Ради твоего здоровья

Когда это случается в первый раз, Эда не сразу понимает, что происходит. Боль в груди за те недели, что она проводит в обществе Болатов, становится привычной, потому что каждое обидное слово и каждый презрительный взгляд дротиками застревают где-то в районе сердца. Как иронично, думает она, глядя на исцарапанную фотографию на стене. Сначала она пыталась уколоть Серкана побольнее, а теперь сама истекает кровью. Салфетка в алых пятнах отправляется в сумочку ко второй такой же, потому что нельзя, чтобы тётя увидела их прежде, чем Эда во всем разберется. Сначала она решает, что это бронхит. Или туберкулез. Ну в крайнем случае рак, и эта мысль даже в какой-то степени радует, потому что он не заразный. Эда мало что знает о медицине, а попасть к врачу, когда Серкан отпускает ее от себя разве что для того, чтобы поспать пару часов, не представляется возможным. Она даже думает сходить в больницу в субботу вместо волонтерства в приюте, но Серкан, как всегда, ее опережает. - Что с тобой? - хмурится он, когда ей не удается сдержать кашель. От попыток подавить судорожные сокращения горла на глазах выступают слезы, и Эда молится, чтобы приступ быстрее прошел и ее фиктивный жених-ипохондрик не устроил скандал из-за того, что она нарушает условия контракта. Серкан тянется к ее руке проверить пульс - Аллах, кто ему сказал, что пульс - это ответ на все вопросы? - но Эда отшатывается, не позволяя к себе прикоснуться. Голова кружится из-за нехватки воздуха и в глазах темнеет, но она заставляет себя стоять на ногах. Нельзя показывать слабость, не перед этим человеком. Она себя не простит. - Мы едем в больницу, - решает Серкан. На его лице - ослиное упрямство, и Эда знает, что если не пойдет сама, он потащит ее силой. - Нет, - через силу хрипит она и сглатывает кровь. От мерзкого вкуса начинает еще и тошнить, и это худший день в жизни Эды, определенно. Хуже был разве что тот, когда она сдуру поцеловала Серкана Болата у всех на глазах. - Эда, - давит он начальственным тоном. Краем глаза Эда замечает, что в переговорную заглядывает Энгин, но тут же исчезает, заслышав очередную ссору. - Я еду в больницу, - решает она, потому что это лучший шанс, и, возможно, Серкан на этом успокоится. - А у тебя встреча с клиентом. - Лейла! - орет он на весь офис, и Эда бы тяжело вздохнула, если бы не боялась, что из-за этого снова раскашляется. Были ли у нее шансы убедить в чем-то Серкана Болата? Скорее всего, рядом с ним у нее даже не было шансов выжить. Когда врач ставит диагноз, с растерянным видом перебирая рентгеновские снимки и результаты анализов, Эда не чувствует даже удивления, лишь какое-то тупое неверие, потому что это не может быть правдой, ну никак. Невозможно. Невообразимо. - Цветочная болезнь? - переспрашивает она. - Вы шутите? Врач, седой мужчина с добрыми глазами, смотрит на нее с отцовской жалостью, и Эда сжимает зубы с такой силой, что начинают болеть еще и они. Слава Аллаху, ей удалось вытолкать Серкана из кабинета и он ничего не узнает. - Случай крайне редкий, - признает врач. - Я видел такое всего раз, много лет назад. - И что стало с тем человеком? Врач не отвечает, но Эда догадывается сама. Захлебнулся кровью, задохнулся цветами. С ней такого не будет. - Этого не может быть, - упрямо говорит она. - Я не влюблена. - Ваш организм думает иначе, - пожимает плечом врач. Дверь в кабинете тонкая, и Эда слышит голос Серкана из коридора, как он раздает приказы по телефону и на что-то ругается. Главное, чтобы он не слышал, что происходит внутри. - И что мне делать? Врач задумывается на мгновение, вытягивает губы трубочкой, а потом поджимает их. - Поверить, что ваша любовь взаимна, - наконец отвечает он. - Цветы сидят в ваших легких, это правда, но сама болезнь, - он легко стучит указательным пальцем себе по виску, - сама болезнь - в голове. Если вы поверите, то симптомы должны уйти. Или вы можете разлюбить того человека, хотя я сомневаюсь, что это осуществимо, раз дело зашло так далеко. От смеха Эду удерживает только вежливость, которую тётя вбивала в нее с детства. Разлюбить Серкана? Как можно разлюбить того, кого ненавидишь? Да она даже не начинала его любить, а уже пора заканчивать. - Не говорите господину Серкану, - требует она. - Это врачебная тайна. Врач кивает, хоть и не сразу. Наверняка Серкан щедро заплатил за все эти осмотры и консультации и потребует ответов, но Эду это не волнует. Ее здоровье никак его не касается, и плевать, что написано в контракте. Когда в их безумной жизни выпадает пара часов спокойствия, Эда листает тётины справочники, гадая, какими окажутся цветы, прорастающие в ее легких. Это так иронично, думает она, флористка с цветочной болезнью, кому сказать - не поверят. Она и сама до конца не верит, надеясь, что врач ошибся и это бронхит. Или рак. Или, на худой конец, туберкулез, и тогда Серкан ее убьет, потому что она точно заразила всех вокруг. Она в любом случае умрет молодой и по вине Серкана, так какая разница. - Выбираешь цветы для проекта? - с интересом спрашивает он, заглядывая ей через плечо. Эда неопределенно хмыкает. Конечно, для проекта, ведь ее же не может заботить ничего, кроме работы. Уж робот Болат точно бы не стал плеваться цветочками из-за неразделенной любви, и Эда совсем ему не завидует. Ни капельки. Ни на секунду. - Тебя не касается, - с милой улыбкой отвечает она, и Серкан улыбается в ответ. - Меня касается все, что ты делаешь, Эда Йылдыз, - тянет он, и так легко поверить, что ему не все равно, что в груди опять начинает болеть. - Я сейчас, - бросает она, сбегая в туалет быстрее, чем ее успевает скрутить приступом кашля. Загадка века - почему Серкан до сих пор не отправил ее на карантин или не припер к стенке, заставив рассказать правду, с его-то мнительностью. Эда мысленно благодарит врача за то, что скрыл ее тайну, и отсчитывает минуты до момента, когда у Серкана лопнет терпение - или чем он там руководствуется, когда решает не приставать к ней, - и он потащит ее на новый осмотр, и в этот раз ей не удастся от него отделаться. - Ты в порядке, Эда? - в голосе Селин беспокойство, но на лице - хищнический интерес. - Ты же знаешь, как Серкан заботится о своем здоровье. - Как это мило с твоей стороны, Селин, - почти поет Эда. - Но думаю, Серкан сам решит, волнует его мой кашель или нет. Эда надеется, что в ней прорастут ландыши и она сможет плеваться ядом во всех, кто отравляет ей жизнь. Хоть какое-то удовольствие в этой ситуации. Эда всерьез задумывается о смерти, только когда появляются первые лепестки. От этих мыслей ее трясет всю ночь, а наутро она кое-как выпрашивает у Серкана выходной, отговариваясь тем, что нужно срочно помочь тёте в магазине, но сама остается дома. - Что с тобой, Эда? - Джерен от волнения сжимает ее руки так сильно, что они начинают неметь. - Ты заболела? - Я сошла с ума. Эда чувствует волну облегчения, наконец-то признавая это вслух. Ей не нравится, как легко ей удается обманывать близких, и то, что Джерен обо всем догадалась сама, становится просто подарком небес. Эда даже показывает ей рентгеновские снимки, хотя они все равно ничего в них не понимают. - Цветочная болезнь? - удивление в голосе Джерен плавно перетекает в обреченность. - Но как же так? Ты же говорила, что ненавидишь Серкана. - Я его ненавижу, - подтверждает Эда, стараясь не давать воли слезам. Она думала, что все выплакала ночью, но вот подруга уже мысленно ее хоронит, и Эда снова всхлипывает. - Ненавижу. Он разрушил мою жизнь. Все у меня отнял. Что он за человек такой? - Эда… - Джерен обнимает ее, и Эда снова плачет, проклиная Серкана Болата и тот день, когда он появился в ее жизни. - Я не хочу умирать. Не хочу. Не из-за него. - Тише, - Джерен старается улыбаться, но получается плохо. - Может, он тоже любит тебя? Вам просто нужно поговорить. - Ну конечно, - Эда качает головой и тоже улыбается. - Скорее, тетя и госпожа Айдан станут лучшими подругами. Серкан выдерживает полдня разлуки и заявляется в обед. - Ты закончила? Поехали, - он нетерпеливо притоптывает ногой, стоя рядом с автомобилем. - Разве у тебя нет работы? - Эду разрывает между желанием захлопнуть дверь у него перед носом и готовностью сесть в машину, и пусть он везет ее куда захочет. - Есть. Но я ничего не ел со вчерашнего вечера, поэтому поехали уже. - Если бы ты еще питался нормально, - качает головой Эда, все-таки выходя на крыльцо. - Зато у меня нет проблем со здоровьем. Буду жить долго и счастливо. Наверное, Эде следовало быть умнее и не поднимать эту тему. Наверное, ей все же стоило захлопнуть дверь и не видеться с Серканом следующую неделю. Или месяц. Или до конца жизни, которая, судя по всему, будет короткой и очень, очень несчастливой. Последнее, что она запоминает прежде, чем мир растворяется в черноте, - голос Серкана, в панике зовущий ее по имени, и собственную глупую мысль: “А как ты будешь жить без меня?”. Открыв глаза, Эда с облегчением обнаруживает себя на лавке в собственном саду. Запах бугенвиллий и глициний наполняет легкие, и она глубоко вдыхает, не сразу вспоминая, что делать этого не стоит. Боль тут же сковывает грудную клетку, и Эда едва успевает скатиться с лавки, врезаясь коленями в бетон, как ее накрывает очередным приступом. Она зажимает руками рот, боясь, что Серкан услышит, хотя поблизости его не видно. Лепестки фиалки скрипят на зубах, и Эда не понимает, как раньше могла считать конфеты с ними вкусными, потому что сейчас единственное ее желание - выцарапать их из легких, а потом повыбрасывать из дома все горшки и больше никогда, никогда их не видеть. Все это какая-то бесконечная насмешка, думает она, подползая к столу, чтобы взять с него салфетки и торопливо сплюнуть кровь вперемешку с фиолетовыми лепестками. Фиалки - символ чистой любви, но в их отношениях с Серканом нет ничего чистого, начиная с контракта, который шокировал бы тех, кто о нем прознал, и заканчивая мыслями, которые появляются в голове у Эды, когда ее фиктивных жених оказывается слишком близко, смотрит слишком пристально, улыбается слишком самодовольно. Иногда ей так хочется сделать ему больно - ударить, укусить, дать то, чего он хочет больше всего, а потом отобрать это в последний момент, как он поступил с ней, - чтобы он тоже почувствовал эту ненависть, понял, как ей плохо, и оставил ее наконец в покое. Он послушно повторяет за ней “Я тебя ненавижу”, но Эда знает: на самом деле у него нет ни одной причины ненавидеть ее, в то время как у нее - миллион причин, чтобы ненавидеть его. Ну и откуда здесь взяться чистой любви? Эда знает, что несправедлива, но все равно не может не думать о том, что ее трагическая преждевременная кончина дала бы Серкану отличный повод снова сблизиться с Селин. Наверняка, эта змея не упустила бы шанса утешить показательно скорбящего жениха. Эда представляет рыдающих девочек и тётю, и сурового Серкана в черном костюме, расстроенных Энгина и Лейлу и даже Сейфи, хотя вряд ли он покинет госпожу Айдан ради похорон какой-то там Севды, и тяжело опускает голову на лавку. Нужно гнать от себя такие мысли, нельзя звать смерть раньше времени, но что поделать, если она уже здесь, сидит у нее в груди и царапается, толкается, рвется наружу вместе в цветами? - Эда? - встревоженный голос Серкана отвлекает ее от мрачных мыслей. Он торопится к ней со стаканом воды, и Эда с благодарностью его принимает. - Ты что, упала? - Серкан суетится вокруг, осторожно поднимает ее на руки и снова усаживает на лавку, еще сильнее хмурясь при виде разбитых колен. - Так нельзя, Эда. Нужно что-то делать с твоими обмороками. Я же не всегда буду рядом, чтобы поймать тебя. Это точно, думает Эда. Через сорок дней их контракт закончится, и Серкан уйдет, если она сама не сделает этого раньше, и к этому нужно подготовиться, как бы ей не хотелось сохранять оптимизм. - Я хочу внести изменения в контракт. - Вот как? - Серкан вздергивает бровь, автоматически переходя в режим бизнесмена и готовясь торговаться. Роботом иногда так легко управлять. - И чего же ты хочешь? - Если я по какой-то причине не смогу продолжить учебу, ты отдашь деньги моей тёте на развитие магазина. - Хорошо, - неожиданно легко соглашается он, и Эда закрывает рот, который успела открыть для того, чтобы начать убеждать его, или ругаться, или угрожать, что в противном случае он может забирать помолвочное кольцо и катиться с ним к Селин. - Но тогда у меня тоже есть условие. Ты еще раз покажешься врачу. - Без тебя? - уточняет Эда, потому что она представить себе не может, как будет выпутываться, если Серкан обо всем узнает. - Без меня, - он недоволен, Эда это видит, но все равно соглашается. В груди снова болит, то ли от благодарности, то ли от облегчения, и Эда выбирает проигнорировать осторожное прикосновение его пальцев к ее саднящим коленям. - Договорились, Серкан Болат. - Договорились, Эда Йылдыз. Конечно, второй визит в больницу не приносит никаких результатов, но Эду теперь беспокоит, что количество людей, посвященных в ее тайну, возрастает до трех. Невролог, к которому ее отправил Серкан разбираться с обмороками, советует ей меньше нервничать и практиковать дыхательную гимнастику, чтобы стресс или слишком резкий вдох не провоцировали кашель, хотя Эда сильно сомневается, что это сможет хоть как-то ей помочь. Она рассказывает об этом Серкану, разумеется, умалчивая о самом важном, и тот снова загорается идеей заниматься спортом вместе. - Это точно поможет справиться со стрессом, - убеждает ее он. - Верховая езда? Бокс? Снова попробуем плавание? Он смотрит на нее с надеждой, но Эда отметает все варианты. Она даже думать боится о том, что может произойти при таких физических нагрузках, и лишь спустя некоторое время понимает, что все, что он предлагал, находится на территории его поместья. - Ты пытаешься затащить меня к себе домой? - насмешливо спрашивает она. - Если не хочешь тренироваться со мной, - прищуривается он, - можешь заниматься йогой с мамой. - С госпожой Айдан? - Эда даже смеется, представляя эту картину. Вот уж точно, стресс ей будет обеспечен. - Твое стремление контролировать меня переходит все разумные границы. На это Серкан ничего не отвечает. Он ни разу не возразил, когда Эда обвиняла его в зацикленности на контроле, и, наверное, это должно о чем-то говорить, но она понятия не имеет о чем именно. Он постоянно хватает ее за руки, тянется обнять, подходит так близко, что достаточно просто качнуться вперед - и можно опять поцеловать его, а потом списать все на случайность. Серкан Болат соблюдает условия их контракта, только когда ему это выгодно, и Эда жалеет, что не догадалась придумать систему наказаний, чтобы ставить его на место, когда он в очередной раз вторгается в ее личное пространство. Когда Серкан дарит ей флорариум, Эде хочется истерически рассмеяться. На столе перед ней лежат три фиалки, которые она выкашляла десять минут назад. Серкан Болат дарит ей цветы каждый день, только не знает об этом. Эда наливает чистой воды из кувшина, промывает фиалки от крови и опускает их в центр флорариума. Если смотреть со стороны, то их не видно, но можно представить, что они с Серканом создали что-то прекрасное вместе, и Эде нравится эта мысль. Она оставляет флорариум на тумбочке у постели и разглядывает его следующим утром до тех пор, пока Серкан не начинает названивать ей, потому что она до сих пор не готова, а они опаздывают на осмотр дома клиента. Если бы Эде еще месяц назад кто-нибудь сказал, что она начнет ненавидеть цветы, она бы не поверила. Цветы окружали ее всю жизнь, были ее вдохновением и убежищем, она учила детей правильно обращаться с ними и видеть их красоту, но теперь они символизируют для нее смерть. Серкан Болат умудрился отобрать у нее не только будущее, но и прошлое, а настоящее запер в стеклянной ловушке у себя на столе. - Это так романтично, - вздыхает Мело, когда видит засушенные фиалки рядом с ноутбуком Серкана. - Зятёк так тебя любит, смотрит на них и думает о тебе. Эду тошнит при одной мысли о тех фиалках, которые она случайно обронила в переговорной еще до того, как они поселились у нее внутри. Серкан должен был просто выбросить их, а не превращать в объект внимания всех, кто к нему заходит. Эде хочется запустить их в стену, чтобы стекло разлетелось на осколки, а потом растоптать то, что останется, но Серкан и так считает ее сумасшедшей. Хоть бы Селин от них избавилась, думает Эда, но у этой белой моли диапазон эмоций еще меньше, чем у робота Болата. - Селин и Ферит сегодня придут к нам на ужин, - напоминает Серкан, не отрываясь от ноутбука. - К нам? - Эда не сразу соображает, о чем он говорит. Приступ, случившийся полчаса назад, совсем ее вымотал, и если бы она и правда была такой сумасшедшей, какой ее считает Серкан, то просто легла бы на стол прямо перед ним и заснула. - К нам, Эда, - голос ее фиктивного жениха сочится раздражением и нетерпением. - Ты уже забыла, что по твоей милости мы живем вместе? Точно, вспоминает Эда, она же сама пригласила Селин в дом Серкана, чтобы показать, как они обустраивают семейное гнездышко. Это, правда, было до того, как из ее легких полезли целые соцветия фиалок, поэтому в данный момент Селин и ее мнение - последнее, что волнует Эду в этом мире. - Я не могу, - отвечает она почти на автомате. У нее больше нет сил изображать счастливую невесту и улыбаться, отчаянно надеясь, что ее организм смилостивится и не станет устраивать кровавое шоу на глазах у всех. - Что значит “не могу”, Эда? - Серкан все-таки отрывается от ноутбука. На его щеках играют желваки, глаза мечут молнии, и если он хочет убить ее, то пусть делает это побыстрее, потому что Эде надоело мучиться. - Это была твоя идея. - Сегодня нельзя, - пробует она еще раз. В голове гудит от боли, а горло и грудь дерет, как будто у нее простуда, и то ли Серкан и правда бесчувственный болван, то ли у нее талант, но он, похоже, ничего не замечает. - Я не успела перевезти к тебе вещи. - Так иди и реши эту проблему, - резко отвечает он, и в этот момент Эда ненавидит его всей душой даже сквозь усталость и боль. Солнечный свет издевательски подсвечивает баночку с фиалками, словно какую-то драгоценность, и Эде хочется плакать, а потом смеяться и снова плакать, потому что все это - дурной сон, от которого она никак не может очнуться. Может быть, ее сбила машина и она лежит в коме, и все это ей просто видится, и нет никакого Серкана Болата, нет контракта и нет цветов, пытающихся ее убить. - Я решу, - шепчет она, и Серкан прищуривается с подозрением, но все равно возвращается к работе. - Я решу. В поместье Болатов цветов почти нет, и только поэтому дом Серкана в данный момент нравится Эде больше ее собственного. Она и правда осталась бы тут жить - в изоляции, как госпожа Айдан, - если бы хозяин не возвращался каждый вечер домой и не пытал ее своим вниманием. - Я смотрю, ты здесь хорошо устроилась, - прохладно замечает Селин, возвращаясь якобы из туалета. - Да, ты знаешь, я так полюбила этот дом, надеюсь, мы будем жить здесь после свадьбы, - с лихорадочным восторгом отвечает Эда, и рука Серкана железным обручем стискивается у нее на талии. - Что с тобой? - шипит он ей на ухо, умудряясь одновременно зубасто улыбаться гостям. Все хорошо, хочет ответить Эда, но не может, потому что все совсем не хорошо. В груди разгорается пожар, а во рту разливается медный вкус крови, и последней каплей становится контракт, который она едва успевает выдернуть из рук Селин. - Что это значит, Серкан? - требовательно вопрошает Селин, пока Эда тихо отступает в темноту. Нужно бежать, нужно где-то спрятаться, чтобы никто ее не увидел и не услышал, но ноги отказываются повиноваться. - Серьезно? - смеется Ферит. - Контракт о любовных фантазиях? Эда провалилась бы сквозь землю от стыда, если бы сейчас ее заботили насмешки и их последствия, но нарастающая боль крепко держит ее на месте. Она едва успевает скрыться за деревом, как ее скручивает от кашля. - Эда? - обеспокоенно зовет Серкан. - Эда! Эда опускается на колени, потому что стоять уже невозможно, и закрывает рукой рот, но цветы душат ее и крови слишком много, и она течет по пальцам, капая на землю. Она едва чувствует руки Серкана на своей спине, но голоса слышит отчетливо. - Я вызову скорую! - испуганно кричит Ферит, и она находит в себе силы схватить Серкана за плечо. - Ннн… - она хочет сказать “нет, не надо скорую, они мне не помогут”, но получается лишь невнятный стон. На лице Серкана ужас и паника, и Эда решает, что терять уже нечего. Согнувшись в новом приступе кашля, она выплевывает фиалки ему под ноги и судорожно вдыхает, радуясь, что не умрет где-то между летней кухней и конюшней в доме человека, виновного во всех ее бедах. - Не надо скорую, - наконец хрипит она, приваливаясь в дереву. Руки Серкана по-прежнему поддерживают ее плечи, но глаза мечутся между цветами и ее лицом. Селин кудахчет где-то на фоне, а вдалеке раздаются крики Ферита, госпожи Айдан и Сейфи, и вряд ли Эде теперь позволят сбежать ничего не объяснив. - Я хочу домой, - все равно пробует она, и Серкан предсказуемо суровеет, забывая о панике. - А я хочу объяснений, - отрезает он и поднимает ее на руки. Когда он разворачивается к дому, поверх его плеча Эда успевает заметить, что он раздавил цветы, наступив на них каблуком ботинка. “Так вам и надо”, - мстительно думает она и закрывает глаза. Скорая все же приезжает, но парамедики лишь разводят руками, приводя Серкана в бешенство. - Что значит “вы ничего не можете сделать”? - орет он, и Эда морщится, поглубже закапываясь в одеяло на диване. - Простите, господин, - винится молодой врач. - Мы можем сделать укол обезболивающего и отвезти госпожу в больницу, но с цветочной болезнью ничего не поделаешь. Сейфи выпроваживает медиков, пока Серкан не растерзал их, а потом кое-как уводит госпожу Айдан, которая впервые называет Эду по имени и предлагает вызвать специалистов хоть в другого конца света, потому что нельзя же так. - Милая девочка, - она сама чуть не плачет, пока Сейфи мягко тянет ее к выходу, а Серкан закрывает за ними дверь. - Кто он? - он почти рычит, а Эда уже достаточно пришла в себя для того, чтобы помотать ему нервы и получить от этого удовольствие. - Энгин, - глухо отвечает она, и от выражения его лица ей хочется расхохотаться. - Энгин? - почти по слогам повторяет Серкан, и Эда хихикает. - Ага. Влюбилась в него в первого взгляда, а он любит Пырыл. - Пырыл? - повторяет за ней Серкан, словно болванчик, и Эда смеется уже в открытую. Внутри все болит, но в теле - странная легкость, как будто она выпила чуть больше вина, чем было необходимо. Наверное, это от близости смерти, или от облегчения, что все закончилось, и когда Эда вспоминает о Селин, помолвочное кольцо в виде цветка внезапно кажется ей невероятно тяжелым. - Вот так мне не повезло в любви, представляешь? - грустно улыбается она, и Серкан нависает над ней с грозным выражением лица. - Ты можешь быть серьезной, Эда? Речь о твоей жизни, а ты насмешничаешь. - А что мне делать, Серкан? Плакать? Она поднимается на ноги, вынуждая Серкана отступить на шаг назад, но он тут же притягивается обратно, словно у них внутри - противоположные полюса магнита. Эду пробирает дрожью от его близости и желания снова почувствовать его руки на своем теле, и она точно сошла с ума, если думает о таком после случившегося. - Возьми, - она стягивает с пальца кольцо и протягивает его Серкану, но тот не шевелится. - Зачем ты его снимаешь? - ровно спрашивает он. - Наш контракт еще не закончен. - Какой контракт, Серкан? - Эда снова смеется, но теперь в ее смехе слышатся нотки истерики. - Селин все видела. Как я могу изображать счастливую невесту, если умираю от неразделенной любви? Она вкладывает кольцо в ладонь Серкана и разворачивается, чтобы уйти, но сильные пальцы смыкаются на ее запястье, словно наручники, которые когда-то соединили их судьбы. - Кто он? - Серкан тянет ее на себя, и Эда почти распластывается у него на груди. Горячее дыхание опаляет ее губы, и она серьезно обдумывает, не стоит ли поцеловать его еще раз напоследок. Может быть, если он ответит ей, симптомы болезни уйдут хотя бы на пару дней. Главное, успеть сбежать до того, как они опять начнут ругаться и их истинные чувства друг к другу снова станут очевидны. - Какая тебе разница? - Эда вздергивает бровь, стараясь сохранять спокойствие. - Это вопрос веры, Серкан, а я знаю, что он любит другую. - Ты уверена? Эда пытается отстраниться, но Серкан тянет ее на себя, пока его губы не касаются ее щеки. Она закрывает глаза с ощущением, что балансирует на краю пропасти и вопрос только в одном - поймают ли ее, если она прыгнет. - Ты нарушаешь условия нашего контракта, - шепчет она, пока поцелуи Серкана ползут куда-то к ее уху. - Я не разрешала к себе прикасаться. - Думаю, я получил это право, когда ты решила скрыть от меня свою болезнь. Все честно, Эда. От его глубокого голоса до спине Эды ползут мурашки, и она невольно жмется ближе к его горячему телу, хотя кажется, что ближе уже невозможно. Боль в груди окончательно стихает, и впервые за время болезни Эда делает глубокий вдох, не опасаясь через секунду захлебнуться кровью. - Что, если я скажу, что безумно влюблен в тебя, Эда Йылдыз? Это тебе поможет? Серкан целует ее, не дожидаясь ответа, и этот поцелуй совершенно не похож на их первый: он требовательный, и напористый, и совершенно не оставляет шансов на сопротивление. Эда хватается за плечо Серкана, ровно в том месте, где остался кровавый отпечаток ее ладони. Наверное, в ее крови и правда есть что-то заразное, раз он тоже сошел с ума. - Ну как? - хрипло спрашивает он, на секунду отрываясь от нее и тут же целуя снова. - Терапевтический эффект достигнут? Эда моргает, пытаясь сбросить с себя морок удовольствия. Все это кажется нереальным, видением, порожденным агонией умирающего тела. Возможно, она все-таки задохнулась там, во дворе, и попала в рай. - Как я могу тебе верить? - спрашивает она, и Серкан усмехается так самодовольно, что хочется его поколотить. - Значит, ты все-таки признаешь, что влюбилась в меня? Сказала бы сразу, и не пришлось бы мучиться. - Даже не думай, Серкан Болат, - слабо улыбается она в ответ, потому что нельзя позволять ему так зазнаваться, даже если его любовь в прямом смысле спасает ей жизнь. - Я ненавижу тебя. - Другого я и не ждал, - пожимает он окровавленным плечом, но в глазах его светится что-то очень похожее на счастье. - Тогда ты не против, если мы заключим новый контракт? - Это еще зачем? - Ну, знаешь, - его улыбка из самодовольной трансформируется в соблазнительную. - Нам же придется проводить лечебные сеансы. Закреплять эффект. Очень стараться ради твоего здоровья. - Ради моего здоровья, - скептически повторяет Эда, живо представляя все, что он подразумевает под невинными словами, и бьет его по плечам. - Ты просто невыносим, Серкан! Серкан хохочет, и Эда всем телом ощущает вибрацию его радости. Наверное, фиалки у нее в груди умирают прямо сейчас, не в силах сопротивляться этой энергии, поэтому поддаться ему один раз - малая цена за то, что он делает для нее. - Только ради моего здоровья, - соглашается Эда и целует его сама.