Генерал Пикард

С годами засыпать становилось всё труднее и труднее. Почти невозможно. И если в шато помогали уснуть длинные прогулки перед сном, то здесь, в столице, и это средство было недоступно. Прогуляться-то, конечно, можно, но улицы большого города навевали на него не тоску, но погружали в какое-то странное состояние. Сначала ему нравилось шагать по полутёмному ночному городу, нравились эти огни, эта музыка, люди, спешащие кто куда: припозднившиеся трудяги — домой, беззаботные прожигатели жизни — развлекаться. Нравилась эта кипящая, бурлящая жизнь большого города. А потом вдруг это всё начинало его раздражать. Главным образом, наверное, потому, что проходящие мимо были отчаянно молоды, а он нет. В своих речах он часто говорил о будущем, о новых поколениях, для которых он собственно и старался, расчищая галактику от экзотов всех мастей и расцветок. Галактика будущего — галактика людей. Безопасная галактика. Будущее. У него осталось так мало времени. Синтетическое тело позволяло прожить ещё много-много лет, но вместе с тем что-то неуловимое происходило в нём. Какие-то странные перемены. Что-то сломалось внутрь и теперь болело. Что-то нематериальное, хотя в такие вещи они и не верил. Душа. Ха. Если она у него и была когда-то, то злые языки поговаривали, что он продал её дьяволу. Всё может быть. Засыпал теперь он разве что в большом кожаном кресле в своём кабинете. Но и сон не приносил желанного отдохновения. Чем ближе приближался День Искоренения, тем чаще он видел эти странные сны. Эти кошмары, что заставляли его задыхаться, просыпаться с дрожащими пальцами и бешено колотящимся сердцем. Звёздный флот. Объединённая Федерация Планет. Люди, живущие в мире с другими видами. Галактика, полная опасностей, полная монстров. Это было страшно. Очень. Но не столь отвратительно, как та женщина, которую он видел. Ромуланка. Зеленокровная гоблинка. И в своих снах он целовал эту тварь. Любил эту тварь. Называл по имени. Ларис. Вот и сейчас он проснулся. Посмотрел на часы. Четыре тридцать ночи. Четыре тридцать утра. Пограничное время. Странное время. Когда на улице почти никого не осталось. Ночные гуляки либо напились вдребезги, уснув на местах, либо добрались до своих уютных убежищ. Не проснулись ещё даже самые ранние пташки — те, кому на работу в самую раннюю смену. Самое выйти время подышать воздухом, точнее прокатиться по пустым улицам. И остановить машину на перекрестке, выйти, пройтись совсем немного и остановиться перед баром «Ten Forward». Спуститься по ступенькам вниз ровно в пять ноль-ноль. Безмолвной тенью за ним скользит охранник. — Мы закрыты, — дежурным тоном, устало, но обреченно-смиренно, сжившись со своей нелёгкой участью, отвечает темнокожая барменша, протирая барную стойку. — Полагаю, для меня вы сделаете исключение, — произносит мужчина, уверенно, спокойно. Не дожидаясь ответа, садится за барную стойку. Она узнаёт его, меняется в лице, суетливо услужливо улыбается, узнавая эту лысую башку из тысячи других. Удивляется разве что чуть-чуть, но не подаёт виду. — Конечно, генерал Пикард. Что вы будете? Внутренний демон так и подбивает его заказать что-нибудь этакое. Например, ромуланский эль, но генерал и не думает уступать. Уже достаточно и того, что он здесь, сидит в закрывающемся баре средней руки в пять утра. В баре экзотов. — Виски, чистый, — заказывает генерал. — И музыки. — С музыкой могут возникнуть проблемы, — барменша поспешила заказ выполнить, наливая генералу виски. — Музыканты только что ушли. — Так найдите кого-нибудь, кто хотя бы споёт. И быстро, — он не намеревался торчать здесь слишком долго. Женщина поспешила исчезнуть, а вернулась уже не одна, с молодой девушкой, брюнеткой в шелковом тёмном халате и остроносых туфлях на шпильке, видимо поймав не успевшую упорхнуть ещё певчую птичку, в чём есть. Пикард перебрался за один из стоящих рядом со сценой столиков. Девушка поднялась на сцену, включила микрофон: ретро, большой, отрегулировала высоту стойки. — Итак, поприветствуем нашего полуночно гостя, — с улыбкой начала она, зааплодировала, ожидаемо никто больше не сделал этого. Ни охранник, ни барменша. Ни сам гость. Однако же девушку эти ничуть не смутило, она с прежним энтузиазмом продолжила. — Какую же песню желает услышать господин генерал? — Что-нибудь на ваш вкус, мадмуазель. Музыки не было и поэтому, девушка защелкала пальцами, задавая ритм, выстукивая при этом носом туфли. Пикард начал постукивать ладонью по краю круглой столешницы. Без тебя одиноко, От меня ты далеко, Не стучишь в мои окна И от слёз все промокло. Сначала жалоба на одинокую жизнь, и явное обращение к генералу как к тому единственному и неповторимому. Волшебному принцу из девичьих грёз не на белом коне, но на серебристом Порше, в крайней случае, на чёрном Лимузине. Хотя на самом деле, совершено не важно, какого цвета у него Ламборджини. Есть с кем жить, но не буду! Есть с кем пить, но не буду. Есть, что есть, но не буду. Месть, месть, месть, — не забуду! Припев — обещание брошенной женщины отомстить обидчику. Покарать. Сделать так, что он не сможет жить без неё, не сможет умереть без неё. Не сможет забыть. Не сможет вернуть себе. Не сможет больше нигде и никогда найти такую же, как она. Предназначенную судьбой. Будет искать везде и всюду, но так и не сможет отыскать. Бес тебя попутал. Последняя строчка. Песня допета. Девушка кланяется, манерно делая книксен, заводя одну ногу за другую, чуть приседая. Он молча пьёт виски, смотрит на неё. — Вам понравилось, генерал? — спрашивает она, не боится. Не дрожит как осиновый лист на ветру в непогожий осенний день. Он не отвечает, разглядывая её как какую диковинку. — Спеть что-нибудь ещё? — Нет, достаточно, — наконец отвечает генерал. — Посиди со мной, красавица. Она улыбается, спускается с невысокой сцены и присаживается аккурат на колени мужчины. Вот так сразу. Но выбора он ей не оставил. Можно, конечно, самой взять стул, уже водружённый на столешницу, или присесть на стол, но это было бы совсем некультурно. Тем более, она догадывается, знает, что будет дальше. — Как тебя зовут? — спрашивает генерал, кладя руку на бедро девушки. — Эсме, — отвечает она, обвивая руками шею мужчины. — Эсме, — повторяет он, вглядываясь в её глаза, различая их цвет: пронзительно зелёный. Запускает ладонь в пышные чёрныё кудри, пальцы касаются женского уха, нащупывают форму. Острое. На секунду его лицо исказила гримаса отвращения. Захотелось сбросить эту тварь на пол и застрелить за эту её наглость и самоуверенность. За то, что посмела к нему прикоснуться. Но потом всё проходит. — Я имел в виду твоё ромуланское имя, — поясняет он, крепкой хваткой сжав кудри. Удержав на кончике языка нелестный эпитет «тварь». — Ро, — отвечает она, даже не пытаясь вырваться из его хватки. Если он решил сделать ей больно, значит, ей не повезло. — Очень простое ромуласнкое имя. — Ро, — он снова работает эхом. Женщину из его сна звали по-другому. Но она так была похожа на эту, что сидела сейчас у него на коленях. Разве что была моложе. Женщина по имени Ларис была старой, а эта — совсем молоденькая. Можно даже сказать, юная. Особенно по сравнению с ним самим. Он ослабляет хватку, выпускает мягкие волосы из рук, пропуская пряди между пальцами, непроизвольно развивая парочку кудрей. Касается женской шеи, белой, нежной кожи, чувствует, как пульсирует в венах кровь, чуть возбуждённо, почти безрассудно бесстрашно. И решает, что не будет думать о её цвете. — Вы можете звать меня как хотите, генерал, — произносит она, ладонь девушки гладит руку генерала, что лежит на её бедре. Другая — на его плече. — Ро вполне сойдёт, — решает он. — Полагаю, вы лично пришли ликвидировать меня в этот ваш День Искоренения, генерал? Я польщена подобным вниманием к своей скромной персоне. Но предпочла бы отложить это мероприятие до следующего года. А ещё лучше, навсегда. На это он рассмеялся, прекрасно понимая, что это она несерьёзно, что это она специально — болтает всякие глупости, дабы его развлечь. Весьма опасное занятие — попытаться рассмешить генерал Пикарда. И он не находил такие, с позволения сказать, шутки сколь-нибудь занятными. Скорее уж неуместно-глупыми. Казнил он и за меньшее. Но сегодня, в этой полуяви, в этой странной предрассветной грёзе… он рассмеялся. — Отложить, значит, — он убрал прядь волос, и теперь пальцы заворожено повторяли неправильные очертания заостренного уха, отмечая, что то недостаточно острое для чистокровной ромуланской гадости. Значит ещё хуже. — Полукровка. — Дисциплина у ваших солдат оставляет желать лучшего, генерал. Связи с экзотами не поощрялись, но на это закрывали глаза, если это конечно, разовая акция устрашения, а не постоянная связь. Детей от таких союзов матери предпочитали вытравливать ещё в утробе. Реже — убивали уже рождённых младенцев, если по каким-то причинам не удавалось избавиться от плода. И уж совсем единицы оставались жить. — И почему только твоя мать решила тебя оставить? — тему дисциплины своих солдат он оставил без ответа. — Что я могу сказать, дурочка. Что-то там вечно шептала про королевскую линию рихансу, всякие глупости. — Все королевские дома истреблены, — пальцы оставили в покое её ухо, снова легли на шею, властно сжали на пару мгновений, а потом отпустили. — Я же говорю: глупости, мой генерал, — она снова спрятала ухо в волосах. — Твой генерал? Когда это я успел стать твоим? Что-то не припомню такого. — Неужели ещё не поймала? Ай-ай-ай. Не порядок. Надо срочно исправить. Она провокационно смотрит на него. Глаза в глаза. Зелёный против зелёного. — Ну же, генерал, поедем кататься. Он усмехается. Смотрит на эту ромуланскую певичку. Она его совершенно не боится, даже позволяет себе играть с ним. Давненько никто не позволял себя вести с ним так легкомысленно и так самоуверенно. Юные кадеточки разве что не молились на него. И готовы были по первому зову сделать вообще всё. Даже такую малость, как прыгнуть в постель. Кто похитрее, те притворно удивлялись, недолго ломаясь для остроты момента, но всё равно скучно. В какой-то момент даже надоело. Дорогие шлюхи показывали настоящий класс весь вечерь говоря об искусстве, о прекрасном, о высоких материях, даже невинно хлопали глазками, но всё же ожидаемо соглашались продолжить общение в более приватной обстановке. Не безвозмездно, конечно же. И это было само собой разумеющеюся практика решения вопроса, который с годами стал возникать реже, но не был закрыт окончательно. Но в таких случаях не хватало остроты, оставалось какое-то мерзкое, непонятно откуда взявшееся послевкусие. И вот сегодня… и вот сейчас. Всё было так предсказуемо, так банально. Так неинтересно, что он уже был готов оставить её здесь, заплатить и оставить. Но она была женщиной из его снов. Другой, странной, но сны — они ведь такие, странные искажённые тени реальности. Он не верил в сны, во все эти глупости. Но что-то точно сломалось внутри у него, что-то, что заставляло его вести себя странно, странно и только полуобъяснимо для него самого. — Поедем, — соглашается он и залпом допивает виски. Притягивает её к себе и целует, порывисто резко, заставая её врасплох; заставляя таять от нахлынувшего удовольствия. — Сейчас, только переоденусь. — Не надо, ты и так хороша. — Но не могу же я выйти на улицу как есть — в халате! Дайте хотя бы накинуть плащ на плечи. Он не отпускает её, будто боится, что если сейчас она уйдёт, то больше не вернётся. Глупая мысль, в самом деле. Он поднимается, заставляя встать и её. Снимает свой плащ и накидывает его на плечи девушки, а затем уводит из бара. — Бьюсь об заклад, твой охранник не одобряет, — произносит она уже в машине, прикрывает рот ладонью, зевая. — Спать хочется. — Это не входит в его должностные обязанности, моя милая, — отвечает генерал. — Спи, пол часика у тебя есть. Она устраивается поудобнее, обнимая генерала за руку, прижимается к мужчине, закрывает глаза и беззаботно засыпает, посылая все мысли о том, что может проснуться совсем не там, где ей хочется, куда подальше. Не в тюремные застенки же он её отвезёт… *** Городская квартира генерала Пикарда занимает целый этаж. Пентхаус. А что вы хотели? Должность и высокое положение обязывает. Хвост в виде охранника остаётся в прихожей, так же как и плащ, галантно снятый с плеч Ро генералом. Закрываются двери и с лица хозяина и его гостьи сползают маски серьёзности и остатки вежливой учтивости, мельком успевают появиться улыбки, прежде чем девушка набрасывается на генерала, жадно целуя, приникая всем телом, будто только и ждала этого момента, нетерпеливо сгорая от страсти. Разгадывая такую нехитрую загадку: а что же будет дальше. Бросаясь в атаку, беря инициативу в свои руку, дабы он, не дай-то боги, не передумал. Она целует его жадно, ненасытно, с языком; держа лицо в своих ладонях, пока его собственные руки, опалённые её страстью, который с лихвой хватит на двоих, шарят по её телу, нетерпеливо задирая шелковую ткань халатика, под которым ожидаемо ничего больше нет. Момент портит противное, настойчивое урчание пустого живота ромуланки. Игнорировать которое решительно не получается, романтический настрой сбит. — Проголодалась, бедняжка? — спрашивает генерал, оставляя попытки раздеть гостью, но из рук всё же не выпускает. Она виновато кивает. — Пойдём в таком случае, накормим тебя сначала. Андроид-дворецкий быстро организует лёгкий очень ранний завтрак (время приближается к шести утра), варит очень крепкий кофе для генерала. Чая в доме нет, и девушка изъявляет желание выпить бокал красного вина. Это в доме есть. Всегда. Плотно занавешены панорамные окна, света не много, дабы продлить короткую ночь и заставить её остаться ещё на пару часов. Дальше, дальше всё просто, всё предсказуемо приятно. Ярким ураганом чувств, взрывом наслаждения всевозможных оттенков. Шелковая ткань, наконец, сползает с её молодого тела, и он может, наконец, насладиться ею красотой и свежестью сполна. По дороге в спальню она замечает на стене кнут, тянется уже было, чтобы снять его и взять с собой, но генерал её останавливает. — Это оставим на другой раз, — приговаривает он, целуя тонкие пальчики Ро. Она не настаивает, отмечает про себя, что в планах уже есть другой раз и это очень её радует, ведь и первого даже ещё не было, а тут уже авансы на продолжение. — Как пожелаете, мой генерал, — произносит она. Утро, искусственно превращённое в ночь, оглашается стонам Ро. Она бешено скачет, сидя сверху на генерале, наслаждаясь процессом и тем опьяняющим, пусть и призрачным, ощущением своей над ним власти: женщины над мужчиной. После она лежит рядом с ним, прильнув и гладя пушистые волосы у него на груди, вьющимися короткими белёсыми кольцами будто в насмешку над лысой головой. Так она и засыпает, а когда просыпается, заботливо накрытая одеялом по самую шею, то генерала рядом уже нет. Она смотрит на часы. Время, кажется, остановилось. Снова пять часов. Только уже, наверное, вечера. На столике рядом с кроватью она находит стакан воды и маленькую таблетку, записку со словами «выпей меня». Большого выбора у неё нет, и она выполняет эту нехитрую инструкцию. Как раз вовремя, появившиеся было призраки головной боли, пропадают мгновенно, едва-едва успев о себе заявить лёгким уколом в висок. Затем она принимает душ, находит свой вчерашний халат, выстиранный, успевший высохнуть, да к тому же выглаженный проворным дворецким, надевает и босиком идёт на запах кофе, по-собачьи (детская привычка, за которую её всегда ругали, но так и не вытравили до конца) поводит носом, принюхиваясь. Душа требует кофе. — Доброе утро, генерал, — разнежено-усталым голосом произносит Ро. — Утро? Уже почти вечер, — сидя за письменным столом, генерал пьет кофе. Женщина тянется к заветной чашечке в намерении отобрать ту себе. — Харви, проводи даму в столовую и напои кофе, — приказывает генерал. — Прошу сюда, — произносит андроид, приглашая Ро следовать за собой. Ей решительно не хочется уходить. Кофе всё-таки проигрывает Пикарду. Он выразительно на неё смотрит, и она вынуждена подчиниться. Признавая затем, что маленький перерыв на завртак-обед-ужин, а главное на чашечку крепкого чёрного кофе без сахара, ей всё-таки был нужен. Набравшись сил, она возвращается к генералу, в кабинет. Находит Пикарда сидящим в большом кожаном кресле, дремлющим. Здесь полно мест, где можно устроиться самой, но она выбирает самое лучшее, снова, как и вчера, забираясь к генералу на колени. Будит осторожным поцелуем. Хотя, оказывается, что он вовсе и не спит, коварно поджидая в засаде Ро. По крайней мере, ей так хочется думать. Так она себе придумала. Отчасти это даже похоже на правду. — Большой день сегодня, да, генерал? — спрашивает она, кончики пальцев повторяют очертания генеральского уха. Такое круглое, гладкое, без всяких там острых кончиков. Не так уж сильно отличающеюся от её собственного. Он не отвечает, как-то странно на неё смотрит, будто вспоминая, кто она и что здесь делает. Будто уже успел забыть, а точнее выкинул из памяти, оставив во вчера, хотя строго говоря, всё было именно что сегодня. И тогда Ро продолжает, не желая сдаваться. — Кого будете казнить в этот раз? — Королеву Боргов, — отвечает он, кладя ладони на талию женщины, позволяя соскользнуть им через пару мгновений чуть ниже, решая, что для приятных глупостей время всё ещё есть. И можно длить послевкусие ещё чуточку дольше. В конце концов, все эти годы он верой и правдой служил Конфедерации и теперь имеет право приятно провести время. — Борги, ненавижу их, — она на секунду скривилась. — Если человечество что и сделало хорошего для вселенной, так это стёрло эту гадость. В её словах слышалось неподдельное отвращение, неподдельная злоба. — Ты не любишь их? — Мягко сказано, генерал. Я терпеть их не могу. Не будешь слушаться, Борг придёт и заберёт тебя — так меня пугали в детстве. — Я-то думал, это мной пугают непослушных ромуланских детей. А это оказывается, Борги. — Генерал Пикард — герой, избавивший галактику от ужаса ассимиляции. И только за одно это все мы должны быть благодарны ему, — выражая свою благодарность, она поцеловала его. — Только за это? — Другие ваши подвиги я вспоминать сейчас не буду, они несколько неоднозначны, — она аккуратно подбирала слова. Судя по ответной реакции генерала: ладони продолжают гладить её — правильные. — Разве что вспомнить клингонскую резню. Эти звери получили по заслугам. — Итак, клингоны тоже не пользуются твоим расположением, — заключил мужчина. — Дикари, — презрительно фыркнула она. — В старые времена ромуланцы и клингоны действительно на дух друг друга не переносили, — заметил генерал. — С тех пор ничего не изменилось. Даже общий враг не особо помог. По крайней мере, мой опыт общения с ними был отвратителен, — её передернуло от отвращения, от воспоминаний, которые она хотела бы забыть навсегда, но которые её всё же не отпускали, по временам возвращаясь. — Я предпочитаю иметь дело с людьми. — И часто же тебе попадаются подобные извращенцы? — Есть любители экзотики, — дипломатично ответила она на этот каверзный вопрос. — И потом, здесь, на Земле, всем, в общем-то, всё равно. Если спрятать ушки, то вполне могу сойти за человека. В приличные места, конечно, не пускают, но и неприличные есть вполне порядочные, мне хватает. — А что насчет Ромула? — Вот там мне приходилось несладко. Что поделаешь, дети — самые жестокие создания во вселенной. Если со взрослыми ещё можно договориться, то дети — это… — она не закончила мысль, но всё было понятно и так. Они втолкнули её в голо-комнату, запустили программу. Космический корабль подвергся атаке Боргов. Маленькая девочка бежала по коридорам, в тщетной попытке избежать поглощения коллективным разумом. Она кричала, когда Борги всё же нашли её, поймали. Когда резали её на кусочки, превращая в себя, в машину. Кошмары мучили её ещё много лет подряд после. Ужасы, с которыми она научилась справляться не сразу, но научилась, спасибо пропагандистским роликам с генералом Пикардом в главной роли. Он говорил о безопасности, говорил о порядке. И, в конце концов, превратился в её кумира, о чём, она, конечно же, никому не говорила, когда показали голограмму на которой генерал отдаёт приказ стрелять по пленным Боргам. И вот, годы спустя, она сидит у генерала на коленях. Просто невероятно. О такой удаче она и мечтать не смела. Генерал Жан-Люк Пикрад собственной персоной. Второй человек в Конфедерации, ибо муж президента Хансен не в счет. — Хочешь посмотреть, как я убью королеву сегодня? — Конечно, я буду смотреть трансляцию. — Нет, не трансляцию. Вживую, собственными глазами. — Ты хочешь взять меня с собой? — Почему бы и нет. — А так вообще можно? — Можно, — коротко выдыхает генерал. Сам толком не зная, зачем предложил подобную глупость. Одно дело утащить полкуровку в свою постель под покровом раннего утра, а другое — взять с собой на церемонию в президентский дворец. Мальчишеское безрассудство. Озорство, слишком опасное. Но что-то в этом есть. Острое лезвие опасности, приставленное к самой шее — давно забытое ощущение. Эти сны, опять-таки… Полубессоные ночи; он, вероятно, теряет рассудок, раз предлагает подобные безрассудства. — Спрячем твои острые ушки и скажем всем, что ты мой адъютант. Вот, кстати и форма. Он указывает на лежащий на стуле чёрный комплект. — Да вы всё предусмотрели, генерал, — она подалась к нему ещё ближе, и зашептала в самое ухо. — А что если — я наёмная убийца, специально подосланная, чтобы добраться до генерала Пикарда? Или нет, добраться до самой госпожи президента? — Это было бы очень глупо с твоей стороны, Ро, попытаться убить меня, не говоря уже о Хансен, — произнёс генерал. — И потом, я проверил тебя по всем базам. Ни одной криминальной записи. Никаких связей с подпольем. Скорее наоборот, похвальное сотрудничество с официальными властями. Так что собирайся, времени осталось не так уж и много. И вот теперь она следует на почтительном расстоянии от генерала, ещё одной тенью, вдобавок к охране, скользя за генералом Пикардом. Никто не задаёт глупых вопросов, не спрашивает кто она, справедливо полагая, что одетая в форму она имеет полное право следовать за генералом, раз сам Пикард так решил. Маленькая заминка возникает разве что на входе в президентский дворец, при проверке ИД-карточки. С документами у неё всё в порядке, и даже временный пропуск оформлен, но дежурный охранник всё же подозрительно смотрит на сопровождающую генерала женщину. — Что-то не так? — спрашивает генерал, недовольный произошедшей заминкой. — Документы в порядке, сэр, — произносит дежурный, но всё ещё не решаясь допустить полукровку во дворец. В словах явственно слышится так и не высказанное вслух «но». И уже маячит на горизонте мини-скандал за авторством генерала Пикарда. — Так что же тогда не так? — надменно спрашивает Пикард, сам зная, что не так, но скрывая насмешку за неподдельным недовольством этой маленькой заминкой, начинающей действовать ему на нервы. Охрана поудобнее перехватила винтовки. Дежурный мялся, подбирая слова, как бы ненароком не обидеть генерала, но всё же коснуться скользкого вопроса: кто вообще одобрил проход на объект государственной важности столь одиозной персоны, мягко говоря. Чтобы уж не поднимать ещё более неоднозначный: что заставило генерала включить полукровку в свою свиту. Ответа на этот вопрос дежурный знать не хотел. Ро манерно тяжело вздохнула и сделала шаг вперёд, поравнявшись с генералом; недовольно цыкнула, закатила глаза, затем пристально и уничижительно, не хуже самого Пикарда, посмотрела на дежурного. — Лейтенант, — начала она, считая нашивки. — Старший лейтенант, — машинально поправил её военный. — Как скажите, — легко согласилась Ро, ласковым голосом продолжила: — Сегодня очень важный День, вы же знаете. Дежурный согласно кивнул. Генерал не вмешивался, храня невозмутимое выражение лица, а сам с интересом ожидал развязки, находя всё это несколько забавным. Охрана никогда не теряла бдительности и подобную заминку следовало ожидать, даже не смотря на подобающим образом оформленный допуск. Иногда хватало и меньшего — хорошенько рявкнуть своим генеральским голосом. — Так какого дьявола вы заставляете генерала ждать?! — рявкнула женщина, нарочито грубо, хрипло. — Хотите неприятностей? Могу устроить. Конечно, никаких неприятностей она дежурному устроить не могла. Как раз наоборот. Но за спиной женщины стоял очень мрачный генерал Пикард, в самом деле, недовольный задержкой. И с каждой секундной он становился всё мрачнее и мрачнее. Дежурный оценил, точнее, переоценил обстановку, произнёс извинение, обращаясь к генералу и Пикард, наконец, был допущен во дворец, вместе со своей спутницей. Которая теперь шла рядом с ним, для пущей неуместной пафосности даже держа генерал под руку. Генерал коротко улыбнулся, показывая, что маленький спектакль пришёлся ему по душе, а затем снова стал серьёзен. И перед дверьми президентского кабинета Ро снова сделала шаг назад, возвращаясь к роли послушной тени. Хансен не удостоила её даже взглядом, а вот муж — маленький азиат — по совместительству магистрат — бегло окинул Ро с ног до головы, затем возвращаясь к вопросам насущным. Церемония вот-вот должна была начаться. *** Президент произносит речь. — … и кто лучше может напомнить нам про эту силу, как не генерал Жан-Люк Пикрад. Толпа ликует, встречая своего героя. Генерал выходит вперёд: серьёзное лицо, чёрная униформа, плечи расправлены, руки за спину. Толпа в чёрно-серой одежде (ни одного проблеска чего-то яркого) скандирует его имя. Руки подняты вверх, кулаки сжаты. Пикард! Пикард! Пикард! Больше ни одного монстра не выползет ниоткуда, ни из одного уголка галактики, даже самого тёмного. Президент нажимает кнопку. Из-под сцены начинает подниматься сфера с королевой боргов. Убить! Убить! Убить! — Сегодня мы избавимся от Боргов, — произносит президент, кивает Пикарду. Тот обводит взглядом зрителей, поднимает руку, сжимает ладонь в кулак, подбадривая толпу, раззадоривая, призывая кричать громче. И толпа скандирует призыв. Убить! Убить! Убить! Пикард! Пикард! Пикард! Но долго так продолжаться не может. Они хотят крови. Толпа теряет терпение. Раздаётся неодобрительны гул. Они хотят крови, но генерал, наставив фазер, медлит. Ещё чуть-чуть и что-то точно пойдет не так. Он должен убить королеву. Он хочет убить королеву. Но он снова слышит эти голоса в своей голове. Снова видит эти странные сны, теперь уже наяву. Локутус. Это странное имея, что когда-то, где-то было его именем. Его назначением. Толпа негодует. Президент начинает терять терпение. Магистрат начинает терять терпение. Они переглядываются. Нервное напряжение нарастает и вот-вот рассыплется острыми осколками, поранив Пикарда и Ро заодно с ним. Этого допустить никак не можно, как говорила её ромуланская бабушка. Ро решает, что надо вмешаться, иначе она рискует потерять свой шанс на беззаботную жизнь у генерала за пазухой. Ро выходит из тени, решительным шагом направляясь к Пикарду, бросает ему «всё под контролем», и выходит на передний план. Поднимает руки, призывая толпу замолчать, та предсказуемо не слушает. Тогда Роза снимает с пояса кнут (который она всё-таки прихватила с собой, не смотря на возражения генерала, аргументируя это тем, что «никогда не знаешь, когда пригодится») и ударяет им, раздаётся щелчок. Толпа нервно вздрагивает, будто живое существо. — Знаю, вам не терпится убить эту тварь! — Произносит Ро, завладев, наконец, вниманием толпы. — Но разве вам не хочется сначала помучить её? Я знаю, почему медлит генерал, смерть от фазера — это милосердие, которого тварь не заслуживает. Итак, кровь или фазер? Кровь или милосердие? Кровь! Кровь! Кровь! Ро улыбается. Они всегда выбирают кровь. — С Вашего позволения, генерал, — произносит женщина, Пикард коротко кивает, всё ещё находясь в каком-то тумане. Кнут взвивается в воздух, рассекает спину борга. Раздаётся вопль королевы. Затем ещё удар. Ещё. Ещё. Толпа ликует. Да, именно этого они и хотели, жаждали не просто убийства, но наказания, истязания. Требуя боли. Муж президента позволил себе улыбнуться, он уже начал беспокоиться, что что-то не так, задаваясь вопросом, почему Пикард медлит. Но теперь кажется всё в порядке. Новая игрушка генерала оказывается не только симпатичной, но и полезной, занимательной. Борг страдает. Толпа в восторге. Удар. Крик. Пикард, наконец, слышит, что происходит, возвращаясь в реальность, в здесь и сейчас, липкий туман не его воспоминаний, обрывков мыслей отпускает его, рассеиваясь с каждым новым взмахом, ударом и криком. Как раз вовремя, Ро выглядит уставшей, передаёт кнут генералу и отходит чуть в сторону. Генерал ударяет, сильно, резко, наслаждаясь этим чувством. Первый же его — героя человечества — удар приводит и без того разгоряченную толпу в ещё больший восторг. Они его обожают, по-звериному истово радуются этой пытке, это растянутой во времени каре. Он избивает её до смерти, позабыв об усталости, которая накатит на него волной позже, но не сейчас. Входит в раж, чувствуя себя даже не героем, нет, богом. Богом смерти, кровавым богом, ненастным и злым. Чувствуя себя снова молодым, полным сил и ненависти. Кнут вьётся в воздухе ещё некоторое время, полосуя уже безжизненный труп. Затем всё же останавливается, достаёт фарез и испепеляет тело, чтобы не осталось вообще ничего от королевы… Толпа разражается финальным, ликующим «Ура!», скандирует его имя, не желая отпускать героя. *** — Это было весьма оригинально, — замечает президент после, на торжественном вечере. — Хотя вы могли оповестить меня и заранее, о своих планах, генерал. Все в вечерних костюмах, нарядные, праздничные, довольные, сверкающие. — Вдохновение посетило меня в самую последнюю минуту, — с улыбкой ответил Пикард, Ро стоит рядом, изящная, тонкая в своём длинном чёрном платье, с белой лисицей на плечах. — Настолько в последнюю, что вы заранее взяли с собой кнут, — заметила Хансен. Не укоризненно, но по-женски лукаво. — Никогда не знаешь, когда пригодится кнут, — повторил слова Ро Пикард. — И потом, я хотел сделать вам сюрприз, госпожа президент. — Вам это удалось, генерал. На ваше счастье, в этот раз мне понравилось, — лёгкая, но весьма уловимая угроза в голосе. Хансен тоже любит иногда получить острые ощущения от жизни. Иногда. В исключительных случаях. — Но не делайте из этого привычки. — Не буду, — согласился генерал. На этом вопрос был исчерпан. В городскую квартиру они не вернулись, Пикард решил, что города с него достаточно и вернулся в шато, взяв с собой Ро. По крайней мере, пока не надоест.