***
Пальцы крепко переплелись, вороша даже ночью не остывающий песок. Саунд и Вин не переставали смотреть друг на друга с самого признания Саунда, а с того момента они уже успели добраться до пляжа, устроившись подальше в пустынном тихом местечке у скал, чтобы никакие поздние праздношатающиеся не нарушили их уединения. В бунгало у старшего с остальной командой им не побыть нормально друг с другом, а Саунду не хотелось терять ни единой минуты, которую он мог провести рядом с тем, кто ему нравился. И хотя Саунд теперь знал, что не единственный нарушитель группы по части отношений, он уважал тайну лидера и даже Вину не собирался об этом говорить. Когда будет нужно — Ган сам расскажет обо всём остальным ребятам. Небо над головами двух певцов было чёрное и звёздное. Но самые яркие звёзды мелькали и вспыхивали перед глазами от ненасытных поцелуев. Неторопливых и тягучих, словно патока. Которые изредка прерывались рассеянными разговорами. Как Саунд и обещал, он решил сделать всё, чтобы вызывать у Вина тот же трепет и волнение, что чувствовал сам. Они уже добрались до воды, рядом никого не было, и Вин, несомненно уловил его настроение. Потому что умолк на полуслове. А через несколько мгновений парни со сдавленными смешками пытались повалить друг друга на мокрый песок. Саунд быстро взял верх, оседлав бёдра Вина и прекратив притворные попытки отбиваться поцелуем. В воцарившейся тишине слышны были только шум волн и сбившееся дыхание. Вин слегка откинул голову, давая Саунду переключиться на открывшуюся шею. Тот оставил на ней долгий влажный след, затем проведя носом и удовлетворённо вдохнув. — Ты весь потный. — Тогда в другой раз. — Обязательно. Губы Вина дрогнули в улыбке. — И ты не против? Что придётся молчать? Саунд улёгся сбоку, подгребая Вина к себе. — Какое мне дело до остальных? И какое им дело должно быть до нас? — Так-то ты уважаешь наши правила? — Я не смогу играть и петь без тебя. Так что Пи’Яку придётся смириться и засунуть свои правила куда подальше. Я не хочу отвечать за его косяки. Вин фыркнул, повернув голову к парню и приглаживая тому растрепавшиеся пряди. — После «Горячей волны» можно будет не скрываться. Но если мы проиграем… Саунд раздражённо цыкнул и слегка толкнул Вина в бок. — Во-первых — если. А во-вторых, разве ты перестанешь встречаться со мной из-за проигрыша? — Как я могу, когда ты посвящаешь мне такие песни? — Вин в очередной раз перехватил его руку. На этот раз внимание досталось запястью, и Вин по привычке нервно облизнул губы, когда Саунд слегка прикусил тонкую кожу, а потом стал подниматься выше. Его дрожь не укрылась от вокалиста. — Ну как, сердце всё ещё не бьётся чаще? — медовый голос так и сочился игривой самодовольной насмешкой. Вин глубоко выдохнул, прикрывая глаза, которые невольно округлились, когда Саунд потянул с его плеч расстёгнутую кофту. А когда горячие ладони прошлись по напрягшемуся обнажившемуся животу и остановились ниже, дыхание и вовсе перехватило. — Да ну нахрен, — наконец пробормотал Вин, сглатывая и в сотый раз за вечер облизывая пересохшие от волнения губы. — Какое бьётся, с тобой от таких фокусов оно скорее сразу остановится. Саунд подавил ухмылку. Картина раскинувшегося под ним парня была восхитительной. Ган был определённо прав. Пусть они с Вином столь разные, какое это имело значение, когда пока что на грани невинные прикосновения вызывали такую реакцию. И Саунду плевать, что Вин не настолько красив, и что порой он бывал бесячим, и что вообще в целом является парнем, а не милой девушкой. Так что к чёрту эти никому ненужные правила.Часть 1
4 февраля 2023 г. в 20:57
Исписанные страницы стали защитой, позволяющей думать, что они поступают правильно и не нарушают установленных ограничений. Тин мог гордиться собой считанные секунды, пока не почувствовал смазанное бумагой прикосновение. Тепло наконец ставших доступными губ словно примагнитило к себе, и стоило ему увидеть мечтательно поплывший взгляд Гана, как все заботливо и добропорядочно лелеемые тормоза выдержки отказали.
Ган и пикнуть не успел, как рука с удерживаемым блокнотом резко ушла вниз, а всякие преграды исчезли полностью. Удивлённый вздох музыканта, застигнутого врасплох решимостью президента школьного совета, прозвучал в вечерней тишине оглушительно. Реальные ощущения от настоящего поцелуя определённо были несравнимы с теми, что испытывал Тин, когда в комнате гасился свет, а дверь тщательно запиралась во избежание возможного визита мамы, заглянувшей пожелать сыну доброй ночи.
После первого такого раза Тину на коленях хотелось умолять Гана оторвать ему проклятую конечность, которой посмели осквернить его светлый и невинный образ. О некоторых сторонах своих чувств не захочется рассказывать даже самым близким друзьям, но на то настоящие бро и нужны, чтобы без сторонней наводки понять, уберечь и наставить на истинный путь. И нет, Тин предпочёл тогда не интересоваться, откуда самому Тьюсону достоверно известно, что здоровому влюблённому подростку нормально дрочить на своего любимого человека, и что это совершенно не умаляет искренности и чистоты чувств, просто (патетическое утирание Тьюсоном скупой гордой отеческой слезы) «наконец-то совсем повзрослевшему малышу открылась ещё одна их сторона».
А сейчас Гану пришлось проглотить все возникшие вопросы, потому что блокнот упал на пол террасы, а руки Тина на удивление решительно и цепко скользнули пониже спины, одним движением увлекая музыканта на колени школьного президента. Осоловевший взгляд обоих сменился очень внимательным и оценивающим — кто уступит первым?
— Хочешь заставить меня нарушить правило? — спокойно спросил Ган, и только неудержимо шальной огонёк в глазах вкупе с наметившейся лисьей улыбочкой выдавали вызванную действиями Тина бурю.
— Не ты их придумал, — внешняя обманная оболочка спокойствия того не уступала его любимому.
— Нам надо уважать старших. Пи’Як не просто так запретил отношения в клубе. Он желает нам только победы и вызвался помочь с подготовкой.
— Зачем нужна победа, которую не можешь разделить с тем, кого любишь?
Долгое и согласное молчание. Дальнейших возражений не последовало. Правило давно было нарушено ещё в тот момент, когда Ган признал чувства Тина и мог про себя (и для него) назвать того своим парнем.
Изящные пальцы аккуратно скользнули под кофту.
— …Я только попробую.
Ган выдохнул и улыбнулся шире, безмолвно давая зелёный свет. Тин сосредоточенно замер, наблюдая за его лицом и реакцией, а собственная рука школьному президенту как будто перестала принадлежать. Гану пришлось крепко сомкнуть дрогнувшие губы, чувствуя, как под линией шорт от лёгкого проникновения кожа становится горячее, а занятая ими скамейка — тесной и одновременно слишком открытой миру. Собственный мир Гана сузился до лица и рук Тина, удерживающих его физически и готовых отправить на небеса блаженства ментально.
Испытывающий взгляд долго терпеть не удалось, так что действовать пришлось на опережение. Ган покрепче вжался в Тина, ещё более отчётливо ощущая трение зажатой между их телами руки. Губы накрывают друг друга беспорядочно, и при всей торопливости и жадности даже для короткого вдоха не остаётся ни малейшего промежутка. Движения Тина стали более уверенными, стоило привыкнуть к ритму и плоти в его руке. Спина под другой, поддерживающей Гана рукой, становилась всё более напряжённой. Ган приник к парню так, что вот-вот оба могли потерять равновесие, а в момент слишком внезапно наступившей разрядки наоборот подался назад с предательски сорвавшимся стоном.
Несколько долгих мгновений Тин задумчиво созерцал свою влажную и липкую ладонь, а Ган с гораздо меньшим энтузиазмом — расплывающееся по шортам и слишком хорошо заметное тёмное пятно. Тин поджал губы, оценивая уровень палевности, но даже не скрывал своего самодовольного вида. Поэтому просто стянул рубашку, отдав её Гану и оставшись в футболке.
Ган немедленно повязал её вокруг пояса, убеждаясь, что все следы прикрыты. Тин поднял с пола упавший блокнот с набросками неудавшейся лирики.
— Надо добавить сюда «I want you».
Ган свёл брови, ненадолго задумавшись.
— Не знаю такой песни, — начал музыкант, но от последовавшей лукавой ухмылки и сам не сдержал улыбки. Школьный президент позволил себе последнюю на сегодня вольность, ухватив Гана за поясницу и притянув к себе. Он наклонился ближе, и губы почти коснулись мочки, а тяжёлый томный выдох щекотливо и горячо овеял шею.
— А это не песня. Это моё желание.