Дети погорелого театра

— Пожалуйста, не надо! — раздавался протяжный голос из закутка. Крики, удары, мольбы — вот то, с чем Богдан перешёл в десятый класс. И попросту свыкся с этим. Привык к отбиранию завтраков у младших, привык к задиранию неугодных, привык к отнимаю денег. Только удивлялся, как их ещё не спалили. Ведь такими темпами они давно должны были состоять на учете, если не отбывать наказание в исправительной колонии. Но Руслан действовал очень искусно, будто знал, кого не стоит избивать до синяков, а на кого не обратят внимания, если они появятся. Может быть, это была просто удача, но не могло так постоянно везти! Привык он и к компании Руслана (язык не поворачивался назвать это бандой, хотя, по сути, так оно и было), учитывая, какие плюсы оно давало. Богдана не трогали, даже как-то сторонились, чтобы не нахвататься неприятностей. Хотя неприятности мог предоставить только Руслан — это он решал, кого сегодня карать, кого помиловать, кого не трогать, а кому подножку подставить. Иногда подключался и Лев, но делал он это только ради развлечения или мести кому-то. У него не было никаких расчетов насчет других. А вот Богдан, вообще, в это дело не лез. Он спокойно выполнял свою работу, получал с этого выгоду и всё. Как там говорилось? Ничего личного только бизнес. И его совесть давно замолчала, тоже свыклась, мимикрировала под обстоятельства. Но иногда что-то кололо его изнутри, будто намекая на своё присутствие и упрекая его. Но он всегда отмахивался от этого и говорил лишь себе «так надо». Так надо издеваться над другими. Так надо не вмешиваться в избиение и лишь охранять его от любопытных глаз. Так надо быть соучастником банды, в которую ты даже не вписываешься. Он приспособился. Выживают приспособившиеся, это Богдан понял ещё с уроков биологии. «Если не ты, то тебя», — постоянно твердил себе он перед зеркалом. Даст слабину и сразу же кто-то другой, такой же неуверенный и загнанный в угол, займёт его место, а сам Богдан окажется в конце школьной «пищевой цепочки». И тогда этот кто-то точно так же будет отыгрываться на нём: избивать и издеваться. В принципе, заслуженно. Это был порочный круг, из которого невозможно сбежать. Только принять правила игры и действовать по ним. Тогда, возможно, ещё удаться спастись. Но тогда неизбежно становлением чудовищем. Чудовищем? Он мотнул головой. Это глупо. Чудовищами становятся по собственному выбору, а у него не было такого. Его заставили («а так ли это?», — промелькнул мерзкий голос в голове). Богдан просто вынужден жить так. — Че так мало? — послышался голос Руслана. — Давай ещё! — У меня больше нет, — заплетающим языком отвечал парень. — Не пизди. Богдан не вслушивался в это. Для него это было уже просто шумом на фоне. Ничего из раза в раз не менялось. Было всего три варианта: им давали сразу деньги; их приходилось выбивать силой; и денег они не получали, ведь их и правду не было. Но с последним всегда выходило много возни: Руслан вытряхивал портфель, заставлял выворачивать карманы, а когда убеждался, что ничего не было, то приходил в ярость. И срывался на бедном человеке, что не удосужился взять денег для них, будто бы он должен был. Руслана иногда приходилось останавливать Льву, ведь в ярости он не видел границ. Хотя как будто у насилия могут быть допустимые границы. Богдан поежился от мыслей. Что-то он совсем расклеился сегодня. Надо собраться и следить за обстановкой. Ведь если их заметят, то это будет намного хуже. Всё было тихо. Если не считать шелеста листьев от ветра. Была уже осень, и они окрасились в типичные для этого времени года цвета: красный, жёлтый и оранжевый. Будь Богдан художником, он бы описал бы их как-нибудь по-другому — золотые, алые, цвета, как пламя или что-то в этом роде. Но он не был художником. Даже близко. Он мог только отметить, что, даже не смотря, что листья должны были ослабнуть и легко срываться с веток, они этого не делали. Словно боролись до конца, пытались удержаться любой ценой. Но это же было бессмысленно, их всё равно сорвёт ветер и унесёт. А после они будут гнить на земле или их будут убирать дворники, как ненужный мусор. Но листья-то хотя бы пытаются, в отличие от него. Богдан нервно повёл плечом. А чего ему пытаться? Его и так всё устраивало. И вообще, что это за какие-то глупые метафоры, таким только девочки занимаются. А он же не девочка. Хотя Руслан его часто упрекал, что тот ведёт себя как баба. Особенно, когда Богдан мялся. Руслан говорил, что настоящие мужчины себя так не ведут, они должны уверенными, агрессивными и на всех бросаться кулаками. Но Богдан не хотел быть настоящим мужчиной, он просто хотел быть незаметным. Поэтому находился в хулиганской банде. Как иронично. Он заглянул в закуток на лицо перепуганного парня. И чем тот так кардинально отличался от них, что позволяло им его бить? Такой же несуразный подросток со слегка острыми чертами лица, чуть вытянутый, с длинными тонкими конечностями. Можно сказать, что он даже похож на Руслана. Так почему они вымогают у него деньги? Только потому, что они сильнее? Как это глупо. Как это по-детски. Каждый раз у него прокручивались эти мысли. Но каждый раз он загонял их куда подальше. Ведь так жилось легче. Иначе приходилось слишком много копаться в себе и придумывать оправданий, почему всё так должно происходить. А так, нет размышлений — нет проблем. Иначе пришлось бы признать, что он плохой человек. Что он просто смотрит на это и не вмешивается. Даже не так. Он сопутствует этому. Он прямой соучастник, даже не немой наблюдатель. Но, а что он может сделать? Ничего. По телу пробежались мурашки, когда парня ударили по челюсти, и от этого он неплохо так впечатался в стену. «Это неправильно. Так нельзя», — кричало что-то внутри него. А Богдан стоял. И смотрел. И это было жутко. Что же за нравы у них средневековые: наслаждаться мучениями другого человека? «Так нельзя», — вновь вторил внутренний голос на грани срыва. И он знал, что нельзя. Но как будто он мог что-то изменить. Мог вмешаться. А почему нет? Он всегда был безвольным, всегда только наблюдал за своей жизнью. Боялся всего. Он даже не мог отказать Руслану из-за страха. Он такое же животное, как они, только Руслан и Лев действуют под накалом злости, он же руководствуется страхом. Приспособившийся. Но они ведь люди, а не животные, они не должны жить по правилам природы! Богдан чувствовал, что он должен что-то сделать. Помешать. Остановить. Он всегда молчал, всегда. А теперь понимал, что не может больше так дальше молчать, он должен высказаться, даже если не услышат. Чувствовал, что чаша терпения наполнилась, что больше так нельзя, он не вынесет. И другие тоже. — Остановитесь! — прокричал Богдан, подойдя к ним, и удивился, как же его голос звучал уверенным. — Прекратите! — Что такое? — настороженно спросил Лев. — Шухер? — Нет. Просто это неправильно. Всё это, — он вскинул руку, обводя их. — Это же просто бесчеловечно: бить людей. Да и издеваться над людьми. Дрожащий до этого парень смотрел с непониманием. Как и все остальные. Руслан скривил губы. Он подошёл к Богдану и рывком взял того за грудки. — Ты чего удумал? — прошипел он. Богдан тут же стушевался, немного растерявшись. На что он рассчитывал? Что они его просто так послушают? Но постарался нацепить на себя маску уверенности и продолжил: — Отпустите его. Это звучало не как требование, даже не как просьба, скорее мольба. Руслан почувствовал фальшь в его голосе и прыснул от смеха. Богдан чувствовал, как ускользает сквозь пальцы бывшая уверенность, но отступать уже некуда. — Это же… неправильно. Бить людей, — он начал запинаться. — Мы не должны таким заниматься… И вообще, никто не должен. И эта недо-банда тоже не должна существовать. Всё это такая глупая затея. Надо, — Богдан попытался вспомнить хоть что-то умное, что можно было применить сюда. Чтобы они ему поверили. И чтобы осознали, что это ненормально. — Надо разбираться с с-собственными комплексами, а не пытаться, э-э-э, самоутвердиться за счёт кого-то. И с агрессией надо уметь справляться. И… — Ты что, предать меня решил? — рыкнул Руслан, тряся его. Лев выдохнул, чуть закатывая глаза, будто говоря: «это было понятно с самого начала, что он ненадежный». Как постоянно он говорил. Богдан рыскал взглядом, пытаясь отыскать парня. Но того не было рядом. Кажется, убежал. И хорошо. — Отвечай, сука! — прокричали ему в ухо. А он и не знал, что ответить. У Богдана уже утратился весь запал, и он думал: «а может зря он?». Устроил здесь непонятное выступление. Но какая-то его часть говорила, что он поступил правильно, что так и надо. Что нельзя уже просто ничего не делать. — Я… — начал он тихо, ещё даже не придумав мысль. — Я просто хотел сказать, что нельзя так. — Я в тебе разочарован, Богдан, — Руслан приложил его головой об стену. — Я думал, ты достаточно умён, чтобы не перечить мне. Думал, ты ещё понял всё с первого раза. Но я переоценил тебя. Знаешь, что я делаю с предателями? Богдан представлял. Поэтому даже не удивился, когда ему в лицо прилетел кулак. В глазах будто появились какие-то вспышки больше похожие на искры. Но он ничего не почувствовал. Только легкую дезориентированность и небольшое головокружение. Всё будто качнулось и смазалось, а потом резко встало на место. Он несколько раз моргнул, пытаясь прийти в себя. Перед ним было лицо Руслана. У него исказился рот в кривом оскале, желваки ходили ходуном, взгляд карих глаз был не то, что яростным, не то, что испепеляющим, а просто уничтожающим, пригвождающим к одному месту. И красноречиво говорившим, какое же ты говно, мягко говоря. Богдану стало страшно. Но лишь на секунду, а потом он понял, что всё заслуженно. Это ему в наказание за то, что долгое время ничего не делал. Лев оставался в стороне. И это, наверное, было даже хорошо. Потому что Богдан не представлял, как бы было больно, если бы били двое. Руслан опять приложил его об стену, от чего вновь заболело в висках. Богдан чувствовал, как что-то стекает по лицу, обходя губы и стекая с подбородка. Он хотел дотронуться рукой, чтобы понять, но его повалили на землю. Поднялась пыль. На его голову поставили ботинок, крепко впечатывая в асфальт. Было неприятно. Нос так изогнулся, что казалось вот-вот, и он сломается, треснет и раскрошится в мелкие кусочки. Это было глупо, но это именно то, что Богдан ощущал. Он пытался вдохнуть, но выходило как-то плохо: когда он глубоко вдыхал через нос, он будто захлебывался, ощущая в горле кисло-сладкий вкус металла; а когда пытался дышать через рот, то заглатывал пыль, да и тяжело открывать губы, когда прижат к асфальту вплотную. Он чувствовал, как Руслан рвано дышал, похоже, от злости. Богдан еле как повернул голову вбок, видя, как тот истерически трясется. Нервно. — Ты не представляешь, какую ошибку ты совершил, пойдя против меня, — говорил Руслан на издыхании. И Богдан ему верил. Отчасти. Ведь так же верил, что поступает правильно. Надо было давно прекратить это безобразие, давно надо было сделать хоть что-то, а не молчать. Он ощущал сильную вину внутри, ведь, по сути, не отличался ничем от них. Такой же. И при этом он боялся, ведь и вправду не представлял, что Руслан смог сделать с ним. Учитывая, что тот носит нож с собой… Почувствовался лёгкий удар по бокам. И вновь. Либо это уже Богдан привык к боли, либо Руслан расслабился и перестал так сильно бить. Но он уже не так сильно ощущал их, но всё равно каждый раз резко вздыхал, будто задыхаясь. Следующее он не ожидал и сам. Богдан со всей силы дернул за ногу Руслана, что ещё стояла на его голове, отчего тот упал, а сам подорвался с места и рванул. Именно так, не побежал, а рванул, лучше всякого марафонца. — Пидорас! — послышалось ему вслед. И это лишь придало ещё больше сил. Он знал, что если затормозит, то его тут же догонят и тогда будет ещё хуже, чем до этого. Тело не болело, ноги тоже, хотя Богдан редко бегал и редко занимался физической активностью. Он списал всё на адреналин. Куда бежать он не знал, поэтому ноги завели его в школьный двор, а уж оттуда, так как времени на рассуждение практически не было, он забежал в школу, как единственное место, где он может укрыться. Охранника не было на месте и это хорошо, иначе бы у того возникли вопросы, почему Богдан так встревожено забежал в школу и почему, не остановившись, несется дальше по коридору? А может быть, его бы выгнали, и тогда расплата не заставила себя ждать. Мыслей в голове не было. Была только одна: поскорее спрятаться там, где никто не найдет и переждать. А потом уж думать, что делать. Богдан думал зайти в медпункт, но понял, что это именно, то место, где его и будут караулить. Поэтому он побежал к лестнице, быстро поднимаясь по ней. Сердце колотилось, как безумное. Он не был уверен, что за ним кто-то гонится. Но когда услышал, как хлопнула входная дверь, и как пискнул металлоискатель на входе, он понял. Они здесь. Богдан был уверен, что Лев тоже помчался за ним. Оставшийся лестничный пролёт он шёл тихо и спокойно. Боялся, что они услышат его шаги. И к тому же адреналин кончился и теперь он ощутил жуткую усталость в ногах, заставляющих их заплетаться. Плохо дело. Поднявшись только на второй этаж, Богдан остановился, не зная, что делать. Нужно ли ему спрятаться или куда-то пойти. А куда? Не в учительскую же хвастаться своими подвигами. Испугавшись того, что тут могут ещё быть учителя, он накинул капюшон, хотя и понимал, как же это глупо. Он ходит в одной и той же толстовке каждый день, конечно, его узнают! Было тихо. Уроки давно закончились и школа опустела. Богдан запрыгнул на подоконник, тяжело дыша. Он понимал, что надо было сходить в туалет и там бы привести себя в порядок. Но сил уже не было. Его трясло. Он сжался, притягивая к себе и ноги. «Господи, что я только что сделал?» — вертелось у него в голове. Это был и, правда, он? Он смог дать отпор Руслану? Его наполняла легкость и что-то вроде гордости. Это сделал он. Он смог сам что-то сказать и сделать, не побоявшись (практически). Но тут же одернул себя. Он мог и раньше помешать издевательствам. Он мог ещё в самом вначале сказать «нет» Руслану и развернуться. И к тому же, он был в их банде. Он соучастник. Он виновный. Скольким людям они сломали психику? А жизнь? И это всё на его счёту. Потихоньку тело начинало болеть. Первыми были ноги: они противно ныли и ощущались слабыми. Потом голова, видимо неплохо его так приложили об стену и об асфальт. Так же что-то ныло в боку. А сердце до сих пор не хотело успокаиваться. И было из-за чего, они легко могли выслеживать Богдана по школе. И если найдут, то он не мог и представить, что сделают с ним. Но при этом он не мог встать и укрыться куда-нибудь. Сил совсем не было. Но тут он услышал шаги. Размеренные, но спешащие. Они были уверенными. Точно Руслан. Богдан запаниковал, что делать? Снова бежать? Да, он бы мог спуститься по другой лестнице и выскользнуть на улицу. А там уже свалить домой. Нет, так всё не может быть просто, по любому на выходе караулит Лев. И не смог бы Богдан сейчас кинуться куда-то, уж слишком истощенным он себя ощущал. Он закрыл глаза, прислоняясь к стеклу. Будь что будет. Шаги приближались. Вот они уже раздавались в этом коридоре. Вот стали ещё ближе. Богдан замер, ожидая каких-то выкриков от Руслана или того, что тот кинется на него. Но ничего не было. Изводит? Действует на нервы? Что ж, а у него хорошо это получалось. Но Богдан всё равно не спешил открывать глаза. Это было по-детски, но так было легче. Хотелось верить, если он не видит, то и тот его тоже. — Всё хорошо? — послышался басистый голос. Не такой, как у Руслана. И не такой, как у Льва. Незнакомый. Он распахнул глаза, ошарашено вглядываясь в лицо напротив. У незнакомца были голубые глаза и очень светлые блондинистые волосы. Руслан бы на него сказал: «внешность, как у арийца». И Богдан тоже бы так подумал, если не дернулся и не впечатался в стекло от страха. Ведь он не знал кто это. На учителя не похож, для старшеклассника слишком взрослый. Неужели это какой-то дружок Руслана, которого он подослал, чтобы расправиться с ним?! — У тебя кровь из носа идёт, — сказал незнакомец, рассматривая его. Богдан прикоснулся пальцем к лицу и сразу ощутил что-то мерзко-липкое. Он отвёл руку от себя, глядя на красные разводы на ней. Точно кровь. В голове мысли скакали. Он не мог ухватиться ни за одну, поэтому сидел в полном непонимании происходящего. Что надо было этому незнакомцу? Что он от него хочет? Когда появлялись какие-то логичные предположения, они тут же ускользали. Кажется, он неплохо так приложился головой. Незнакомец так же стоял, чуть склонившись над ним. У него бегал взгляд, похоже, он тщательно изучал Богдана, пытаясь найти какие-то повреждения. Он тяжело выдохнул, покачивая головой. Что всё настолько плохо? Богдан опустил глаза и увидел, насколько сильно была потрепана его толстовка: вся в пыли, где-то виднелись свежие капли крови. М-да уж, не совсем привлекательный вид. — Эй, ты слышишь меня? — незнакомец щелкнул пальцами перед его лицом. Богдан растерянно кивнул. — Тебе нужна помощь? Помощь? Его глаза вновь округлились. Это значит, опять идти на первый этаж к медпункту, где возможно его поджидают с расправой? О, нет, нет, нет. Его затрясло от представлений, что с ним могут сделать. И самое мягкое это было просто избить. — Нет, — выдавлено ответил Богдан. — Вс хрш, — скомкано пробормотал он и спрыгнул с подоконника, чуть не задевая незнакомца. И не желая ждать его реакции, Богдан поспешил по коридору, быстро скрываясь за поворот и выдыхая. Он всё ещё ощущал себя ужасно. И морально, и физически. Он был опустошен. И не понимал, что ему делать дальше. Он не решил проблему, просто исключил себя из неё. Теперь Руслан и Лев продолжат это делать, но просто без него. Это было так эгоистично. И кому он помог? Только себе, что вычеркнул себя из этого чертового уравнения. Надо было действовать по-другому. Надо резать всё на корню, чтобы никто больше не подвергался этим ужасам. Богдан хмыкнул, а когда ему стало дело до других? Сколько месяцев он не думал об этом, оправдывая всё природными законами, а тут заговорил. Ему стало мерзко от себя. Словно он делал это только потому, что боялся стать таким же, как их жертвы. И спасал он не их, а себя в первую очередь. От этого ему вновь стало мерзко, он почувствовал вкус желчи на языке. Так вот какой он на самом деле. Он прислонился к стене и медленно скатился по ней, оседая на пол. Богдан чувствовал себя таким потерянным. Что делать, куда бежать? Он не знал. Он ничего не знал. Чёрт возьми, какой же он!.. Жалкий. Ничтожный. Даже ничего не может придумать. Нет, не время раскисать, сказал он себе, чувствуя, как ком подкатывает к горлу. Хватит себя жалеть! Есть люди, которые куда больше пострадали. Тем более, для него это заслужено. Некого рода наказание. Наказание! Он зацепился за это слово. Что если пойти и рассказать всё? Сказать всё, чем они занимались, чтобы их наказали по всей строгости, чтобы они ответили за то, что они сделали. Да, это было бы справедливо. Это было бы правильно. Хотя Богдан боялся. Он ведь тоже причастен к этому. Насколько сильно это коснется его? Он мотнул головой, а какая разница, ведь он тоже виноват, он виновный, а значит должен также пострадать, чтобы искупиться. Чтобы смыть этот позор. Но он чувствовал, что никогда не смоет. Что до самой конца его жизни это останется чёрным пятном на нём, и все будут говорить: «знаешь, он такое делал…». И будут правы. Будут чертовски правы. Он поднялся, чуть пошатываясь. Но куда идти? К учителю? Нет, это слишком мелко. Надо сразу к директору! Когда Богдан шёл по коридорам, он чувствовал, как его решимость куда-то уходит. Буквально ускользает из рук и исчезает, растворившись где-то в воздухе. С каждым шагом он думал: «а может не стоит? Может, ну его? Это не решит проблему». Но он отбрасывал эти мысли, стараясь напустить на себя уверенность в том, что он делает. Это было сложно, учитывая, что он, кажется, никогда и не испытывал её вовсе. Поэтому он решил не заглядывать в туалет, чтобы умыться, ведь знал, пока он будет приводить себя в порядок, то точно растеряет весь запал и поплетется домой, так ничего и не сделав. Встав перед дверью директора, он вновь растерялся. А что говорить? А он не будет выглядеть странным? Может, стоило пойти умыться, всё же к директору идёт. Он чувствовал, как дрожали ноги, как в тело возвращалась та слабость. Он теребил шнурки от толстовки, мешкаясь: надо ли открывать двери или нет. А если открывать, то надо ли стучать? Ну, да, наверное, всё же стоит постучать перед тем, как войти. Всё же приличные люди. Но по нему, конечно, так не скажешь. Богдан решил отряхнуть себя от пыли, оправдываясь, что просто не хочет выглядеть неопрятно перед директором, а на самом деле просто тянет время. Ведь было страшно. Он всё время был тем человеком, который просто стучит, а другой говорит. А теперь он был один. И никто не поможет. Никто и не попытается. Ведь он сам вогнал себя в такую ситуацию. Он вздохнул, протирая лицо рукавом. Богдан чувствовал, что только всё размазывает и делает ещё хуже, но ему надо было создавать вид, хоть какой-то деятельности. Хотя бы для себя. Поэтому он активно тёр лицо, как будто именно это сейчас было важно, а не открыть железную дверь и всё рассказать. Теперь эта идея ему казалась совсем глупой. Как будто директору будет дело до него. Богдан был уверен, что у того и так хватало забот и проблем и без него. Он уже собирался уходить, как вдруг дверь открылась и из неё показалась секретарша. Она испуганно охнула: — Что ты здесь делаешь? Богдан выдохнул: — Мне нужно вам кое-что рассказать.