orange love

the kooks - naive the kooks - seaside

Бэкхён сдувает упавшую на глаза растрёпанную тёплым ветром чёлку и, отставив забитый пакет с рисунком каких-то волшебных цветов на коврик у двери, пытается вытащить ключи из внутреннего кармана куртки так, чтобы не расстёгивать молнию. Замок, на удивление, не заедает и пропускает парня в квартиру с первого раза. - Чанёль! Пакет затаскивается в квартиру, а молнию всё равно приходится расстёгивать. Бэкхён распутывает узелки-бантики на красных кедах и аккуратно стягивает их с носков с рисунками звёзд. Всё-таки, кеды классные и самые любимые, надо обращаться с ними осторожно. - Пак Чанёль! Бэкхён думает, что Чанёль ещё вовсю досматривает свои наверняка порнушные сны в обнимку с двумя подушками. Как, в принципе, и всегда. Но нет, в комнате парень не обнаруживается. Чанёль выглядывает из ванной комнаты с зубной щёткой во рту, и в глазах его читается гордое «я тебя удивил, да, удивил?». Бэкхён вздыхает и поворачивает на кухню. И думает, что нет, нихрена не удивил. - Выходные – это прекрасно, да, Бэк? Чанёль, потягиваясь и давясь зевками, замирает за спиной Бэкхёна и удивлённо смотрит на то, как тот ловко орудует ножиком, очищая сочащийся апельсин от кожуры. Потом переводит взгляд на пакет в ногах и ещё больше удивляется. - Тут сколько килограммов? Пять? - Почти угадал, – кивает Бэкхён. – Мне просто их захотелось. Чанёль молчит и втягивает носом сказочно вкусный аромат. Кажется, что вся кухня светится волшебным апельсиновым цветом. И словно весь мир неожиданно становится сладким-сладким. И наплевать, что это просто окна квартиры выходят на восток и сейчас солнце входит в азарт, раздавая слепящие лучи и согревая погрязший на днях в дожди город. Бэкхён начинает что-то напевать и потягивает шеей из стороны в стороны, замирая на секунду, когда позвонки хрустят. Чанёль забирает протягиваемый рыжий полукруг и с наслаждением сажает себе на нос апельсиновый сок, а потом утирает воротом футболки. Бэкхён смеётся на это и просит помочь очистить весь арсенал фруктов. На это уходит полчаса, которые заполняются взрывами хохота, струйками сока в глаза и поцелуями с привкусом лета. Чанёль между делом сравнивает их с двумя неровными половинками апельсина: что побольше – сам Чанёль, что поменьше – Бэкхён. А потом соединяет их вместе и начинает смущать парня подробностями жизни двух половинок вкусного фрукта. В итоге поток пошлостей прерывается засунутым в рот Чанёля тем самым апельсином и слегка смущённым шиканьем Бэкхёна. - Бэк, скажи, да или нет? Бэкхён вздыхает. Видимо, Чанёль либо что-то задумал, либо решает какую-то важную проблему в своей голове. Так почему бы и… - Да. - Отлично. Я быстро. Чанёль ураганом уносится в комнату, а Бэкхён в задумчивости треплет чёлку. Ну, и что он задумал? - Пойдём. Чанёль вновь возникает в дверях кухни, застёгивая куртку. - Куда? - Гулять, – с откровенной радостью в голосе тянет Чанёль. Бэкхён не очень-то хочет покидать тепло квартиры и высовывать нос на октябрьский ветер, но разве теперь он имеет право отказаться? Конечно же, нет. Апельсины едва помещаются в холодильнике, и Бэкхён на это немного хмурится. Он планировал… Стоп, он же ничего и не планировал. Чанёль отлепляет парня от холодильника и тащит в коридор, где тут же заматывает в полосатый радужный шарф и помогает надеть куртку. Поправляет капюшон и с улыбкой следит, как красиво и быстро Бэкхён завязывает шнурки на кедах. А потом Чанёль обещает купить что-то непременно вкусное – например, банановый пудинг, мятное мороженое или клубничное молоко, – и, не боясь оторвать рукав куртки старшего, ведёт по ступенькам вниз. Улица встречает парней приветливым теплом – не то, что пронизывающий ветер с утра, когда Бэкхён ходил в магазин. Район старый, спокойный, поэтому солнечные мазки пропитывают всё вокруг волшебством. Чанёль хочет в парк, но по пути забегает в одну из палаток и покупает мороженое, правда, не мятное. Ассортимент тут скудный, но Бэкхёну, если подумать, всё равно. Он будет любить даже безвкусное мороженое, если его будет покупать Чанёль. Через полчаса то неторопливых шагов, то нетерпеливого бега от одного здания к другому дорога упирается в резные ворота парка. Здесь красиво в любое время года, ведь вся растительность практически пущена на самотёк, но именно осенью краски слепят ярче и отпечатывают истинное выражение счастья на лице Чанёля. Бэкхён и сам не замечает, когда начинает поднимать с разросшейся в трещинки асфальта травы охапки сухих, красочных листьев и осыпать ими Чанёля. А тот в долгу не остаётся, и через минуту воздух становится разогретым от смеха, а глаза обоих светятся неприкрытым ребячеством и желанием засунуть «противника» с головой в кучу пожухлой листвы. Такая куча находится, через метров пятьдесят и лёгкого бега. Несмотря на то, что можно вляпаться во что-то малоприятное любимыми кедами (и не только), Бэкхён направляется к ней и умудряется увалить на листья Чанёля, но и сам он оказывается вскоре в объятиях осени. - Бён Бэкхён, вам вручается медаль. Вы силач, смогли завалить Пак Чанёля. Чанёль смеётся, а Бэкхён усаживается на бёдра младшего и нещадно закидывает листьями, бормоча что-то вроде «мне тонну апельсинов вместо медали» и «ты говоришь что-то весьма пошлое и интересное». Чанёль уже чуть ли не плачет от смеха и едва успевает укрывать лицо руками от порции песка в глаза. Бэкхён в какой-то момент перестаёт набирать в слегка замёрзшие ладони мятые листья, и этого вполне хватает для того, чтобы мягко столкнуть парня с колен и подмять под себя. Чанёль заинтересованно наблюдает за сменой эмоций на лице старшего. Щепотка смущения, горстка недовольства и океан озорства. Ну, оба как дети малые. Чанёль фыркает своим мыслям и, оглядевшись по сторонам, всё же крадёт с губ Бэкхёна следы ветра и забытый октябрём холод. И перед закрытыми веками вырисовываются холсты с одними лишь сочными красками – сонным солнцем, вкусными апельсинами, тёплыми щеками и блеском глаз. Время подтягивает за невидимые ниточки стрелки на круглых новеньких кухонных часах к четырём часам, когда Бэкхён дрожащими пальцами развязывает шнурки и уже не так аккуратно снимает с забавных носков кеды. Чанёль чувствует себя всемирной печкой и крайне устойчивым к холоду человеком, поэтому сразу же шлёпает на кухню и, едва не просыпав кофе на стол, устанавливает на рассекателе турку. Бэкхён же почти не ворчит, на удивление, лишь потирает ладони друг об друга да прижимается к тёплой спине Чанёля, обвивая талию парня руками. Пальцы у Бёна и вправду слишком замёрзли. Чанёль разворачивается и поднимает ладони Бэкхёна к своим губам, тут же щекоча и согревая тёплым дыханием. Через пятнадцать минут, устраиваясь комочком на диване, Бэкхён решает просто включить телевизор, первый попавшийся канал, и, поправляя на табуретке тарелку с апельсинами, ждёт, когда же Чанёль притащит свою драгоценную задницу в комнату. Больно уж долго колдует над кофе. Чанёль с улыбкой аккуратными шажками – чтобы не расплескать наполненные почти до краёв чашки – протискивается в комнату. Диван для Бёна в момент становится в разы удобнее, а кофе согревает на сотню процентов меньше, чем тёплые ладони и мягкие поцелуи. А апельсины для Бэкхёна в любом случае весьма вкусные. А ещё они становятся предметом смеха, когда Чанёль недовольно пытается что-то сказать, но у него не выходит, ведь с набитыми щеками это довольно сложно. Бэкхён громко смеётся и немного издевается, спрашивая, вкусные ли нынче апельсины? А Чанёль думает, что он бы сейчас лопал даже отдающие гвоздями или бумагой фрукты, но при условии, что это будет запихивать в него Бэкхён. А с экрана телевизора говорят что-то про аномальную осень, но разве же кто-то будет это слушать?