— Тогда зачем ты останавливаешь меня?

« Снова эта чёртова истерика... » Ужасные воспоминания, где главным образом всегда изящно фигурировала чёрная пернатая хтонь с коварным, насмехающимся оскалом на лице, всё никак не давала покоя измученному Сергею. Он постоянно думал о своём материализующемся воображаемом друге, что был с ним ещё с самого далёкого детства. Если припомнить из прошлого все самые критические ситуации из жизни, едва ли не доходившие до драки или какой-то беды, то можно было резко осознать, что, так называемый им Птица, и вправду никогда не отходил от него, Разумовского, ни на шаг и всегда был рядом, всячески оберегая и защищая от этого ужасного несправедливого мира, населённого такими же отвратительными бесчестными существами - людьми. Но вот какими способами он это делал... Это заставляло вздрагивать бедного Серёжу каждый раз, прошибаясь в холодный пот, и в панике хвататься обеими руками за голову. Сергей не понимал, что именно он ощущал к Птице. Ненависть ли или что-то другое?... Он не мог разобраться в себе, в своих странных, противоречивых чувствах, которые так и гложат изнутри, не силясь выплыть наружу. Непонимание. Страх. Непринятие себя и своей... Ненормальности. — Он всегда был рядом со мной... — лихорадочно зашептал в исступлении рыжеволосый парень, сидя в тёмном углу своей спальной комнаты, в очередной раз схватившись за голову. — ..но так, как он поступает... Это уже слишком! Людей убивать нельзя, ни при каких обстоятельствах! Это неправильно!... Худоватое тело Разумовского слабо затряслось, задрожало в истеричном припадке. Горячие слёзы стремительно начали скатываться по щекам, тут же падая на пол и разбиваясь на мельчайшие капли, словно осколки битого, давно треснувшего стекла. Ему стало страшно, страшно от осознания того, что весь этот кошмар творил не только Птица. Они вершили его вместе, словно сплошное, единое целое. И чумным доктором была вовсе не пернатая его копия, а именно он. Он угробил столько невинных жизней, лишив их светлого будущего... И столько же человек просто бессмысленно сгорело в пылкой жажде справедливости. Неправильной справедливости, не такой, какой Серёжа всегда себе её представлял. Она была слишком сильно осквернена пролитой кровью, едким дымом неконтролируемого пламени и обугленными, безжизненно омертвевшими телами. — Людей убивать нельзя, слышишь?! Какими бы они ни были!.. Зачем ты это сделал!? Зачем!? Скажи мне, монстр! ЧТО ТЫ НАТВОРИЛ!?... Последние фразы уже переходили в истошный крик, а покрасневшее от слёз лицо Серёжи бессильно упало на согнутые колени и, будучи в сидящем положении, тот крепко обхватил их руками. Он знал - его слова сейчас не улетели в пустоту. Они были услышаны. Ведь даже сейчас он был не один. Чьё-то тяжёлое, слегка раздражённое присутствие едва ли не потрескивало в воздухе, тем самым омрачая и так тёмное помещение. Неподалёку шелохнулась тень, и ярко очерченный силуэт Птицы грациозной походкой вышёл на середину комнаты, попадая в поле зрения, и в это же время расправляя свои чёрные крылья, перья которых в тот момент устрашающе распушились, топорщась в разные стороны. Серёжа с испугом поднял голову, наблюдая за приближением пернатого существа. Паника охватывала всё его ослабевшее тело - расстояние сокращалось слишком быстро! Выставив перед собой руки, рыжеволосый парень закрыл глаза, боязливо вжал голову в плечи и с мольбой в голосе захрипел: — Нет, уходи, пожалуйста... Оставь меня, прекрати!... Глубоко внутри Птицу это, всё же, сильно задело, тронуло за очерствевшее, ледяное воронье сердце, стоило ему только взглянуть на состояние своего единственного, дорогого и горячо любимого им человека. Да, он точно любил его. Больше, чем всё остальное на этом свете. « Глупый... Глупый ты, Серёжа. Я не хочу причинить тебе вреда. Никогда не хотел. Я хочу помочь тебе, так почему же ты отталкиваешь меня? » В его детстве всё было иначе. Наивный, маленький на тот момент Серёжа совсем не боялся своего острого на язык дерзкого друга, носился за ним всегда и везде, дёргал за перья больших, тёплых крыльев, а потом, конечно же, небольно, но чувствительно отхватывал от Птицы лапой со втянутыми когтями, дабы не поранить того. Всё же, пернатое существо знало чувство меры и такое понятие, как золотая середина. Но чем взрослее становился мальчик, тем сильнее менялись его поведение и отношение к своему другу. И вот, однажды сильно рассорившись, Сергей ушёл к своему лучшему другу детства — Олегу Волкову, забыв о Птице и оставив его одного. Одного, со своей разбитой вдребезги любовью, что всегда с нежностью щемила его сердце, жестоко оставил с ненавистной, грызущей ревностью и болью в янтарных глазах, смотрящих вслед уходящему Разумовскому. Он любил его, хоть и своеобразно, но правда очень сильно любил. Ценил, больше чем самого себя и всё остальное... И это расставание было довольно грубым, ранящим ударом, словно в его душу плюнули, разорвали в мелкие клочья, а потом швырнули в самый дальний пыльный угол. « Почему ты так со мной?... За что?... Вернись, прошу тебя, не оставляй меня... » — лишь безмолвно рыдал в полном одиночестве Птица, чуть ли не умирая от причинённой внезапной боли. Его перестали замечать и видеть. Никто не обращал внимания на него, несчастного, покинутого единственным дорогим человеком, которому свою безграничную любовь Птица готов был отдавать всю и без остатка. Однако, через какое-то время случилось несчастье. Олег Волков умер, и Птица наконец-то вернулся, маяча перед самыми глазами Сергея. Внутри он радовался этому чужому несчастью, безудержно ликовал, что теперь никакого соперничества нет, но и понимал, что рыжеволосому парню сейчас плохо, отчего становилось как-то совестно. Но зато... Отныне Серёжа принадлежит только ему, Птице, и никому более... Теперь всё будет иначе. — Я не собираюсь уходить от тебя. — гортанный, рычащий голос холодно раздался из уст пернатого существа, нарушив повисшую тишину. Взгляд горящих янтарных глаз тяжело упал на по-прежнему плачущего Серёжу, и на лице расстянулась издевательски насмехающаяся улыбка. Фальшивая, конечно же. Как и всегда. Но никто кроме него самого этого не знает. — ТОГДА ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ!? Ты испортил мне жизнь!... — заорал в ответ Разумовский и встал на дрожащие от переизбытка чувств ноги. Страх метался в льдисто-голубых глазах, но при этом, тот не отводил взгляда от своей копии и в принципе держался молодцом. По крайней мере, он старался. Старался не показаться таким слабым в глазах Птицы. Снова повисло молчание. Серёжа терпеливо выжидал ответа на свой вопрос, сжав кулаки, но его собеседник молчал, слегка опустив голову и прикрыв наполовину отяжелевшие веки янтарных глаз, горящих во тьме ярко-жёлтым огоньком. — Прости. — отозвался лишь тихий, но искренний, едва слышный ответ. Гневно смотревший на Птицу минуту назад Разумовский на секунду оторопел, а злость испарилась, сменяясь полным изумлением. Слёзы давно уже не текли из его глаз, и сейчас он совсем ничего уже не понимал. Он никогда не видел подобных эмоций на лице своего бывшего друга и такой расскаивающейся интонации в голосе. Будто бы только что Серёже показали слабость Птицы, раскрыли его настоящего. — Что? Птица медленно, с осторожностью поднял голову и заглянул в глаза своего любимого. Он тут же в одно мгновение утонул в таких нежных, красивых и глубоких голубых глазах Разумовского, зеркально отражавших его невинно чистую, словно хрупкий хрусталь, душу. Только Сергей являлся тем человеком, в чьих льдистых омутах Птице действительно хотелось безмятежно потонуть, будто бы в счастливом забвении сладостных грёз. Но сейчас... Пернатый трепыхнул своими крыльями и уже было собрался направиться к выходу, дабы вылететь из окна многоэтажного небоскрёба, но его тут же остановили, не дав свершить задуманное. — Птиц! Постой!... Тонкая рука Серёжи тут же ухватилась за чёрную лапу, останавливая его целенаправленное движение. Парень решился даже подбежать и коснуться того, кому не шибко сильно доверял. Но сейчас это было не столь важно. Пернатое существо развернулось к Разумовскому и... Его захватили в боязливые, неуверенные, но очень нежные и мягкие объятия. Птица чуть ли воздухом не поперхнулся от такой внезапности и дёрнулся, но ему уже не дали возможности уйти. Да и... На самом деле, он и не очень то хотел уходить. Лишь удивлённо смотрел на Серёжу, не силясь что-то сделать или же предпринять. Эти острые черты лица, мягкие рыжеватые волосы, манящие, по необычному яркие голубые глаза, в которых безумно хочется утонуть, опустившись на самое дно зеркально чистых омутов, эта тёплая одежда, в которую очень хочется зарыться своим холодным носом и больше никогда не уходить ни на шаг, эти изящные нежные руки, что так ласково могут потрепать Птицу по плечу, этот бархатный голос, милая детская наивность и беззащитность... Всё в Сергее беспощадно привлекало и манило. Ему так хотелось осторожно прижать к себе такого хрупкого, прекрасного словно ангел, слабого, по сравнению с ним, Серёжу... Но почему-то боялся. — Серёж... — начал было он, но его тут же прервали. — Ничего не говори, Птиц. Молчи... Птица почувствовал, как к нему трепетно прижались всем телом, уткнувшись лицом в чёрные перья, и крепко сжали утончённые пальцы на спине. — Ты недавно хотел, чтобы я ушёл. — Хотел. — честно признался рыжеволосый парень, по прежнему прижимаясь к тому. — Тогда зачем ты останавливаешь меня? — Потому что уже перехотел.