Ты, может, и не настоящий, А, может, выбрался из дыма Но есть один вопрос, висящий, Скажи, какое твое имя?
Человек улыбнулся и неуклюже — надо всё же учитывать, что их пространства зеркальные — сложил пальцами своё имя. — Джинни, — прошептал Феликс, задумавшись, насколько это действительно могло быть так. Может, он просто придумал это имя? — Кто? — удивилась Оливия, зашедшая в комнату к брату, принося бутерброды, переданные мамой. — Да так, — отмахнулся старший, замечая, что в зеркале уже никого нет. Эх, спугнула.***
Почему Джинни появлялся только ему — понятно не было. Может он даже не хотел делать это тогда, в детстве, но раз вышло — то чего нет? Да и Феликс сам секрета не выдавал, так что возмущаться и вредничать ни к чему. Вот и радовались — уже семнадцатилетний парень начал писать песни, освоил к тому же игру на пианино. Можно ли сказать, что играл он только чтобы видеться с другом? Нет, это не так. Раньше — да. Детская любознательность. Но потом ему просто понравилась музыка, вот его и понесло. Ну а то, что он открыл в собственном зеркале какой-то потусторонний мир только прибавляло интереса. Да и, кроме того, призрак стал появляться не только, когда Феликс играл — теперь он приходил просто так. Может, как и с появлением, он делать так не особо хотел. Но на то была причина: Пусть у Ли и не было полноценных друзей в школе — компания были. Не «до конца жизни» как у сестры, но изгоем его никогда не назвали бы. Даже наоборот, чаще всего его называли солнышком и душой компании. Рядом с ним было почти невозможно чувствовать себя плохо. «Я всегда знаю, когда ты где-то неподалёку от меня, потому что даже самые спокойные или апатичные мои подруги начинают вести себя радостнее» сказала ему как-то Оливия. Но, к сожалению, был момент, когда Феликс ненадолго потух. Тогда в их тусовку влилось несколько парней, которые перевелись из другого города. Возможно, из-за того, что они росли в более шумной и импульсивной обстановке — людей как Феликса они старались потушить. И одной из причин стали его веснушки. В месте, где он жил, редко когда встречались люди с такой россыпью нежных точек на лице, но до этого момента он принимал их как что-то совершенно обычное. А здесь, спустя пару фраз, парень стал чувствовать себя неуютно. «Это уродливо, будто на тебе ожоги» — кого бы не обидело. А особенно эмоциональных людей, одним из которых был Феликс. И так изо дня в день. А после и его друзья стали перенимать такие шутки. На слова о том, что парню это неприятно всего лишь отнекивались, мол, это шутки, без обид, чел. И теперь он перестал чувствовать себя на своём месте. Но этого, похоже, никто и не заметил. Вместе с этим у Ли пропало желание играть. Всё, что занимало его мысли — дурацкие веснушки. Когда стало совсем плохо — он зашёл в комнату сестры, забрал ее тональник и уж хотел начать замазывать всё это природное недоразумение на своём лице, как появился Джинни. Он строго смотрел на парня, преграждая собой его отражение, чтобы тот не видел куда мазать и как сильно. Сколько бы Феликс не вертелся, не бегал от одного зеркала к другому в своём доме — призрак был непреклонен. А Ликсу пришлось сдаться. Он выронил из рук тональник, а сам сел на пол, закрыл руками лицо и начал плакать, попутно рассказывая Джинни всё, что его беспокоит. А тот внимательно слушал, присев напротив. Планировал так призрак или нет, всю эту тираду услышала сестра, обняла брата со спины и стала помогать успокоиться, а после и обсудив с ним всё. В конце дала подзатыльник за то, что Феликс стащил её тональник — хоть и не успел воспользоваться. Со временем и поддержкой сестры Феликс начал светиться снова, даже несмотря на слова тех парней, что смогли ненадолго его утопить. А Джинни, похоже, решил, что раз появился просто так один раз — то будет и ещё. Хоть бы чтобы парень побольше выговаривался.***
— Ликс, мама уже приготовила, — через щелку в двери кричит Оливия, как бы зазывая брата на кухню. Отказываться от еды не в правилах парня, так что, отложив сочинение нового текста, он спускается в столовую. Первое, что он замечает — напряжение родителей. Последнее время они оба ходят перегруженные — но тайны своей не открывают. Оливия, видимо, тоже заметившая атмосферу, притихла, спокойно снимая шкурку со своей сардельки. Феликс тоже приступил к трапезе. — Ребята, у нас с мамой есть новость, — начал отец спустя несколько минут молчаливого ужина. Дети переглянулись, а потом вопросительно посмотрели на родителей, — как вам наш дом? — Обычный дом, — недоверчиво ответил Феликс, не понимая, к чему эта подводка, — не самый лучший, но Наш. — Да, Наш, — поддакнула Майя, после продолжая, — я его очень люблю. Надо веранду уже к лету готовить. — Не торопись, — покачала головой мама, — нам нужно будет переехать через пару недель. В другой город. Феликс даже подавиться воздухом умудрился. Разве такие вещи говорят так, будто нужно сходить закупиться продуктами к Рождеству? Оливия приуныла ещё сильнее, словесно не реагируя. — Почему? — сглотнул Ликс, понимая, что разговор нужно будет тянуть на себе. — Меня переводят на новую должность, — объясняет папа, кидая нечитаемые взгляды на Оливию, — больше зарплата, да и статус тоже. Но для этого нужен и город побольше. — Но вы даже не спросили у нас, — насупился парень, все ещё не понимая родителей, — почему не сказать раньше? Вы же наверняка знали. — Феликс. Точно известно стало только вчера, — вздохнул отец. Видимо, понимал, насколько тяжелой будет эта тема, — потому и не говорили, чтобы заранее не заставлять волноваться. Феликс закрыл глаза, а потом встал из-за стола и, ни говоря ни слова, заперся в своей комнате, игнорируя оклики родителей. Разве так было честно? Конечно, парень никогда не был зависим от постоянства — он легко приспосабливался и никогда не переживал, если что-то меняется. Но это ведь другое? Такие серьёзные события должны обговариваться, обсуждаться. Ну хотя бы заранее о них нужно сообщать, а не как… А не так. Он стал играть свою любимую мелодию, спокойную, плавную. Она всегда помогала ему прийти в чувство. Да и Джинни постоянно приходил, когда слышал её. Феликс немного прервался, вспомнив о друге, а также с удивлением заметил, что его глаза всё это время были закрыты. Он почему-то решил, что друг, как обычно, спокойно себе смотрит из зеркала — но когда он открыл глаза, то не увидел товарища. Конечно, он всё-таки не был обязан каждый раз материализовываться при игре, но как-то всегда так и получалось. Он не обязан был быть рядом всегда — но почему-то его отсутствие больше рассердило Ли. Если так подумать, Джинни последнее время был немного задумчивей, чем обычно. Вначале парень этому значения не придавал — невероятные дела призрака в его призрачном мире, подумаешь. Однако сейчас всё стало приобретать новые краски. Феликс закончил играть, поняв, что не может находиться здесь, раз тут нет друга. Закинул гитару в чехол — потом на спину — и пошёл, так сказать, куда глаза глядят. Почти и не заметил, как вышел из дома, прошёл по мосту над речкой, где так любила рассматривать живность сестра. Не осознал, как сам стал смотреть на водомерок. Даже стрекозу заметил. Надо будет похвастаться Оливии.***
Смириться с переездом всё же пришлось. На удивление, Феликс смирялся с этим дольше — если вообще смирялся — чем сестра. Когда парень в тот день вернулся домой, то заметил сестру, увлеченно раскладывающую вещи по коробкам — будто и не существует уже друзей, школы, рыбок в речке под мостом. — Ты же всегда говорил, что всё вокруг самое обычное, — хмыкнула Оливия через пару дней, когда поняла, что брат всё ещё расстроен из-за переезда, — так почему сейчас так строго к этому относишься? — А ты говорила, что вокруг всё прекрасное, — буркнул Феликс, метнув рассерженным взглядом в сестру, — так почему сейчас так несерьёзно к этому относишься? — Прекрасное можно найти где угодно, — по-доброму улыбнулась Оливия, выходя из комнаты и оставляя брата наедине с собой. Где угодно, да. В каждом доме ведь обитает призрак, танцующий под музыку, которую ты играешь. Не то чтобы Феликс уж очень привязался — но отпускать такое чудо? Да даже не в чуде дело. Отпускать Джинни? Это значит перечеркнуть всё-всё, через что они прошли. Да, у Феликса были друзья. Он был душой кампании и всё такое. Но когда ему было грустно — приходил Джинни. Когда было страшно из-за грозы за окном — только призрак был рядом. Если Феликс злился на школу, семью или на то, что струна порвалась — Джинни сидел по ту сторону зеркала и слушал все гневные монологи, всё-таки иногда выпуская наружу легкую улыбаясь, когда парень отворачивался. Для него Феликс писал песни — не все, но было же. Радовался произошедшему за день тоже ему. Рисовал его. Пел ему. Ему. Ему. Всё ему. А теперь нужно это всё бросить. Кажется, это был первый раз, когда Феликс действительно задумался о причинах своего поведения и такой реакции. Он понимал только то, что никуда переезжать он не хотел. Он привык ко всему окружению. И Джинни. Они почти не общались. Ликс не знал, кто он на самом деле, сколько ему лет, не его ли он фантазия. За столько лет он узнал только то, что он любил музыку и танцевать. Этого было подозрительно мало, но это было дороже всех остальных приятелей и друзей. Он не занимался музыкой ради Джинни, но Джинни держал его здесь. И расставание пугало. Вот только основная проблема была в том, что друг уже перестал появляться. Сколько бы парень ни играл в разных частях своего дома или просто не звал призрака — он ни разу ни появился. Ровно с того момента, как Феликс узнал о переезде, даже чуть раньше. Может он как-то узнал и расстроился? Потому и не показывается. Осознание этого било очень сильно, но может так будет и правда лучше. Побыстрее забудет, не будет мучиться переживаниями, что бросил друга.***
Через две недели их встретил новый дом. Если точнее — квартира. Не деревня с лесом и речкой, но тоже неплохо. Феликс так и не увидел Джинни, пока ещё жил в старом доме. Расстроился, конечно, но поддерживал себя теорией о том, что друг всё же знал о его скором отъезде, скорее всего, навсегда. И если из-за этого он решил не попадаться на глаза более — то и правильно сделал. Им обоим так проще. Обустроились они быстро, новая школа не была плохой, хотя дорога была куда короче, чем раньше — полюбоваться местностью не выходило. Зато можно было позже вставать. Оливия теперь стала украшать балкон, уже к лету. В общем, жизнь будто даже вернулась в прежнее русло. Но немного иначе. Грустнее и тревожнее. Первое время Феликс не играл вообще. Стены комнаты будто стесняли, сжимали. Было просто ужасно представлять, что он сыграет свою любимую мелодию, как обычно, с закрытыми глазами и когда откроет их — никого не увидел в зеркале напротив кровати. К такому этапу привыкнуть было трудно. Сердце ужасно ныло, своё сияние парень старался удерживать как мог. Но изменения были и их замечала семья. Вот только им не объяснишь почему и что происходит. Мать испугается. Отец не поймёт. Сестра посмеётся. Теперь парень решил выходить на улицу, чтобы играть. Но на лавочке около подъезда было, конечно, странно. Потому он, закинув чехол на плечи, пошёл по улицам искать уединенное место. Они жили на новостройке — рядом ещё был лес, который, судя по всему, вырубать пока не собирались. Туда и направился Феликс. Вдоль тропинки иногда были расставлены скамейки, потому, зайдя чуть поглубже, он устроился на одной из них, взял гитару и стал наигрывать мелодии. Он пока не пел — нужно было привыкнуть к обстановке. Пальцы медленно перебирали струны — Ли погружался в мир, который сам и создавал. Это было что-то обычное для него, хотя многие, в том числе и родители, этого не понимали. Понимал его, как казалось парню, только один человек. Он снова распахнул глаза. Каждый раз так предательски забывает, что они закрываются — не самая безопасная способность всё-таки. Он открыл глаза, огляделся вокруг — никого не было. Парень понимал, что наивно полагать, что перед ним материализуется человек, который остался в зеркалах в другом городе. Но почему-то он надеялся. Он продолжил медленно играть, забываясь в собственных мыслях. Они ведь даже не попрощались. Насколько опрометчиво будет собрать рюкзак всем необходимым и поехать в свой старый дом, просто чтобы увидеть Его. Феликс тряхнул головой. Сейчас ему нельзя думать слишком долго. Джинни не появлялся две недели, пока Ликс всё ещё был в доме. И, вероятно, из-за того, что не хотел поддерживать это общение, раз им придётся расстаться навсегда. Без истерик, без неловкого молчания, без слезливых прощаний. Без всего, что могло бы их связывать. Вот так просто. Играть перехотелось. Парень решил пройти вглубь леса по тропинке, смотря вокруг. Он будто впервые наслаждался видом. По бокам деревья, кусты, цветы — и хоть Феликс не знал их названий, названия у них были. Впервые появилось желание узнать об этом неприлично много. Ходил он долго. Настолько, что в какой-то момент перед лицом оказалась стрекоза, а под ногами — мост. Правда, не через речку. Через озеро. Нужно будет показать Майе. Ли сошёл с моста и прошелся по берегу, смотря в воду. Глядел на своё отражение, всматриваясь в веснушки, которые после того случая никогда больше не порывался замазывать. Они нравились сестре, родителям, Джинни. А больше ничего не имело значения. Кроме силуэта, выглядывающего из воды. Феликс отпрыгнул от воды, глубоко вдохнув. Когда что-то успело подплыть? Он так долго витал в облаках? Пересилив свой страх, он вновь посмотрел в воду. Его сердце и без того быстро стучало, но скорость стала набирать обороты, когда в этом силуэте он узнал Джинни. Было ли это странно? Да. Даже несмотря на то, что всю свою жизнь Ли общался с призраком, живущим в зеркале? Именно. Он смотрел — на друга? — секунд двадцать, прежде чем тот стал протягивать ему руку. Ни один сантиметр его кожи не вылез на поверхность, но почти не думая о возможных последствиях этого поступка Феликс сбросил гитару в сторону и схватился за протянутую руку, начав тянуть на себя. Ужасно. Глупо. Наивно. Небезопасно. Всё эти и похожие мысли влетели в голову Ли в моменте. Появилась даже мысль о том, что он уже чокнулся и возможно с этим призраком нужно было уже давно обратиться к психиатру, чтобы ему приписали какую-нибудь травму и сказали, что его разум пытается справиться с какими-то неприятными событиями в детстве образом харизматичного несуществующего танцора. Но вылетели они также быстро, ровно в тот момент, когда парень действительно взялся за руку. Наконец вытащив Его из воды, свалился на спину, а следом на него свалился и Он. Попыток встать Феликс не предпринимал, просто лежал, всё ещё держа человека за руку. Конечно, он не был уверен, что это его призрак — вернее, если так, то уже и не призрак — но выяснять это сейчас не хотелось. А когда человек над ним начал тихо смеяться — уж подавно. Делать какие-то попытки ради понимания происходящего самостоятельно не пришлось. Через пару секунд человек сам приподнялся на локтях, заглядывая в лицо Ли. Это был Джинни. Это точно был он. С мокрыми волосами, спадающими с плеч вместе с ручьём текущей воды. В той одежде, в которой он всю жизнь и пробыл в зеркале — тоже насквозь мокрой. Он смотрел на него и ярко улыбался. А Феликс смотрел в ответ. Он был удивлён. А ещё немного напуган и полностью счастлив, если это всё действительно происходит наяву. Феликс схватил Джинни за плечи, вновь прижимая его к себе, не обращая внимания, что сам губкой впитывает влагу с парня. Глубоко выдохнул, кажется, вместе с этим начиная тихо плакать. А Призрак лишь крепко обнял парня, переворачивая их вбок, чтобы не вдавить парня в землю. Он всё ещё улыбался и разглядывал Ли. Положил руку на его щеку, стирая слезы, и подвинул голову вперед, чтобы лбы обоих соприкоснулись. — Ну только не плачь, — прошептал Джинни, вглядываясь в глаза Феликса, — теперь я здесь. Его голос был таким бархатным и красивым, что Ли подумал о том, что если это всё галлюцинации и он уже умер, утонув в речке, то он готов умереть ещё раз, лишь бы слушать этот голос постоянно. — Как? — только и смог спросить Феликс, не двигаясь совсем. Призрак усмехнулся, не убирая рук ни со щеки, ни с талии парня. — Потому что я люблю тебя, а ты любишь меня, — поэтично произнёс он. — Это не похоже на объяснение, — нахмурился Ликс, неосознанно понижая голос, — если я умер и стал призраком, то так и скажи. Джинни нахмурился тоже и поднялся с земли, принимая сидячее положение, заставляя парня сделать то же самое. Он взял его руки в свои и снова стал говорить, глядя в глаза. — Ты живой, как и я. И ты всё ещё человек. А я никогда призраком не был, — пожал плечами уже-не-призрак, а Феликс удивленно-вопросительно посмотрел на него, — ты так решил, когда был маленьким, а мне было не так и важно, кем меня считают. Феликс смотрел, как Джинни играет с его руками, перебирая пальцы и нежно гладя кожу, чувствуя от этого необъяснимо сильное наслаждение. — Я не понимаю, — обреченно произнёс он. — Мы никак не называем себя, а люди ещё не придумали нам имена, — улыбнулся парень, тоже опуская взгляд на их руки. — Мы рождаемся в определенном возрасте, с определенным характером и необходимыми навыками. Мы привязаны только к одному месту, где находимся, пока не найдём нужного человека. И появляемся в реальности, когда соблюдаются два условия: человек одного возраста с нами и наши чувства взаимны. Феликс опустил взгляд, пытаясь осмыслить сказанное. Мысли закручивались в смерч в голове и как его угомонить парень не знал. — Спрашивай, солнышко, — ласково попросил Джинни, — я помогу разобраться. От ласкового обращения что-то внутри Ликса перевернулось. Он на пару секунд замер, а после будто вспомнил весь пережитый стресс за последние недели. Из его глаз хлынули слёзы, а сам парень упал на грудь Джинни, трясясь и судорожно пытаясь выговориться. — Я думал ты ушёл! — Феликс не кричал, но пытался передать весь спектр своих эмоций. — Обиделся. Решил больше никогда не появляться. Я хотел… — он остановился, чтобы набрать воздух. — Я думал, что так будет лучше. Но я не мог забыть. Начать жить, как раньше. Раньше всегда ты был. Мне было страшно. И сейчас страшно. Джинни внимательно слушал речь Ликса, крепко прижимая к себе. Одной рукой он медленно и нежно гладил то и дело подрагивающую от рыданий спину, а другой зарылся волосы. — Я здесь, — говорил парень, стараясь успокоить Ли, — я ушёл однажды, но только чтобы вернуться навсегда. Феликс больше не отвечал, но продолжал держаться за Джинни, норовясь вылить все-все имеющиеся слезы на одежду парня, сделав речную воду морской. А бывшему призраку нужно было только обнимать парня, пока он не успокоиться. Возможно, продолжать и после этого. Но тягостью это не будет.***
Его полное имя было Хван Хёнджин, как узнал Феликс позже. Он был на два года старше, что вначале немного сбивало с толку, ведь в первую встречу — настоящую первую встречу — он говорил, что он и его человек должны быть ровесниками. Но Джинни сказал, что ему пришлось идти на крайние меры в связи с переездом парня, ведь они могли больше никогда не увидеться. Потому Хван и пропал тогда — «договаривался с начальством». В это объяснение Феликс не поверил, но допрашивать не стал. А ещё он рассказал, что таких как он — «недоделанных призраков», как стал величать их Феликс — не так уж и мало. Конечно, большинство из них, будучи обитателями зеркального пространства старались не высовывать, но Хёнджин всегда знал, в каком месте они точно есть. А ещё всегда знал, когда рядом проходил кто-то из его расы. Он всегда дружелюбно здоровался с этими людьми и обворожительно улыбался — они в ответ делали то же самое. Конечно, таких людей они встречали далеко не каждый день, но, когда встречали — Ликс искренне удивлялся. Кроме того, существовала специальная компания, занимающаяся помощью в адаптации «вышедшим». Оформляла документы, на основе их навыков и интересов выдавала работу, обеспечивала жильём по необходимости. Ну и брала процент с доходов, разумеется, до определенной круглой циферки. Сейчас Феликс как раз находился в маленькой, но уютной квартире Джинни. Он оставался несколько дней подряд здесь на ночь, стремясь провести как можно больше времени с парнем. А теперь, когда проснулся, упрямо смотря в зеркало, стараясь найти то ли ещё одного призрака, то ли убедиться в нереальности — или, наоборот, реальности — происходящего. Времени с их самой первой встречи прошло много. Всё изменилось невероятно сильно. И даже несмотря на то, что дверцы той маленькой тайны были открыты — перед глазами уже стояли настоящие двери очень большой тайны. Феликс знал не всё. Даже Хёнджин не знал всё. Очень хотелось расследовать это всё больше и больше, но оба понимали, что это будет невозможно. Ненароком взгляд Ли упал на собственное лицо. На веснушки. Он провёл по ним кончиками пальцев, пытаясь ощутить их лучше или вовсе стереть. Вспомнилось, как Джинни закрыл его отражение собой — пусть тогда Феликс и не сразу это понял, но это было очень удивительно. Ликс вздрогнул, когда картинка повторилась вновь. Только теперь Хёнджин закрывал отражение парня не из зеркала, а перед ним. Он скривил губы и свёл брови, хватаясь за запястья Ли, убирая его руки от веснушек. — Только не говори мне, что тебя снова кто-то заставил думать, что они некрасивые, — возмущенно проговорил Хван, с волнением заглядывая в глаза парня. — Нет, я… — не успел договорить Феликс, как его подхватили под бедра, поднимая на руки, — Джинни, что ты…? Хван сел на кровать, усаживая парня сверху на свои колени. Он удерживал Ли за спину и поясницу, приближаясь к его лицу и начиная целовать его щеки и скулы в местах, где располагались веснушки. Феликс стал солнечно улыбаться и смеяться, пока Джинни пытался поцеловать, кажется, каждую из этих маленьких точек. — Ну-ну, — сквозь смех говорил Ликс, — хватит, Алиса! Хван оторвался от Ли и поднял бровь, улыбаясь. — Алиса? — усмехнулся он. — Алиса, — подтвердил Феликс, кажется, ощущая кожей все поцелуи, оставленные Хёнджином за последние полминуты, — из Зазеркалья. Джинни тоже начал смеяться, приближаясь к губам Феликса и касаясь их своими, утягивая парня в глубокий поцелуй.