Горящие слёзы, холодные касания

Ночь здесь была длинее, чем где-либо ещё в это время года. Солнце всё реже занимало своё место на небесах, даря слишком мало тепла жителям Снежной. Оно либо уступало луне, либо было закрыто серыми облаками, что обычно приносили снег. Синьора любила лето зиму. Она любила её суровость в Снежной. Особенно холод и морозы, что приходили с её наступлением. Они дарили немного облегчения от вечного пламени в груди, которое грозилось выплеснуться в любой момент и сжечь всё вокруг. Снова. Однако этого всегда было недостаточно. Тогда она благодарила Крио архонта за её дар – Глаз Порчи, сделанный специально для неё. Он охлаждал её тело, образовывал ледяную тюрьму для её огня, хоть и требовал взамен жизненную энергию, что брал из этого же пламени. Но сегодня было по-другому. Даже специальный Глаз Порчи, подпитываемый силой самой Царицы, не мог справиться с тяжестью воспоминаний. Синьора вышла на балкон. На ней было лишь лёгкое платье для сна, которое для обычного человека было бы слишком тонким для ночи. Однако Синьора не обычный человек. Она не вздрогнула от пронизывающего ветра, что сразу впутал её волосы в свою игру. Ей было глубоко плевать на морозные перила, когда та опёрлась на них, поднимая к небесам свой взор. Пламя не позволяло ей чувствовать холод. Глаз Порчи был выброшен на пол ещё в спальне, когда его ледяная магия не спасла от мощности горячей ярости. Синьора закрыла глаза, пытаясь обуздать свою силу. Вновь вступила в бесконечную борьбу с огнём. А он, уставший от оков, давно плевал на честность драки: посылал воспоминания о лете – том самом, когда она обрела счастье — и о нём. Перед глазами мелькали картинки его широкой улыбки и прекрасных голубых глаз, в которых отражалось всё тепло мира. В ушах звенел его весёлых смех и нежные слова, полные преданности. Кожа горела воспоминаниями его ласковых рук, а губы помнили чувственные поцелуи. Синьора тяжело выдохнула. Пар из рта вытек плавно. Пламя насмехалось, било в самое сердце. Уничтожало сопротивление, заставляя вспомнить хладной труп Ростама, беспомощность Розалины и бездействие Барбатоса. Гнев с новой силой легко зажёгся. Пламя ликовало – совсем немного и оно обретёт свободу. Снег вокруг Алой Ведьмы давно расстаял, показывая каменный пол балкона. — Ты горишь, — тихий голос сзади заставил вздрогнуть от неожиданности. Синьора застыла, не смея шевелится. Не смея показать глаза, блестящие от слёз. Не смея показывать слабость перед божеством. Предвестники не плачут. Они не показывают боль. — Я всегда горю, — также тихо отвечает Синьора, не отрывая взгляда от небес. Она мысленно скривилась от своего тона, полного боли. «Жалкая» — с отвращением бормочет пламя. — Ты выкинула мой подарок, — хмыкает Царица. Лёд в её голосе заставляет предвестницу нервно сглотнуть. Синьора слышет шаги. Архонт приближается к ней. — Этому должна быть причина. — Мне жаль, — всё, что может сказать Синьора. Она крепче сжимает перила балкона, готовясь к гневу Царицы. Никто не смеет отказываться от подарка Её Величества. Пламя презрительно насмехается над её пресмыканием. Оно призывает сопротивляться. Алая Ведьма никогда не преклонет колени перед божеством. — Разве подобает стоять спиной к своему архонту? — однако пламя, поглощённое гневом к богам, не замечает всю силу Крио Архонта. Вопрос, заданный тихим спокойным тоном, пугает сильнее грозных слов. Синьора лично видела, что бывает с теми, кто ослушается слов Царицы. И в бою она проиграет так же быстро, как сожжёт себя. — Прошу прощения, — бормочет Синьора, но не двигается с места. Она боится, что последние силы воли иссякнут, как только она опустит контроль. Предвестница вновь слышит шаги. Она ощущает приближение своего архонта. Холод, так отличающийся от обычного, постепенно окружает её. На полу под ногами образуется ледяная корочка. Пламя вновь громко ругается, а Синьора тихонько вздыхает от облегчения. Каким бы сильным не был её огонь – он ничто по сравнению с богиней. Синьора вздрагивает, ощущая морозную ладонь на своём плече. Она не может скрыть и дрожь, что прошлась по всему телу. На удивление мягкий толчок побуждает её повернуться лицом к архонту. Предвестница опускает голову, пытаясь скрыть мокрые дорожки слёз и показать готовность к наказанию за оскорбление. Ладонь переходит на подбородок, заставляя всё же перевести взгляд на богиню. — Ты плачешь, — голубые льдинки внимательно осматривают её лицо, постепенно смягчаясь. — Прошу прощение за слабость, Ваше Величество, — шепчет Синьора. Сердце бешено колотится. Пламя взрывается с новой силой. Предвестница впивается ногтями в ладони. — Я приму любое ваше наказание. Царица молчит. Она впилась взглядом в глаза Синьоры, что-то пытаясь найти. Затем она удивляет предвестницу. Архонт аккуратно стирает следы слёз с её лица. — Каждый имеет право на свой путь преодоления боли, — уверенно твердит Царица. Холод её ладоней успокаивает. Нежные поглаживания расслабляют. — Ты уже получило своё наказание, — архонт хмурится и выплёвывает следующее слово, — Незаслуженно. — она вздыхает. Медленно перемещает ладонь ниже, к горящему горлу. — Огонь внутри тебя дерзок. Он может вырваться, — Синьора замерла, слушая тихие слова и не шевелясь, лишь только чуть наклонив голову, открывая шею для удобства прикосновений. Царица довольно усмехнулась. — Так доверчиво. — Они не отрывают взгляда друг от друга. Богиня медленно провела большим пальцем вниз по шее, чувствуя, как её предвестница нервно сглотнула, когда другая рука Царицы ласково обхватила ту за талию. — Ты горишь, — архонт приблизилась к лицу Синьоры, оставляя лишь немного пространства между ними. — А я могу помочь охладить тебя. Только попроси. Её голос завлекал. Искушение было велико. Ледяные пальцы игриво обвели ключицы. Дышать стало тяжелее. Они опустили ниже по груди. К сердцу. Холод привлекал, манил к себе. Морозные голубые глаза глядели с ожиданием. Ладонь остановилась у сердца. Импульсы холода, заставляли пламя слабеть. Оно кричало, вырывалось, но против силы её божества оно не могло ничего сделать. — Пожалуйста, — выдыхает мольбу легко. Тут же губы – прекрасно мягкие – накрыли её. Нежно, тягуче, боясь спугнуть. Царица аккуратно притягивает предвестницу ближе. Синьора не может сдержать тихий стон, когда пламя ослабевает. Его почти загнали в новую клетку. Предвестница осторожно кладёт руки на плечи своей богини. Она прижимается ближе к спасительному льду, закрыв глаза. Синьора теряется в ощущениях. Ладони Царицы так не похожи на мозолистые от вечных тренировок с мечом Ростама. Но они так нежны и аккуратны. Они мягко поглаживают сквозь тонкую ткань, сжимают осторожно, боясь причинить боль. Они не теплые, совсем нет, но именно они дарят облегчение. Розалина чувствует вину. Синьора наслаждается каждым поцелуем. Но Ростам желал бы ей лишь счастья. Отзывается на каждое прикосновение. Тихонько стонет в рот богине. Пламя сопротивляется. Оно вырывается, пытается противостоять, вновь нагнать воспоминания, однако Синьора не может думать ни о чём, кроме её Царицы. Она принимает лёд с радостью, даёт ему волю. Разрешает делать всё, что желает с ней. Когда пламя оказывается в клетке и она запирается, Царица мягко отстраняется, даря мелкие поцелуи в губы, успокаивая тяжело дышащую Синьору. Зацепляет руку предвестницы, ласково гладит ладонь. — Лучше? — с нежной ухмылкой спрашивает божество и мягко целует в лоб.