святая правда. эпикриз.

Вылазка обречена на провал. Так думал Лиам, но его никто и не спрашивал. Лиам знал, на что шёл, когда вызывался добровольцем пойти за припасами и медикаментами, хотя выбора как такового не было. Маме необходимы были лекарства, а еда... В бывшем военном лагере больше не осталось того, что можно назвать даже с натяжкой пригодной для пищи человеку еды: они съели последние консервы ещё несколько дней назад. У них есть охотники, но в ближайшем заповеднике больше не водилась живность: она либо была выловлена и съедена, либо вымерла без вмешательства человека. Лиам предположил, что она резко поумнела и начала прятаться лучше, но Скотт популярно объяснил, что дело не в этом. Слушать лекцию от Скотта было приятно, он бы мог стать прекрасным преподавателем по биологии, если бы увлекался не только животным миром, но и самой наукой. Раньше Скотт работал в ветеринарной клинике с Дитоном, но на сегодняшний день это бесполезно. Если раньше домашние животные пользовались спросом, то сейчас – нет. Многим важно сначала обеспечить защиту себе, а потом – другим. Бесполезные уроки Миссис Финч по биологии, на которых он только и делал, что спал, чатился и играл на телефоне под столом, не давали никакого толка, поэтому туда он ходил так, словно на ежедневные похороны. Похороны своего хорошего настроения. Скотт рассказал, что резкий виток эволюции в развитии животных маловероятен, ведь они действуют на инстинктах. Чувствуют опасность – драпают, петляя и путая охотника. Лиам тогда долго не спал и пришёл к выводу, что люди мало чем отличаются от животных. О том, что еды не осталось, не распространялись, но люди и без того понимали: каждый раз выдаваемые порции становились меньше, а дыра в желудке – больше. Большая часть людей смирялись и чего-то ждали, единицы уходили, надеясь, что смогут сбежать и выжить одни в этом мире, бросая группу – ненужный балласт в виде дополнительных ртов, о которых необходимо заботиться. В конце концов надо быть законченным эгоистом, чтобы выжить. Лиам уверен, не будь так страшно, люди бы ушли, но неизвестность пугает. Все помнят первые вспышки эпидемии, которые разом охватили весь мир. Этот животный ужас, когда приходилось затаптывать людей до смерти в попытке спасти самого себя, близких; страх за каждый шорох за углом, помнили, с каким облегчением примыкали к группе выживших в Бейкон Хиллс. В общине чувствовалось намного безопаснее, чем в одиночку. Предыдущий месяц тянулся, словно затвердевшая жвачка, как та, что приклеена к парте или школьному подоконнику. Неторопливая жизнь в общине бесила Лиама. Все делали вид, что всë в порядке, притворяясь сильными, но сам Лиам ни разу не был сильным, он считал, что притворяться глупо и бесполезно. Но взрослые всегда так делали, и даже в убитом апокалипсисом мире они остаются такими же – хоть что-то стабильное. Перед тем, как покинуть общину, Лиам всю ночь просидел с матерью, рассказывая новые истории о жизни в общине, за еë границами и о том, что ел на завтрак сегодня. Дженна тепло улыбалась и что-то переспрашивала, еë сиплый голос наполнял наспех сооружëнное больничное помещение, а Лиам с охотой делился подробностями. Дженна выглядела неважно: некогда здоровый румянец полностью исчез, сеточки из вен прекрасно проглядывались сквозь бледную кожу; истончившиеся запястья; зеленоватый оттенок лица, но живой взгляд. Сын – единственный, кто хоть как-то скрашивал её дни. От вида затхлых стен импровизированного госпиталя, из которых невозможно было выбраться, раньше хотелось отчаянно выть. Каждая частичка помещения, тела и спёртого воздуха насквозь провоняла противным, тошнотворным запахом болезни и безысходности. Участившиеся визиты и обреченность в глазах Гейера дают понять, что исход итак ясен. Все это знают. Лиам видел, как мама за считанные месяцы стала похожей на тень прежней себя, больше напоминая скелет, обтянутый дряблой кожей. Когда же вопросы сменились на мерное сопение, Лиам прикрыл глаза от усталости, впадая в дрëму. Разбудила его открываемая дверь – очередной приход врача. К ним время от времени заглядывал мистер Гейер, проверяя пациентку и гостя. Прежде чем выйти из комнаты с ним, Лиам оставил невесомый поцелуй на лбу мамы, ощущая губами повышенную температуру её тела – папа сказал, что это нормально. Дженна смешно вздëрнула аккуратный нос, а на её лице отразилось умиротворение. Он собирался попрощаться с врачом, но мистер Гейер – нет, папа – опередил его, крепко обняв, лишь попросил того вернуться домой, к ним. Лиам дал обещание, что обязательно, позволяя себе минутную слабость и, нехотя выбираясь из тëплого кольца рук, наконец, ушëл. Он будет кривить душой, если скажет, что не злится на свою беспомощность, на себя. Сжимает руки в кулаки до кровавых полумесяцев в ладонях, закусывает губу и считает до пяти. Успокаивается на кругу пятнадцатом из-за того, что сил больше нет. Это – вынужденная мера. У Лиама навсегда отпечатается в памяти момент, когда старики выходили провожать кучку собравшихся не мужчин и женщин, ещë подростков. Его пальцы подрагивали, но он не мог понять причину возникновения тремора: нервы, ужас, тревога или всë вместе? Жгучая смесь эмоций зажимала в тиски и душила его. Боль отнюдь была не фантомная, физическая. Каждый раз ощущение пальцев на шее казалось более чем настоящим. Все знали, почему в общине остались старики, дети да некоторые взрослые за редким исключением: те, кто мог выходить, не всегда возвращались с вылазок – они сопряжены с риском; кто-то ушёл, веря, что справится сам. В глазах старших тогда отражался старательно прикрываемый улыбками и приободряющими словами ужас, негоже молодняку показывать свой страх, верно?.. Но это бессмысленно, потому что снаружи пахнет затхлостью и смертью. Неухоженные улицы выглядят слишком непривычно: внутри стен было более обжито. Здесь же всë заросло диким плющом и мхом, а кусты и деревья, чьи ветки неаккуратно раскидываются в разные стороны, не обстрижены. Никто не присматривал за флорой и не пытался, всем не до этого. Теперь во главе стоит природа, а на улицах валяется мусор с ошмëтками... Лиам боится даже предположить чего именно. Пыль вздымается вверх в резвом танце наравне с упавшими листьями и пакетом с Уолмарта, который скачет по веткам, но в итоге застревает где-то в кроне дерева. Пакет шелестит раз–два–три, но ничего не происходит, даже сильные порывы ветра не способны вернуть его обратно к весёлому танцу. Холодает. Лиам застёгивает старую ветровку до подбородка, громко вжикает молния, и он, прищемив кожу, шипит. Лиам чувствует себя младенцем, который впервые самостоятельно шагает без ходунков, но уже осваивается и делает успехи. Осматривается вокруг: Малия и Джексон стоят по обе стороны, пока Скотт, доставая из кармана штанов карту, играет желваками и делает непосильное усердие для того, чтобы лицо выражало не что иное, как спокойствие. – Нужно идти дальше, – резко говорит Скотт, расправляя помятую карту, – гораздо дальше, чем когда-либо. Проверенные временем маршруты выучены на зубок и исследованы, они были безопасны. Но что будет дальше? – Верно подмечено, Кэп, – перекидывает через плечо Джексон, не удосуживаясь полноценно повернуться к лидеру. Нужно держать ухо востро и оглядываться по сторонам, чтобы они не напали со спины. Спина – самое уязвимое место. «Им-то что говорить о чести, Ли? Они же мëртвые,» – как-то сказала Эрика, оставшаяся таким же воспоминанием, ярким пятнышком в сером однотоне, когда Лиам досадливо спросил, почему иные такие... Несправедливые? В тот момент Лиам засмеялся настолько искренне, что из глаз непроизвольно брызнули слëзы, и он заплакал, как самая натуральная девчонка, перед хрупкой и тонкой Эрикой, которая тут же обняла его и, нежно поглаживая ëжик волос, не дала себе проронить ни слезинки. Джексон опять пререкается со Скоттом: не поделили между собой сначала девчонку, потом – позицию лидера в группе. Самовлюблённому Джексону не нравится находиться под покровительством Скотта, а Скотту не нравится Джексон. Типичная картина, оттого теплее на душе становится. Лиам думает, что это похоже на семейный пикник на природе только в каких-то экстремальных условиях, напоминая ему шоу «Выжить любой ценой». За стенами не было так плохо, на самом деле. Было пусто. Здесь не было людей. А если и были, долго не задерживались, по разным причинам. Города севернее Бэйкон Хиллса были разграблены ими же, общиной. Юг был почти нетронутым: там было больше иных. Они любили тепло и стайками перебирались ближе к югу. – Туда... – указательный палец вздымается в сторону излюбленного Сакраменто, но в итоге устремляется чуть севернее и западнее, – опасно и долго, если мы пройдëм к северу, это займëт больше нескольких дней, не всегда получится ехать на машине, – Скотт в растерянности чешет затылок и оборачивается к Мечиславу, ища поддержку. – Юг, – коротко бросает Мечислав, ставя жирную точку в обсуждении. Ближайший город на юге – Санта Клара, небольшой, через него можно выйти прямо к Санта Крузу, а там – к берегу Тихого океана. Лиам закрывает глаза и представляет перед собой не обезображенный океан, пахнущий – не воняющий гнилью и дерьмом! – своеобразным ароматом, который щекочет рецепторы носа до чихов. Группа подростков подходит к жидкому дереву, больно напоминающему плачущее дерево из-за сильного наклона ветвей и ниспадающих листьев. Но для ив здесь не место, не солнечная Калифорния их дом. Если приглядеться, можно увидеть из-под дерева торчащие разъезженные шины: пора менять. Синий Джип, заваленный ветками – единственная ходовая машина, оставшаяся у общины и доставшаяся Мечиславу от родителей. – Кто бы мог подумать, что эта развалюха всех переживëт, – говорит Лиам, попутно помогая снимать ветки с джипа. – Не смей обижать еë, – хозяин машины недовольно шикает, – всë хорошо, малышка, этот невежа не о тебе, – легонько поглаживая капот, утешает он «малышку», которой явно всë равно, – правда, Лиам? Вместо ответа Лиам хмыкает, за что получает неодобрительный взгляд Скотта, который тут же сменяется на другой, более мягкий. Дверцы жалобно скрипят, когда их открывают, Мечислав просит записать машинное масло в «список продуктов», словно это просто поход в магазин, и проскальзывает на водительское место. Скотт залезает рядом с Мечиславом, остальные – на задние сидения. Они не в первый раз выбираются наружу, но чтобы так далеко? Каждый раз страшно также, как и в первый. Страх – не та эмоция, которую стоит испытывать, находясь здесь. Джип пыхтит в надрыве и заводится, подростки с облегчением выдыхают. Даже скупая на эмоции Малия тихо радуется вровень с ребятами. Их путь начинается с Бейкон Хиллс – "проклятого пустынного пустыря", как выразился Джексон после того, как они обчистили весь город за месяц. Табличка о том, что они покидают город, скрывается позади, а атмосфера с каждой милей делается гуще и мрачнее. Даже разговорчивый Мечислав непривычно молчит и лишний раз не отсвечивает. – А я сегодня запутался в штанине и упал, повредил локоть, – решает сказать ни к месту Лиам, поднимая больную руку, где-то там он ушибся, но никаких следов падения не было. – Жаль, что при падении ты не уберëг ещë свои мозги, – ехидно подмечает Джексон. Лиам не обижается на Джексона, тот в своей манере любит людей. А Малия расходится смехом, случайно ударяя сидящего посередине Лиама по лицу тяжëлым тикающим металлом. Скотт и Мечислав спереди чуть опускают напряжëнные плечи, расправляя их. С них словно падает тяжëлый груз, становившийся тяжелее с утра. В машине становится легче дышать. – Зато теперь не пойду на закуску к ним, – глупо хихикая и потирая ушибленный нос, говорит Лиам. – И почему твои часы на левой руке? Это же неудобно, – сипя, жалуется Лиам. – Я правша, – как само собой разумеющееся отвечает Малия, – не хочу, чтобы они потерялись или разбились. – Лиам понимает. Часы – единственная вещь, которая осталась у Малии от родных. Давно опустошëнная заправка проносится мимо. Интересно, там есть машинное масло? Надо заехать на обратном пути и проверить. Это единственное что-то в не сменяющейся дороге. Если бы они решили сыграть «что я вижу?», были бы одни деревья да дорога. И тогда точно все бы повыйгрывали, а Лиаму не нравится делить победу с кем-то. – Если бы у вас была возможность посетить любое место в мире, чистое от иных, куда бы вы направились? – внезапно спрашивает Малия, задумавшись над чем-то своим. – Я бы хотела во Францию, – мечтательно произносит девушка, – встретить бы там какого-нибудь загадочного мужчину, но не настолько, чтобы потом оказалось, что он любит поесть чужие мозги, – прыскает она, но отчего-то в еë голосе проскакивает горечь. – Не знаю, как вы, ребята, – Джексон акцентирует внимание на последнем слове, – но я бы завалился сейчас прямо на свою кровать, – Лиам согласно мычит и утыкается в ворот ветровки, не собираясь отвечать на вопрос. – Я хотел работать в ФБР, – хрипло начинает Мечислав, прочищая горло. Всë же ни для кого не было секретом, что Мечислав выберет профессию, близкую к работе его отца, – я просто... я просто думал, что в свои двадцать буду учиться в колледже Вашингтона, а не... – нервно обрывает он мысль, стуча пальцем по рулю. У него действительно была расписана вся жизнь, настолько, что на его фоне Лиам считал себя придурком. В четырнадцать, когда его поставили перед выбором, какие углубленные курсы он будет посещать, Лиам не мог определиться. Единственное, в чëм он был уверен, так это в том, что он ни за что в жизни не возьмëт биологию, ему с головой хватает базовой. И в той он полный ноль. – Гранд Каньон, – Скотт даже не думает над ответом, – я был там в детстве с родителями, красиво, на смотровой площадке особенно, – поясняет Скотт и слегка приободряется: за сегодня Мечислав роняет что-то большее, чем пять слов за раз, – это прогресс, Стайлз, – он уже откровенно улыбается. – Не жури, Скотт, – ворчит Мечислав, слыша своë прозвище с игр в песочнице, – давайте просто сделаем это. Ставлю всю свою коллекцию лего, что мы вернëмся целыми, с кучей еды, медикаментов и, возможно, газировки. – Его руки крепко держат руль. – Ставлю десять баксов из своей тайной нычки, что ты их не отдашь, – вклинивается Малия в разговор, разоблачая чужой секрет, – они у тебя повсюду в комнате, даже на тумбочке, в конце концов ты с ними спишь! Спереди слышится оскорблëнный вздох. – Теперь эта нычка не тайная, и я не сплю с лего. – Мечислав надувает свои щëки, делая вид, что обижается, – может, это было всего один раз, – он ловит насмешливый взгляд Малии, который так и говорит: «да что ты?» через зеркало и сдаëтся: она слишком хорошо знает его, – да, ладно. Ладно, это для защиты, и я люблю чубакку, поэтому кладу его под подушку – фактически я не сплю с ним, – Скотт хихикает, – ему необходима защита, потому что ну, его могут украсть, понятно? И кому нужны эти бесполезные бумажки? – он переходит в активное наступление. Малия смеëтся, заразительный смех девушки подхватывают все. Машина проезжает по дороге 880, на которой не видно ни одного иного. Они едут так, словно одни в этом мире. И это кажется таким неправильным. Лиам засыпает, пока не слышит копошащийся звук, доносящийся правее: Малия открывает окно, высунув язык, так, словно это тяжело, но машина не настолько старая, чтобы заржаветь, может, чуть запущенная, но точно не старая. – Что? – раздражëнно спрашивает Малия, будто еë уличили в чëм-то незаконном, при этом высовываясь чуть ли не наполовину. – Ничего, – Лиам опускает глаза и вдыхает свежий воздух. Скотт шуршит сложенной в несколько раз картой и замирает. Табличка о въезде в город неприветливо сообщает, что в городе никому не рады: зачëркнутое "Санта" и неаккуратный посыл куда-то к иным – вандализм не вымер даже с апокалипсисом. Лиам хмыкает: святого действительно нигде не осталось, только именно в людях, а не в городах. А вот сам город встречает незваных гостей более чем приветливо. По крайней мере Лиам за всë время нахождения на территории Санта Клары не замечал ни протухших останков, ни одного из иных, учиняющих весь этот беспредел, ни хотя бы мëртвых. Мечислав снижает скорость машины до минимальной, чтобы на всякий случай не беспокоить хозяев этих мест. Они проезжают реку Гвадалупе – Лиам вслух повторяет пару раз, прежде чем правильно выговаривает витиеватое название. Куча нестройных рядов брошенных в спешке машин, расставленных где попало, мешают проехать: Мечислав выдыхает и со злостью бьëт руль машины. Дальше нужно было идти пешком, но выходить из прогретого салона совершенно не хочется. Первой вылетает Малия, а за ней разморенный Джексон. Лиам переводит дыхание и спешит за остальными, разминая затëкшие мышцы: дорога от города в город заняла полтора часа. Запах бензина перекрывает неприятные запахи, стрелять небезопасно. – Слишком тихо и спокойно, – Скотт отмечает очевидное, расправляя ещë раз карту. – Кажется, это хороший знак, нет? – в надежде спрашивает Лиам, ловя нечитаемый взгляд Скотта. – Сначала найдëм что-нибудь наподобие Уолмарта, потом и посмотрим, хороший это знак или нет. Джексон скалит зубы в улыбке и осматривается, перехватывая крепче лямку рюкзака. Лиам думает, что машины – место, где можно найти что-нибудь интересное. И оказывается прав, когда находит косяк за ухом у обглоданного трупа, попахивающим чем-то приторно-сладковатым до тошноты. Этот запах остаëтся на всю жизнь, оседая где-то на кончике языка. Лиам привык. «Бывший хиппи», – таким именем нарекает его парень, засовывая в карман самокрутку. Взгляд цепляется за заднее сидение, на котором лежит заваливший набок кальян. Лиам хмыкает: точно хиппи. Лиам не принесëт кальян в общину вместо обещанных припасов, ни за что. Следующие машины оказываются не настолько примечательными по наполнению: они похожи друг на друга. Видимо, тот фрик был единственным на всë шоссе, но найденная еда не может не радовать. Лиам уверен, если постараться, можно найти что-нибудь, но времени заниматься поисками чего-то эфемерного нет. Спустя пятнадцать минут ребята скидывают всë барахло на настрадавшийся капот. Пара батончиков, сухпайки, карты, половина канистры бензина, услужливо набранная Мечиславом – тот просто слил еë из других машин, и детская игрушка – серьëзно? Кто еë притащил? Скотт находит гитару, о чëм сообщает с гордо поднятой головой. Лиам в восторге. В общине много кто раньше играл на гитаре, но последняя скончалась, когда Финсток в пьяном угаре разбил еë на манер Курта Кобейна, показывая, как надо давать импровизированные концерты молодëжи. С тех пор Бобби завязал и даже не смотрел в сторону алкоголя. – Негусто... – Что ж, этого, определëнно, хватит нам на десять лет счастливой и беззаботной жизни, – подводя итоги, Джексон недовольно цокает. Тишина города настораживает, но ничего не происходит, поэтому небольшая группа, собрав в свои рюкзаки то небольшое количество еды, направляется вглубь города или хотя бы на окраины, где есть чем поживиться, чтобы опустошить аптеки, магазины и по возможности книжную лавку. С верхней полосы магистрали открывается вид на ближайшую местность. Когда-то облагороженные лесопарки за годы сменились на подобие кущи. Первым «домом» на пути показывается трëхэтажное здание с большой парковкой. «Ничего себе размах», – присвистывает Лиам, когда видит название отеля крупными буквами «SONESTA» – а это именно отель, – с шоссе были видны бассейн, уголки для времяпровождения на улице и сама парковка. Отель на отшибе звучит романтично, Лиам думает, что Малии понравится. Она слегка улыбается, и он надеется, что улыбка не фальшивая, и старается поднять уголки губ тоже. Всматривается в стеклянные двери отеля и пугается – выглядит устрашающе. Группа решает разделиться для мобильного освоения новой территории: Малия, Мечислав и Лиам обходят периметр, а Джексон и Скотт заходят внутрь и исследуют первый этаж. Местом встречи объявляют фойе на первом этаже через полчаса. – Жду не дождусь, когда мы увидим бассейн, – Мечислав дëрганно двигается, сжимая рукоять обшипованной биты. – Это всë равно бессмысленно, ты в нëм не искупаешься. Мечислав на ремарку Малии никак не отвечает. – А я всегда мечтал, чтобы у нас был свой бассейн во дворе, но у нас даже не было забора... – уныло хмыкает Лиам, вспоминая детство, проведённое в надувном бассейне. Они идут вдоль разбитых окон некогда роскошного отеля, иногда оглядываясь по сторонам. Внимание Лиама привлекает мусорка, когда что-то оттуда начинает шуршать пакетом. Не то чтобы он был фанатом тех самых тропов, когда главный герой слышит шум и идёт прямо навстречу к опасности, но именно это то, что он сейчас собирается делать. Он шикает непонимающим ребятам, которые до этого были заняты бурным обсуждением по поводу того, что лучше: душ или бассейн. Малия, конечно, была за душ, потому что это быстро и практично, а Мечислав – за бассейн, приводя весомые аргументы: надувные матрасы, коктейли и лежаки, на которых можно понежиться. Так, ни к чему не придя, они закрыли разговор и шли чуть поодаль друг от друга, насупившись, словно дети малые. Лиам думает, что, несмотря на самый юный возраст в группе, по разуму он превосходит своих друзей. Он показывает пальцем в направлении забитых под завязку мусорных баков и поджимает губы. Вмиг Малия и Мечислав меняются в лице, позабыв о разговоре, когда слышат шуршание, уже громкое и навязчивое... Всё-таки не так хороша Санта Клара. Трио медленно приближается к бакам, когда шуршание усиливается, словно что-то или кто-то пытается выбраться и обличить себя. Они отправляют друг другу жесты – язык, разработанный их общиной. Лиам попеременно смотрит сначала на руки девушки, затем – на руки парня, который жестикулирует уж слишком быстро и дёргается, ударенный током. «Лиам, ближе. Я и Малия на подстраховке», – читает Лиам. «Нет, я иду, Мечислав и Лиам на подстраховке», – Малия злится, а Мечислав уже сам заводится, начиная помахивать битой из стороны в сторону маятником. Лиам до это и не предполагал, что можно агрессивно жестикулировать. Он тяжело вздыхает. Раньше Малия и Мечислав были как сиамские близнецы – дополнение одного к другому, слипшиеся в одно целое. Однажды они серьёзно ходили целый месяц по общине, не разжимая своих рук, расцепляясь разве что для того, чтобы перекусить – и то не всегда, – «влюблённые придурки». Это проблему не решит, поэтому Лиам дёргает с силой двоих, вырывая их из немой борьбы, и кидает беглый взгляд на баки, принуждает успокоиться. Пока двое ругались, шум прекратился. Лиам повторно вздыхает и хватается было за голову, когда из бака на него прыгает нечто маленькое, юркое и когтистое. Когтистое? Небольшой комок шерсти цепляется за ветровку, царапая кожу, заглядывает в глаза, ища помощи, наверное. Лиам не разбирается в поведении животных, да что там говорить о животных, если он не может разобраться в людях, в себе? Первой начинает нервно смеяться Малия, она более стрессоустойчивая, но что-то в её голове перемыкается иногда, и она позволяет себе дать волю эмоциям: таков удел тех, кто сдерживает в себе эмоции. Мечислав устало трёт переносицу, а Лиам хихикает, начиная машинально гладить чёрного кота? Кошку? Неважно. На душе становится намного легче от осознания того, что даже в таких условиях выживают маленькие создания природы. Он прижимает кота ещё пару секунд и, не выпуская из рук "мусорного монстра", снимает рюкзак, чтобы достать что-нибудь съедобное для кота. – Постой, – восклицательно вскрикивает Мечислав, тут же оглядывается по сторонам, понижая уровень громкости на несколько децибелов, – нет, нет, нет, ты издеваешься? Ты сейчас серьёзно собираешься дать ему еды? – Да, – не прерывая начатое дело, шепчет Лиам. – Я не ослышался сейчас? Да? – Мечислав косит под тупого. – Да, – уже громче и немного яростнее, чем хотел Лиам. Не будь у него в руках кот и рюкзак, он бы вскинул руки. – Да, – повторяя это уже намного мягче, но с нажимом говорит Лиам, а потом, уже обращаясь к коту, он перехватывает комок, чтобы тому было удобнее сидеть. – Слушай, приятель, я тебе сейчас дам немного еды, а ты попробуй пока не вырываться, – искренняя улыбка сама расползается по лицу. Кот смотрит на него большими глазищами, не моргая, и спрыгивает с рук парня, но далеко не отходит, словно понимая, что его покормят, наклоняет свою голову вбок. – Ладно, так будет даже проще. Мечислав продолжает распаляться о том, что это не рациональная трата ресурсов. Лиам знает, но ничего не может с этим поделать. Он давно не видел животных, а желание помочь растёт в геометрической прогрессии. – Он прав, – до этого молчавшая и успокоившаяся Малия поддерживает Мечислава, хоть что-то, в чём она согласна с ним за весь этот бесконечно длившийся день. – Но это человечно. – В её глазах вспыхивают искорки. Когда кот поест, она обязательно возьмёт его на руки, чтобы погладить и прижать к себе, она не будет его отпускать всю жизнь, потому что кот очень милый. Лиам вскрывает упаковку с небольшими салями, и у него желудок сводится судорогой на секунду из-за аппетитного запаха. У кого-то даже заурчало, не у него ли? Он достаёт одну колбаску, садясь на корточки. Аккуратно кладёт её на землю возле мордочки кота, тот принюхивается, касается шершавым языком в первый раз на пробу, затем – кусочек за кусочком начинает есть. Лиам хочет распасться на тысячу осколков, как те, что валяются у панорамных окон отеля, от представшей картины. Он даёт второе обещание. Кот заканчивает есть, в последний раз облизываясь, и подбирается к Лиаму. Он предлагает ладонь коту, чтобы тот её обнюхал, а после, как и в первый раз, прыгает на руки Лиаму. Ему, кажется, что он слышит расстроенный выдох Малии. – К тебе он тоже скоро привыкнет. – Спохватившись, Лиам добавляет, – к вам всем. – Жду не дождусь, чтобы показать этот маленький комочек счастья детям, – она стоит рядом, один раз проходится по шёрстке кота, а потом как-то резко отдёргивает руку. – Жду не дождусь того, чтобы показать это Скотту, – ворчиливо вторит Малии Мечислав, Лиам знает, что тот просто беспокоится о нëм. Малия неопределённо смотрит на Мечислава и отводит взгляд. – Он будет только рад, – находится Лиам. Он думает, что гладить кого-то также успокаивающе, как и читать.