***
Вечер в тот день был холодный. Темный туман спустился вниз и стелился по молодой зелёной траве. Колосья на полях ложились под сильными напорами ветра. Чёрные-чёрные тучи то и дело ходили по небу и пугали людей предположительно сильным ураганом. Листва на деревьях шелестела и разлеталась повсюду, пугая зверей в лесах. Птицы кружили над домами, некоторые падали от бессилия и разбивались о крыши. Крестьяне укрывали свои посевы и скот, если, не дай бог, ночью что-то будет. — О милый мой, что делать? Как мне быть? Не смогут чувства мигом испариться И навсегда уйти в небытие́. Где ждёт их суд, где будут их уничтожать, Где грешником крестят меня и Переврут, что ты не идеал, что ты совратник! Останется от них лишь дежавю. Но… Не может образ очь твоих мне быть противен, Не может тело позабыть Тех тёплых обниманий рук. И твой голос нежный Не перестанет не́гой одарять мой слух. Не в силах люд обычный, знатный Понять, что искренние чувства двух парней — не грех! И я… О как же ведь они и я не правы. Любовь — сильнейшее из чувств. Мой отче лекарь, твой король. И даже статус не подходит… Но так ли важен он для чувств? Тебя люблю вне статуса и пола. Богат иль беден? Да плевать, хочу лишь в грёзах утонуть. То, как целуешь пред сном, Считая, что я сплю меня интересует, Ведь может… Нет! Ну как я мог предположить, Не зная истинных чувств, прости! И вот сейчас, хочу лишь убедиться… Скажи ты любишь Или стоит мне уйти.? Чани стоял на колене и взгляд его был направлен на Чанбина. Тот стоял на маленьком балконе на втором этаже и освещал его лишь тусклый лучик луны, что пробрался сквозь черные тучи. Ветер иногда тормошил его мягкие волосы, нежную бархатную кожу, ночную рубашку и оставлял после себя мелкие мурашки, что неприятно разбегались после небольших усилений порывов. Глаза Бинни блестели. Парень, что стоял напротив, был ему знаком с 12 лет, и все те года, что принц его знал, он был в него влюблен до безумия. Конечно, в столь юном возрасте, он не знал значения этого смешного слова — любовь, но каждый раз, когда тот перебирался к нему через балкончик; каждый раз, когда он отважно отбивался от роя пчёл; каждый раз, когда он отдавал ему свои последние крошки еды — живот крутило от бабочек. Годы дружбы только укрепляли чувства и ближе к 17 их было невозможно держать в себе. Как же он рад, что не один такой «окаянный» и был любим любимым человеком. — О милый Чани, Меня ты поразил! Прости, за долгое молчанье, Ведь написал я писем миллион, Но не отправил ни одно… Боялся потреять что есть. Вот трус… Жаль в стихах я не могу сказать всё то, что чувствую… Поэтому скажу я так. Ты мой любимый с первого дня… — Чанбин в красках описывал всё. Чан лишь улыбался, как дурачок, и заполз на этот, уже ставший родным, балкончик, являющийся единственной физической преградой их любви. — Полагаю ты знаешь, что несдобровать мне за это, если кто узнает. Но я готов пожертвовать всем, чтобы быть с тобой. — Чан обнял уже своего Бинни. Тот прижал его так сильно, как мог. Ему не нравилось тот факт, что он был прав. Ситуация снаружи была плачевная. Ураган приближался и ветер был такой сильный, что из сада рядом были слышны потрескивание веток, и падающие плоды. Маленькие капельки увлажняли землю, но это было нельзя назвать дождём. Где-то послышался гром. Тихий, но такой грозный и… Глубокий? Как голос придворного мальчишки Феликса, что был на пару лет моложе парней. Чан оторвался от крепкой хватки парня и посмотрел в его напуганные глаза. Так хотелось защитить, утащить в свой маленький мирок и никого — никого не подпускать. Чанбин прикрыл глаза. Его реснички часто подрагивали, а брови поднялись наверх. Чан усмехнулся. Он прильнул к губам, что так слегка намекали на соитие. Они были мягкие и сладкие. Бинни ответил на поцелуй и слегка смял до боли желанные и родные губы. Никакой страсти, только выражение тех чувств, что словами не опишешь. Пошлость здесь ни к чему. Чан своей ладошкой огладил массивную спину. Мышцы подрагивали от каждого прикосновения. Поднимаясь, он огладил ровные плечи, жилистую шею и остановился на мягких щёчках. Он оторвался и нитка слюны растянулась между ними. Красные губы блестели и манили. Парни прошли в комнату и закрыли дверь балкона. Гром прогремел где-то очень рядом и пошёл сильный ливень. Свечи были уже истрачены и доживали последние минуты. Они дарили тусклый приглушённый свет. В комнате пахло сыростью. Возможно из-за протекающей крыши. Замку было уже много лет и никто за эти времена не удосужился его подлатать. Звуки поцелуев отражались от осыпавшихся стен и дразнили слух. Парни медленно направлялись к кровати и наслаждались каждой минутой вместе, как последней. Одежда Чана была потрёпанной и грязной, из-за чего полетела на пол. Ночнушка Бинни хоть и не была такой, но её постигла та же учесть. Шёлковые ткани окутывали голые тела, раздражая разгорячённую кожу холодом. Бинни извивался в объятиях Чана, как змея, для большего контакта. Поцелуи стали ниже и ощущались на шее так естественно, что не хотелось их прерывать. Чан не жалел его кожу и прикусывал, всасывал и зализывал свои мелкие преступления. Бинни бормотал что-то очень тихо и приподнимал грудь от глубоких вдохов. Их прервал шокированный ах Феликса. — О боги! Не может быть… — В его глазах был страх. Он не понимал, что ему делать, что это такое. Парень обязан доложить королеве, но понимал к чему это всё приведёт. Внутри него боролось противоречие. Два парня вместе? Да это были друзья его детства и они были замечательными, но геи грешники! Он когда-то услышал от папы, что недавно повесили пару таких из-за бесов, вселившихся в них. Что они занимались непристойностями, что они неправильные, что они марионетки Сатаны! Тогда он понял, что однополых отношений не может быть. Но когда твои близкие люди такие, то как же поступать? Страх перерос в гнев. — Я доложу об этом королеве. — Прошу, можно нам оправдаться? — Спросил Чани, но сам понимал в каком они положении, да и это оправдание будет в любом случае провальным. — Сожалею, но нет. — Парень прикрыл ладошкой бесстыдно голые тела. Его всего выворачивало от понимания происходящего. — Феликс, мы с тобой давно знаем друг друга и… — Начал принц, как его перебили. — Я знаю, Бинни, но я не думал, что вы… Мне придется рассказать всё вашей маме. — Глаза Ликси наполнились чистыми слезам. Он и представить себе не мог, что однажды доложит на своих друзей. Но и его понять можно. Кто знает, что его ждёт, если он утаит это, да и в подобном обществе только человек, прошедший через запретные чувства, поймёт, что в них ничего плохого нет. В любом случае грустный финал неизбежен.***
За окном всё так же бушевала буря и не давала страшным мыслям сбежать. Гром гремел, молния освещала ночное небо, как днём. Дождь лил стеной, и казалось, что если кто-то выйдет, то его пронзит острой стрелой воды. В большую кастрюлю лилась струя, а рядом стояли ещё, заполненные доверху. Весь замок стоял на ушах. Принц Чанбин — гей, а в пару он себе выбрал сына местного лекаря, с которым дружил давно. Это не могло не шокировать. За круглым столом сидели все. Они ругали, они проклинали, они били… Чана. А Чанбина они заперли в комнате и лишь глубоко вздыхали, говоря, что тот поддался влиянию этого убогого отродья. — Развратник! Предатель! Сжечь тебя бы, да мало будет! — Кричал какой-то мелкий по званию старикашка. Максимум власть у него была перед некоторым персоналом, да и все. — Да! Четвертовать! Закидать камнями! Срубить башку! — А это уже полненькая мадам, что занималась вроде переговорами с кем-то. Феликс стоял у стены в тени и опустил взгляд. Он понимал, что кровь Чани не смоется с его рук никогда, но сейчас он не мог простить его за его ориентацию. Слишком большое влияние общества на него. Почувствовав взгляд, он поднял свои глаза. Бан Чан смотрел на него без доли злобы. Друг лишь слишком молод, чтобы понять происходящее. Не готов. Это игра на выживание. Он правильно выбрал себя в этом сражении, ведь Чана рано или поздно поймали и кинули бы в какой-нибудь обрыв. Он подмигнул Феликсу и его завлекли в новую волну криков.***
Светает. Бури нет. Теперь лишь росинки и поломанные, разбросанные повсюду, ветки напоминают о ней. Солнце слегка осветило верхушки деревьев, они хоть и сильно разодранные, но всё такие же зелёные и жизнеспособные. Трава и цветы были поломанные, но спустя несколько недель они наберутся сил и вырастут и расцветут в разы сильнее. Чанбин уснул перед дверью, разукрашенной глубокими следами от ногтей и кровью. Он содрал себе все ногти, искусал губы и истратил все силы и голос ночью. Стук в дверь нарушил сон принца. — Чани… Он… — Феликс открыл её и ввалился в комнату, падая на пол. Вставать он не собирался. — Это я! Всё я виноват! Но почему вам было суждено любить неправильно? Или мысли мои неправильны? — Феликс, что стряслось? — Чанбин встревоженно подполз к другу. Тот лежал лицом в ковёр и лишь иногда заглатывал воздух, давясь собственными слезами. — Малыш… Не молчи. Феликс перестал двигаться. Он просто лежал как труп, не делая ни вдохи, ни выдохи. Ему было противно с себя. Он бездумно подвергся слухам и стереотипа. Эти проклятые предрассудки! Прощенья, по его мнению, ему не было. Он поставил себя на их место. Они просто хотели быть с любимыми людьми. Они никого не убивали, не насиловали, не избивали, не обкрадывали, не угнетали… Только их. — Чана… Повесили как только рассвело… Я сожалею. — горькая слеза скатилась по его щеке. Бинни вскочил и побежал к выходу из замка, на место, где приговаривали мелких бандитов, местных попрошаек или других «убогих» к подвешиванию. Сад начинает освещаться всё больше, птицы напевали красивые мелодии, воздух чистый и свежий. Приятная атмосфера летнего раннего утра захлестнула бы его, если бы не одно но… На небольшой сцене весело пару трупов, среди которых Чан был выделен больше всех. Он висел посередине и на его шее была табличка со всяческими оскорблениями. Его лицо было изувечено побоями, тело порезами, а душа… Душа сидела рядом и смотрела на страдания возлюбленного. Как Чани было больно осознавать, что он не сможет успокоить его. Так хотелось обнять со спины и сказать, что всё хорошо, что не надо за него волноваться. Но больше всего он жалеет о том, что не смог нормально попрощаться. Его последним словом было: «Увидимся». Не дай бог он подумает, что это призыв к неисправимому. Бинни упал на землю. Его не волновали разбитые колени в кровь об камни. Пока душа болит, никакая физическая боль не ощущается. В груди так тяжело. Непонятная слизь сковала всё тело и с каждой секундой обволакивала его всё больше. Но самое худшее произошло позже. Понимание, что его любимого Чани больше нет. Хотелось плакать без остановки. Порывы истерического плача прерывали вздохи. Чанбин взял себя в руки и направился к телу своего любимого. Он снял его с петли, а также все обидные прозвища и убогие пожелания обиженных на жизнь людей. Грязное лицо, на которое упало пару капелек слёз, он вытер большим пальцем. Он так хотел ощутить маленький ветерок под носом, услышать удивлённое: «Бинни?», но слишком холодное тело для живого человека эти надежды полностью стирало. Чанбин прижал к себе Чана, а тот лишь смотрел на всё это от третьего лица и плакал. Утро сменилось днём. Бинни всё так не отходил от тела Чана. Он обнимал его, целовал, гладил. Он не верил, что парень мертв, то и дело проговаривая себе под нос: «просыпайся, я знаю, что ты притворяешься». Феликс иногда выглядывал в окно и ругал себя. Он не мог подойти к другу и успокоить, ведь ему так стыдно, что он готов пронзить себя этим ножиком, что держал в руке, самостоятельно убивая себя, лишь бы тот простил. Много слуг столпились вокруг этого зрелища и лишь противно возмущались и окрещали парней, называя их последними мразями и озабоченными чертами. Многие даже пытались оторвать их, но что-то не дало. Какая-то сила, что позже не раз будет кошмарить ни одно поколение. Вечер. Все смирились с тем, что Чанбин лежал неподвижно на груди любимого и просто смотрел в одну точку. Король и королева пытались вразумить сына, но опустили руки. Подумали, что всё пройдет на следующий день. Но такого к сожалению не произошло.***
Снова утро. Такое же приятное и теплое. Солнце улыбалось миру, даря лучшие деньки лета. Чанбин всё так же лежит на теле. Чан плачет и ругает себя. Какой он мудак… — Кхм… — Откашлялся Феликс. Он всё же решил, что это не дело и нужно пойти и поддержать друга. — Бинни, я хотел сказать… БИННИ?! Чанбин не дышал. Рядом с ним валялся красивый кубок, украшенный драгоценностями и записка: «Я не хочу жить больше в мире, где любовь запретна. Я счастлив был с ним. Вы лишили меня всего, а я лишу вас приемника. Что вам сделал Чан? Любил меня и оберегал? Или заменял родительскую любовь и именно так вы избавляетесь от конкурентов? Поздно. Этот гомофобный мир не для меня. Бокал за вас. Феликс, я на тебя зла не держу, я всё понимаю. Позаботься о других и не забывай нас, пожалуйста.Малыш Бинни.»