно был куда больше рад случайной встрече. – О, киса, какие люди! Погляди-ка, вселенная таки хочет, чтобы мы были вместе! Судьба, ни дать ни взять! – весело выдал Мин, хватая донсёна за руку, поднимая её вверх и заставляя Хосока покрутиться вокруг собственной оси, делая пируэт. – Юнги! – возмутился Чон, – Господь Всевышний, дай мне сил, ты невозможный! Пусти меня, бессовестный нахал! – он вырвал руку из хватки и нахмурился, разглядывая нанесённый комбинезону ущерб, после закрывая глаза и считая про себя до десяти, чтобы успокоиться, не разразившись недовольной тирадой, – Всё, сгинь с глаз моих, юродивый, – отмахнулся донсён, продолжая свой путь. Мин мгновенно увязался за ним, похохатывая, развеселённый бурчащим Хосоком. Уже как три года они учились в одном университете, на одном потоке и в одной группе. Если первый год им удавалось успешно игнорировать существование друг друга, то на второй всё кардинально изменилось, потому что Юнги положил свой глаз на Чона и принялся зажимать тут и там, попутно выдавая гаденькие каламбуры, откровенно заигрывая и мучая пошлыми приставаниями. Хосок был по природе своей достаточно мягкий, открытый и добродушный человек, потому поначалу лишь вежливо отказывал Мину, мол, ты не мой типаж, извини, дружище, но как только Чон понял, что его хён самый наглый, упёртый и саркастичный человек на свете, то в ход пошли уже отшивания погрубее, жёстче и резче. Временами приходилось буквально умолять отстать от собственной персоны, настолько Юнги мог быть невыносим, ведь того только забавляло раздражать, доставать и глумиться над измученным окучиванием Хосоком. – Ки-иса, я за тобой не поспеваю. Притормози, – хмыкнул хён, когда они уже миновали гостиную и попали в небольшую кухню, где не было ни одной живой души. Барная бордовая стойка в центре помещения, холодильник и столешница по правую руку, над ней длинная люминесцентная лампа, от который исходил холодный свет. – Перестань называть меня ‘кисой’, – обречённо вздохнул Чон, даже не надеясь на то, что его слова изменят что-либо, просто вставая с каменным лицом, – Ты когда уже успокоишься? Какая я тебе ‘киса’, говнюк ты эдакий? Устоявшееся прозвище образовалось ещё несколько месяцев назад, когда Хосок в один день проспал и пришёл на зачёт в розовой пижаме с голубыми облачками и тапочках с забавными кошечками, но главным было другое. Растрёпанные волосы донсёна сложились будто бы в два острых кошачьих ушка. Стоит ли говорить, что Юнги был в полном восторге? Нет? Ну, ладно. – М-м, самая настоящая, ры-ыжая, вредная. И пушистая, – ухмыльнулся Мин, подхватывая взвизгнувшего Хосока за талию и уверенно усаживая на барную стойку. – Ты вообще знаешь, что такое совесть? Личные границы? Стыд? Мораль? – поинтересовался Чон, приподнимая брови. Не то чтобы Юнги так уж раздражал, выводил из себя и был противен ему, по прошествии двух лет он успел свыкнуться с неугомонным, взбалмошным и неконтролируемым хёном, который кружил юлой и сдаваться, казалось, совершенно не собирался. Просто донсён начал относиться к нему скорее как к другу, в какой-то момент их перепалки даже начали смешить, порой скрашивая скучные будни на бесконечных парах. Тем паче, они были из одной компании. Общие друзья лишь потешались над происходящим между этими двумя и достаточно очевидным образом выжидали, когда же оборона Хосока с треском падёт. Настоящих ссор между донсёном и Юнги было всего парочку, когда Мин действительно шибко перегибал со своими пылкими ухаживаниями, шуточками и приставаниями. Их общение было похожим на то, что происходит между младшеклассниками, когда задиристые мальчишки дёргают за косички девочек, которые пришлись им по вкусу. – Слышал где-то, но лично не знаком, – Мин расплылся в развязной улыбке и снял с держателя рулон бумажных полотенец, чтобы начать вытирать вишнёвое вино с комбинезона Хосока, – Прошу понять и простить меня, крошка, не заметил тебя, ты же совсем микроскопический, едва ли в ладошку помещаешься. – Если бы я знал, что тебя тоже пригласили, пакостник, то ни за что бы не пришёл, – забурчал Чон, начиная рассматривая блондинистую макушку слегка испорченных осветлителем волос, в которых запуталось розовое конфетти. Донсён аккуратно вытащил блестящую небольшую ленту и отложил в сторону. Он чувствовал то, как от Юнги исходил приятный аромат какого-то пряного одеколона, а ещё грейпфрутового сока и виски. Естественно, чёрт возьми, от Юнги пахло виски. Это же Юнги. – Врушка, – хмыкнул хён, резко поднимая голову и встречаясь взглядами с донсёном, который слегка вздрогнул и сразу же недовольно наморщил нос, но не отвернулся, – Тебе поди Сокджин сказал, что я тут буду, вот ты и намарафетился, – задирал он. – Ну, естественно. Сплю и вижу, когда же Юнги-оппа меня заметит, – начал ехидничать Хосок, тряся головой из стороны в сторону, дразнясь. Когда Мин внаглую положил свои большие ладони на его ляжки, Чон просто терпеливо убрал их, сводя ноги, чтобы хён не устроился между, как делал, наверное, раз сто до этого. На Юнги висела болотного цвета ветровка, охристая футболка, на ногах – голубые джинсы с дырами на коленях. Он походил на типичного такого бунтаря-занозу в заднице. Мин курил самые паршивые сигареты, кое-как получал ‘удовлетворительно’ на зачётах, снимал однушку, подозрительно похожую на заброшенный гараж пост-панк группы, и писал текста, много текстов. Хосок читал. И Хосок честно признался, что тот был грёбанным гением. Выше всяких похвал. – Когда мы на свидание пойдём, киса? – хён выгнул бровь, доставая из холодильника бутылку персикового вина и откупоривая штопором, чтобы после налить донсёну в стакан. – Когда рак на горе свистнет, Мин Юнги, вот тогда и пойдём, – лениво пожал плечами Чон, беззлобно улыбаясь и болтая ногами туда-сюда. Хён подумал, что в своём комбинезоне, топе и со вьющимися волосами тот походил на живое воплощение весны, поле подсолнухов и цветущую сирень. – А чем я плох? Ежели не красив, умён или харизматичен? Всё при мне, – Мин развёл руками в стороны, приподнимая брови. – Давай я тебе объясню, карманная моя прилипала, – хмыкнул Хосок, – Во-первых, ты рыбы по знаку зодиака, а я ненавижу рыб. Они слишком много пиздят и мало делают. А ещё буквально первая ссылка в ‘гугл’ говорит о том, что большая часть рыб ленивые неудачники, лгуны и слабаки! Хён развеселённо захохотал, не веря своим ушам: – Ты серьёзно, золотце? Астрология? Я не ослышался? – Нет, Юнги, конечно, я, блять, несерьёзно, просто я уже, нахуй, не знаю, как тебя по-человечески отшить, – постно выдал Хосок с непроницаемым выражением лица и отпил из своего стакана вина, слегка морщась от химозно-спиртовой отдушки – да уж, чем богаты, тем и рады, зато сразу понятно – стандартное студенческое празднование, – Ради всего святого, перестань пытаться меня склеить, упёртый донжуан. Мин подошёл ближе к донсёну, останавливаясь вплотную, улыбаясь и произнося: – Продолжай список, солнце, я весь внимание. Чон громко измученно вздохнул, но повиновался: – Во-вторых, мы не химичим. У нас нет вот этого ужасающе огромного гормонального облака, где пресловутое электричество так и витает в воздухе. ‘Искра, буря, безумие’*, you know? – Тебе так только кажется, киса. Спроси любого в компании, и они назовут нас концентратом самой настоящей химии, – самоуверенно хмыкнул хён. Господь Всевышний, да ребята уже пытались спорить на то, что они вступят в отношения, только не с кем было, потому что все собрались ставить на позитивный исход. – Какой же ты упрямый, Мин Юнги. Тебя невозможно переспорить, – покачал головой Хосок, даже не собираясь вступать в словесную дуэль – дохлый театр. Хён был удивительно настойчивым, своенравным и крайне настырным человеком. Ты ему слово, а он тебе – десять, проще говоря, – Далее по списку. Я люблю другой типаж мужчин. Таких, как наш Чонгук, к примеру. Огромная мышечная скала, душа компании, весь из себя джентльмен, смазливый, заботливый, из любой задницы тебя достанет, не пропадёшь, в общем. – Наш Чонгук тупой как сибирский валенок, солнце, а остальные качества и во мне имеются. Ну, кроме груды мышц, но она и не обязательна, чтобы такую мелочь как ты поднять, – не унимался Мин, на что Хосок лишь закатил глаза. – Но самое дерьмовое твоё качество, так это то, что ты шлюхан, Юнги. Самый настоящий шлюхан на свете. Людей, которых ты не трахнул на нашем потоке можно пересчитать по пальцам одной руки. У тебя вообще ноль принципов в делах любовных, и это ещё не говоря о том, какой донельзя романтичный букет ты поди успел собрать со всех своих сказочных похождений в страну поебушек, – хохотнул Чон. – Не шлюхан, а либидо высокое! – запротестовал Мин, мимоходом поглубже вдыхая одеколон Хосока с петигрейном и оливой. От донсёна всегда пахло прекрасно, зачастую свежими ароматами или сладкими, сдобными, фруктовыми. – Называй это как хочешь, но я лично пас проверять, – пожал плечами донсён, – У меня уже был подобный экспонат и, пожалуйста, за полгода отношений три измены. На дух не переношу людей, которые трахают всё, что движется и не очень, и считаю это беспринципностью, аморальщиной и даже мерзостью. Я не прыгаю из постели в постель и предпочитаю, чтобы мой партнёр придерживался такого же образа жизни. Я собственник, я легко привязываюсь и, если уж полюблю, то крепко-накрепко. Хуйню, что я пережил, встречаясь с тем уёбком, который не гнушался кувыркаться за моей спиной, я не вынесу повторно, дружище. Это было пиздец как больно. Я отходил год. Мне даже ебучие антидепрессанты выписывали. У меня тонкая душевная организация, так сказать. Поэтому мимо, Мин Юнги. Ты идёшь далеко и надолго. – Так вот оно что, киса, ты боишься обжечься, – подытожил Юнги, в голове зашевелились скрипучие шестерёнки. А ведь правда, впечатление, которое он производил, легко могло напугать такого, как Хосок. Тот был действительно достаточно нежным, мягким и сентиментальным человеком, явно неспособным на предательство, – А если я скажу, что ни разу не изменял в отношениях? Чон прыснул со смеху, чуть не подавившись вином, и приподнял брови: – То я тебе не поверю. Да и когда ты в последний раз был в отношениях, Казанова? Когда по Земле ещё динозавры ходили или попозже, когда люди на мамонтов охотились? – Я был в отношениях ровнёхонько до того момента, как встретил тебя, ласточка, – обворожительно улыбнулся Мин, лениво моргая, и ни разу не приврал. – Да что ты говоришь, мой рыцарь в белых доспехах? – донсён ехидно хмыкнул. – Спроси Намджуна, золотце. Я расстался сразу, как только ты мне понравился, – невозмутимо выдал Юнги, не меняясь в лице. Хосок даже прищурился, пытаясь найти подвох. Об этом ему хён никогда не рассказывал. На некоторое время повисла тишина, впору сверчкам затрещать. – В любом случае, это не меняет того, что ты слабый на передок. Каждая живая душа в университете в курсе, что ты у нас своего рода ‘муж на час’. У тебя плохая репутация. Я, наверное, со столькими людьми за руку не здоровался за всю жизнь, со сколькими ты переспал, – наконец произнёс Чон, продолжая болтать ногами в воздухе. – Ты преувеличиваешь, киса, и нехило так. Слишком много веришь сплетням. Назови хотя бы десять, и я больше никогда не потревожу твой покой. Вообще. Никакого флирта, никаких свиданий, никаких заигрываний, – Юнги выгнул тёмную бровь. – Легко! – победно воскликнул донсён и принялся загибать пальцы, – Тует, Ныль, Бёнгмин, Сынг, Динх, Виен… – он остановился, хмурясь. – То-то же, золотце, – деловито кивнул Мин, – Ты бы поменьше общался с людьми из компашки моего бывшего, там мало хорошего обо мне расскажут. – Я просто не могу вспомнить! – воспротивился Хосок, но звучал уже далеко не так смело, как до. – Если вспомнишь, сообщи. У этого пари нет ограничения по времени, уж так и быть, – хён безразлично пожал плечами, будучи уверенным в своей правоте, – И, раз уж тебя так беспокоят, как ты выразился, мои дела любовные, – насмешливо хмыкнул Юнги, смотря на донсёна с намёком. Щёки Хосока мгновенно вспыхнули, он опустил смущённый взгляд, – то отныне я ограничусь праведным воздержанием до тех пор, пока ты не соизволишь, наконец, начать со мной встречаться. – Тогда тебе придётся податься в монахи, – язвительно ответил Чон, резво спрыгивая с барной стойки. – Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, солнышко, – спокойно ответил Мин, отправляясь вслед за донсёном в гостиную. *** Небольшая комнатушка в общежитии была обставлена достаточно скромно: пару чёрных шкафов, две односпальные кровати друг напротив друга, между них – извечно скрипящее крутящееся кресло и стол с грудой учебников, тетрадей и огромным фиолетовым горшком с алое. На полу линолеум под паркет из светлого дерева. Пластиковые белое окно по центру с видом на детскую площадку и девятиэтажный муравейник из оранжевого кирпича. По правую руку находился вход в крохотных размеров кухню. Хосок сидел на своей кровати укутавшись в большое, нежно-розовое, пуховое одеяло с жёлтыми полумесяцами. Рыжие волосы торчали в разные стороны, пушась. В ногах лежал ноутбук из которого играла заставка сериала ‘постучись в мою дверь’. Куча белых платочков были разбросаны тут и там. Чон слёг с гриппом три дня назад и понятия не имел, где согрешил в своей жизни, что ему приходилось платить таким образом, потому что болезнь по ощущениям была хуже чем то, что пришлось пережить Иисусу перед смертью. Невозможность дышать из-за заложенного носа и насморка, горло будто бы искромсали адские гончие собственной персоной, до невозможности сухой кашель, – все эти прелести решили посетить бренное тело Хосока разом, вообще не размениваясь на мелочи. Кости ломило так, что умереть казалось не такой уж плохой идеей. Вдобавок зима на дворе, оконные петли расшатались, и не то чтобы поддувало, в комнате стояла грёбанная морозная вьюга. Мир определённо задумал ополчиться против Чона. Соседа по комнате, которым по совместительству являлся Тэхён, пришлось отселить на неопределённое количество времени, потому из развлечений Хосоку остались лишь просмотр сериалов, подготовка к сессии и попытки выжить, не скончавшись от температуры под сорок, заставляющей ощущать себя так, словно адский котёл настиг раньше положенного. Ментальное состояние Чона и так подкосили проблемы со здоровьем, так ещё и ‘постучись в мою дверь’ подкинул свинью в виде серии, где Серкан потерял память после падения на самолёте, что добило окончательно, заставив Хосока измученно разрыдаться. Прекрасно. Просто чудесно. Фонтан. Пока Чон раздосадованно всхлипывал, подвывая и шмыгая носом, раздался негромкий стук в дверь. Хосок выдал хриплое и насколько возможно громкое в его положении: – Ау. В дверном проёме сначала появилась блондинистая макушка, а потом уже и Мин Юнги собственной персоной. С алыми от холода щеками и пимпочкой носа. В чёрных джинсах и безразмерной тёмно-серой рубашке в клетку, которая выглядела так, будто её носила целая рота по очереди, затем она была украдена троллем, утоплена в болоте и только уж потом перешла во владения хёна, когда тот соизволил достать её, поковырявшись камышом в склизкой тине. В руках крафтовый пакет. – Бонжур, киса, – поздоровался Мин, довольно улыбаясь. Юнги не видел Хосока в университете неделю и забил тревогу уже на второй день, а в компании никто в душе не знал, в каком корпусе и какой комнате живёт Чон, потому пришлось идти обходными путями и выискивать загадочного мистера икс под кодовым названием: ‘Ну, он там общается с чуваком каким-то, сосед его вроде. Да, блять, я не ебу, как его зовут и в какой он группе, отъебись, Бога ради, дай нормально покурить’. Донсён удивлённо уставился на Мина, не совсем понимая, что тот забыл в его общежитии. Это был в принципе первый раз, когда Хосок видел хёна вне университета и общих попоек. – Юнги..? – гнусаво и растерянно промямлил Чон, хлопая раздражёнными от слёз глазами, – Ты чего тут делаешь? – Пришёл навестить самую классную задницу и главную очаровашку всея психфака, а ты? – задорно отзеркалил Мин, по-хозяйски проходя в комнату, усаживаясь на кровать и только после замечая заплаканное лицо донсёна, – Киса, ты плачешь? – забеспокоился он. – Нет, – промямлил Хосок, но тут же разрыдался пуще прежнего, пристыженно зарываясь лицом в одеяло. Господь Всевышний, мало того, что ему приходилось мириться со вселенской несправедливостью в виде ужаснейшего гриппа, так теперь ещё и чёртов неугомонный Ухажёр Номер Один наблюдал сей позор с местами в первых рядах. Что может быть лучше? Может, сейчас потолок пробьёт каменная плита с сидящими на ней Джастином и Хейли Биберами, которые захотели потыкать в него пальцем, смеясь и крича: ‘Он плачет над турецким сериалом для подростков!’? Юнги растерялся от подобного совершенно неожиданного поворота событий. Вид раздосадованного донсёна заставил сердце сжаться. Первая мысль – лучшая мысль, поэтому Мин просто обнял Хосока, крепко прижимая к себе вместе с облаком гигантского одеяла и утыкаясь носом в пушистую рыжую макушку, которая пахла персиковым шампунем. У Чона не было сил, возможности, да и желания сопротивляться, он поверженно расстроенно плакал, шмыгая сопливым носом. Щёку грела грудь хёна, в которой быстро билось сердце – это тронуло Хосока, даже умилило. У него всегда были сомнения насчёт подлинности чувств Юнги. Казалось, Мин просто хотел заполучить его в свою копилочку ‘побед’, поставить как трофей на полочку и победно поставить галочку напротив, мол, как два пальца об асфальт. Из-за достаточно пошлого, вульгарного и нескромного способа подбивать клинья создавалось именно такое впечатление. Чон отметал любую возможность построения отношений с хёном, потому что тот не походил на ‘хорошего бойфренда’, от него веяло скорее ‘я буду постоянно устраивать тебе эмоциональные качели, шляться по барам до утра и засматриваться на любую проходящую мимо задницу’ ‘бойфрендом’. Разбираться с комплексами, разбитым сердцем и дырой в груди после не хотелось. Хосок старался обезопасить себя, не дать в обиду, как это часто происходило в прошлом. Ну, естественно, чёрт возьми, Юнги привлекал его. Как Юнги мог не привлекать? Он же был похож на воплощение слов ‘харизма’, ‘красота’ и ‘талант’. Донсён многое спускал мерзавцу с рук, хотя имел право давным-давно залепить смачную пощёчину, плюнуть в лицо и распрощаться с горе-кавалером. С Мином было весело, не скучно и интересно. Они часто сидели вместе на парах, Хосок давал ему списывать несчётное количество раз, даже на плече заснул однажды, когда всю ночь до этого пил пиво с Тэхёном, обмывая сданный зачёт. Тогда ещё хён сфотографировал это и дразнился, мол, глянь, какая мы сладкая парочка. Но Чон никогда не позволял их общению зайти дальше для своего же благосостояния. Отношения для него значили серьёзные намерения, крепкое доверие и искренние чувства, а донсён сомневался, что Юнги был тем, кто сможет это дать. – Что стряслось, киса? Кто тебя обидел? – озабоченно поинтересовался Мин. – Серкан не помнит Эду, – Хосок опечаленно взвыл. – Чего? – стушевался хён. – Серкан не помнит Эду! – возмущённо воскликнул Чон, поднимая голову на Юнги и недовольно хмурясь, – Он упал на самолёте, его забрала Селин в свою тупую хижину как у лешего ебучего, а Эда подумала, что он умер! Серкан ничего не помнит, Селин напиздела ему, что Эда плохая! Блять, я смотрел двадцать девять ебучих серий по полтора часа, чтобы они, наконец, поженились, а теперь Серкан ёбнулся с самолёта! Какого хуя, бро? Просто какого хуя? На меня чихнул сраный дед в кофейне, я заболел, чувствую себя так, будто по мне проехался самосвал, потом проскакал лось, китайский Колокол Счастья грохнулся следом, а теперь Серкан не помнит Эду! Помогите, блять, добейте меня уже! Юнги расхохотался во весь голос, откидывая голову назад и резко вспоминая, почему влюбился в Чон Хосока. Вот, чёрт возьми, поэтому. Что может быть очаровательнее, чем лохматый, недовольный, и донельзя домашний донсён? – Бедняжка, – снисходительно покачал головой хён, глуповато улыбаясь, – За что только тебе эти напасти, золотце, ума не приложу. – Теперь ещё ты на мою голову свалился, Мин Юнги! Откуда ты знаешь, где я живу, маньячина ты эдакая? Шпион недоделанный. Джеймс Бонд, блин, – беззлобно начал бурчать Чон, заставляя хёна снова рассмеяться. – Тебя не было неделю, киса. Что мне предлагаешь делать? Пришлось нанимать частного детектива, – со всей серьёзностью произнёс Мин, деловито кивая как бы в подтверждение своих слов. Юнги бегал взглядом по лицу припухшего раскрасневшегося Хосока. Между ними было буквально с десяток сантиметров. – Иди домой, сыщик, – вздохнул Хосок, выбираясь из объятий и усаживаясь обратно в позу огромного розового облака, – Заболеешь же. Я слёг с какой-то нечистью, это не грипп, а игрушка Дьявола, так что не советую тут задерживаться, дружище, если тебе дорога твоя жизнь, я-то на тот свет скоро отправлюсь, будешь донимать вместо меня могильную плиту. Хотя, с такой настырностью, боюсь, с того света достанешь, никуда не деться. – Как тебя можно оставить, солнце? Я суп куриный принёс. И пирог лимонный, – Мин тепло улыбнулся. – Ты принёс мне суп? И пирог? – удивлённо переспросил Чон, хотя прекрасно слышал сказанное. – Ну, да, – Юнги пожал плечами, доставая из пакета два контейнера, на которые донсён уставился как баран на новые ворота, потому что это были самые обычные домашние контейнеры с, судя по виду, домашней едой. – Ты что, это сам приготовил? – неверяще произнёс Чон. – А что такого? – хён непонятливо нахмурился. – Мин Юнги, ты умеешь готовить? – всё никак не мог прогрузиться Хосок. – Умею, – утвердительно кивнул хён. Домашние контейнеры. Домашняя еда. Мин Юнги. – Офигеть, блин, – подытожил донсён, обескураженно уставляясь на Мина и хлопая глазами. Они просто сидели и пялились друг на друга с минуту точно. – Ты не любишь домашнюю еду? – Юнги был в замешательстве. – Люблю, – ответил Хосок, в голове пролетело: ‘А ещё я, блять, люблю мужчин, которые умеют готовить, потому что это сексуально, и потому что я даже яйцо не могу сварить, не устроив грёбанный пожар’. – Тогда в чём дело? – В том, что ты выглядишь как человек, который о существовании сковородки знает только по фильмам, – честно ответил Чон. Мин рассмеялся, удивлённо приподнимая брови: – Это ещё почему? – Потому что первые слова, которые я услышал от тебя были, цитирую: ‘Кажется, я потерял свой номер телефона. Можно взять твой?’, – донсён выгнул бровь, – Типичный такой мужичок, понимаешь? ‘Я не знаю, как включать стиральную машинку’, ‘почему-то чистое бельё перестало появляться в моём шкафу с тех пор, как я съехал от мамы’, ‘в моей комнате пахнет как в собачьей будке’ и ‘в смысле надо мыться чаще одного раза в месяц?’. А, забыл! ‘Я ссу в раковину и вам советую, ребята, ебать как удобно’. – Ты думал, что я ссу в раковину? – оскорблённо возмутился Юнги, приоткрыв рот от негодования. – No offense, бро, но ты называешь меня ‘кисой’, – Хосок приподнял брови с намёком, – Я слышал это прозвище в последний раз в нулевых! Родители моего приятеля называли так друг друга! Типа ‘ки-и-ис, иди сюда’, – он нарочито тянул гласные писклявым глуповатым голоском, карикатурно надувая губы. – В этом и сок, золотце, – самодовольно хмыкнул Мин, – Оно граничит с вульгарным, но с правильной интонацией превращается в достаточно милое или вполне себе горячее. Мне нравится. Как доктор прописал. Тебе подходит. Ненароком донсён представил, как бы это прозвище звучало в постели низким голосом Юнги, который стопроцентно стал бы ещё ниже во время секса, на густом выдохе, с пылким взглядом, полным желания… Твою мать. Какой кошмар. Возможно, действительно не так уж плохо. Позор. Хосоку стало настолько стыдно за свои мысли, что его щёки порозовели, и, естественно, блять, хён заметил это. Ну, конечно же! По-другому и быть не могло! Мин многозначительно хмыкнул, облизывая губы и медленно кивая, мол, я же говорил. Чону хотелось провалиться под землю от стыда. Каждый! Каждый раз! Как Юнги оказывался в поле зрения, обязательно случалась какая-нибудь катастрофа! Этот человек был невыносим по своей природе. И, кажется, это начинало нравиться. Пиздец. *** Блестящие на солнце сугробы, морозный воздух и ни облачка на ярком лазурном небе, что слепило глаза. Мегаполис давным-давно очнулся ото сна, вовсю кипел жизнью и не собирался никого ждать. Раздавались громкие гудки машин с шумной магистрали, лай собак и щебет птиц. К концу января жители уже практически смирились с окончанием праздников, вошли в строй. В тесном помещении на полу лежал матрас с бордовым постельным бельём, близ него перекошенный чёрный комод и полуживой торшер. Чон титаническими усилиями разлепил глаза и тут же ощутил то, как мерзко одежда липла в телу. После знатной, дружеской, пятничной попойки адски сушило. Подташнивало, слегка кружило, а во рту будто дохлятина побывала. Ну, вполне ожидаемо, ничего нового, стабильность, так сказать. Он смотрел в потолок, пытаясь прогрузиться и припомнить хотя бы что-то со вчерашнего дня, но мозг категорически отказывался выдавать информацию. Волосы спутались в гнездо, на лице отпечаток от подушки и… Рука? Хосока будто ведром холодной воды окатили, когда он понял, что его, чёрт возьми, обнимала чья-то рука. Он широко распахнул глаза, вздрагивая и резко поворачиваясь вправо. – Мин Юнги, блять! – ошарашенно завопил Чон, едва стоило увидеть сонное умиротворённое лицо хёна, который зажмурился от громких звуков, приоткрыв лишь один глаз, но наглая улыбка всё равно появилась на его губах, – Какого хуя?! – И тебе утро доброе, ки-иса, – протянул Мин. Казалось, ещё чуть-чуть, и он лопнул бы от самодовольства. Из одежды на нём были лишь серые боксёры. Всё. Больше ничего. Совсем. – Какое, нахуй, доброе утро? – возмутился донсён, скидывая с себя чужую руку и поднимаясь всем корпусом, – Ну твою же мать! Мин Юнги, ты вообще охренел? Как у тебя рука… Член поднялся меня трахнуть? – М-м, очень хорошо поднялся, я бы даже сказал – отлично, – бесцеремонно хмыкнул хён, подпирая лицо рукой и рассматривая донельзя очаровательного Хосока. Иисус наш Христос, утренний привычный стояк по ощущениям окаменел от одного только вида того, насколько сексуально выглядел Чон в его одежде. Собственнические чувства ликовали внутри, мол, да-да это моё сокровище. Ну, вообще, нет, но Мин усердно работал над этим. – Юнги! – расстроенно воскликнул донсён, оборачиваясь, уголки его губ опустились. Хосок переспал по пьяне лишь пару раз за свою жизнь, и это было ужасно, он просто ненавидел подобное дерьмо, – Да, почему-у? Какой отстой. Полный отстой, Юнги. Это не круто от слова совсем, – покачал головой Чон, – У тебя же скоро день рождения? – Как мило, ты помнишь, – ухмыльнулся хён. – С днём рождения, в общем. Считай, это подарок, – громко разочарованно вздохнул Хосок, чувствуя себя отвратительно, грязно, неприятно. Дело было даже не в самом Мине, а в условиях. Чон не считал себя ханжой, праведником или святошей со светящимся нимбом над головой, но предпочитал, чтобы секс происходил на трезвую голову. Ну, или хотя бы, чтобы его можно было вспомнить, – Но больше так не делай, пожалуйста, – он поджал губы, не собираясь обвинять одного Юнги в произошедшем, потому что очевидно, что тот не стал бы его насиловать, принуждать и тому подобное. Хосок знал наверняка, конкретно в этом плане доверял Мину. Прикосновения, флирт, окучивание – да. Поцелуи, секс против воли – нет. Из чего можно справедливо рассудить – они оба хотели этого. Ну, что ж, не они первые, не они последние, кто переспал по пьяне. Ничего не поделаешь. Живём-живём. – Я шучу, киса. Не переживай, мы не предавались плотским утехам, – успокоил хён, – Извиняюсь, делам любовным, как ты говорил, – дразнил он, – Ты напился текилы и попросился в гости, потому что в общагу уже не пускали. Ничего не было. Слава Всевышнему! Хосок облегчённо выдохнул, чувствуя то, как с плеч упала гора, но тут же возмущённо нахмурился, несильно шлёпая Мина по ляжке и ворча: – Не стыдно вообще, юморист? Меня чуть инфаркт не хватил! – Ты же знаешь, что я не стал бы трогать тебя. И не притронусь, пока сам не захочешь. А ты захочешь, – дерзко хмыкнул хён, лениво моргая. – Совсем сбрендил, Мин Юнги? Никогда такого не будет, – весело хохотнул Чон. – Уверен? – хён приподнял брови. – Уверен, – кивнул Хосок. – Полгода, и победа за мной. Спорим? – Мин расплылся в похабной улыбке. – Спорим, – без промедления согласился донсён. Они пожали друг другу руки с громким хлопком. – Если проиграешь, купишь мне книгу. Люблю хорроры. Прочитал недавно ‘мистер Джиттерс’. Глуповатая и нестрашная, совсем-совсем детская. Фастфуд, в общем, на разок, но обложка очень красивая, хочу печатное издание, – Хосок искренне улыбнулся, показались его очаровательные ямочки, и сердце хёна пропустило удар. Как же, чёрт возьми, красиво. Казалось, это самая прекрасная вещь в мире, которую он только видел за всю свою грешную жизнь. Ещё и эти пушистые, лохматые, рыжие волосы, торчащие в разные стороны, запястья тонкие-тонкие, а пальцы длинные-длинные, лодыжки костлявые, фигура точёная, ноги худые. Идеально буквально всё, без исключений. Иногда Юнги сомневался в том, что Чон был реальным. Ну, не может же живой человек быть настолько совершенным. Искусство, ни дать ни взять. – Я и так могу купить, – просто ответил Мин, а в голове: ‘Что угодно, проси всё, что захочешь, только улыбнись ещё раз’. – Не хочу, чтобы ты тратился. Мне будет неловко, – поджал губы Чон, – А у тебя какое желание, если я проиграю? – Переедешь жить ко мне, – мгновенно выдал хён, вмиг став донельзя довольным, даже предвкушающим. Он был уверен в себе, потому что в их отношениях уже появились изменения. Спустя два года ему удалось получить номер телефона Хосока, а это многого стоило! Чон стал соглашаться на то, чтобы Юнги провожал его до общежития, мать вашу! Они даже как-то в кофейню зашли! В ко-фей-ню! Вдвоём! И всё из-за того, что во время болезни Мин целыми днями таскался к донсёну, которого действительно тронула такая забота, ведь, если бы не хён, ему пришлось куковать совершенно одному. А когда Юнги оказался не против смотреть вместе с ним ‘постучись в мою дверь’, Чон в лице изменился. Никто и никогда не хотел смотреть с ним турецкие сериалы! Даже Тэхён! Мин ещё и приносил домашнюю еду каждый раз, научился делать хосоковы любимые тыквенную кашу, морковное печенье и пасту с брокколи. – Вы поглядите, какая самонадеянная наглая морда, – снисходительно покачал головой Хосок, – В любом случае, я выиграю, так что по рукам, – согласился он, после оглядывая себя с ног до головы: болотного цвета боксёры и явно не его огромная тёмно-фиолетовая толстовка с… – Это что, ‘магазинчик самоубийств’? – удивлённо спросил Чон, поворачиваясь на хёна. – Ну, да, – пожал плечами Юнги, – Ты сам вчера выбрал. – Я обожаю ‘магазинчик самоубийств’! – радостно воскликнул донсён, просияв от счастья. Это заставило Мина добродушно рассмеяться. Непосредственность, простота и искренность умиляли. По своему естеству донсён был достаточно чистосердечным, добрым, не надевал маски, доверял чуть ли не каждому встречному и мог растопить сердце, наверное, любому на своём пути. – Я знаю, солнце, ты говорил, – нежно произнёс хён, кивая как бы в подтверждение своих слов. От этого тона Хосоку захотелось умереть. Просто взять и умереть. Юнги абсолютно точно не имел никакого права говорить таким тоном, и должен отправиться в тюрьму пожизненно без права на досрочное. – Правда? – нахмурился Хосок, – Странно. Не помню такого. Я вообще ничего не помню. Последнее, что я видел, так это Намджуна, который посчитал охуенной идеей побежать за бродячей собакой, чтобы её погладить, и смачно наебнулся на льду. Вместе, сука, с пивом. С моим пивом! – возмутился он от одного воспоминания, и Мин рассмеялся, глядя на это. – Ну, ты пытался убедить Чонгука, что Ники Минаж – рептилия, и показал ему какой-то видос на ‘ютьюбе’, где у неё зрачки меняются с обычных на змеиные такие. И, естественно, блять, Чонгук тебе поверил. Я чуть не сдох от смеха, – хохотнул Юнги, – Потом ты решил рассказать бармену, что съел своего брата-близнеца в материнской утробе. Затем нам пришлось разнимать вас с Сокджином, когда вы пытались подраться за последнюю чесночную палочку. О! А ещё ты сидел у меня на коленочках, киса, – хён расплылся в до невозможности довольной улыбке, – Лез обниматься, а ночью попросил быть твоей большой ложечкой*. – Не может быть… Какой кошмар, – обескураженно выдал Хосок, смотря перед собой и краснея с ног до головы, – Текилу я больше не пью. Или вообще не пью. – Конечно-конечно, рассказывай сказки, – многозначительно хмыкнул хён, – Текила тут ни при чём, а вот я скоро выиграю спор, золотце. Ты мне комплименты делал даже. Сказал, что я красивый! И милый! – Пошёл нафиг, Мин Юнги, – пристыженно взвыл Чон, роняя лицо в ладони и мысленно выбирая самый безболезненный способ самоубийства под задорный смех хёна, – Лучше бы тот брат съел меня… Клянусь Господом Богом, что никогда снова не пойду с вами в бар. – В прошлый раз ты говорил точно так же, – насмешливо подметил хён, любуясь смущённым, мягким и таким донельзя притягательным Хосоком, которого хотелось обнимать, целовать. Ну, и не только. Много вообще, чего хотелось. Мин мечтал, чтобы два года мучений наконец прекратились и его старания дали какие-то плоды, потому что смотреть на донсёна и не иметь возможности сделать своим казалось пыткой. Самым ужасным временем было, когда Чон встречался с каким-то туповатым мускулистым громилой, который и двух слов связать не мог, а Хосок с него пылинки сдувал, да смотрел глазками-сердечками. Эта катастрофа длилась полгода. Юнги места себе не находил, даже текста писать перестал на пару месяцев. Хосок удручённо вздохнул в последний раз, выбрался из кровати и зевнул, сладко потягиваясь аки рыжая пушистая кошечка. Открылся вид на его очаровательный небольшой животик и прелестную, ну, просто прекрасную задницу. Мин смотрел и понимал, что утренний стояк превратился в обычный и пропадать никуда не собирался, – стабильная реакция организма на Чон Хосока в совершенно любой ситуации. – Где мои вещи? – поинтересовался донсён, оглядываясь по сторонам и замечая на стенах дюжину постеров с разномастными рэперами, надписи баллончиком и виниловые пластинки. На полу стопки исписанных тетрадей, видавший виды ноутбук, упаковки от быстрорастворимой лапши, потёртые книги и смятые банки пива. Полный бардак. Зато можно сразу сказать – тут жил Мин Юнги, и никто другой. – Останься, – просто попросил хён. Чон удивлённо приподнял брови, поворачиваясь на него. Они встретились взглядами. Немой диалог. Хосок почувствовал кульбит в желудке, потому что это ‘останься’ звучало неимоверно интимно, сокровенно, важно. Где-то внутри чутко затрепетало сердце. Остаться? – На сколько? – донсён слегка стушевался, чувствуя себя совершенно нагим от того, как смотрел на него Мин: так, чёрт возьми, влюблённо, так по-настоящему, так, как смотрят на первую звезду на небе. Трогательно. Будто бы Чон был невероятно особенным, неземным словно. Сомнения по поводу истинности чувств Юнги отпали мгновенно, как не бывало. – Навсегда, – ласково улыбнулся хён. – Могу до вечера, – Хосок тепло улыбнулся в ответ, – Только, Бога ради, оденься, Юнги, у тебя стоит. И дай мне штаны. – А ты что, смотришь? Любуешься моими прелестями? Пожираешь меня взглядом? – Мин задорно поиграл бровями. Ни капли стыда и совести. – Юнги, я – гей, – с постным лицом выдал Чон, – Я смотрю на всех мужчин. Ну, практически. Кроме друга моего бати, который занимается уринотерапией, обожает есть куриные мозги и ковыряется в пупке при всех, – он скривился в отвращении. Мин расхохотался, поднимаясь, чтобы начать рыться в комоде. Ящики измученно заскрипели. Одежда свалена друг на друга. – Я вот тоже гей, но смотрю только на тебя, – хён обернулся на Хосока, щёки которого мгновенно вспыхнули. Какого чёрта? Ну, как грёбанный Юнги всегда находил способы заставить его сжаться в комок смущения? Просто невыносимо. Флиртун эдакий, чтоб ему пусто было. – Донжуан треклятый, – бурча, отмахнулся Чон. Донсён принял протянутые ему невероятно поношенные тёмно-серые спортивные штаны, выглядевшие так, будто пережили атомную войну, и резво натянул их, – Теперь я похож на огромный мешок с картошкой. – М-м, с каких это пор мешки с картошкой стали такими сексуальными? – бесцеремонно хмыкнул Мин, путаясь в рукавах безразмерной футболки болотного цвета. – С тех самых пор, когда гении стали невероятно наглыми, – тепло ответил Хосок, качая головой, когда увидел, во что превратились непослушные светлые волосы хёна – все наэлектризовались и взлохматилась. Первая мысль – лучшая мысль? Наверное – да, потому что Чон потянулся к косматой шевелюре Юнги, принимаясь аккуратно и донельзя сосредоточенно вычёсывать её, укладывая в более-менее приемлемое состояние. Мин затих, стараясь не дышать вовсе. Никаких шуточек, никаких подколов и приставаний. Он знал, видел, чувствовал всем нутром, что донсёна нельзя было спугнуть ни в коем случае. Не мешать его порыву, дабы увидеть в дальнейшем повторные, – Тебе нужен кондиционер, Юнги-а. Ты сильно испортил волосы осветлением. Очень сухие, ломкие, на кончиках секутся. Могу свой отдать, если хочешь. – Премного благодарен, киса, я сам, скинь мне название, – нежно, глуповато и донельзя влюблённо улыбнулся хён, ощущая то, как быстро в груди колотилось сердце, в ушах шумело. Если ради ещё одного подобного мгновения нужно снова отмучиться два года, то так тому и быть. – Ну, смотри, – пожал плечами Чон, ещё раз сладко потягиваясь. Два раза увидеть животик донсёна за один день уже слишком для этой грешной вселенной. Да происходящее вообще слишком во всех пониманиях. Чёрт возьми, Хосок у него дома! Спал тут! И будет ещё целый день! Кажется, Господь Бог решил смиловаться над Юнги в кои-то веки. – Мы будем кушать? – поинтересовался Чон, выходя из комнаты и оглядываясь по сторонам аки небольшой дикий зверёк по типу суриката. Донсён тут же недовольно поморщился, когда линолеум под паркет из тёмного дерева начал прилипать к ступням. Ничего удивительного, в принципе. Мин не выглядел как человек, который любил устроить отменную генеральную уборку, и остальная часть квартиры об этом таки кричала: пыль, мусор тут и там, запах чего-то несвежего. – Глянь, что есть в холодильнике, золотце. Если мышь повесилась, я схожу в магазин, – ответил Юнги, попутно залезая в домашние чёрные шорты по колено. Довольно убитая кухня. Правый дальний угол и часть стены занимал тёмно-синий гарнитур: столешница где-то вздулась, где-то треснула и отошла. Полная раковина грязной посуды. По левую руку перекошенный обеденный стол под белый мрамор, на котором валялись упаковки от чипсов, кучами смятые листы с черновиками текстов, заплесневевшее яблоко и электрический чайник, явно испускавший свой последний вздох. О табуретках и говорить нет смысла, если их вообще можно было таковыми назвать. Единственное, что выглядело относительно неплохо – холодильник, походивший больше на среднестатистический, чем на уничтоженную хламину. И на том спасибо. – Это полный абзац, Юнги. У меня культурный, так сказать, шок. Нет, я в ахуе! Ты совсем, что ли, неандерталец? Как можно обитать в этой мусорной берлоге? Тихий ужас, – Хосок явно был не под самым приятным впечатлением от увиденного, – И ты хочешь, чтобы я с тобой жил в этом? – он повернулся, приподняв брови с намёком, – Я похож на человека, который только что сбежал из дурки? – Прошу прощения. Не обессудь, киса. Я подкорректирую данную ситуацию. Ты просто застал меня врасплох. Не каждый же день приходит ночевать самый горячий в мире будущий психолог, – извиняющимся тоном произнёс хён, виновато улыбаясь и принимаясь собирать мусор. – Таунхаус прямо. Вигвам, блин, – беззлобно бурчал Чон, заглядывая в холодильник: кусок картофельной запеканки, две банки пива, парочка болгарских перцев, дайкон, помидор, явно отошедший в мир иной банан и кусок сыра, – Ого-го, да у нас сегодня шведский стол. Столько деликатесов, глаза разбегаются. Аж слюнки текут, – задорно хохотнул Хосок. Карикатурная холостяцкая берлога Мина даже забавляла его. Выбор был достаточно скудным, так что Чон справедливо рассудил, что самым отличным вариантом станет сделать салат, распилить запеканку и опохмелиться пивом. Не три звезды Мишлен, конечно, но, как говорится, – ешь, что дают. Пока Юнги резво старался привести своё убежище во что-то приличное, донсён принялся мерно нарезать овощи, попутно напевая себе под нос что-то незамысловатое. Настрой был вполне хорошим. За время болезни Хосок привык находиться наедине с хёном в бытовых ситуациях, так что происходящее практически не смущало. Ну, если только совсем чуть-чуть, ведь все прошлые разы происходили на его территории, сейчас же Чон ощущал себя иначе. Наверное, самое ужасное было в том, что донсён сам напросился в гости, обнимался и улюлюкал с Юнги. Вот за это стыд накрывал с головой. Ещё и вся компания видела этот позор! Хуже некуда. Хосок крупно вздрогнул, когда почувствовал крепкие ладони на своей талии. Чёрт, чёрт, чёрт. Ожидаемо и в то же время неожиданно. Из руки выпал нож. Холодный кончик носа уткнулся в затылок, Мин громко вдохнул сладковатый запах кожи донсёна, прикрывая глаза от наслаждения. Даже сквозь толстовку Чон мог ощущать, как быстро билось сердце хёна о его спину. Часто-часто, словно тот увидел чёртового ‘чужого’, а не просто прикоснулся к нему. Ненароком собственное тоже забилось быстрее. Хосок не говорил ничего, просто смотрел перед собой, застыв как статуя. – Киса, – густо выдохнул Юнги, горячее дыхание опалило шею. Блять. Только не это. Только не грёбанное ‘киса’ в подобных условиях, где Мин каким-то невозможным образом сделал уместным, горячим, личным. Чон громко сглотнул, прикрывая глаза, ресницы затрепетали. Приятно. Вот честно. Очень. Впервые в жизни захотелось ответить на данное прозвище: ‘М-м?’, будто так и надо, будто в подтверждение, будто соглашаясь, – Ки-са, – прочитал он по слогам тихо-тихо. Юнги стиснул талию сильнее, после проходясь обеими ладонями по худым бокам с нажимом. Хосок сдержал тихий стон, жмурясь. Ну, и какого, собственно, донсён позволял это? Почему не останавливал? Почему спускал с рук каждый раз? Ответа не было. Или он не хотел его знать, – Какой же ты красивый, твою мать. Как картина. Грёбанные Пикассо и Дали нервно курят в сторонке. Хосок, я серьёзно, ты очень красивый. Слишком красивый. – Юнги, перестань… – всё, что смог выдавить из себя Чон, покрывшись румянцем, лицо пылало, как, в общем, и тело. У них никогда ещё не было настолько интимного момента. – Нет, я хочу, чтобы ты знал. Хочу, чтобы ты понимал, как я вижу тебя. Ты никогда не воспринимаешь мои слова всерьёз, но, чёрт возьми, посмотри на себя. Каждая деталь: будь то выпирающие тазобедренные косточки, родинка на точёных ключицах, идеальный профиль, острая линия челюсти, великолепные бёдра или хрупкие плечи, – Мин, казалось, захлёбывался шёпотом, но не мог перестать говорить всё, что неимоверно хотелось сказать столько времени. Слова лились рекой, били ключом, – Я не знаю – как, но в тебе нет ни единого изъяна. Как только я заметил тебя, меня будто переклинило. Я больше не смог смотреть ни на кого. Вообще. Я написал уже, наверное, больше ста текстов про тебя и не могу, чёрт возьми, остановиться. Не могу смотреть, когда тебе больно. Не могу смотреть, когда тебе плохо. Не могу смотреть, когда мир несправедлив с тобой, потому что, Хосок, ты тот, кто меньше всего заслужил дерьмо. Ты – самое светлое, что я когда-либо видел, самое чистое, искреннее, тёплое. Самое лучшее. Я никогда и никого не любил так долго. Я серьёзно. Мой максимум был – год. Я не знаю, в курсе ли ты, но в нашу ёбнутую компанию я пришёл только из-за тебя. Я много вообще чего делаю только из-за тебя. Даже на пары хожу, хотя мне, честно, феерически похуй на них. Чон жмурился от смущения, от одолевшего трепета, от щекочущего в желудке неопределённого что-то. Ну, или достаточно определённого. Слова Юнги ласкали душу и заставляли дыхание замирать в горле. Хён никогда не говорил подобного. Хосок не знал, насколько на самом деле сильны его чувства, насколько прозрачны и непорочны. Это сорвало толстую плёнку защиты, дало возможность открыться, быть ближе. – Почему ты никогда не рассказывал об этом? Почему молчал? – тихо спросил донсён. – Потому что ты мне не веришь. Не даёшь подступиться. Держишь дистанцию. Принимаешь за чистую монету чепуху, которую льют тебе в уши те, кому это выгодно. Видишь во мне глуповатого ухажёра, которому нужно лишь одно, – Мин зарылся носом в волосы Чона и вдохнул поглубже. Хосок развернулся к нему лицом. Они смотрели друг другу в глаза, донсён впервые увидел в чужих глубину и… Боль. Достаточно много боли. В принципе, для человека, который безответно любил уже как больше двух лет адекватная реакция, – это заставило почувствовать укол вины в самое сердце. Густое дыхание стало общим. Резко Чон притянул к себе Юнги, чтобы крепко обнять, прижимаясь носом к виску. Ни сантиметра между. Быстрое биение сердец о грудные клетки, и хосоково едва слышное: ‘Верю’. Толстая стена дала трещину. *** Громкий хлопок двери за спиной, шелест крафтовых пакетов, звон ключей и до ужаса тесная прихожая. В квартире пахло елью из автоматического освежителя воздуха, пластиком новых плинтусов и мужским ментоловым дезодорантом. – Не толкайся! – возмущённо взвизгнул донсён, путаясь в ногах и чуть ли не падая, вовремя подхваченный сильными руками Мина за талию. – Я не толкаюсь, это дверь. Прости, – горячий шёпот Юнги на ухо. – Щекотно! – хихикал Чон, жмурясь. – Прости-прости, киса, – засмеялся хён, – Давай помогу, – он взялся за кончик клетчатого шарфа, начиная вертеть Хосока вокруг собственной оси, чтобы снять. – Ты не помогаешь! – запротестовал донсён, у которого мельтешило перед глазами до того момента, когда он оказался нос к носу с Мином, – Что у тебя за маниакальное желание крутить и вертеть мной как юлой? – Ты выглядишь мило в такие моменты, прямо как ребёнок, – тепло улыбнулся Юнги, смотря в светящиеся глаза напротив и ощущая, насколько сильно распирало изнутри от всепоглощающей любви. За последний месяц ему казалось, что он стал самым счастливым человеком на всём белом свете, потому что Хосок наконец, чёрт возьми, дал возможность быть ближе. Не в романтическом плане, к сожалению, но всяко лучше, чем ничего. Друж-ба. Два слога, а сколько раздражения. – Педофилия, получается? – насмешливо выгнул бровь Чон, вдыхая приятный аромат орехового одеколона, исходившего от Мина. – Получается, так, – похабно хмыкнул хён, снимая с плеч Хосока шерстяное фиолетовое пальто, – Давай, разувайся. – Ещё и командует… – беззлобно забурчал донсён, нагибаясь, чтобы расшнуровать туфли, и тут же чувствуя смачный шлепок по мягкой ягодице, – Юнги! Ты обнаглел совсем? Бессовестный! – Извини, принцесса, не удержался, – Мин хохотнул, вешая свой чёрный пуховик на крючок, – Слишком прелестный вид. Эйфелева башня отдыхает. На хёне висел безразмерный чёрный свитер с красными поганками, коричневыми оленями, маками и прочими лесными атрибутами, – его отдал Хосок, чтобы Юнги наконец перестал носить свои украденные у обезумевшего лешего вещи. Возражения не принимались, но спорили они с несколько часов точно. Паркет из тёмного дерева, угловой диван из белой кожи по левую руку, напротив – плазменный телевизор на стене. В углу – бордовый кухонный гарнитур с флуоресцентной лампой над ним. В центре комнаты стеклянный столик с парой книг. Прямо – выход на просторную террасу. Намджун любезно разрешил справить день рождения хёна в своей квартире, пока он уехал к родителям на выходные в Чханвон. Студия с отличным евроремонтом была подарена ему на окончание школы и являлась причиной для белой зависти у всех в компании, – мало кто из ребят мог похвастаться тем же. Хосок оделся в бордовый укороченный свитер с горлом и приталенные бежевые брюки, на носу – очки-нулёвки в чёрной оправе ‘панто’. Весь из себя застенчивый очаровашка-студент. Он проследовал за Юнги как маленький утёнок за мамой-уткой, попутно оглядываясь по сторонам и забавно принюхиваясь. – Ой! – донсён неуклюже врезался в Мина, удивлённо распахивая глаза. – Смотри, что тут можно сделать, – заговорщицки зашептал хён, громко хлопая в ладоши. Свет резко погас. На стенах остались только причудливые тени, создаваемые уличными фонарями. За окном глубокий вечер. – Обалде-еть, – по-детски зачарованно протянул Хосок, заставляя Юнги добродушно рассмеяться, поднимая того в воздух за узкую талию и начиная кружить, – Опя-ять! – завизжал Чон. Как же, чёрт возьми, хорошо чувствовал себя хён, трогая, слушая, общаясь, видя этого человека. Каждая клеточка тела отзывалась, тянулась, трепетала от их близости. Господь Всевышний, даже работа над текстами не ощущалась настолько прекрасно, а текста, на минуточку, были всей его жизнью, стезёй и призванием с подросткового возраста и по сей день. Хо-сок. Ки-са. Как мантра. Как вселенная. Как глоток свежего воздуха и как любовь. – Какая же ты лапушка. Таки коричная булочка, – счастливо улыбнулся Мин, опуская донсёна на пол и глядя в его блестящие искренностью глаза. Он шумно дышал, запыхавшись, сердце колотилось со скоростью света, в желудке – кульбит, – Све-ежая. Только-только из пекарни. – Брось, врунишка, – Чон солнечно улыбнулся в ответ, щёки вспыхнули. За прошедший месяц с лишним ему неимоверно понравилось находиться в обществе Юнги, который открылся с совершенно новой стороны – настоящей, душевной. В их общении больше не было места недоверию, играм в кошки-мышки и сомнениям. – Не-а, – покачал головой хён, – Тебе очень идут эти свитер и очки, киса. Напоминаешь Велму из ‘Скуби-Ду’, – Мин ласково заправил рыжую выбившуюся прядку за ухо, после нежно поглаживая румяную шелковистую щёку. В голове пролетело: ‘Как кожица спелого персика’. – Я обожаю Велму! Спасибо! – восторженно выдал Хосок, от радости обнимая Юнги за плечи, вжимаясь со всей силы в чужое тело. Мин расхохотался, умилённый кристально чистым детским порывом, – Она мой любимый персонаж с самого детства, – бубнил он в шею Мина, голос заглушался, – А твой какой? – не успел хён открыть рот, как тут же был прерван, – Нет-нет, не говори! Не говори! Я угадаю, – несколько мгновений Чон молчал, размышляя и не разрывая объятий, – Точно не Фред и Дафна… Спрэппи и Скуби-Ду тоже. Значит, Шэгги! – Да, киса, всё верно, – кивнул Юнги, тепло улыбаясь. Донсён победно хмыкнул, выпутываясь из чужих рук и подходя к крафтовым пакетам с продуктами, которые Мин поставил на консоль из белого дерева между диваном и гарнитуром. – Почему ты не захотел праздновать с остальными? поинтересовался Чон, выуживая две бутылки шампанского, шоколадный торт и несколько упаковок еды навынос, – Сокджин обидится на нас теперь, да и Чонгук тебя любит очень, расстроится малыш. Ты же его любимый хён. – Потому что у меня есть ты, – просто ответил Мин, пожимая плечами. Шесть слов, но сколько в них было тепла, искренности и чувственности. Теперь, когда эта возможность имелась, Юнги старался всё свободное время проводить с Хосоком и только с Хосоком. Его перестало волновать то, что не касалось донсёна и текстов. Квартира Мина, общежитие Чона, кафе, парки, университет, тусовки, – они были везде вместе. Донсён перестал воспринимать его как что-то, от чего стоило находиться на расстоянии вытянутой руки, как что-то, что могло причинить боль или страдания, что могло предать. Он увидел, из какого теста на самом деле был сделан хён. Хосок весь раскраснелся, невероятно смущаясь, даже не в состоянии поднять взгляд и просто пялясь на грёбанный шоколадный торт, который в данный момент казался островком спасения. Целыми днями хён доводил его до белого каления, с каждой минутой находиться рядом становилось пыткой, сопровождающейся пунцовыми щеками, чувством беспомощности и адского стеснения. Если два года тот и так изводил его до невозможности, то сейчас и подавно. Чон был невероятно чутким, эмоциональным и чувственным, его вогнала в краску даже похвала миловидной кассирши, которая подметила, что ему очень шёл рыжий цвет, а когда чёртов Юнги, чтоб ему пусто было, ежесекундно осыпал комплиментами, тискал и окучивал со всех сторон, так подавно жизнь стала казаться адом на земле. В комнате всё ещё было темно. – А у тебя есть я, – шёпот хёна, который подошёл со спины, обжёг ухо. Крупная волна дрожи окатила тело, – Правильно, киса? Ну, вот опять! Твою мать! Сколько можно? Цензурных слов в голове не осталось в принципе. Просто орущая сигнализация, красные мигалки и огромный знак ‘помогите’. На какую кнопку нажать, чтобы этот беспредел прекратился? Мин оказался стопроцентно прав. Концентрация химии зашкаливала донельзя, она кипела и бурлила адским котлом. Касаться воздуха между ними было опасно для жизни, настолько он шипел электричеством, искры летели в разные стороны. Долгое время Хосоку удавалось держать некую оборону, абстрагироваться, максимально свести к минимуму их взаимодействия, сейчас же, когда зелёный свет был дан, в щепки разлетелись все сомнения, плотину знатно прорвало. Никто в компании даже не удивился сблизившимся голубкам, приняли как само собой разумеющееся и похихикивали с них. А вот Намджун затащил Юнги в свою берлогу, чтобы отменно проставиться, ведь именно он больше и дольше всех остальных болел за близкого друга. Ким был знаком с хёном ещё со старшей школы, видел бывшего молодого человека Мина и знал, как произошло расставание с ним из-за влюблённости в Хосока. Юнги выложил всё начистоту, потому скандал был нехилый, в отместку Чону и нашёптывали много лишнего, настраивали против и создавали плохую репутацию ‘беспринципного бэдбоя’. История стара как мир. – Правильно, – тихо ответил Хосок, внутренне умирая от повелительного тона, а в мыслях всё равно: ‘Ещё, ещё, ещё. Сделай так ещё раз’. Ему всегда нравилось то, как с ним игрался хён, просто раньше он не признавался себе в этом. Все знали данный факт, абсолютно каждый, кроме него. Ну, разве будет человек позволять зажимать себя тут и там, по-чёрному окучивать и отпускать неприличные комментарии, если подобное кажется ему противным, неприятным, мерзким? Правильно, не будет. – Умничка, – довольно ухмыльнулся Мин, проводя ладонями по мягким бёдрам и чувствуя плотную хлопковую ткань, сжимая так, что донсён подавился воздухом. Узловатые пальцы добрались до кожи под свитером, лаская чувствительные слегка выпирающие рёбра, после указательными как бы пересчитывая их. Друзь-я. При-я-те-ли. Юнги резко отпустил Хосока, громко хлопая в ладоши и заставляя того вздрогнуть. Свет снова включился, а вот Чон, кажется, нет. Недовольно наморщившись и сведя брови на переносице, он продолжал смотреть на торт, который успел знатно ему надоесть. – Мин-беспардонный-Юнги, ты зачем меня пугаешь? Окончательно ошалел? У тебя тут где-то запасной Хосок завалялся, что ли? Этот сейчас на тот свет отправится! – обиженно возмущался Чон, резко поворачиваясь на хёна и уставляя руки в боки. – Извини, не подумал, что ты испугаешься, – виновато произнёс Мин, мягко чмокая плечо донсёна и открывая навесной шкаф над головой, чтобы достать бокалы, – Посмотри во втором пакете, там для тебя есть кое-что. Хосок удивлённо хмыкнул, залезая в пакет с головой. Хён громко добродушно рассмеялся, наблюдая сию картину. Господь Всевышний, как же он обожал этого человека. С самой головы до пят ходячее чудо дивное. Ну, как можно даже доставать вещи из пакета мило? – Чего смешного? – непонятливо спросил Чон, продолжая поиски. – Ты на котёнка похож. Крохотный такой. Только макушка рыжая торчит. Я же говорю – ки-са, – ласково произнёс Юнги, расплываясь в глуповатой влюблённой улыбке. Душа ликовала, стоило донсёну оказаться в поле зрения. Забавный, добрый донельзя и невероятно ласковый – он казался пристанищем в мире, который слишком часто мог быть катастрофически несправедлив. Наверное, для кого-то люди, подобные Хосоку – скрипящий сахар на зубах, слишком приторно, перебор, но Мину казалось, что в самый раз, лучше не бывает, а, если можно, давайте побольше, оплата по карте. Чон резко остановился, удивлённо охая и раздосадованно выдавая: – Ну, Юнги-и! Ну, зачем! Говорил же тебе, не надо! Зачем ты тратишь на меня деньги! Донсён вылез из пакета с красной книгой в твёрдой обложке – тот самый ‘мистер Джиттерс’. Естественно. По-другому и быть не могло. – Я не удержался! – признался Мин, – Я правда старался целый месяц, но она смотрела на меня! Зашёл в книжный, а потом всё как в тумане! Вышел уже с ней! Честно! – Какой же ты упрямый, – Хосок снисходительно покачал головой, расплываясь в теплой улыбке. В горле замерло дыхание. Он никогда не видел, чтобы кто-то смотрел на него так, как это делал хён: ярко-ярко. Господи, как Чон мог не замечать раньше? Как допускал мысли о поддельности чувств? – И очень добрый. Gracias, очаровашка, – донсён звонко чмокнул Юнги в щёку, и тот аж вздрогнул от неожиданности, удивлённо уставляясь перед собой в оба, что заставило Хосока задорно рассмеяться. Первый! Первый поцелуй в щёку! Иисус наш Христос, наконец-то! Весь желудок Мина до отказа забила стая взволнованных бабочек. В ушах стоял пронзительный звон. Голова совершенно пуста, перекати-поля не хватало. Наверное, можно было услышать треск грудной клетки, из которой планировало сбежать сердце к чертям собачьим, не оставив весточки. Казалось бы, всего-лишь поцелуй в щёку, взрослый парень, двадцать один год, какие уж там поцелуи в щёку, чего только не испробовано, однако был важен человек, важны условия, важен контекст. Ни у каких зажиманий, подкатов и флирта не имелось столько веса. Хосок сделал этот шаг сам, Хосок этого хотел, Хосок добровольно позволил ещё одной глубокой трещине пойти по громоздкой стене. Наверное, до Чона хён понятия не имел, что такое на самом деле – любить, потому что даже секс с прошлыми партнёрами не вызывал подобную бурю чувств. Иной уровень. Восьмое небо, если угодно. – Ты серьёзно, киса? Все эти два года я просто мог купить книгу про городское чудовище? – озадаченно выдал Мин, пытаясь прийти в себя. – Он был заперт под землёй, – вкрадчиво начал Хосок, прищуриваясь, глазки задорно засверкали, – Очень-очень много лет, – произнёс тише, подходя поближе к хёну, который недоумённо нахмурился, – Но, отведав мертвичины, – загадочно запештал донсён, когда оказался нос к носу с Юнги, – Снова смог повеселеть! – зловеще воскликнул Чон, громко хлопая в ладоши, чтобы комната погрузилась во тьму. Мин кричал так истошно и высоко, что Хосоку пришлось закрыть уши, при этом хохоча во всё горло и складываясь пополам. О-о, феерическое наслаждение. Месть была сладка. *** Университетская библиотека всегда вызывала смешанные чувства в зависимости от времени года. Стеллажи с несчётным количеством монографии, периодических изданий, справочников, словарей, энциклопедий, видео- и аудиоматериалов, иллюстрированных изданий по искусству, литературы нон-фикшн, художественной литературы… Проще сказать, чего там только не находилось. Голова кружилась от одного взгляда на зловещие лабиринты, в которых можно было запутаться на раз-два. Квадратные лампы, излучавшие холодный свет, периодически надоедливо мигали. Измученные беспощадной толпой студентов компьютеры шумели, издавая звуки, схожие с взлетающим вертолётом. Стоял слегка сладковатый запах с нотками ванили и миндаля, при этом смешивавшийся с запахом свежей печатной краски. Таким образом сочетались старые потрёпанные книги и их более молодые собратья. На большом столе из неприятного рыжего оттенка дерева были свалены груды тетрадей, пособий и учебников. А ещё был свален Хосок, который расплылся по этому самому столу сонной, недовольной и донельзя удручённой лужицей. Его волосы забавно распушились, под глазами залегли синяки от недосыпа, глаза раздражались и слипались. Хотелось просто взять и умереть. Умереть и взять? Тьфу. Голова шла кругом. Мозг расплавился. Кофеин перестал действовать ещё сутки назад, энергетики тоже в топку. Подготовка к курсовой съедала все силы, ещё и тема попалась донельзя дерьмовая. Весь мир будто бы ополчился против него. Ну, по крайней мере, мученики вне очереди попадают в рай и становятся святыми, так? It better be so. Одежда была тем, что волновало Хосока в самую последнюю очередь, потому он надел приталенные голубые ‘mom’ джинсы и огромный розовый пуловер с забавной оранжевой коровой, мирно жующей траву. – Салют, киса, – хриплый голос раздался за спиной. Чон вздрогнул от неожиданности, но был слишком уставшим для того, чтобы повернуться. Интересно, кто же это? Загадочный Мистер Икс. Раскрой свою личность, Зодиак. – Йоу, – саркастично выдал Хосок в качестве приветствия и лениво потряс в воздухе рукой, изобразив ‘hang loose’. – Крошка, да ты совсем измотался. Притормози, – озабоченно произнёс Юнги, присаживаясь рядом и разглядывая выжатого как лимон донсёна, который смотрел на него так, будто разочаровался во всём мире и человечестве в целом. Ну, в принципе, недалеко от правды, – Ел сегодня вообще? Спал? – Не помню, – подавленно вздохнул Чон, потирая глаза указательным и большим пальцами. В мыслях густая, склизкая, беспросветная каша. Он заострил внимание на образе Мина: чёрные берцы, того же цвета кожанка с кучей заклёпок, тёмно-синие джинсы с дырами на коленях и бордовая футболка с ‘cannibal corpse’. Уф-ф, а кто-то сегодня постарался. Достаточно горячо, можно обжечься. Их с Хосоком одежда невероятно сильно контрастировала, со стороны это смотрелось забавно. Эдакий ‘софтбой’ в компании ‘плохиша’, – Ты сегодня ‘skinny legend’? ‘Рокстар’? – Я сегодня ‘купил тебе курсач’, – гордо хмыкнул хён. Чон удивлённо уставился на него, хлопая глазами, – А-ага, – медленно кивнул Мин, довольно улыбаясь. – Юнги-и! – возмущённо выдохнул донсён, краснея и зарываясь всем лицом в ладони, желая провалиться под землю от смущения. В последнее время хён создал вокруг него какой-то невероятно плотный пузырь из заботы, и это начинало слишком нравиться. Ощущать себя защищённо казалось лучшим чувством на свете, которого он уже очень давно не испытывал, – Ты невозможный! Что мне с тобой делать? – М-м, ну, я достаточно мультифункциональный, – похабно хохотнул хён, ещё больше вгоняя Хосока в краску и принимаясь собирать кучи тетрадей и пособий в светло-голубой рюкзак, – Пойдём, золотце. Поедешь ко мне? – так, будто само собой разумеющееся, – Я пасту твою приготовил. – Поеду, – кивнул донсён, устало поднимаясь со стула и оказываясь лицом к лицу с Мином, – Поглядите, какой заботушка. Принц на белом коне, – он тепло улыбнулся, будто бы хозяйственная жёнушка приглаживая плечи Юнги, после сжимая в объятиях и ощущая крепкие руки на своей талии, – Мерси, – горячий шёпот на ухо. – Не за что, киса, – ласково ответил хён, проводя по бокам ладонями, чувствуя мягкий кашемир. В голове: ‘Господь Всевышний, я сделаю тройное сальто, при этом жонглируя бокалами, лишь бы ты вот так обнимал меня снова, снова, снова’, – Это действительно огромная оранжевая корова? – усмехнулся он. – Завидуешь? – Хосок состроил хитрые глазки, кокетничая. В груди стало щекотно, ресницы трепетали. Кое-кто нехило терял голову, но внутренний страх всё ещё занимал часть разума. Что если им просто поиграются, а после вовсе забудут, как никому ненужную куклу? – О-очень, – серьёзно кивнул Мин, ласково заправляя рыжую прядку за ушко, – Выглядишь просто прекрасно, котёнок. С ума сойти, – честно выдал он, глаза блестели искренностью. Временами Юнги казалось, что Чон приворожил его, ведь, ну, невозможно настолько восхищаться кем-то всё больше и больше с каждой минутой, часом, днём. – Наглый лгунишка! Я выгляжу так, будто умер как минимум две недели назад, а после был отправлен на опыты свихнувшемуся учёному, – снисходительно покачал головой донсён, выворачиваясь из объятий, чтобы взять со стола рюкзак, который Мин быстро успел подхватить первым, забрасывая себе на плечо. – Как ты смеешь обвинять меня во лжи! – возмущался хён, шагая за Хосоком к выходу из библиотеки, – Знаешь, что такое презумпция невиновности? Я ни разу не врал тебе! – А вот и неправда, – насмешливо дразнился Чон, начиная идти спиной вперёд, чтобы иметь возможность смотреть на оскорблённого Юнги, – Кое-кто припрятал те самые отвратительные боксёры с Санта-Клаусом и оленями, которые обещал выкинуть! Мин подавился воздухом от неожиданности: – Откуда ты знаешь? – Птичка нашептала. Нюхаю твои трусики, пока ты спишь, – хохотнул Чон, – Они вывалились из твоего дурацкого тайника, когда я искал полотенца. Ну, там, где ещё стоят три бутылки виски, лежат два косяка и отвратительные ‘дивидишки’ с гейским поревом из нулевых. О-о, да, горяченький сантехник, не медли, возьми меня, – карикатурно хнычущим голосом произнёс Хосок, надувая губы и делая невинный взгляд. Несмотря на явную издёвку, Юнги всё равно ощутил позорную горячую волну возбуждения, – Боксёры с Санта-Клаусом идеально дополнили этот фееричный набор. Таки команда ‘икс-мен’. – Я с тебя балдею, киса, – пристыженно забурчал Мин, заставляя донсёна рассмеяться. – Не расстраивайся, извращуга, я толерантен и принимаю тебя таким, какой ты есть, – хмыкнул Хосок. – Иди сюда, чудо-юдо, – покачал головой Юнги, скидывая с себя кожанку, – Там холодно, простудишься. – Ну, уж нет! Ты в одной футболке останешься! – начал сопротивляться Чон несмотря на то, что такая забота – удар ниже пояса, против всех правил, слишком слишком. – Не хочу ничего слушать, либо ты одеваешься, либо я всё равно пойду в одной футболке, – строго ответил Мин, и тут уж у донсёна не осталось никаких путей отступления, потому он покорно подошёл и позволил укутать себя. – Я выгляжу как капуста, – недовольно скривился Хосок, оглядывая обновлённый наряд. – Ты выглядишь как самая очаровательная в мире пироженка, – тепло улыбнулся Юнги. Ему давным-давно не было ни с кем так хорошо, как с Чоном. Наконец имея возможность проводить с ним практически каждый день, жизнь стала не чередой серых будней, а ярким калейдоскопом событий, сменящихся слишком быстро. Хотелось заставить хоть одно мгновение остановиться, затянуться подольше, но время беспощадно. Щёки донсёна стали пунцовыми, он позволил открыть перед собой дверь и вышел на улицу. В лицо тут же ударил хлёсткий порыв свежего ветра. Небо затянуло тёмно-серое полотно туч, которые вот-вот были готовы разразиться оглушающим громом. Накрапывал мелкий неприятный дождик. Вечерело. Утомлённые рабочим днём люди шныряли тут и там. Кто-то вывел своих собак на дежурную прогулку. Где-то петляли дворами школьники, таща на спинах забавные большущие рюкзаки, которые были разве что не того же размера, что и сами ребята. Пока Юнги с Хосоком добрались до дома, дождь уже успел стать проливным, он прибил пыль к асфальту, воздух стал влажным и пах сырой землёй. За спиной хлопнула дверь такси, волосы сразу неприятно прилипли к лицу. Донсён недовольно сморщился, стараясь быстрее дойти до подъездной двери, но внимание привлекло громкое, писклявое, жалобное мяуканье. Он опустил взгляд и заметил крохотного рыжего котёнка, который обречённо смотрел на него в ответ. Сердце сжалось в спазме. – Юнги! – позвал Чон, опускаясь на корточки и протягивая руку к животному, сразу же побежавшему к нему навстречу, – Смотри! Тут маленький котёнок! Совсем один, я не вижу маму, – раздосадованно произнёс он, подхватывая того и поднося к своей груди, чтобы отнести под крышу. – Да он насквозь промок, дрожит весь, – озабоченно подметил хён, – Ему нельзя тут оставаться, пропадёт, – Мин удручённо покачал головой, поджимая губы. – Мы можем его взять? – жалостно спросил Хосок, в глазах теплилась надежда. Юнги смотрел на него и понимал, что вот конкретно этому человеку сказать ‘нет’ просто невозможно, такой опции не существует в принципе, тушите свет, – Пожалуйста. Хотя бы пока дождь не кончится, ему тут холодно, заболеет. – Конечно, солнышко, – кивнул Мин, аккуратно убирая рыжие волосы со лба донсёна и тепло улыбаясь ему, – Пойдём, простынешь. Чон радостно пискнул, солнечно улыбаясь и смотря на хёна с неземной радостью. В груди затрепетало, желудок скрутило, дыхание застряло в горле. Юнги казался самым, чёрт возьми, лучшим человеком на Земле. Ну, кто ещё разрешит взять в свою, на секундочку, съёмную квартиру котёнка с улицы, который стопроцентно принесёт уйму проблем: от разбирательств с хозяевами до дорогущих походов к ветеринарам, приучению к лотку, тратам на корм? Только человек с невероятно широкой душой и огромным сердцем. Это ещё не учитывая того, что у них обоих было достаточно туго с деньгами, никому не посчастливилось родиться в богатой семье или найти хорошо оплачиваемую подработку на время учёбы в университете. Пока они добирались до квартиры, Хосок прижимал испуганного, плачущего и потерянного котёнка к своей груди, пытаясь успокоить и приговаривая ласковые слова. Стоило ступить за порог, Чон как можно скорее отправился сушить полотенцем несчастное животное. – Бедняжка, лапушка, булочка, – раздосадованно говорил донсён, качая головой, – Совсем крошка, как тебя так угораздило? Где твоя мама, малыш? – Переоденься, киса, ты весь мокрый, – обеспокоенно произнёс Юнги, подавая Хосоку пижамные розовые штаны с жёлтыми полумесяцами и бордовый пуловер с обложкой фильма ‘криминальное чтиво’. Чон встал, начиная крутить головой из стороны в сторону так, что капли попали на рассмеявшегося и жмурящегося хёна. – Gracias, Мин Юнги. Кажется, ты один из самых лучших людей, которых я встречал в своей жизни. Выше всяких похвал, – до ужаса влюблённо улыбнулся Хосок, только глаз-сердечек не хватало. Донсён чувствовал то, как грёбанный неконтролируемымый рой бабочек наполнил живот до отказа, не давая даже сделать вдох. Ему казалось, что он самый огромный глупец во всём мире, раз не замечал хёна всё это время. – Брось, золотце. Это пуст… – Мин не успел договорить, как Чон неожиданно схватил его лицо, сжимая щёки и притягивая к себе для глубокого, чувственного и неимоверно сладкого поцелуя. Юнги удивлённо уставился перед собой, широко распахнув глаза, и от удивления не отвечал некоторое время, стоя шокированным столбом, после резко притягивая донсёна за талию и впечатывая их тела друг в друга. Сейчас никого не волновало то, что они промокли до нитки, потому что первый, – Господи Боже, неужели, – поцелуй снёс крышу к чертям собачьим. Невероятно требовательный, жадный и иступленный в каких-то моментах он становился слишком слюнявым, губы встречались невпопад, языки беспорядочно касались, но кого беспокоят подобные мелочи, когда вы влюблены как последние дураки? Хёну хотелось заплакать от распирающего изнутри счастья. Голова закружилась, опустела и сказала: ‘Бывай, дружок’. Ему не верилось, что происходящее было реальностью. Чон Хосок поцеловал его! Поцеловал! Сам! Спустя два года! Чон. Хосок. Хотел. Поцеловать. Его. В губы! Про себя Мин подметил – на вкус донсён был как любовь, просто концентрат любви, ну, и немного кофе. Чон же подметил – Юнги на вкус был как чистой воды адреналин, вспышка гормонов и мятная жвачка. – Судя по всему, ты добился своего, потому что я втрескался по самые уши. Сдаюсь, – произнёс Хосок, прислонившись своим лбом ко лбу хёна и задыхаясь, когда они разорвали поцелуй. Хён всё. Его нет. Слышать слова, о которых он мечтал два года, было невероятно странно. Вдруг, это просто сон, и вот-вот он проснётся? Или, быть может, он где-то смачно приложился головой и происходящее ему мерещилось? – Бога ради, скажи, что ты будешь встречаться со мной. Мне нужно официальное подтверждение, обязательно заверенное у нотариуса, – измученно сказал Мин, заставляя донсёна рассмеяться. – Конечно, буду. Естественно, буду. Я уже давно понял, что мне от тебя никогда не избавиться, – хмыкнул Хосок. Юнги притянул его для ещё одного поцелуя, потом ещё одного и ещё одного. – Я могу заниматься этим целыми днями, Господи, ну, наконец-то, – хён облегчённо выдохнул. Как гора с плеч упала. Что может быть, чёрт возьми, лучше? – Давай сначала разберёмся с нашим новым очаровательным приятелем, – ласково улыбнулся Чон, нежно поглаживая щёку Мина, который в данный момент ему казался чрезвычайно прекрасным – счастье красит людей. В глазах Юнги появился яркий огонёк. Он ещё раз стиснул талию Хосока в руках, чтобы поцеловать снова, после ласково поглаживая разрумянившуюся щёку. *** Большой зал кинотеатра был практически полностью погружён во тьму, освещаемый лишь широким экраном с проекцией фильма. Пустые ряды кресел казались невероятно одинокими за исключением парочки счастливчиков в центре пятнадцатого. – Какая же знатная параша. Таки отборное дерьмо, – обречённо вздохнул донсён, укладывая голову на плечо Мина и надувая губы. Уже как минут сорок точно они сидели и наблюдали явно не самое лучшее порождение кинематографа. Чон успел изъелозиться, без конца вздыхая и ворча себе под нос. Хён мягко массировал его ляжку сквозь плотную ткань чёрных джинсов. Рыжие пушистые волосы лезли в нос, щекоча. Юнги ощущал себя подростком с невероятно сильно бушующими гормонами, потому что возможность официально тискать, целовать, любить Хосока уничтожила весь здравый смысл, что у него оставался. Господи, ну, разумеется, у него и так стоял на донсёна двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю без перерыва на обед и выходные, но теперь каким-то ужасающим образом ситуация ухудшилась в разы, и приличия ради он пытался всеми правдами и неправдами скрывать данный аспект. Выходило скверно, ведь они практически каждый день проводили вместе с обеда и до утра. Чон постепенно и как-то невероятно незаметно переместился в его жилище. Сначала зубная щётка, шампунь, бельё, а потом уже и учебники, тетради, книги, одеколоны и прочие атрибуты для комфортного существования. Конечно же, Юнги внутренне умирал от ликования, счастья и упоения, даже есть стал в разы меньше, потому что пресловутые бабочки собирались, казалось, уничтожить его организм к чертям собачьим. – Прости, киса, это меньшее из зол, поверь мне, – извиняющимся тоном произнёс Мин, ласково целуя Хосока в макушку и попутно вдыхая запах какого-то ванильного спрея для волос, что исходил от него. – Отход жизнедеятельности кинематографа, – выдал свой невесёлый вердикт донсён. Сегодня он решил в очередной раз стащить серую толстовку Юнги с каким-то невероятно серьёзным темнокожим рэпером на ней, имя которого Чон стопроцентно не слышал ни разу в жизни, а вот хён снова вырядился в свой ‘костюмчик сексуального бэдбоя’, как Хосок назвал это непотребство мысленно ещё в библиотеке. – Я так понимаю, мы одни были не в курсе, что всё настолько плохо, судя по обстановке, – хмыкнул Мин, оборачиваясь по сторонам, где на креслах не было ни одной живой души, – Можем уйти, если хочешь, солнце. Возьмём пуноппан и пройдёмся по набережной, как тебе идея? – М-м, у меня есть предложение получше, – хитро улыбнулся Хосок, кокетливо закусывая губу и медленно поднимаясь ладонью по ляжке хёна, чувствуя тонкую поношенную джинсу, доходя до паха и принимаясь стимулировать член достаточно однозначными движениями вверх-вниз, надавливая. Юнги ошарашенно подавился воздухом, даже рот карикатурно приоткрыл, крайне удивлённо продолжая смотреть на то, как донельзя очаровательный горбатый маньяк распиливал кричащую несчастную блондинку напополам. За месяц отношений у них ни разу не было сексуального контакта. Вообще. Дальше обжимашек и поцелуев дело не заходило. Очевидное влечение, естественно, имелось и нехилое, но безмолвно оба желали повременить, не прыгать с места в карьер, растянуть конфетно-букетный период, посмаковать его. Мин, наверное, хотел этого больше самого Хосока. Господи, он мечтал сделать всё идеально, правильно, дотошно именно с Чоном, первая настолько крепкая любовь, сильные чувства, все дела. Ждать Юнги умел, а даже если бы не, то для донсёна научился. – Киса, – позвал ставшим низким голосом Юнги. Член уже задорно стоял, едва донсёну стоило к нему прикоснуться, по-другому и быть не могло. Два года ожидания не шутки, – Давай не будем. Как минимум не тут. Вместо ответа Хосок притянул хёна для глубокого, мокрого и пылкого поцелуя, настойчиво ласкаясь языком, не прекращая усердных движений рукой. Мин начал тяжело дышать, хмурясь и мысленно пытаясь припомнить самые отвратительные вещи, что он видел в своей жизни: например, как на его глазах фура переехала крохотную старушку, размазав все её внутренности по пешеходному переходу, или вскрытые трупы свиней со скотобойни, на которую его взял дядюшка по материнской линии в восемь лет, да даже насквозь прогнившую кошку, что вся кишела опарышами возле школы, но безуспешно. Чон резво расстегнул пуговичку, а после ширинка издала тихий: ‘Вжик’. В глазах сверкал задорный, шаловливый огонёк. Настрой был что надо. Как доктор прописал. Он встал с кресла, тут же падая на колени между ног Юнги, который глядел на него разве что не испуганно, умоляюще и растерянно. – Киса, это плохая идея. Очень плохая идея, – попытался сопротивляться хён, но Хосока уже было не остановить. Он смотрел на него игриво, пропуская все слова мимо ушей и проходясь ладонями по ляжкам туда-обратно, массируя и гладя. – Мин Юнги, заткнись. Ты, блять, представляешь, насколько это идеальный момент? – запойно прошептал Хосок, сохраняя пылкий зрительный контакт, – С целомудрием разберёмся потом, но пустой зал – это пиздец как сексуально, согласись? Когда ещё подвернётся такая возможность? – Не спорю, но мне не хочется, чтобы ты… Чувствовал себя использованным? Я не знаю, киса, хочу сделать всё на высшем уровне, понимаешь? – пытался достучаться хён, обеспокоенно нахмурившись и нервно поджав губы. Чего уж греха таить, стоящий перед ним на коленях Чон выглядел запредельно горячо, слишком, чёрт возьми, горячо для этого мира, да и вселенной тоже, но Мин не позволял своему возбуждению перекрыть здравый смысл. – Ты вообще дурак, что ли? Ты уже сделал всё на высшем уровне, Юнги, – Хосок тепло улыбнулся, приподнимаясь, чтобы нежно поцеловать хёна, поглаживая по фарфоровой щеке, – Давай, давай, давай, снимай грёбанные джинсы, и я отменно тебе отсосу, потом будем вспоминать и чувствовать себя оторвами. Эдакие безбашенные подростки, – задорно хихикнул он, напоследок ещё раз сладко чмокая Мина. – Ты уверен, киса? Точно этого хочешь? – всё ещё озабоченно поинтересовался Юнги. Само собой, желание застилало глаза, жар скопился внизу живота, всё тело реагировало на донсёна достаточно однозначно: возбуждение, влечение, влюблённость, но увериться было нужно, даже обязательно. Он просто не мог облажаться. Не с этим человеком. Не в этих отношениях. – Господь Всевышний, я чувствую себя так, будто насилую тебя, ты невозможный. Всё в порядке. Хочу я, хочу. Тебя хочу, и член сосать твой хочу, так достаточно понятно? – нетерпеливо заверил Чон, настойчиво начиная тянуть штаны вместе с боксёрами вниз. Мин зашипел, когда грубая ткань прошлась по чувствительному члену, который стоял болезненно сильно, потому что происходящее казалось невероятно слишком. Хосок, естественно, был прав – момент лучше некуда, да и слова его ударили по нужным струнам. Чон Хосок хочет его! Чего, чёрт возьми, ещё нужно от жизни? Как только донельзя твёрдый член оказался в полном распоряжении донсёна, тот нетерпеливо закусил губу, обхватывая его у основания, лениво надрачивая и медленно облизывая головку. Юнги издал сдавленный стон, наблюдая за Чоном сверху-вниз. Видок открылся идеальный. Лучше некуда. Хосок поднял провокационный взгляд на Мина, создавая зрительный контакт и провёл головкой себе по губам, размазывая смазку, после целуя, вбирая её полностью в рот и медленно посасывая, активно лаская языком, выводя круги и проходясь по уздечке. – Киса, – густо, вожделенно и жалобно выдохнул хён, заботливо поправляя лезущую в глаза рыжую чёлку. – Положи руку на голову, – скомандовал донсён. Юнги замешкался на пару мгновений, но повиновался, аккуратно зарываясь в копну волос ладонью, – Нажми, – продолжил контролировать процесс Хосок. Мин аккуратно надавил так, чтобы член наполовину вошёл в горячий рот Чона, но тот раздражённо вернулся в исходное положение, закатывая глаза и недовольно глядя вверх, – Сильно. Я не хрустальный. И когда я говорю сильно, я имею в виду сильно. Юнги замешкался. Иисус наш Христос, жизнь не готовила его к этому. К запредельно сексуальному донсёну, вдруг решившему сделать отличный минет прямо в зале кинотеатра, вообще можно подготовиться? Он, конечно, знал, что рано или поздно у них случится интим, но предполагал, что это будет невероятно чувственный, заранее ответственно обговорённый, милый и нежный секс. У Хосока, видимо, были совершенно иные планы. Мысли, страхи, переживания, как бы не сделать Чону некомфортно, неприятно или больно, толпились в голове гигантским табуном. Донсён, будто бы прочитав его мысли, снисходительно вздохнул, успокаивающе улыбаясь: – Мне не будет больно, Юнги, не бойся. Всё хорошо. Всё прекрасно. – Точно? – не унимался Мин, нервничая. – Точно, – заверил Хосок, медленно кивая. Внутри чутко трепетало сердце от подобной очаровательной заботы, мол, вау, он настолько сильно меня любит? Серьёзно? – Сделай это так, чтобы я начал давиться. Мы не на грёбанном балу, не надо со мной церемониться. Я умею делать горловой минет, окей? Делай в своём темпе, как тебе хочется. Это должно быть грязно. Мин честно пытался прогрузиться, потому что милый, стеснительный и ласковый Чон Хосок куда-то вдруг делся, и на смену ему пришёл чёртов Дьявол во плоти. Хён понимал, чего от него хотели, и хотел того же, но останавливал своего рода блок по типу: ‘Данный человек самое важное, хрупкое и чудесное на свете, нужно защищать и оберегать. Не давать в обиду и не обижать самому’. А отсос до удушения как-то не вписывался в подобного рода принципы. Чон громко возмущённо вздохнул, недовольно хмурясь и положил ладонь на руку Юнги на своём затылке, после резко насаживая на член до упора, втягивая щёки и расслабляя горло, в котором раздался характерный, хлюпающий, до ужаса неприличный звук. Мин не смог сдержать стон, откидывая голову назад и жмурясь до звёзд под веками. Внутри было очень тесно и адски горячо. В голове красные мигалки, сигнализация и бегущая строка: ‘Пиздец, пиздец, пиздец’. Происходящее возбуждало настолько, что хён мог кончить уже сейчас, не размениваясь на мелочи. Шумно дыша, он опустил взгляд. Хосок чертовски по-блядски смотрел на него, приподняв брови с намёком, мол, видишь, всё оки-доки, show must go on. Юнги мысленно посчитал до десяти перед тем, как начать делать все те грязные вещи, которых хотел он, хотел донсён, хотели они. – Умоляю, киса, если вдруг тебе будет больно или некомфортно, просто дай знать, договорились? – напоследок серьёзно попросил Мин, получая в ответ знак ‘окей’ рукой. Хён сделал пару пробных медленных движений, внимательно рассматривая лицо Чона, – тот выглядел вполне себе довольным жизнью, даже более чем. Отлично, супер, класс. Осталось только трахнуть рот человека, которого ты любил больше двух лет, ещё и сделать это до ужаса грязно. Ничего необычного. Классика. Каждый день подобное случается. Как пить воду, дышать воздухом и есть хлопья по утрам. Плёвое дело. Ерунда. Пустяк. – Блять, киса, – заскулил Юнги, кусая губы до крови, стоило начать резкие, сильные и нещадные толчки в узкие плотные стенки горла. В ушах громко стучало давление, перед глазами мушки, тело напряжено до единой мышцы. Грязно, пошло, идеально. Хосок давился, из глаз струились слёзы, по подбородку стекала, пузырясь, густая слюна вперемешку со смазкой, – всё безобразие капало на ни в чём не повинный палас. Периодически донсёну приходилось показывать ‘окей’, чтобы у Мина не случился сердечный приступ к чертям собачьим. Ему ужасно нравилось наблюдать за хёном, который казался невероятно беспомощным, донельзя возбуждённым, словно унесённым в другое измерение. Всё происходило именно так, как этого хотел Чон, ни больше ни меньше. Чувствовать толстый, большой и тяжёлый член во рту было катастрофически приятно. В принципе, Хосок и так имел представление о размерах Юнги, но на практике, естественно, оказалось куда лучше. Он держал зрительный контакт с хёном, наслаждаясь процессом не меньше его, если не больше. Собственный член стоял с самого начала процесса, но с данной проблемой Чону хотелось разбираться в последнюю очередь, главное – воплотить пошлую затею, остальное второстепенно. Темп то ускорялся, то замедлялся, в основном был беспорядочным, до ужаса хаотичным, что только красило происходящее, – грубо, жёстко, пылко. Без тормозов. Мерзкие хлюпающие звуки раздавались практически на весь зал, и это заводило мама не горюй. Если их чудесное времяпровождение вскроется, – проблем не избежать, но в этом и был весь сок. Острые ощущения, эдакая перчинка. Юнги ни на секунду не отводил взгляда от Хосока, чтобы мгновенно считать любой намёк на дискомфорт, но тот лишь невероятно довольно глядел на него в ответ, будто его не отменно трахали в рот, а решили угостить острым намулем. Мина это заводило пуще прежнего, его крыша попрощалась, собрав вещи и отправившись в неизвестном направлении. Чтобы кое-как сдерживать рвущиеся изо рта стоны, хён истерзал чуть ли не в мясо сухие губы, – те кровили и саднили. В какой-то момент Чон опустил руку вниз, чтобы достать из кармана джинс телефон, разблокировывая, открывая камеру и протягивая Юнги. Тот мгновенно ошарашенно уставился на него, но движений не прекратил. Блять, блять, блять. От того, насколько ужасающе грязно себя вёл Хосок, какие желания таил, какие фантазии хотел воплотить, Мин почувствовал то, как волна оргазма резко начала неумолимо приближаться. Он нажал кнопку съёмки видео, которое получалось достаточно смазанным из-за дрожащих рук. Вау. Мало того, что Чон попросил качественно отыметь его в рот, так ему ещё захотелось вдобавок задокументировать их первый сексуальный контакт. Круто. Юнги предпочёл бы оставить данные моменты без комментариев. – Киса, я сейчас кончу, – задыхаясь, измученно предупредил хён. По вискам градом катился пот, в голове рой мельтешащих несвязных мыслей, мышцы в судорогах. Мозг категорически отказывался принимать происходящее за реальность. Хосок показал ‘окей’, сжимая горло сильнее, отчего вакуумные и хлюпающие пошлые звуки стали куда громче. Когда Мин попытался вытащить член изо рта, донсён грубо его остановил так, что Юнги, не успев сориентироваться, кончил внутрь, жмурясь и скуля. Чон чувствовал, как член пульсировал внутри, и, Господи, это казалось слишком приятным. Не с любым членом, естественно. С членом одного конкретного Мин Юнги. Хосок медленно достал чувствительный ещё твёрдый член изо рта, продолжал держать с хёном пылкий зрительный контакт и подставил ладошку ниже подбородка, после открывая рот, высовывая язык и позволяя сперме стекать, капая, в руку. Мин жалобно нахмурился, потому что ему казалось, что всё и так было слишком горячо, грязно, непотребно, но Чон сказал: ‘Подержи моё пиво, сладкий’. – Пиздец, киса, – всё, что смог выдавить из себя Юнги, приостанавливая запись на телефоне. Хосок задорно хихикнул, сплёвывая сперму в ладошку: – Подай влажные салфетки в рюкзаке. *** А вот следующий раз, когда мысль: ‘Пиздец, киса’ посетила разум Мина, к огромному сожалению, даже близко не стоял к приятному. Эта мысль была чёрная как смоль, едкая как кислота и склизкая как болотная тина. Она сжала сердце в ужасающе мучительном спазме, после раздирая на куски. Скрутила желудок до тошноты и рвотных позывов. Заставила ощутить себя мизерным, никчёмным и пустым. В полдень солнце так и не соизволило выйти, оставив небо серым полотном с более тёмными тучами. Жизнь города вовсю кишела, пульсировала и мчалась, мчалась, мчалась. Окна потрёпанной однушки выходили на шумную проезжую часть, где практически нон-стопом раздавались гудки машин, скрежет шин и людской гул. Можно было слышать звоночки велосипедов, на которых доставщики везли еду в больших, смешных, квадратных рюкзаках, – они казались несоразмерно большими с размером своих хозяев. Утро началось с запаха помидор, яиц и зелени. Донсён ходил по дому в одних серых боксёрах и гигантском фиолетовом пуловере, который был благополучно украден у Юнги. Он стоял у столешницы, жуя редиску и попутно нарезая сельдерей. Мин подошёл со спины, обнимая и ласково целуя пушистую макушку. Хосок тепло улыбнулся, чувствуя привычный трепет внутри, – тот вообще никуда не собирался уходить даже по прошествии полугода. Их отношения были похожи на карусель из любви, взаимопонимания и отличного секса. Жить вдвоём оказалось ужасной затеей, потому что Чон стал стабильно опаздывать на пары, так как утром его затискивали и затрахивали. В компании их окрестили ‘женатиками’, ещё и глумились, ведь те стали чаще пропускать совместные попойки только для того, чтобы обниматься дома все выходные напролёт. На третий месяц отношений Мин потащил Хосока знакомиться с родителями, беднягу чуть сердечный приступ не хватил от страха, но по итогу всё прошло более чем прекрасно. – Почему ты до сих пор не придумал мне прозвище? – слегка обиженно спросил хён, утыкаясь носом в чужую шею, которая пахла лимонным гелем для душа. Ещё слегка мокрые кончики волос лезли в лицо. – Твоё прозвище – Мин Юнги, – насмешливо хмыкнул Чон, откусывая огурец и протягивая его за своё плечо, чтобы хён сделал то же самое. Вау, это было довольно интимно. Попахивало ‘кьют бойфрендс’ вайбом. – Так нечестно, хочу другое, настоящее, – упёрся Мин, не желая мириться с подобным раскладом. – Я тоже много чего хочу, – игриво парировал донсён, закидывая сельдерей в тарелку с остальными овощами. – М-м, например? Я заинтригован, – Юнги залез руками под пуловер и стиснул талию, принимаясь с нажимом поглаживать бока, попутно исцеловывая плечи. – Например, чтобы ты не клал в белое бельё красные носки, перестал кормить Персика сосисками и не забывал купить рисовое молоко, – Хосок извернулся в руках хёна и ласково чмокнул его кончик носа, нежно поглаживая щёку. Сердце забилось быстрее от вида утреннего, ленивого и донельзя домашнего Мина, волосы которого были слегка растрёпаны, а на лице остался отпечаток от подушки, – А теперь пусти, мне нужно собираться. – Куда? – непонятливо нахмурился Юнги. – Со старым другом хочу встретиться, ты его не знаешь, – отмахнулся Чон, направляясь в комнату, чтобы переодеться. Хён пожал плечами и включил чайник, который стоял на кухонном столе. Он услышал негромкую вибрацию и опустил взгляд. На экране телефона Хосока высветились уведомления: 11:47 ёнджун ♡ очень соскучился, хоби наконец-то увидимся 11:51 ёнджун ♡ взял твой любимый вишнёвый кекс 12:03 ёнджун ♡ ты скоро ??)) Сердце пропустило удар, сжавшись до состояния камня. В голове мгновенно пролетело: ‘Пиздец, киса’. Какого, собственно, чёрта Ёнджун, – по совместительству тот самый безмозглый, невоспитанный и отвратный бывший Чона, – писал ему? Хоби?! Вишнёвый кекс?! Донсён никогда не говорил, что любил вишнёвый кекс! Ни разу! Мало того, что Чон скрывал общение, – или не только общение, – с бывшим, так ещё и про вишнёвый кекс утаил! А поганое сердечко после имени почему стояло? Мина как ведром холодной воды окатило. Отлично. Просто прекрасно. Теперь понятно, с какими ‘старыми друзьями’ собирался встретиться Хосок. Донсён появился в дверном проёме. Весь при параде: светло-голубой топ с изображением рыжего забавного кролика на нём, обтягивающие всё, что можно и нельзя, чёрные приталенные джинсы, волосы идеально уложены, а запах клубничной туалетной воды можно было услышать, наверное, за километр. – Меня до вечера не будет. Вернусь поздно, – буднично оповестил Чон, хватая свой телефон со стола и прихорашиваясь, глядя в отражение, – Не теряй. На связи. К горлу Юнги подкатила едкая тошнота. Горячая кровь начала пульсировать по венам. Голова закружилась. Тело стало ватным. – Пиши, звони, крошка, – дразнился Хосок, звонко чмокая хёна в щёку, – А ты чего такой бледный? Нормально себя чувствуешь? – Не обращай внимание, киса, просто нуждаюсь в утренней дозе кофеина, – натянуто улыбнулся Мин, рассматривая своего молодого человека с тяжестью на душе – невероятно красивый, милый и очаровательный, но, кажется, больше не его. – Ну, смотри, – донсён заботливо поправил лохматые волосы Юнги, – Не скучай. И позавтракай, салат на столешнице, в холодильнике сундубу чиге остался со вчера и йогурт можешь мой забрать. Как только за Чоном захлопнулась дверь, хён открыл бутылку виски и налил себе добрую половину стакана, осушая сразу же. Мрачные мысли катастрофически огромным роем клубились в голове. А что теперь, собственно? Что дальше? К такому невозможно подготовиться, вот и хён не оказался готов к подобному повороту событий. Ну, естественно, он думал, что всё будет как в сказке. Да-да, счастливый конец, два года ожидания, и принцесса нашла своего принца. Только вот у судьбы, похоже, были совсем другие планы. Мин с нажимом провёл ладонями по лицу и пустил позорную слезу. Всё же казалось невероятно идеальным, чуть ли не кукольно-пластмассовым, как с картинки, что пошло не так? Чего донсёну не доставало в их отношениях? Юнги делал всё возможное и не очень, дабы тот был счастлив, сам на других даже смотреть не мог. Такое у тебя крепко-накрепко, Хосок? Крепче не бывает. И, судя по тому, что Чон врал насчёт ‘встречи с друзьями’, с Ёнджуном они точно не чай собрались пить. Полгода всё было просто чудесно, практически ни одной ссоры, превосходный секс, милые свидания, подарки, даже кота, чёрт возьми, завели. Мин думал, смог бы он простить предательство? Дать ещё один шанс их отношениям? Смог бы смотреть в глаза донсёну после настолько мерзкого поступка? А нужен ли будет этот самый шанс Чону вообще? Быть может, тот собирался вовсе расстаться? Вопросов много, а найти ответы ой как сложно. За весь день поесть так и не удалось, кусок в горло не лез, да и заняться чем-то дельным тоже, потому что голова забилась другим – мерзким, обидным, унизительным. От самого себя становилось отвратно. Кому будет приятно оказаться на скамейке запасных? Знать, что ты сделал недостаточно? Что тебя в принципе было недостаточно? От Хосока он ожидал подобного меньше всего, – тот никогда не давал в себе усомниться, ничего не скрывал, за враньём замечен не был. Два года ожидания и безответной любви, полгода идеальных отношений, – всё насмарку. Чон вернулся только ближе к одиннадцати ночи, за весь день и весточки не отправил, ступил за порог помятый, счастливый, с румяными щеками, припухшими алыми губами и растрёпанными волосами. – Бонжур, – поздоровался Хосок, широко улыбаясь и скидывая кеды в прихожей, – Как вы тут без меня? На теле Мина мешком висела чёрная толстовка и домашние тёмно-серые штаны. Он выглядел так, будто спустился в ад и поднялся обратно. Кожа бледнее чистого листа, на голове бардак с самого утра. – Как посидели? – бесцветно спросил Юнги, не здороваясь. – О-о, просто чудесно, давно настолько хорошо время не проводил, – радостно ответил донсён, принимаясь раздеваться, стягивая топ через голову и забавно прыгая на одной ноге, чтобы снять джинсы, – Договорились ещё послезавтра увидеться. Про себя Мин скривился в отвращении. Вот оно как. – Почему такой помятый? – поинтересовался хён, разглядывая чужую спину с выступающими позвонками. – Да, мы в ‘твистер’ играли, – отмахнулся Чон, напяливая домашнюю бежевую футболку с потрескавшимся принтом. ‘Твистер’, блять. И как часто они играли в грёбанный ‘твистер’? – А губы почему красные? – выгнул бровь Юнги, голос стал ещё холоднее. – Острый токпокки ел, а что? – непонятливо нахмурился Хосок. – Ты мне изменяешь? – не стал ходить вокруг да около Мин, сердце билось словно у лошади на скачках. – Что? – удивлённо переспросил Чон, хотя прекрасно слышал сказанное. – Я спрашиваю, изменяешь ли ты мне? – С чего вдруг такие вопросы? – Хосок звучал озадаченно. – Не отвечай вопросом на вопрос, – Мин начинал закипать. – С дубу рухнул? Нет, Юнги, конечно я, блять, тебе не изменяю. Ты дурак совсем? – донсён звучал удивлённо и одновременно оскорблённо. – Я видел сообщения, – слова застревали в горле, перчили. Хён чувствовал себя невероятно мизерным, недостойным и убогим. – О чём ты? Какие сообщения? – С твоим бывшим, – Мин обиженно поджал губы. – В смысле? – сейчас Хосоку казалось, будто бы Юнги стал далёким от него, непривычным, опустошённым. Сердце неприятно ёкнуло, горечь ухнула в желудок. – В прямом, – голос хёна становился апатичнее, бесцветнее и отрешённее с каждой секундой. Как, в принципе, и он сам. Обстановка накалилась до предела, воздух искрился. – Я не переписываюсь ни с одним из своих бывших. Ну, кроме Минхо, я тебе рассказывал про него, мы до сих пор общаемся, у него парень есть, – Чону не нравилось оправдываться, чувствовать себя грязным, припёртым к стенке. – Я не про Минхо, – Юнги удивляло то, как донсён мог врать и не краснеть, вдобавок по-детски искренне хлопая глазами. Неужели он не смог рассмотреть настолько гнилые качества в своём же молодом человеке за полгода отношений? Ещё не говоря о двух лет знакомства перед этим. – А про кого? – Про Ёнджуна. Хосок замолчал как воды в рот набрав. Они просто смотрели друг на друга с добрых полминуты точно, пока Чон не прогрузился, снисходительно улыбаясь и качая головой. Донсён достал телефон из своего кармана и подошёл к Юнги, открывая ту самую переписку: – С этого номера приходили сообщения? – Именно, – Мина ужасно штормило, от напряжения хотелось лезть на стены. – Прекрасно, – невозмутимо кивнул Чон, – Нажимай на кнопку видеозвонка. – Я, пожалуй, воздержусь. На кой чёрт мне видеть рожу долбоёба, с которым ты спишь? Мне достаточно просто знать об этом. Более, чем достаточно, – не выдержав, сорвался хён, больше не в состоянии контролировать накопившиеся злость, обиду и печаль. Хосок некоторое время молчал, поджав губы, буравя Юнги достаточно расстроенным, обиженным и недовольным взглядом. Он тяжело вздохнул и сам нажал на кнопку. Пошли булькающие гудки, длившиеся порядка пятнадцати секунд, и на экране появился радостно улыбающийся парень, – скорее всего, их ровесник, явно не больше двадцати пяти лет, европейской внешности, нос-кнопка, светлые зелёные глаза, русые волосы и достаточно пухлые губы. Только вот этот молодой человек совершенно не был похож на бывшего донсёна. Совсем. Ни капельки. – О-о, Хоби! Нормально добрался? Всё в порядке? – принялся расспрашивать Ёнджун. – Прекрасно, лучше не бывает, – Чон иронично хмыкнул, – Мне тут рассказали, что мы с тобой сказочно развлекаемся оказывается. Ну, как ваше ничего, страстный любовничек? Соскучился уже поди, сладенький? Кровать наверняка до сих пор хранит тепло наших тел, – он говорил с напускной томной интонацией. Ёнджун искренне заливисто расхохотался, и Хосок подхватил, не выдержав. Мин стоял столбом, как язык проглотил, и, кажется, понемногу осознавал происходящее. – Приятно познакомиться, Юнги. Ёнджун, – представился Лим, – Наслышан. К твоему счастью, я очень сомневаюсь, что мы с Хоби когда-либо захотим трахнуть друг друга, потому что я буквально видел, как он сожрал дождевого червя в пять лет, а он имел честь наблюдать мою драку с огромной вороной за печенье с шоколадной крошкой. Мы ходили в один садик, дружище. А, забыл, ещё одна незначительная деталь. Я натурал. Зайка, иди сюда, – позвал он. Некоторое время изображение было размытым, нечётким. Ёнджун куда-то шёл. Спустя пару мгновений в камеру вместо него уже смотрела молодая девушка азиатской внешности: на голове забавный пучок рыжих волос, глаза густо подведены чёрным, на щеке тату кривоватой звёздочки, – Это Сана – моя жена. Она как раз познакомиться хотела, Хоби говорил, что возьмёт тебя к нам послезавтра. Зайка, это Юнги – парень Хоби. – Приве-ет! – радостно протянула Сана, солнечно улыбаясь, на щеках появились милые ямочки, от неё исходила аура тепла, искренности и света. Очень яркого ослепляющего света, – Приятно познакомиться! Хоби много о тебе рассказывал, мы уже чуть ли не всю биографию до третьего колена знаем. Про текста говорил шикарные и про готовку отличную! Обещал принести рецепт твоих булочек с черникой! Мы очень ждём вас в гости! Мину хотелось под землю провалиться, волна стыда окатила с ног до головы. Такой поворот был совершенно неожиданным. Позор чистой воды. Он сконфуженно прокашлялся, после неуклюже выдавая: – Привет, Сана. Взаимно. Образовалась невероятно неловкая пауза, где все коллективно пялились друг на друга. Чон чуть ли не лопался от самодовольства, весь зарумянился, глаза шаловливо сверкали. Его забавляло происходящее. – Сана, а ты знала, что я с Ёндж… – начал было Хосок, но Юнги резко прервал его. – Нам очень срочно нужно бежать, иначе лазанья сгорит, – затараторил Мин, виновато поджимая губы, – Пообщаемся чуть позже, ладно? – Приятного аппетита, ребятки, – насмешливо хмыкнул Ёнджун, заговорщицки переглядываясь с Чоном. Звонок был сброшен. Хосок заблокировал телефон, сложил руки на груди и приподнял брови, – мол, поглядите-ка, кое-кто смачно присел в лужу, а ещё кое-кому стоит объясниться. – Прости, что обвинил тебя, киса, – хён звучал до ужаса виновато, – Мне стыдно. Очень стыдно. Не стоило рубить сгоряча. – Как это называется, а, Мин Юнги? – строгим тоном поинтересовался Чон, – Сразу спросить не мог? Обязательно сидеть надумывать весь день напролёт, а потом на меня срываться? Ещё и в такой низости обвинять. Я хотя бы раз давал в себе усомниться? Смотрел в чью-то сторону? – Нет, – покачал головой хён, почёсывая затылок, – Никогда. – Я, конечно, тоже бы знатно присел, если бы увидел сообщения от бывшего в твоём телефоне, но спросил-то сразу, нафига мариноваться и брать с потолка то, чего нет? – возмущался Хосок. Естественно, ему были неприятны подозрения о неверности. – Я не знал, что делать. Хотел посмотреть, что произойдёт, когда ты вернёшься, как отреагируешь и что скажешь, – Мин только сейчас понял, насколько нелогично поступил, не разъяснив всё и сразу на берегу. Испортил день себе и оскорбил любимого молодого человека. – Ты меня за недалёкого какого-то держишь. Уж если бы я изменял тебе, на кой чёрт оставлять незаблокированный телефон на видном месте? Я что, долбоёб? – недовольно нахмурился Чон. – Я не думал об этом, киса. Я думал только о том, как бы не размозжить свою голову об асфальт нахуй, – Юнги невесело хохотнул, вспоминая ту склизкую, отвратительную и гадкую толщу чувств, что мучила его. – Иди сюда, паникёр мой, – донсён покачал головой, мягко улыбаясь. Мин подошёл вплотную, притягивая к себе за талию Хосока, который обвил его плечи руками. Их зрительный контакт стал невероятно тёплым, привычно-домашним и глуповато-влюблённым. Всё как всегда. Хён приподнял подбородок Чона, чтобы слиться с ним в нежном поцелуе, ласкаясь языками. – Вообще, это унизительно – думать, что я бы сошёлся с Ёнджуном, мы же расстались, потому что он изменил мне со своим троюродным братом, – донсён скривился в отвращении, заставляя Мина рассмеяться, – Совсем другое дело Туан… – Хосок тут же зажмурился, предвещая праведный гнев. – Киса! У тебя совсем совести нет?!