Колыбельная

      Сон не шёл. После пробуждения из комы профессор Ча видел не то,что кошмары, а настоящий ужас, подскакивая на кровати в холодном поту. Ему снились давно мертвые пациенты, он сам: весь в крови, без глаз и с ножом. Ему снился Сын Так, который отказывается с ним разговаривать. Один раз, Ен Мину приснился сон, где его ординатор плачет, смотря на него, жмурится и, открыв рот, показывает пальцем на стену, где висит зеркало: в нем Ча Ен Мин видит себя с гноем изо рта, сам рот был растянут, глаза выпали, а руки одной и вовсе не было. Профессор то и дело просыпался, резко садясь на кровати. Его в такие моменты успокаивал лишь ординатор, спокойно посыпающий рядом и улыбаясь, видя какой-то сон.       Сны не шли, хоть и во время пребывания призраком профессора не пугало ничего. Вообще. Он жил как человек, даже завёл себе «призрачных» друзей, которые разделяли с ним горечь, так же, как и он с ними. Он ел, гулял по больнице, иногда даже в теле Сын Така ходил на свидания с профессором Чан, все было совершенно нормально. Вообще никаких проблем со сном или же с восприятием мира. Его пугало и интересовало только состояние Ко Сын Така и доктора Чан, и то, когда же он наконец очнётся из комы.       Возможно, его страшные сны были наказанием за то, что он помнил жизнь призраком, тем самым нарушая человеческий.. м.. устав жизни?.. И даже после того, как он начал жить с Сын Таком, сны не прекращались и это уже начинало не просто пугать, а доводить до тремора, что для хирурга было под запретом.       В одно из таких пробуждений профессор Ча разбудил Ко Сын Така, опять-таки резко подскакивая на кровати и тяжело дыша. —Мин Мин?—сонно потирая глаза спросил ординатор, поднимаясь вместе с профессором,—что.. что-то случилось? —Сын Так,—Ча Ен Мин сжимал простынь в кулаке так, что побелели костяшки,—ложись спать, я просто.. кошмар.—сдался наконец Ен Мин, закрывая глаза. —Тебе они долго уже снятся?—обеспокоено спросил наследник Ын Сан, рассматривая своего возлюбленного,—Я могу как-то помочь? —Нет, не можешь. Сны.. снятся долго, да. Уже месяца как три.—закончил серьезно свои слова Ен Мин, медленно опускаясь на подушку. —Тебе спеть колыбельную? —Что?—нахмурился профессор и с неким недоверием взглянул на Сын Така. —Ну, колыбельную. Я много таких знаю.. На немецком, на русском, на английском,—начал перечислять на пальцах ординатор Ко,—на японском, на корейском.. А, все, да, это все. Я правда могу спеть! Я в детстве ходил в музыкальную школу вообще-то,—насупился мальчик. —Ну.. раз ты хочешь..—профессор лег и прикрыл глаза,—то давай японскую.. почему бы и нет, я давно не слышал этот язык в живую.       Сын Так, прочистив горло и усевшись поудобнее, правда.. запел. 世界のふちで　銀河に耳を澄ませて Sekai no fuichi de ginga ni mimi o suamasete       Он правда, своим тихим и мелодичным, кстати чистым, голосом пел слова на японском не запнувшись ни разу. そよ風　踝に光るリンドウ Soukase kurubushi ni hikaru rindo       Эта песня быстро убаюкала профессора Ча. Чуть позже он почувствовал, как его гладят по голове и по плечам нежными, чувственными движениями. 丸めた大地のてのひらに Marumeta daichi note no hirani       А песенка струилась и провожала Ча Ен Мина в долгий сон.. —Я люблю тебя..—лишь успел сказать Ен Мин, провалившись в забытьё до утра и прижав к себе руку своего ординатора. つつまれたら　甘く苦い.. Cuicima retara amaku nigai.. —おやすみなさい*—произнес Ко Сын Так и опустился рядом, допевая колыбельную до конца и поглаживая профессора по волосам, нежно целуя его в лоб.