Когда цирюльник отрывал перевязку от раны, Лютик болезненно застонал.
— Спокойно, — сказал Регис, промывая рану. — Это пустяки. Немного крови. Просто немного крови… А славно пахнет твоя кровь, поэт.
(«Крещение огнём», Анджей Сапковский)
Бескрайние топи простираются повсюду, куда мельком падает утомлённый от долгой дороги взгляд; болотистая местность, свойственная этим краям, по-своему красива: ветер шелестит листьями деревьев, образующих непроходимый лес, в коем не ровен час — и попадёшься утопцам или гнильцам, пав бесславной смертью от полученных острейшими когтями и клыками рваных ран; овеянные пурпуром лепестки чемерицы и дикая вербена испускают дивный аромат, поднимаемый предвечерним туманом от влажной земли и заполняющий привыкшие к смраду городов лёгкие: Лютик ненавидит Велен. Бывшая темерской провинцией Ничейная земля, разорённая армией Нильфгаарда по приказу императора Эмгыра (сраного Белого Пламени, Пляшущего на Курганах Врагов) и заполонённая разлагающимися на бездорожье трупами и висельниками, со скрипом раскачивающимися на ветвях и сооружённых для казни столбах, — ныне пустынна и обездолена. — Так почему не Белый Сад, Геральт? — вопрос, заданный ему сегодня не единожды; Геральт терпеливо прикрывает глаза — словно бы это поможет. Лютик изящно свешивается с коня; проводит кончиками пальцев по траве, собирая образовавшиеся на ней капельки воды; вскидывает на Геральта проницательный взгляд. Воздух от тумана и назойливого цветочного аромата, бьющего в нос, — а может, и запаха мертвечины, преследовавшего повсеместно, — начинает душить: их обоих. — Там и таверна есть, и ночлег. Что не устраивает? Они находились в пути несколько недель: Геральт, уставший, по его объяснениям, от Йеннифэр и безделья в сказочном Туссенте, полном вина и прекрасных женщин, решает вновь ступить на тракт в поисках заказов; Лютик же, повстречав лучшего друга в Новиграде, и по причинам, едва ли схожим с теми, что заставили Геральта покинуть Корво Бьянко, привычно увязывается за ним: Геральт никогда не был против его компании — даже когда Лютик начинал беспричинно трепаться. И покамест Лютик вновь пускается в долгие рассуждения и приводит неоспоримые доводы, призывающие Геральта изменить принятое им решение, Геральт предаётся воспоминаниям. Новиград встречает прибывшего Геральта привычным зловонием от сточных канав и неприветливыми жителями, по обыкновению бросающими ему вслед оскорбления и угрозы — «Ведьмак? Что здесь, сука, делает ведьмак?» — Геральт сдерживается, чтобы не разрубить каждого из них: вряд ли он поступит так хоть когда-то, пусть иной раз и сильно хочется. Он направляется в бывший некогда бордель «Шалфей и Розмарин», доставшийся Лютику по завещанию и позже переименованный тем в не менее чудаковатое «Хамелеон» и переделанный под кабаре. Геральт слышал, что представления, устраиваемые там, гремят на весь город. Он бывал на одном из, однако интересно было бы глянуть снова — наверняка за его отсутствие многое изменилось. Добравшись, Геральт проходит внутрь трёхэтажного здания — просторное помещение, освещённое мягким мерцанием свечей, овеяно теплом; снимает промокший от ливня капюшон плаща, приглаживает седые волосы, перетянутые ремешком на лбу. Он подходит к одному из столов, ожидая любую работавшую здесь миловидную девчушку — Лютик, стоит признать, умеет их выбирать, — принёсшую бы ему выпивки, да побольше. Мечи: один стальной — для людей; другой, как водится, серебряный — для чудовищ, бережно устроены рядом на лавке. Подходить к корчмарю желания нет, поэтому Геральт терпеливо ждёт; впрочем, стоит позднее перекинуться с тем словечком, продав кое-какие запасы и прикупив парочку ингредиентов для изготовления заканчивающихся эликсиров. Жёлтые глаза внимательно осматривают пространство; пальцы постукивают по столу, отбивая нечёткий ритм. Кажется, никаких представлений на сегодня не запланировано — во всяком случае, сцена непривычно пуста, — однако народу в «Хамелеоне» собралось немало; многие, очевидно, поспешили укрыться от дождя и грозы — обыденная для Новиграда погода. Почти все столы заняты представительными горожанами и их знатными спутницами; по помещению разливаются разговоры и тихий смех — Геральт находит подобное умиротворяющим. — Еби меня низушек! — Зычный голос — всегда узнаваемый и принадлежащий, несомненно, Золтану Хиваю, с коим Лютик разделил управление этим местом, — привлекает к себе внимание и Геральта, и каждого, посетившего в сей час заведение; к ним обращаются любопытные взгляды. — Кто к нам пожаловал! — Тяжёлая рука по-свойски опускается на плечо; не будь Геральт ведьмаком — сила краснолюда заставила бы его голову встретиться с деревом стола, чего доброго, и проломив его. — Ведьмак Геральт, мать его, из Ривии! — громогласно возвещает Золтан. Геральт крепко обнимает друга. Золтан хлопает его по спине; обнимает в ответ, сжав так сильно, что окажись на месте Геральта кто-либо другой — сломал бы тому все рёбра. — Рад видеть, Золтан. — Геральт кивает на противоположную лавку, предлагая присоединиться; Золтан, естественно, не отказывает. — Как поживаешь? — Да по-прежнему. — Золтан взбирается на лавку; складывает руки на груди, воззрившись на Геральта; в тёмных глазах мелькает отблеск свечи. — Дела идут неплохо. «Хамелеон», как видишь, процветает. — Геральт кивает, соглашаясь. — Не жалуюсь, в общем. Ну а ты, Геральт? — Золтан чуть подаётся вперёд. — Только не говори, что надоел Туссент, — никогда не поверю! Лютик мне столько про него рассказывал, что мне и самому захотелось обосноваться там; я хоть и не любитель всяких живописных мест, но кому, как не тебе, знать, сколько там виноградников и льющегося рекой вина. Неужели решил вернуться к привычному делу? — Геральт подмечает, что к их беседе перестают прислушиваться, возвращаясь к своим ничего не значащим разговорам. — Вроде того. — Геральт и правда планировал повесить мечи, занимаясь винодельней и наслаждаясь отказом от ведьмачьего ремесла в обществе Йеннифэр; однако что-то, как всегда, идёт не так. — А Лютик?.. — Да здесь он, что с ним станется, — ворчливо отзывается Золтан. — Поди, заперся в комнате наверху с очередной мазелькой. Дуралей, — Золтан говорит беззлобно и добродушно. — Ни хера подобного, — раздаётся позади Геральта развеселившийся голос. Геральт оборачивается, встретившись взглядом с усмехающимся Лютиком. Лютик, нынче разодетый не в любимый лиловый камзол и шапочку с пером цапли, обычно залихватски надетую на голову, а лишь в просторные белую рубашку и штаны, падает на лавку рядом с Геральтом, очаровательно улыбнувшись сразу же подошедшей к ним работнице заведения. — Агнешка, ягодка, принеси-ка нам бутылочку «Эст-Эста», привезённого мной пару лет тому назад из Туссента. Берёг специально для такого случая, — сообщает Лютик то ли Геральту и Золтану, то ли Агнешке. — Не «Сангреаль», конечно, но всяко лучше того, что можно достать в Новиграде. — Здесь Геральт согласен — мало где можно найти что-то столь же отвращающее, как новиградское вино. Агнешка кивает; наклоняется к Лютику, коснувшись его щеки пухлыми губами; зарывается пальцами в золотистые кудри; пышная грудь, тщательно перевязанная шнуровками, касается плеча. Лютик наслаждается прикосновениями, явственно пользуясь привилегиями хозяина, не спеша отпускать Агнешку. Золтан нетерпеливо прокашливается. Лютик неохотно отстраняется. — Итак, Геральт, — Лютик поворачивается к Геральту, когда Агнешка уходит, скрывшись за дверью, — что ты здесь делаешь? — То же, что и ты, Лютик. — Золтан на слова Геральта хмыкает в густую бороду. — Поссорился с Ласочкой? — непонимающе спрашивает Лютик; некогда возлюбленная едва не казнила его, смилостивившись в самый последний момент, оттого въезд в Туссент для него теперь заказан. — С княгиней? — Золтан присвистывает. — Анна-Генриетта здесь ни при чём. — Геральт кивает Агнешке, вернувшейся и поставившей на стол пыльную бутылку туссенского и три деревянные кружки. — Благодарю, прелесть. — Лютик притягивает Агнешку к себе; та закатывает глаза, однако проводит легонько по его шее — несомненно, подмечает Геральт, для них подобное — вещь весьма обыденная; Лютик сжимает её ладонь, целуя пальцы. Агнешка фыркает, слегка отталкивает его и отходит к другим посетителям. — Значит, — Лютик возвращает внимание обратно к Геральту, — всё дело в твоей чернулечке? — Золтан открывает бутылку и разливает вино по кружкам. — Кажется, так, — Геральт отвечает утомлённо, потянувшись к кружке. После победы над Дикой Охотой Йеннифэр приезжает в Туссент; они проводят вместе долгие месяцы, привычно ссорясь и приходя к временному примирению — как правило, при помощи секса. Геральт любит Йеннифэр, как не любил никого и никогда, — даже после того, как желание джинна, связавшее их, было отменено. Тем не менее ему необходим перерыв; им обоим — друг от друга и спокойной жизни без схваток с чудовищами и придворных интриг. Йеннифэр изъявляет желание отправиться в Нильфгаард (Геральт против, но чародейка, выразившись вполне доходчиво, плевать хотела на его мнение, исчезнув через созданный ею портал); сам же он решает поехать в Новиград, прежде чем направиться куда-то дальше. — Насовсем? — уточняет Лютик. Геральт пожимает плечами; он не знает, но, вероятнее всего, нет — Йеннифэр слишком важна для него, чтобы порвать с ней навсегда. — Знаешь, Геральт, — неожиданно говорит Лютик; делает глоток, смакуя вино, — мне нравится Йеннифэр. Да… — кивает он самому себе. — Из всех твоих женщин мне больше всего нравится Йеннифэр. — Йен?.. Тебе? — Геральт смотрит на него недоверчиво, но Лютик выглядит вполне серьёзным. — Ты ведь её боишься, Лютик. — Побаиваюсь, — признаётся он. — Слегка. Она ведь умеет метать молнии! Но… — Лютик ненадолго задумывается, покачивает кружку. — Йеннифэр спасла мою жизнь. Помнишь, Геральт? — От Риенса, да. — Если бы не Йеннифэр — Лютик, без сомнения, был бы давно мёртв. Каким бы невыносимым ни был характер Йен — за спасение лучшего друга (и многое другое, что она сделала для него) Геральт благодарен ей бесконечно. — Помню, Лютик. — Что до меня, — говорит Золтан, расправившись с вином в пару глотков. — То, как по мне, Йеннифэр — стерва. Без обид. — Геральт не меняется в лице, однако уголки губ едва приподнимаются. — Но если нравится баба — хер ли здесь сделаешь. От тебя даже сейчас несёт сиренью и крыжовником, хотя тебе, как ведьмаку, вроде бы и не положено. — А и правда, — Лютик заливисто хохочет; допивает вино, утирая губы тыльной стороной ладони. — А Цирилла? Видел её? — Да, — Геральт кивает. — Ну-ка расскажи нам, как поживает наша ведьмачка? — Золтан оборачивается, громко требуя корчмаря принести настойки да поживее. Корчмарь кивает и мгновенно семенит к ним с бутылкой из зелёного стекла. — Она в порядке. — Геральт одним глотком допивает вино, подставив кружку; Золтан охотно подливает пойло, схожее, на взгляд Геральта, с краснолюдским спиртом — иначе не скажешь, тотчас поданное корчмарём. — Навещала нас с Йен пару месяцев тому назад. — Взгляд Геральта тяжелеет; он отпивает, чувствуя горечь. — Только не говори, что переживаешь за неё. — Лютик от настойки отказывается, внимательно следя за Геральтом. — Геральт, она же, чёрт возьми, всесильна! Цири управляет временем и пространством! Забыл? — Я знаю… — Геральт вздыхает. Цири в одиночку остановила Белый Хлад и спасла их мир от уничтожения; конечно, она может постоять за себя — в том числе будь хоть ведьмачкой, хоть будущей императрицей Нильфгаарда, пусть решив и отказаться от принадлежащего ей титула. И тем не менее… Геральт беспокоится. — Знаю. — Понятное дело, ты переживаешь. — Золтан вновь подливает себе и Геральту, в кружке которого убыло почти наполовину. — Цири ж тебе, считай, как дочь. Но не перегибай. Она не оценит. — Поэтому я ничего не сказал, когда она приезжала. — Геральт желает выпить, но не хочет напиваться, однако настойка идёт даже легче, чем до этого вино. — Но наверняка отправился с ней на парочку заказов, а, Геральт? — спрашивает Лютик; голос же его вопреки вопросу вовсе не насмешлив. — Не без этого, — Геральт усмехается. Добавляет: — Она превосходно справилась. Разделалась в два счёта с Беанн’ши, а после зачистила винодельный погреб от засилья Археспор. Я оказался лишним, — признаётся он. Золтан понимающе кивает. Геральт писал друзьям ранее, однако вновь — теперь уже подробнее — пересказывает им произошедшее в Туссенте, о помощи Анарьетте в поимке (и последующем убийстве) боклерской бестии, о встрече с Регисом, считавшимся погибшим, и прочем, что случилось с ним и Йеннифэр после. Лютик и Золтан делятся новиградскими новостями — вечер проходит за воспоминаниями о былом; на столе появляются ещё несколько выпитых бутылок. — Сыграем в гвинт? — предлагает Лютик, ловит покатившуюся по столу бутылку, уроненную Золтаном; Геральт и Золтан согласно кивают. Выуживает из кармана потрёпанную колоду, перетасовывая. — Так какие планы, Геральт? — спрашивает он. Золтан подпирает щёку рукой, стараясь сфокусироваться на Геральте; взор его мутнеет. Геральт берёт карты, быстро просматривает и начинает ход. — Выйду на тракт. — Так и знал, что не останешься, — понимающе отзывается Золтан; пытается сосредоточиться на своих картах, однако те расплываются перед глазами. Затем поднимает на Геральта замутнённый взгляд: — Но если решишь вновь посетить Новиград, знай — здесь тебе всегда рады. Геральт кивает. Не благодарит — ему известно: Золтану подобное ни к чему. Первую партию выигрывает Лютик, три следующие за ним — Геральт. Золтан, пожав плечами, проигрышем ничуть не расстроен; предлагает продолжать — как краснолюд, в гвинт он может играть без перерыва часами, даже проиграв все свои сбережения. — Играем на деньги! — внезапно хлопнув ладонью по столу, провозглашает он; кидает на стол не используемые в Новиграде нильфгаардские флорены. — Банк Вивальди вам их с радостью обменяет, — поясняет Золтан на вопросительные взгляды Геральта и Лютика. — Как скажешь, — соглашается Лютик. — Но у меня с собой только копперы. Неравноценный обмен, как считаешь? — А у тебя, Геральт? — спрашивает Золтан, сгребая выуженные Лютиком монеты на середину стола. — Предлагаю изначально поделить всё имеющееся на троих и отталкиваться от этого. — С последнего заказа не осталось почти ничего. — Геральт достаёт из кармана и добавляет свои кроны. — Играем. Около их стола потихоньку собираются зрители, привлечённые царившим вокруг них весельем; игра становится значительно громче, как и всегда, когда в гвинте появляются деньги; повышаются ставки — Золтан наконец отыгрывается, довольный собой, принимая поздравления и поддерживающие хлопки по плечам; Геральт замечает, как Агнешка устраивается у Лютика на коленях. Ему кажется, что Лютик вовсе не так увлечён игрой, как пытается показать. Следующим, тем не менее, выигрывает он. — Вот курва! — Золтан, разгорячившись, бьёт кулаком по столу; подпрыгнув, тихонько звякают монетки. — Ёб твою мать, Лютик!.. — Я бы попросил. Ни слова о моей матери; она — порядочная женщина! — грозно отвечает Лютик; в глубине взора — озорство. — Ещё партеечку? — Спрашиваешь! Время постепенно переваливает за полночь; посетители один из другим неспешно покидают «Хамелеон»; зрители вокруг их стола расходятся, и даже Агнешка, которую Лютик невесомо поглаживает по запястью, поднимается и скрывается за одной из дверей. Он провожает её задумчивым взором. — Говорил я вам: не связывайтесь со мной, ни-ког-да! — пьяно проговаривает Золтан, довольно косясь на внушительную горку денег перед ним — самую высокую из всех. — Никто не играет в гвинт лучше краснолюда! — Когда это ты такое говорил? — Лютик усмехается; его же выигрышем и хвастаться неловко. — Да хоть бы и сейчас! — Золтан вновь делает удачный ход. Геральт критично осматривает на ладони одинокую монетку — сбережений у него и так было не то чтобы много, а после того, как Золтан разыгрался — не осталось вовсе. — Давайте заканчивать, — предлагает он. — Путь был долгим, и я не планировал здесь задерживаться. Доигрываем — и расходимся? — Согласен, — кивает Золтан. — Да здесь и осталась-то парочка ходов всего. Геральт, занимай самую лучшую комнату! Отдохни перед дорогой, выспись хорошенько, а потом… — Я отправлюсь с тобой, — неожиданно говорит Лютик, перебивая его. Золтан, слегка оторопев, хмурится. Геральт оборачивается к Лютику; тот выглядит крайне убеждённым в сказанном. — Какого хрена, Лютик? — Геральт смотрит на Лютика внимательно; взгляд его нельзя прочитать. — Во что опять ввязался? Снова выебал чью-то дочурку или не ту жену? — Нет, Геральт, — Лютик качает головой; откладывает карты, очевидно, не намереваясь завершать партию. — А вообще да. Ладно, слушай. Познакомился я намедни с обворожительной хрохотулей; ты бы только видел её!.. — Геральт нетерпеливо отмахивается, требуя переходить сразу к сути. Лютик понимает, продолжив: — Оказалось, что она, — он наклоняется поближе к Геральту, понизив голос, — племянница короля Радовида. — Сдурел? — опешив, произносит Геральт; игнорирует брошенное Лютиком «Так я ж не знал!». — Не пробовал хоть иногда держать член в штанах? Мне ждать солдат, которые сейчас ворвутся сюда, чтобы сжечь тебя на костре? — Не уверен, но, может быть, и так, если мою личность уже раскрыли. — Лютик прикусывает губу; Золтан, прищурившись, переводит взгляд с него на Геральта. — Так что скажешь, Геральт? Когда отправляемся? Геральт прикрывает глаза, проводит устало пальцами по переносице. Оставить Лютика один на один разбираться с тем, в чём он сам, как обычно, виновен, он, разумеется, не станет — как и всегда. — Утром, — Геральт отвечает односложно, поднимаясь; его слегка покачивает. Задевает сапогом расставленные вокруг стола бутылки, отчего те, звякнув, катятся по полу. Берёт мечи. — Будь готов. — Спасибо, Геральт. — Лютик, не пивший ничего, кроме туссенского вина, твёрдо становится на ноги. Золтан же роняет голову на сложенные на столе руки, не в силах противиться одолевающему сну. — Я благодарен… Правда. Геральт коротко кивает. Оказавшись в комнате наверху, не раздеваясь, падает на не разобранную кровать. Он нисколько не обеспокоен и не зол — с Лютиком быть иначе и не могло. Геральт знал его слишком долго, чтобы надеяться на иной исход их встречи. Он продумывает план отступления, так и не сомкнув глаз. Ещё до рассвета, сердечно попрощавшись с Золтаном, так и проспавшим всю ночь за столом и не терпящим возражения жестом сунув Геральту все их общие деньги, они спешно покидают «Хамелеон», пока и впрямь не нагрянула королевская гвардия. Лютик, предпочтя не выделяться, одевается не в привычную вычурную одёжку, а как можно более просто и наименее всего привлекая к себе внимание. Подходят к стойлу, отвязывая коней. — Геральт… — Геральт слегка оборачивается, одаривая Лютика вопросительным взглядом. — Что у тебя за лошадь? — Лютик приближается, внимательно заглядывая в карие глаза лошади; проводит аккуратно пальцами по морде. — Плотвичка, Лютик, как и прежде. — Геральт треплет лошадь по холке; та довольно фыркает. — Нет, я знаю, что это Плотва. — Лютик садится в скрипнувшее седло своего вороного Пегаса. — То есть, я имею в виду, та же самая? — Именно. — Это и странно. Слишком долго, не находишь? — Лютик, водивший с Геральтом дружбу свыше двадцати лет, навидался всяких коней, которые у того были — каждая, естественно, Плотва, — однако эта успела примелькаться, став спутницей ведьмака на целые годы. — Не вижу ничего странного. — Геральт тоже садится в седло, направляя Плотву по дороге, ведущей на выезд из города. — Этой просто повезло сильнее прочих. — Лютик больше не спрашивает. Через пару недель, перебиваясь немногочисленными ведьмачьими заказами и заглядывая в таверны и корчмы, в коих Лютик неизменно развлекал постояльцев игрой на лютне (позже с удовольствием слушая, как позвякивают в подносимой им шапочке брошенные в качестве оплаты реданские кроны), или вовсе ночуя под открытым небом в лесах, они оказываются близ Темерии. Лютик настаивает на том, чтобы остановиться в Белом Саду, но у Геральта иные планы на его предложение. — А работа? — Геральт, выдернутый из воспоминаний окликом Лютика, неопределённо ведёт плечом на его увещевания о таверне и ночлеге; сворачивает с дороги на едва заметную тропинку; Плотвичка ступает осторожно и неуверенно, навострив уши. Геральт складывает пальцами ведьмачий Знак Аксий, успокаивая кобылку. — Без понятия, Геральт. — Лютик поворачивает вслед за Геральтом; его же Пегас оказывается гораздо смелее Плотвы, бойко перешагивая через роголистник и наступая на гриб-дождевик. — То-то же. — Значит, Подлесье? — Выходит, что так, — соглашается Геральт. — Тогда, будь так добр, поясни: с чего ты взял, что там нужен ведьмак? — Лютик предпринимает последнюю попытку переубедить Геральта. — Отчего же нет? — отвечает Геральт. — Болота есть болота. Солнце скрывается за деревьями; опускается ночная прохлада. Из глубины леса слышен волчий вой — а может, и волколака, отчего Лютик ощущает смутное умиротворение от осознания, что путешествует не один, а с ведьмаком. Вскоре они подъезжают к Подлесью — деревушка совсем небольшая, но по сравнению с иными поселениями Велена достаточно обжитая и аккуратная: домов здесь немного — около десятка; видны кузница и брошенные кметками корыта для стирки. У въезда виднеется доска объявлений; Геральт спешивается, подходит, срывая единственный потрёпанный лист; вчитывается внимательно — ведьмачье зрение позволяет ему превосходно видеть в темноте. — Так и что, — Лютик тоже слезает с коня, — есть работа, или это объявление о какой-нибудь продаже местного мёда или брусники? — Он подходит к Геральту, заглядывая через плечо; неаккуратный почерк разобрать почти невозможно. — Есть, — отвечает Геральт, скатывая лист. — И к кому обратиться? — Лютик осматривает деревню; в домишках мелькают отблески свечей, однако на улице, прислонившись к скособоченному забору, находится лишь один мужичок, наблюдавший за ними недобрым взглядом; в руке крепко сжаты заржавевшие вилы. Геральт кивает на кмета, направившись прямиком в нему; тот, завидев их приближение, подбирается, глядя на них исподлобья. — Вы кто такие будете? — скрипуче вопрошает он. — Нам нужна Златка. — Геральт показывает объявление. — Насчёт работы. Мужичок смотрит на них подозрительно, переводит взгляд с Геральта на Лютика и обратно. — Ведьмак, стало быть? — наконец спрашивает он. — Верно, ведьмак. Геральт из Ривии, — представляется Геральт. Кмет переводит взгляд на Лютика. — Ну а вы, милостивый государь? — Юлиан Альфред Панкрац виконт де Леттенхоф. — Лютик кланяется. — Известный также как странствующий бард Лютик — поэт и похититель дамских сердец. Геральт кидает на Лютика слегка удивлённый взгляд, памятуя, что прежде своим настоящим именем он не представлялся никогда — Геральт и сам узнал его случайно, когда в поисках Цири его впервые занесло в Туссент. — Энто, значится, трубадур, — понимающе кивает кмет. — Слыхал, мужики — и особливо бабы, конечно, — рассказывают, как ладно вы на лютне бренчите. Так и где, стало быть, она у вас есть? — Лютик на вопрос непонимающе склоняет голову. — Лютня ваша, — поясняет он. — Да там… — Лютик неопределённо ведёт рукой. — На коне оставил. — Так значит, сыграете нам? — допытывается кмет. — А то как же. — Лютик, воссияв, вновь кланяется. — Почту за честь. — Златка, — напоминает Геральт. — Где нам её найти? — Крайняя хатка, туда вам, — кмет указывает на домик в противоположном конце деревни. — Премного благодарны, — говорит Лютик. — Не сочтёте за грубость, попроси я вас распрячь лошадей, а после накормить и напоить их? — Он тянется к карману и достаёт небольшой мешочек; внутри слышится позвякивание монет. — Позабочусь как о своих, — заверяет кмет, поймав брошенный Лютиком кошель. Геральт направляется к указанному дому; внутри слышен негромкий разговор. Геральт стучит — и беседа стихает. Дверь им открывает невысокая женщина; в уголках поджатых губ залегли морщины. Она вскидывает на Геральта и подошедшего Лютика испытующий взгляд. — Я насчёт работы, — говорит Геральт, протягивая объявление. Лютик перехватывает его, наконец вчитываясь в текст.«Ежели вы ведьмак, посетивший наши края, али ещё какой умелец, с нечистью борящийся, обратитесь к Златке для выдачи вам работы да платы соответствующей».
— Есть работа для ведьмака, — кивает Златка, подбоченившись. — Слушаю. — Дело вот в чём: вернулся как-то супружник мой да и говорит: повстречал я, Златка, на лугу женщину — вся бледная, мол, платье на ней изодранное, кожа серая и иссушенная; смотрит на меня и зазывает. Я от неё бежать — а она вновь передо мною возникает. Еле, сказал, ноги унёс. Воротился домой, поведал мне об оном да опосля и помер, — рассказывает Златка. — Следующим утром и схоронили. А давеча и брат Ивонки нашей таким же образом скончался. — Это произошло днём или ночью? — спрашивает Геральт, заключив, что сие — либо полуденница, либо же полуночница. — Ночью, милсдарь ведьмак, ночью. Возвращались оба через поля из соседней деревни. Нынче-то мы запрещаем мужичью по ночам шастать, велим только днём, да кто знает, не повторится ли это снова? Так как, берётесь за работу? — Поговорим о плате, — отвечает Геральт. — Сбережений у меня немного, — Златка, как и любой деревенский кмет, с кем Геральту доводилось иметь дела, начинает причитать об отсутствии денег. Геральт терпеливо ждёт, — да наскребу что смогу, если поможете нам. — Сто пятьдесят оренов, — подумав, называет Геральт цену. — Согласна, — Златка тут же деловито кивает. — Так что, милсдарь ведьмак, отправитесь прямо сейчас или устали с дороги? Места у меня немного, да и есть один постоялец, но и вас как-нито, а размещу. — Геральт, отправимся завтра? — Лютик слегка толкает Геральта в плечо, привлекая внимание. — Я устал, и ты тоже. — Ты пойдёшь со мной? — спрашивает Геральт. — Я могу отправиться и прямо сейчас. — Конечно я иду с тобой! Иначе как я напишу отличную о тебе балладу, не видя происходящее воочию? — Сдалось мне твоё присутствие, — говорит Геральт. — Так, слушай меня: либо я иду с тобой и сочиняю нечто превосходное, либо же нет — и выдаю совершеннейшее дерьмо. Выбирай. Только помни: баллада о тебе и твоём ведьмачьем ремесле, и тебе потом с этим жить. — Ты никогда не писал дерьмовых баллад, Лютик, — спокойно отзывается Геральт — констатирует. — Я польщён, что ты столь высокого мнения о моём творчестве, Геральт, — Лютик входит в дом, потянув Геральта за собой, — но я иду с тобой. Завтра ночью. Итак, Златка, — Лютик оборачивается к кметке, прислонившейся к дверному косяку и скрестившей на груди руки, — не найдётся ли у вас краюшки хлеба и кружки какого-никакого вина? — Найдётся, а то как же, — отвечает Златка, кивая на стол. — Присоединитесь к моему гостю. Геральт оборачивается к столу, так и застыв, встретившись с лукавым взглядом чёрных глаз. — Благодарю сердечно, а не подскажете ли, где здесь у вас… — Лютик обрывает себя, наконец тоже заметив постояльца Златки. — Твою же мать!.. — Это… Простите, милсдарь, подзабыла, как вы там представлялись… — смущённо говорит Златка, закрывая за Геральтом и Лютиком распахнутую дверь. — Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой, — учтиво подсказывает седовласый худощавый мужчина, поднявшись и слегка поклонившись. — Зовите меня Регис.