Пока мне не исполнилось пятнадцать.

Этот чертов кабак. Давно пропахший перегаром и дымом дорогих сигар. Аромат извращений и постоянный запах алкоголя уже никогда не выветрится. В этом логове разврата, где маленьких мальчиков, разодетых в девчачьи платьица, длиной в два-один фут, так и норовят ущипнуть за член грязные извращенцы. В этом забытом, нормальными людьми и полицией месте. В этом грязном, постоялом дворе. В этом блядском построении я живу с двух лет. Меня зовут Шон. Хотя, кто его знает. Может и по-другому кто-то меня звал, когда-то. Это имя я дал себе сам. Я не уродлив, не сопливо красив, как мои так, сказать "сослуживцы". Не умен, не имею даже трех классов приходской школы. Зато, может это и не достоинство и тут нечем гордиться, но почти с пяти лет умею хорошенечко работать ртом под столом. Я давно не чист. Давно осквернен, пропитан грязью этих мест. Я порочен, я никогда не знал никого, кроме мужчин. Мне уже почти пятнадцать. Скоро я буду непригоден. Здесь ценятся только совсем юные дарования. Для особых Vip - клиентов. После 15 меня убьют. Что бы не пошел в полицию, не пожаловался. Отсюда нельзя бежать. Я пытался. Просто ловят и вкалывают что-то. Потом пустота. Волны ярких, бушующих синим пламенем в теле, искр. Они наполняют теплотой. Потом тишина. Такая необходимая, такая долгожданная. Потом ты просыпаешься с растраханной вусмерть задницей, которая густо сочится кровью. Струйки стекают на ледяной, каменный пол. Маленькими лужицами заполняя в нем трещины. Клетка. Огромные ржавые прутья, погашен свет. Зад неимоверно зудит и отдается болью везде, где только может. Все это время на тебе из одежды лишь кляп и ошейник. У особо провинившихся связаны руки. Тело давно покрыто шрамами. Шрамами, скорее не такими физическими, сколько моральными. Просто на душе их не видно, а тут оставили доказательство "Плохого поведения" Самым непослушным вставляют что - то в и так оприходыванную до нельзя, дырку. Оно давит, тебе еще больнее, а потом так приятно. Руки связаны, член набух. Ты пытаешься потереться им о что, только можешь. О холодные, такие же каменные стенки. Шершавые. Сдираешь о них нежную кожицу. Больно, приятно, так хорошо. И в то же время очень унизительно, грязно, жутко, невыносимо. Особенно, когда на тебя смотрят пара посторонних глаз. Даже в темноте ты ощущаешь их на себе. Хотя, тебе ведь не привыкать. Бывает, что про тебя забывают. Ты лежишь, а кожа начинает гноиться. Ведь та штука, она давит, жутко давит внутри. И ты постоянно трешься о стены. Усугубляя и так плачевное положение. Тебя в это время не кормят. Просто смотрят, потешаются. Если конечно не забыли, что ты существуешь. Иногда приходится отсасывать, чтобы тебя выпустили. Обычно, так и бывает. Это мерзко. Но я уже привык. Я пытался бежать, жаль, что выхода нет. Клиенты, они часто говорили, что заберут меня отсюда. Они говорили, что любят меня. Я отдавался им. Хотя, я и так бы отдался. Но так, наверное, я правдоподобнее стонал. Они умеют только обещать. За пятнадцать лет я в этом убедился. Убеждался каждый раз, когда извивался, кусал локти, изливался. А потом, а потом они уходили к другой потаскушке. Нас таких тут больше сотни. Сотня проданных своими матерями, сотня из приемников для ненужных детей, сотня украденных из домов детей. Нас всего сотня - сотня искалеченных душ. Завтра меня ведут убивать. Завтра, мой пятнадцатый день рождения. У меня был друг. Забавный парень. Ему было тогда тринадцать, а мне одиннадцать. Мы даже пытались совокупляться раз. Играли, дурачились. Когда не было клиентов конечно. И этот маленький дворик около бара, загон для рабов не казался таким тесным. Через два чертовых года мы успели стать как братья. Через два чертовых года после его прибытия его не стало. Может в этом месте кто-то и живет иллюзиями. То теперь, точно не я. Люди идиоты. Надеются на лучшее, ждут этого лучшего. До последнего. Даже на пороге смерти, они все равно надеются, что их вот-вот спасут. Пока голова не летит вниз отдельно от тела. Больные. Все они больны иллюзиями идеального мира. Как и я сам. Мы сами его себе создаем, из ничего и продолжаем жить надеждой, которой нет. Завтра - им придет конец. -Эй, парень. - Меня шепотом позвали откуда - то сверху. Все как хочет клиент, придется выбраться. Надеюсь я снова не ударюсь о крышку стола. Клиентам не нравятся синяки на лице. Но за один день они не появятся, а завтрашний день для меня уже не наступит. -Простите, слишком медленно? - Я сделал тембр женственней настолько, насколько мог в этот период. Голос начинал ломаться. -Отпусти. - Мужчина, на вид лет тридцати злобно нахмурил брови. Член из рук выпустить все же пришлось. - Хочешь сбежать отсюда? Слабый огонек надежды. Да кому я вру, она давно потухла. -Завтра все кончится, можете меня трахать без этого. Я буду стараться получить последнее удовольствие. - Я ухмыльнулся. Чуть не заплакал, но сделал рожу ехидней. - А вас возбуждают маленькие, мертвые шлюхи? - Мои глаза были игривы. Когда я снова опустился и заглотнул его дружка по самые гланды. Я ласкал так, как будто больше никогда не увижу пениса. Хотя, наверное так и есть. Получив разряд спермы, глотать ее не стал. Улыбнулся, безнадежно, шире, ярче. Все потекло меж губ. Вытекая на его кожаные ботинки, растекаясь ручейком из белых луж. -Беги. - Мне тихо прошептали на ухо. Наклоняясь ко мне так, что бы никто не услышал. Так, как будто он хотел меня поцеловать. Я просто блеванул. Может, мне настолько чужды прикосновения. Но белые струйки теперь стали ало - зелеными. Кровь, смешно. После этого я ни черта не помнил. Только три слова. "Теперь, тебя, тащить."