Кто поглядит под пепел лет? Мой путь далек на сотни лиг, Но сердце остается здесь, На этом берегу земли… Айрэ и Саруман «А Элберет Гилтониэль»
Ма умерла теплым летним днем, незадолго до наступления сезона сбора урожая. Она давно болела и с каждым годом становилась всё слабее. Джорди никто ничего не говорил, конечно, но он не был дураком. Он видел, как один лекарь сменяет другого, как с каждым днем и месяцем всё больше мрачнеет па, как худеет и бледнеет ма. В последний год она уже почти не вставала, и только изредка выбиралась посидеть в саду. Джорди рос на ферме, и смерть была ему знакома. И в конце концов, он уже не маленький. Так что хотя па отказывался разговаривать с ним на эту тему, Джорди давно всё понял. Смерть ма не стала для него неожиданностью, но легче от этого не было. Сердце всё равно разрывалось от боли, стоило подумать, что он больше никогда ее не увидит, не услышит ласкового голоса, не прижмется к ее груди, свернувшись в объятиях нежных рук. Каз, с другой стороны, был слишком мал, чтобы понимать, к чему всё идет. Он до последнего верил, что маме станет лучше, она встанет с кровати и снова будет прежней. И сейчас, стоя возле свежей могилы, он изо всех сил сжимал ладонь Джорди, и отчаянно всхлипывал. Па рядом с ними, впервые на памяти Джорди одетый в черный костюм, покачивался из стороны в сторону, будто стал настолько невесомым, что его сдувал ветер, шевеливший крону дуба, под которым находилась мамина могила. «Элинор Ритвельд, — гласила простая надпись на каменной плите, — любимая жена и мать». — Па? — позвал Джорди, но тот не отреагировал, продолжая невидящим взглядом смотреть на плиту. Джорди осторожно дернул его за рукав. Па вздрогнул и, наконец, посмотрел на них. В замутненном взгляде его серых глаз что-то на мгновение вспыхнуло и тут же пропало. Они казались потухшими, словно что-то в нем умерло вместе с ма. Джорди передернулся от этой мысли. — Идите домой, мальчики, — хрипло произнес па. — Я еще побуду здесь. — Но… — неуверенно начал Джорди. — Я недолго, — пообещал па и потрепал его по голове — почти как раньше. — Идите. Джорди вздохнул и опустил взгляд на продолжавшего заливаться слезами брата. — Пошли, Каззи, — Джорди мягко потянул его в сторону дома. Каз покорно последовал за ним, хотя и оборачивался на каждом шагу, чтобы посмотреть на могилу и застывшего рядом с ней па. Джорди самому хотелось зарыдать, и он сдерживался из последних сил. Он должен быть сильным ради маленького брата. В конце концов Джорди остановился и присел на корточки перед Казом. — Хей, Каззи, посмотри на меня, — он приподнял ему подбородок, чтобы заставить посмотреть в глаза. — Ма теперь на небе и будет присматривать за нами оттуда. Каз поморгал и тихо прерывающимся от слез голосом спросил: — Обещаешь? — Обещаю, — Джорди заставил себя улыбнуться и встал. — А теперь пошли домой. Каз решительно кивнул и вытер слезы рукавом. После чего пошел за Джорди, по-прежнему не выпуская его ладони из своей, но больше не оборачиваясь.***
Па уже второй день не выходил из своей комнаты. И если вначале Джорди думал, что стоит оставить его пока одного, то чем дальше, тем больше беспокоился. Он как мог развлекал Каза, чтобы тот не тосковал, и готовил им поесть. Не то чтобы Джорди умел хорошо готовить, но кое-что состряпать мог. Па не появлялся даже, чтобы поесть. На третий день Джорди не выдержал и, отправив Каза поиграть в саду, пожарил картошки с овощами и постучался в комнату па. Ответом ему была тишина. Немного поколебавшись, Джорди осторожно толкнул дверь. Она открылась со скрипом. В нос пахнул резкий неприятный запах. Джорди поморщился и ступил внутрь. Несмотря на ясный день, в комнате царил полумрак из-за того, что окна были плотно занавешены. Па сидел в кресле-качалке — любимом кресле ма — бездумно уставившись в стену. Рядом с ним на столике стояла пустая бутылка. Приглядевшись, Джорди понял, что это виски. Внутри всё похолодело. Па никогда не любил алкоголь, и виски в доме держали больше для лечебных целей. Па всегда говорил, что алкоголь замутняет сознание и им не следует злоупотреблять. — Па? — позвал Джорди, неуверенно проходя внутрь. Тот вздрогнул и обратил на него мутный взгляд. — Я принес тебе поесть, — Джорди опустился на пол перед ним и протянул тарелку с картошкой. — Пожалуйста, па, тебе надо поесть. Па моргнул, ничего не отвечая, но в конце концов кивнул и взял тарелку. Джорди дождался, пока он доест всё, взял у него из безвольных рук тарелку и поставил на столик рядом с креслом. — Па, давай выйдем во двор? — умоляюще спросил Джорди. — Каз спрашивал о тебе. Он боится, что ты тоже уйдешь. И это, наконец, привлекло внимание па. Он посмотрел на Джорди гораздо более осмысленным взглядом, и вдруг по его лицу потекли слезы. Джорди испугался, не зная, что делать, но па уже неуклюже сполз с кресла, опустившись на пол рядом с ним и крепко обнял его. — О, Джорди, — хрипло пробормотал он. — Прости меня, сынок, я был таким эгоистом. Больше этого не повторится. Джорди облегченно выдохнул и улыбнулся, когда па встал и нетвердой походкой подошел к окну, чтобы раздвинуть шторы, запуская в комнату солнечный свет.***
Они не слишком много выручили с урожая, но достаточно, чтобы Джорди мог пойти в школу. Остававшийся дома Каз скучал и просился в школу вместе с ним. — Ты еще мал для школы, — уговаривал его Джорди. — Но, если хочешь, я могу рассказывать тебе, что узнаю там. Каз дулся. Он стремился не столько к знаниям, сколько к тому, чтобы всё время быть рядом с Джорди. Упертый мелкий паршивец даже несколько дней не разговаривал с Джорди и всячески игнорировал его, демонстрируя свою обиду. Причем делал это так ловко, что па ничего не замечал. И откуда столько хитрости в шестилетнем ребенке? Временами Джорди хотелось просто трепануть его хорошенько, но он сдерживался. В основном потому, что понимал: от этого станет только хуже. К счастью, Каз в конце концов сменил гнев на милость, и они вернулись к прежнему общению. Джорди облегченно выдохнул. Зато, когда Каз перестал дуться и по-настоящему заинтересовался тем, чему учат старшего брата, он оказался невероятно сообразителен для своего возраста, и вскоре уже выучился прилично читать и даже писать. Писал он, правда, ужасно коряво, но Джорди полагал, что для такого малыша это нормально. Днем Каз по мере сил и возможностей помогал па по дому, а вечерами сидел вместе с Джорди над учебниками, пока Джорди не говорил, что ему пора спать. Обычно Каз требовал сказку на ночь, но однажды тихо попросил: — Джорди, расскажи мне про ма. Я… Я забываю ее. Джорди подоткнул ему одеяло и сел рядом на кровать. Некоторое время он думал, что сказать. — Ма была… очень доброй и веселой, — начал он, немного спотыкаясь, но чем дольше он говорил, тем легче становилось. — Она постоянно что-то напевала и часто смеялась. У нее были темные глаза — цвета кофе. Как у тебя. Каз довольно поерзал при этом сравнении. — И длинные черные волосы. — Я заплетал их, да? — вдруг спросил Каз. Джорди улыбнулся и кивнул: — Да. Иногда она просила тебя заплести ей косу. — Я помню, — чуть ли не с благоговением прошептал Каз. — Они были такие мягкие и приятные… С тех пор это стало их традицией — перед сном говорить о маме. И Джорди делал это не только для брата, но и для себя. Потому что, хотя он помнил лучше Каза, он боялся, что со временем и из его памяти начнет стираться мамин образ. А такие вечера помогали помнить.***
— Джорди, смотри! Звонкий голос Каза донесся откуда-то сверху, когда Джорди вышел из хлева после кормления овец — сегодня была его очередь. Он поднял голову, пытаясь найти брата. Тот обнаружился в кроне большой яблони, которая росла прямо под окнами. А еще точнее под окном Каза. Сидел на толстой ветке и с довольным лицом болтал ногами. Джорди удивленно моргнул. — Как ты туда забрался? — спросил он. Нижние ветки яблони росли слишком высоко, чтобы Каз мог до них дотянуться, а по толстому стволу он вряд ли смог бы вскарабкаться. Каз пожал плечами и мотнул головой в сторону окна: — Из комнаты. У Джорди чуть волосы на голове не зашевелились, когда он представил, как его братишка перелезает с подоконника на качающуюся ветку. Каз, похоже, всё понял по выражению его лица, поскольку, прежде чем Джорди успел хоть что-то сказать, заявил: — Да не бойся ты — там легко совсем залезать, — и после секундной паузы ехидно добавил: — Даже ты справился бы. Джорди раздраженно фыркнул: не ребенок, а сущее наказание. — Ну же, Джорди, — сказал Каз. — Давай сюда. Знаешь, какой отсюда вид потрясающий! Закончилось тем, что Джорди поднялся в комнату Каза и через открытое окно залез к нему на яблоню, чтобы сесть рядом. И почему он всегда шел у него на поводу? Впрочем, надо признать, вид оттуда действительно открывался потрясающий.***
Джорди тихонько спустился по лестнице, стараясь как можно бесшумнее ступать по скрипучим ступеням, чтобы не потревожить Каза. У него был невероятно чуткий сон, и он просыпался чуть ли не от каждого шороха. Когда Джорди был маленьким, ночная темнота пугала его, но сейчас казалась уютной и надежной. По пути на кухню он резко остановился, заметив, что из-под двери отцовского кабинета льется свет. Джорди озадаченно поморгал. Он не знал, сколько сейчас точно времени, но подозревал, что уже достаточно поздно. Почему же па до сих пор не спит? Джорди подошел к двери и осторожно приоткрыл ее. Па сидел за столом, с хмурым видом изучая какие-то бумаги и время от времени отпивая из стакана… виски. Джорди передернулся: этот запах навсегда в его восприятии связался со смертью ма. Джорди поколебался, не зная, насколько уместно сейчас его присутствие, но мысль, что па, возможно, нужна помощь или хотя бы поддержка, пересилила, и он позвал: — Па? Тот вздрогнул и вскинул голову: — Джорди? Ты почему не спишь? Он пожал плечами: — Пить захотел. Что ты делаешь? Па вздохнул и провел рукой по растрепанным волосам. — Тебе пока не понять. Иди спать, Джорди. Он нахмурился и приблизился к столу: — Я не маленький. Я могу понять. Па невесело усмехнулся, покачал головой, но всё же ответил: — Ничего особенного, на самом деле — просто просматриваю счета, которые надо оплатить. Что-то в его старательно беспечном тоне насторожило Джорди, и он подозрительно спросил: — А у нас достаточно денег на эти счета? Па засмеялся и потянулся через стол, чтобы взъерошить ему волосы. — Конечно, достаточно, не беспокойся. Однако смех его звучал немного неестественно, а затаившаяся глубоко в глазах тревога противоречила уверенным словам. Но настаивать Джорди не стал, поняв, что больше ничего не добьется. Он старался не думать об этом ночном разговоре, но забыть не мог. Особенно когда стал замечать, каким озабоченным выглядел па, когда думал, что его никто не видит. Но насколько всё плохо, Джорди узнал только несколько месяцев спустя.***
Па шел с плугом впереди, а Джорди с Казом, отставая от него на пару десятков футов, засевали поле. Работа была однообразной и скучной, и они развлекались, по очереди придумывая истории обо всем, что попадалось на глаза. — И принцесса полюбила дракона, потому что разглядела под броней доброе сердце, — заключил Джорди свою историю. — Не может быть! — засмеялся Каз. — У драконов не бывает доброго сердца — они чудовища. Ни одна принцесса не полюбит чудовище. — А этот был дракон только с виду, — защищал своего героя Джорди. — На самом же деле он был заколдованным рыцарем. Каз фыркнул, нисколько не убежденный, и уже собирался продолжить спор, как впереди раздался крик боли. Вздрогнув, оба посмотрели вперед и не увидели фигуры отца. Зато увидели большую бесформенную кучу на пашне. Оба со всех ног помчались туда. Будучи старше, Джорди добежал первым. И резко остановился, в ужасе уставившись на тело отца, практически выпотрошенное плугом. Всё вокруг, словно красными цветами, забрызгало кровью. Джорди развернулся и вытянул руки, пытаясь остановить брата: — Нет, Каз, не подходи! Тебе не надо… Но поздно. Каз подбежал достаточно близко, чтобы увидеть. Он застыл, бледный как привидение, расширившимися глазами уставившись на тело отца. — Па! — едва слышно выдохнул он, и в его голосе уже слышалось рыдание. Джорди схватил его за плечи и повернул к себе так, чтобы спрятать его лицо у себя на груди, и крепко обнял. — Не смотри, Каз. — Па! — повторил тот, всхлипнув, и изо всех сил вцепился в Джорди. Джорди сам не понимал, что говорит, гладя Каза по голове. Единственное, что он знал: ему надо увести отсюда брата. Беспокойство за него заглушило собственную боль, растерянность и ужас. Джорди понятия не имел, что делать, и потому, отведя Каза домой и взяв с него обещание никуда не уходить, отправился к соседям за советом и помощью. Всё последующее слилось для него в серый кошмарный сон. К счастью, соседи у них были добрые люди, сочувствовали осиротевшим мальчикам и старались им помочь. Собрали с пашни тело отца, избавив Джорди от необходимости заниматься этим самому, уладили все формальности и договорились о похоронах. Джорди оставалось только служить поддержкой для Каза. Тот не плакал как после смерти ма, а только сидел неподвижно и невидящим взглядом смотрел вдаль. Ночью он почти не спал, а если и засыпал, тут же с криком подскакивал. Джорди и сам не очень-то мог заснуть: жуткая картина до сих пор стояла перед глазами, стоило их закрыть. Так что он сидел рядом с Казом, крепко прижав его к себе, и пытался придумать, что делать дальше. Когда дело дошло до наследства, выяснилось, чем па был так озабочен в последнее время. Ферма переживала не лучшие времена. За ней числилось немало долгов и займов. — Вам не вытянуть ферму, парень, — сокрушенно покачал головой их сосед мистер Брэдли. — Вы окончательно разоритесь уже к концу года. Советую тебе продать ее, пока не поздно. Джорди долго думал над предложением мистера Брэдли и в итоге решил согласиться. Он в любом случае всегда мечтал попытать счастья в Кеттердаме. Столица представлялась ему сказочным городом, в котором открываются сказочные возможности. С начальным капиталом от продажи фермы у него будет неплохой старт. Он начнет с небольших подработок, чтобы в конце концов стать купцом. Сможет обеспечить Казу приличное образование и безбедную жизнь им обоим. — Но я не хочу в Кеттердам, — запротестовал Каз, когда Джорди рассказал ему об этих планах. — Я хочу жить здесь. — Я знаю, — вздохнул Джорди. — Но пойми, мы не можем остаться. Мистер Брэдли прав: нам не вытянуть ферму, слишком много долгов. Каз надулся, не желая сдаваться. Джорди притянул его к себе и потрепал по волосам. — Всё будет хорошо, Каз. В Кеттердаме я заработаю денег. Может, мы даже когда-нибудь сможем выкупить ферму обратно. Каз посопел и поднял на него большие темные глаза: — Обещаешь? Джорди ободряюще улыбнулся: — Обещаю.