***
— Аккуратно только наливай, чтобы было ровно пять капель, иначе в лягушку превратишься, — предупредила женщина. Юный Эндрю прекрасно знал, что ни в какую лягушку не превратится, но всё же советом не пренебрег, с подозрительным прищуром следя за дозировкой. Синяя жидкость в кастрюле начала странно булькать, отчего ребёнок сначала опешил, а потом вовсе изменила цвет на зелёный. Хорошо, что это не обед, — подумал Эндрю, продолжая перемешивать почти готовое зелье строго по часовой стрелке, хотя что-то ему подсказывало, что и здесь Касс вновь пошутила. Она тем временем продолжала искать следующий ингредиент, но, потерпев поражение в поиске — а вы сами попробуйте найти маленький бутылёк среди заваленных книгами и колбами полок —, изобразила в воздухе витиеватое движение и в сопровождении голубых искр флаконы и книги начали метаться по комнате, пока нужный предмет сам при упал ей в руки. Эндрю — точно птица — с интересом склонил голову, наблюдая за зрелищем. Хотя он не впервые видел, как действует магия, у Касс столь простые вещи получались необычайно красиво. Интересно, будь он её сыном, то ему передались бы эти огоньки цвета ясного неба? Или у него тоже торчали бы рожки, словно он чёрт из ада? Глупости. В любом случае он не смог бы быть её сыном, так как маги были бесплодны. А о своей жизни он толком ничего не знал кроме того, что родители не хотели, чтобы он был их ребёнком, а сам он почему-то видел Нижний мир. С младенчества его передавали из одной семьи нижнемирцев в другую, нескончаемое болото детского разочарования, тянущее на удушливое дно под названием «реальный мир». И среди этой вязкой боли появилась рука, что вытащила его на поверхность. Рука женщины с довольно милой улыбкой и забавными рожками. — Когда закончим с зельем, предлагаю испечь печенье. — Только если шоколадное, — тотчас воскликнул Эндрю, даже позабыв про тигель. — С молочным коктейлем. И без магии! Мне хватило того раза, когда противень чуть мне в голову не прилетел. Касс хихикнула и потрепала его по блондинистой макушке. — Ну если моё маленькое чудо так хочет, пускай.***
Жизнь с Касс была чудесной, думал Эндрю. Каждый день, как бы смешно ни прозвучало, был наполнен волшебством. Касс рассказывала ему о магии, посвящала в тонкости этого мастерства, но помимо этого они занимались и совсем простыми делами: готовка десертов; прогулка по парку, правда недолгих, так как Эндрю не прекращал гоняться за пикси и беспокоить их размахиванием палки и тут уже не объяснишь, что палка на самом деле меч, а его задание — очистить земли дивного парка от зла, кое течёт в жилах этих обманчивых фейри; также Касс читала ему перед сном, что было нелегко, учитывая, что смирение, с котором сидел Эндрю, являлось результатом всех тех крупиц самоконтроля, который вообще можно отыскать в детском организме, к тому же Эндрю предпочитал более крутые истории с драками и приключениями, а ему читали сказки про принцесс — Касс мало что понимала в тонкостях жизни примитивных, поэтому жаловаться было бессмысленно. После прошлых двух семей, в которых он жил, эта поистине материнская любовь было сродни лечебному зелью на рану, пропитанную ихором. Шрам останется, но уже не будет болеть. Но вот только никто не предупредил, что для заживления старой раны нужно нанести новую. В тот день Касс была так счастлива, а всё потому, что порог дома переступила нога Дрейка — чернокнижника, которого Касс взяла под свою опеку, когда тот был ещё младенцем. Эндрю ещё не был знаком с ним лично, слышал о нём только из хвалебных рассказов, а потому встретил «братца» с улыбкой, даже посмеялся, когда обернутая в перчатку рука потрепала его по голове совсем как Касс, и не стал обращать внимание на мурашки по коже и странное желание защитить женщину. Но уже позже, тихо наблюдая за дурашливым магом, Эндрю сразу заметил, что тот корыстно пользовался добротой Касс, которая каким-то действительно волшебным образом любила этого несносного юношу и считала собственным сыном лишь потому, что сама воспитала его, когда родная мать бросила дитя, поняв, что ей достался демонический выродок. Естественно, никто больше не замечал этого. Как комок грязи оборачивают в сшитый из золотых ниток платок, так и Дрейк прекрасно оборачивал гниль своего характера в невинные шутки и жалостливый, как у щенка, вид. И среди этого спектакля только Эндрю, подобно зрителю за кулисами, видел, что сценарий то не для комедии, а для ужасов. Но он не мог вбежать на сцену с криками «опустите занавес!» или потребовать уволить горе актёра. Ребёнок на то и ребёнок, что в его руках нет никакой власти над этим миром и потому ему оставалось только наблюдать. А актёр тем временем смотрел на него, смотрел по-хищному пристально. Глаза со змеиными зрачками моргнули, уловив как детские пальцы нервно сжали ненавистный сценарий, и на губах медленно расплылось удовольствие. Эндрю сидел в гостиной, когда раздумывал о происходящем, и тихо наблюдал за гвоздиками в вазе, которые Касс устроила на подоконнике. Они были кричащего оттенка жёлтого, и если чародейка считала, что в доме всегда должна быть частичка солнца, то Эндрю не переставал считать, словно кто-то разрубил солнце и полил его кровью цветы. Один лепесток на удачу упал. Может, в тот день ему не стоило позволять Касс открыть дверь? Второй лепесток ту удачу украл. Может, надо было схватиться за юбку и просить не впускать этого олуха? Третий лепесток счастье принесёт. Нет… Видя эту улыбку, способную осветить тьму подобно ведьминскому огню, он позволил бы открыть чёртову дверь. Четвёртый на могилу тихо упадёт. Эндрю терпеливо наблюдал, как опадали лепестки. И Дрейка терпел. Терпел всё. И только ради Касс.***
Очередная коробка с грохотом упала, когда Эндрю кинул её к остальному хламу: бракованные зелья, испорченные книги и артефакты, которые лучше не стоило хранить в видном месте, если нагрянут нефилимы. Уже достаточно повзрослев — довольно смешная фраза для Касс, которая в силу своего бессмертия воспринимала детьми всех, кто младше сотни лет —, юноша требовательно заявил, что станет помогать матери с палаткой на сумеречном базаре, где в основном и продавались зелья и проводились встречи с клиентами. Тогда он был полон решимости и энтузиазма, но со временем понял, что вести дела с нижнемирцами и прочими отбросами этого мира просто дерьмо. Вампиры, фейри оборотни или маги: все они были либо круглыми истуканами всемирного масштаба, от чего даже камни, которые забивались ему в ботинки, казались умнее — не, ну как-то же они находят путь в плотно зашнурованную обувь —, либо избалованными гордецами, которым, видимо, родители задницы целовали, не обращая внимания, что голова чада застряла меж прутьев бортика и все мозги напросто выдавились. Но после третьей драки Эндрю пришлось обещать, что этого больше не повторится, и потому продолжал работать и гнать дурацких шарлатанов уже тряпками, а не ножом и только изредка угрожал вампирам пульверизатором со святой водой, потому что «кол вам в задницы, а не дать соснуть.» В остальном его жизнь протекала умеренно, если исключить вышеуказанные***
Эндрю долго разглядывает письмо, которое принёс Хиггинс — псина сутулая, как у тебя вообще получилось —, пытаясь понять, чем же он так не угодил этой жизни. Письмо от так называемого Аарона — неаккуратным и размашистым почерком — содержало краткое объяснение ситуации и достаточно искреннее желание встретиться с потерянным близнецом. Эндрю Спир, урожденный Миньярд и один из воинов под знаменем небес, которых он так презирал. Хах, кому расскажешь, не поверят. И он сам пока не верил, продолжая перечитывать эти строчки, хотя уже наизусть запомнил содержание. Он не шибко разбирался в семьях сумеречных охотников, рассуждал, исходя из услышанных сплетен, но, видимо, Миньярды были не такими уж и популярными охотниками как какие-нибудь Ноксы — восторг от которых был настолько велик, что даже в нижнем мире их прозвали ангельской благодатью — или Веснински, известные обратной репутацией из-за своей жестокой любви к крови. В любом случае как он должен отреагировать на письмо? Признаться честно, оно смогло вызвать любопытство, хотя казалось, что это тело давно стало кладбищем для всякого чувства. Что, если бы он остался с ними? Было бы это лучше, чем то, что он уже пережил? Была бы эта Тильда такой же как Касс? Касс, Касс, Касс… Ему придётся покинуть её? Сможет ли он и дальше видеться с ней? Или она оставит его как очередную безделушку из прошлого, что как песчинка не имеет значение в песочных часах вечности? Не придумав лучшего варианта и не желая при этом дальше мучиться от гудящего под кожей непрошеного предвкушения чего-то, Эндрю, по-прежнему оставаясь ребёнком, решил посоветоваться с той, кому вверил осколки своего доверия. И в очередной раз пожалел, что вообще открыл рот. — Ах, так у нашего Дрю есть близнец, — радостно пропел Дрейк и оперся о край кухонного стола. Со дня разговора с Касс прошло несколько дней и было действительно глупо считать, что она не поделиться новостью со своим любимым «сыном». — Жду не дождусь встречи. Дрейк был в хорошем расположении духа, словно действительно желал сводному брату всего наилучшего. Будь здесь сейчас другие люди, они непременно прониклись бы умилением от слащавого выражения лица, что под солнечными лучами, льющимися из кухонного окна, выглядело как само олицетворение добра. — Нападение на сумеречного охотника является преступлением, кретин, — произнёс Эндрю, не желая подыгрывать, и продолжил завтракать, если конечно поедание третьего куска торта можно считать за завтрак. — Ты конечно идиот, — он ткнул ложкой в сторону Дрейка, словно его вид, несмотря на опухшее после сна лицо и золотистое гнездо на голове, должен внушать страх. — но не настолько же. — Как будто нефилимам есть дело до твоего братца, — раз уж подыгрывать никто не стал, Дрейк тоже решил не церемониться и вывалил всю гниль с языка. — Слышал, у них не самая лучшая репутация, так что вряд ли кто-то и пальцем шевельнёт ради наркоманки и её выродка. Ложка в руке грозилась оказаться в чужой глотке, но юноша ограничился лишь тем, что сжал её до побеления костяшек. Он знал об этой стороне Миньярдов, навёл справки, но одно дело, если так считает он, а другое — когда этот сукин сын смеет тыкать его носом. Просто промолчи. Пусть говорит, что хочет, молчи, молчи, молчи… — Шевельнёт, не переживай, — улыбнулся Эндрю, сильнее сжав ложку, чтобы рука не дрожала. — Эти самые нефилимы до жути гордые и такому простофиле они не простят ошибку. Так что можешь свои слюнявые фантазии засунуть себе в задницу вместо смазки. Мгновенно пространство затопила тишина. Лишь звук воды, капающей из крана, давал знать, что время вовсе не остановилось. — Нашему золотому мальчику рот с мылом помыть бы, — произнёс Дрейк, чуть наклонившись вперёд и прищурив словно неживые змеиные глаза с зелёными белками. Эндрю поморщился от прозвища и подумал, что будет фигово, если его сейчас убьют и единственным, что он увидит перед смертью, будет фиолетовая рубашка «братца», которая так отвратно смотрелась в сочетании с болотно-зелёным цветом волос. — Или уже звать тебя ангелочком? — на губах мерзкая ухмылка, с которой вот-вот и яд потечёт. Эндрю перегнул и прекрасно осознавал это. Но мысль о том, чтобы бояться Дрейка, вскипятила в нём такое самоотвращение, отдававшее гнилью под языком, что смолчать было невозможно. Вечером того же дня Эндрю понял, что фраза про мыло была вовсе не пустой угрозой, а Дрейк способен придумать очень даже сносную причину, почему кран в ванной сломан, а на голове юноши пропал клок волос. А утром следующего дня Эндрю нашёл псину Хиггинса и отдал письмо. Придумать ответ оказалось не так сложно, как на первый взгляд. Ночью он достал первую попавшуюся бумажку и, игнорируя онемение в области груди — результат не покидающих голову слов, что прилипли грязным шёпотом Дрейка —, написал короткое и ясное «иди нахуй». К счастью, писем больше не приходило. К сожалению, Эндрю почему-то рассчитывал на обратное. Когда он прошёл мимо подоконника, там лежала куча опавших лепестков.***
Так и прошло несколько месяцев, словно вся эта история была лишь нелепым сном, что адамантовой крошкой развеялся на рассвете. Но Касс продолжала спрашивать о его чувствах, думая, что приёмный сын просто стесняется, предлагала устроить встречи, чтобы Эндрю смог привыкнуть к матери с братом, вечерами приносила какао и порой с посыпкой из кристаллических крошек «сна авроры», который в малой дозировке оказывал эффект безопасного снотворного. На упрямую заботу этой женщины Эндрю лишь упорно качал головой, убеждая, что у него уже есть семья и ничего ему не надо. Естественно, в силу сентиментальности Касс сразу повелась — потому что действительно была слепа или хотела быть обманутой? — и, смаргивая слёзы, хлопотала вокруг своего золотого мальчика, продолжая баловать его сладкой выпечкой и не менее сладкими словами о том, как она его любит и что надеется не разочаровать его. Надежда. На вкус слово было столь приторным, а после оставляло горькое послевкусие, словно опьяняющий вампирский яд, который вскоре развеялся, оставив наедине с реальным миром. И всякий раз, когда в его сердце рождалась эта глупая надежда, она неизбежно кровью истекала на его запястьях. Мир устроен таким образом, думал Эндрю, что лучше самому убить надежду ударом лопаты по голове, а после быстро закопать, чтобы у этой дрянной женщины не было возможности выползти. Жизнь станет намного легче, ведь когда ты ничего не ждёшь, то это «ничего» больше не огорчит тебя. Точнее сказать, жизнь была бы проще, если бы некоторые своевольные дебилы не портили всё. Вот о чем подумал Эндрю, сидя за столом в палатке и устроив на нём ноги, когда от чтения его отвлёк…он сам. Видимо, это он обдолбался фейской пыльцой, а не Фрэнк. — Привет, — неловко начал похожий на него юноша, разглядывая палатку и теребя пальцами тетиву лука перекинутого через плечо. Аарон, тот самый горе-писатель с кривым почерком, который упрямо искал встречи. Мало того, что заявился на сумеречный базар, так ещё и оружие на обозрение выставил, дурачьё. — Ты тупой? — будничным тоном спросил Эндрю, даже не пытаясь сгладить ситуацию. Вместо этого он в упор смотрел на Аарона, пытаясь понять, чего так неймётся ему? Зачем искать встречи с чужим человеком? Хочет стать одной семьёй и втянуть его в свой мир чопорных ангелочков? Аарон удивился, видимо, не ожидая такой реакции и сделал полшага назад. — Слушай, может хоть поговорим? Мне жаль, что так– — Ну точно тупица, — вздохнул Эндрю, убрал ноги со стола и отложил книгу. — Мне что, по-слогам объяснить тебе? И-ди на-хуй. Сиди в своём Институте и больше не приходи сюда. — Но, — юноша нервно прижал руку к шее. — Почему ты отказываешься хотя бы поговорить? Ты тоже нефилим. А в итоге ходишь на побегушках у этих, — на секунду лицо пренебрежительно скривилось, — нижнемирцев. — А ты на побегушках у Конклава, так какая разница? На секунду Аарон показался оскорблённым. Действительно, словно не он только что говорил расистские вещи, вторгнувшись при этом на чужую территорию. — Мы с мамой хотим, чтобы ты вернулся домой, — проигнорировав вопрос, продолжил гнуть своё Аарон. — Я понимаю, что всё это странно, но дай нам хотя бы один шанс. Я не уйду, пока ты не согласишься, — заупрямился он под конец. Эндрю склонил голову, продолжая рассматривать братца. Для нефилима Аарон выглядел по-настоящему жалко, раз на то пошло. Под глазами тёмные круги, золотые волосы потеряли свой блеск, а на бледной коже тёмные завитки рун, выглядывающие из-под воротника и рукавов, выглядели подобно угольным штрихам. Он весь как будто состоял из потускневших цветов, отчего выглядел как бедная церковная мышь, которая вдобавок ещё и повесилась в скромном холодильнике Господа. — Я думал охотники исцеляются благодаря рунам, — произнёс Эндрю, зацепившись взглядом за повязку на запястье. Аарон не сразу сообразил о чём речь, а после быстро натянул рукав чёрного джемпера, чтобы вновь прикрыть кусок ткани. — Я торопился, — в оправдание ответил он. — Или посеял стило, — докапывался Эндрю. Что он точно знал о нефилимах — они, как и чародеи, были ужасно ленивыми. — Уймись, а, — раздражённо кинул юноша и нахмурился. — Просто шучу, — Эндрю поднял руки в знак поражения, затем медленно встал и подошёл к шкафчику с разными бутылочками и предметами, выискивая необходимое. — У нас есть исцеляющие зелья, так уж и быть помогу бесплатно по доброте братской. — Не надо, — резко выпалил Аарон и на вопросительный взгляд Эндрю пожал плечами. — Это просто царапина, — попытался исправиться он и сразу перевёл тему: — Так что насчёт…ну…всего этого? Я же говорю, что не уйду. И я правда хочу, чтобы ты вернулся, — говорил он довольно медленно, словно слова давались ему нелегко. Надо выпроводить его отсюда. К тому же пинками, чтоб дорогу сюда позабыл. Так будет правильно. В голове издевательским голосом Дрейка мелькнули те брошенные над ухом слова, за которыми во рту вновь возник вкус мыла, отчего Эндрю невольно нахмурился. Аарон же продолжал смотреть на него и было заметно, как постепенно он выглядел всё более поникшим. Бледная рука, на которой словно выжжен походивший на глаз рисунок, вновь метнулась к шее, кожа которой уже раскраснелась от постоянного раздражения. Прогони. Надо прогнать его. — Я подумаю, — ответил Эндрю. Юноша напротив, словно ожидая иного ответа, замер в удивлении, как будто не он минуту назад клянчил внимание брата. — Уставился, как будто второе пришествие Разиэля увидел, — Эндрю закатил глаза, уже жалея. Но деваться уже было некуда, Аарон, почуяв, что настроением Эндрю надо пользоваться, пока есть возможность, быстро оставил свой номер телефона и попытался уточнить, когда можно будет уже встретиться в ближайшее время, за что, естественно, не получил адекватного ответа. И, видимо, он действительно был догадливым, потому что после того, как получил желаемое, не стал докучать и сразу направился к выходу из палатки. — Пока, рад был увидеться, — попрощался Аарон и даже улыбнулся. Вот оказывается что с людьми происходит, когда их вежливо шлёшь куда подальше. — До встречи, Адам, — бросил в спину Эндрю и вернулся к книге. Краем глаза он заметил, как юноша резко остановился, будто прирос к ковру, и медленно обернулся. — Я Аарон. — Невелика разница. — Мудак, — прошипел Аарон и, стиснув двумя руками тетиву лука, наконец ушёл. Впервые с прихода Миньярда в этой убогой палатке воцарилась долгожданная тишина. Но теперь не было в ней никакого покоя, скорее раздражающее напоминание, что теперь ему придётся разгребать то, во что он ввязался. Я же просто хотел дочитать книгу, — подумал Эндрю и бросил книгу на стол, но случайно задел вазу с цветами — Лилит тебя дери, Касс. Быстро среагировав, Эндрю поймал вазу и поставил на место. То были подснежники.