***
Это утро мало чем отличалось от предыдущего. Сказать по правде, у тех, кто кормится тем, что даёт Мать-Природа, редко бывает иначе. Труд настолько монотонный, что жизнь идёт не по часам, но по своему, особому календарю. Аглая не жаловалась. Она всегда хотела иметь такую жизнь: отдельный от всех селений дом, где вокруг только леса, поля и луга, есть водная жила, а почва нужной кислотности для тех культур, которые Аглая взращивала последние пятнадцать лет, чтобы обеспечивать себя самой и ни от кого не зависеть. Кроме хозяина сих мест, конечно же, барона Дуллиана. Каждое утро, после всех гигиенических процедур, Аглая заходила в свои теплицы прямо из дома, проходила насквозь, осматривая всходы и листья уже крепких растений, мысленно делая себе пометки, кому какую подкормку дать или наоборот, кого начать выпаивать колодезной водой. После Аглая повязывала на голове платок, брала большую корзину — и выходила на улицу. Некоторые лекарственные травы и коренья нужно было собирать только на рассвете, отбирая зелень у росы под пологом густого тумана. Маленький серебряный серп мелькал молнией среди стеблей. Те пропадали в бездонной корзине — Аглая привыкла делать обширные запасы, потому что её сборы давно славились за пределами их области, и приносили ей немногим меньше, чем выращенное собственноручно. Прочесав значительную территорию вокруг дома, Аглая выпрямилась и кряхтя потерла поясницу. Сколько раз хотела взять с собой табуреточку, но вечно забывала и гнулась в три погибели — а ведь давно уже не девочка. То в глазах мушки, то спина не гнется, то из нужника не вылезешь. Вспоминая недавний такой случай, когда от гостинцев из дворца, её скрутило в три три узла, а под рукой не оказалось калган-травы, Аглая решила прогуляться ещё подальше, к лесу ближе, чтобы пополнить запасы верного средства. Утро вовсю уже вступало в свои права. Легкие перья облаков плавали в нежно-розовой дымке неба, вовсю заводили свои трели большие и малые птахи. Ветер ласкал трепещущие верхушки деревьев. Покой был разлит в воздухе парным молоком, Аглая дышала и не могла надышаться — только за одни такие мгновения стоило любить свою жизнь, какими бы делами она не была наполнена. Идиллию разорвал протяжный стон. Аглая вздрогнула всем телом, мигом разворачиваясь лицом к источнику звука — он точно шел из густого прилеска. Звук был страшный, горловой. — Эй! А ну, выходи, кто там! — Аглая крикнула, но получилось не очень внушительно, поэтому, прокашлявшись, она добавила: — Эта земля барона Дуллиана! Ответом ей была тишина. Аглая стояла на месте, переминаясь с ноги на ногу, ожидая неизвестно чего. Почувствовав себя излишне пугливой и параноидальной старой дурой, Аглая вознамерилась развернуться, как тишину снова прорезал страшный стон — и, никаких сомнений не было, — определенно женский. Аглая поставила полную корзину трав на место и, поудобнее перехватив острый серп, двинулась на звук. Продравшись через цеплючий кустарник, она вывалилась из его пут и застыла. На голой земле, в луже крови, лежала обнаженная молодая рыжеволосая женщина. Она была в неестественной позе, словно кто-то выкинул надоевшую куклу: изломанная, вывернутая — но живая. Голова была повёрнута сильно в бок, глотку пережимало и от того звук выходил страшным вдвойне. Женщина забилась в судорогах и это зрелище, выглядящее поистине сюрреалистично в мирном летнем лесу, вывело Аглаю из ступора. Она решительно шагнула к страдалице, снимая на ходу свой походный пыльник. Ситуация была гораздо хуже, даже хуже, чем выглядела эта женщина. Сейчас, стоя над раненой, Аглая проклинала себя за то, что вообще сунулась в чащу. Была сейчас на полпути домой и знать бы не знала эдакой беды!.. Не найдя ничего лучше, она укрыла женщину своим плащом. Перед ней был почти полутруп. Тонкая кожа, кажущаяся мраморной из-за просвечивающей сетки вен, была испещрена тонкими и глубокими порезами — словно женщина гуляла под дождем из осколков стекла. У неё было множество вывихов и переломов, похожее Аглая видела только у тех, кто падал с высоких крепостных стен. Но хуже всего было то, что в воздухе отчётливо пахло магией. А если дело пахло магией, то лучше было скорее передать всё барону и его специально обученным людям, пока сюда не стеклись инквизиторские ищейки. Аглая попятилась назад, не сводя глаз с женщины. Как это ни парадоксально, но единственное, что она могла сейчас сделать для неизвестной — это как можно скорее уйти отсюда. Надо было скорее отправить весть барону. Немедленно! Внутри всё обрывалось от страха: если это ведьма и если её след возьмет Инквизиция, то конец спокойным дням. Оказавшись вне чащи, Аглая подхватила корзину и что есть мочи понеслась к дому, теряя на ходу срезанные травы. В родных стенах Аглае захотелось запереть все двери и закрыть окна на ставни, сделать вид, что она ничего не видела и не знает — только вот инквизиторов это не остановит. Поэтому Аглая быстро, несмотря на покалывание в боку и одышку, прошла к сундуку под лестницей на второй этаж и выудила из его недр неприметный камень грязновато-серого цвета. По его виду никогда не скажешь, что он стоит целое состояние — но это было именно так. Барон Дуллиан не скупился на тех, кто был ему верен. С помощью этого артефакта Аглая могла мгновенно отправлять сообщения ко двору. Бросив клич о скорейшей помощи, Аглая вернулась к своей корзине с травами. До прибытия людей Дуллиана Аглая полностью отдалась своему делу, стараясь отгонять навязчивые картинки с изломанным женским телом в лесу и повторяя себе, что она сделала всё, что могла.***
— Сейчас вы её вывозите в столицу, а потом… Всё? Моё имя никак не будет связано с этим? Аглая, привалившись к перилам крыльца и скрестив руки на груди, безотрывно смотрела на придворного мага Дуллиана. Его звали Вессил, по внешнему виду которого было трудно сказать, сколько ему лет, но стоило тому открыть рот и излить на собеседника свой яд, становилось понятно — бедняга жил на этой грешной земле не меньше тысячи лет. Он часто кривил лицо, как при зубной боли. — Аля, дорогая, я специально напишу твоё имя и адрес на специальных бирках и обвешу ими эту сучку, как ярмарочную площадь флажками. Чтобы точно каждый инквизитор знал, к кому обратиться. Вессил забил трубку табаком и стал медленно её раскуривать. Солнце уже скрылось за горизонтом, поэтому рыжий огонек от его трубки был единственным пока источником света. Аглая не стремилась, как обычно, зажигать лампы на крыльце — хотелось побыть в темноте, словно бы сокрытой от глаз. С прибытием мага история стала выглядеть ещё более скверной. После того, как Вессил восстановил тело, он проник в сознание и память женщине, чтобы понять, как и по чьей вине она оказалась здесь — но вместо целого полотна из воспоминаний его ожидал изрезанный холст. Ничего нельзя было сказать о том, как эта женщина оказалась здесь. Единственное, в чём был уверен маг звучало поистине невероятно. — Я бы собрал всю Академию, чтобы они поглядели на это. Ей светили чужие звёзды, Аглая, готов поставить свою магию на это. От мыслей о том, что лесок недалеко от её дома и теплиц может превратиться в место паломничества магов Аглае становилось не по себе. Завтра же она поговорит с бароном! В конце концов, её уединение нужно и ему в том числе. И никаких инквизиторов! — Давай по-серьёзному, Вессил. Ты ведь знаешь, почему я живу здесь, в глуши, и почему меня лучше не светить? Маг глубоко затянулся и выпустил красивое облако дыма в вечерний воздух, разгоняя витающих мошек. — Сегодня я закрою твой дом куполом невидимости, а там барон со своими советниками что-нибудь придумают. В воздухе запахло озоном и через мгновение пространство искривилось, выплевывая четырех крепких мужчин, одетых в неприметные одежды практичных коричневых и черных цветов. Вессил, не выпуская трубки изо рта и не меняя позы, мотнул головой в сторону дома, очевидно не желая сопровождать мужчин, но Аглая перехватила инициативу, потому что сама мысль о посторонних в доме без присмотра приводила её в ужас. Посланцы, очевидно, были когда-то целителями и магами, потому что они двигались безошибочно туда, где лежала пришелица. Какая бы судьба не ждала эту женщину дальше, сейчас она окажется в надежных руках. — Она на скамье, — быстро проговорила Аглая, когда заметила, как головной начал оглядываться в большом зале. Несмотря на целительскую ворожбу Вессила, молодая женщина выглядела такой же бледной, как полотно, подложенное ей под голову. Люди барона быстро подхватили её своими чарами, спеленали светящимся прозрачным коконом — и отлевитировали ко входу. К полуночи дом Аглаи снова принадлежал только ей, а не загадочным пришелицам якобы из другого мира (чем больше проходило времени, тем бредовее казалось Аглае предположение Вессила). Казалось, что всё произошедшее утром было только сумбурным послеобеденным сном, растаявшим, как дым на ветру. Аглая и предположить не могла, какими событиями для мира обернется этот день — и только потому смогла заснуть.***
Придворный маг Вессил отлично знал, почему главный поставщик дурмана барона Аглая жила в той глуши и что ей лучше светиться. Сколько бы денег не было у Дуллиана, но у Инквизиции были особо любимые грешки, в которые она вцеплялась и не разжимала челюстей какой жирный кусок не покажи. Дурман-отвары относились как раз к таким — единственным дурманом для простого люда должна была быть их Церковь. Страшные фанатики, с которыми Вессил не хотел иметь никаких дел, — потому поставил самый крепкий купол невидимости на участок старушки Аглаи, которая одна выращивала столько дурмана, что хватало всей столице, и ещё широченный, на сколько хватило дыхания, круг отражения, чтобы ни один человек не подходил и на лигу. Вессил понял, что его ожидает серьёзное дело, как только увидел бледнеющего барона — зрелище редкое и не предвещающее ничего хорошего. Но он и представить не мог, что его ждёт встреча с ведьмой — причём сильной. Ещё не дойдя до места, он видел в астрале сильнейшие возмущения. Над лесом в невидимой простым глазом реальности зависла настоящая воронка, тянущая тонкий и длинный рукав к одной единственной точке. Вессил громко выругался и принялся творить сложнейшие чары прямо в чистом поле, без подготовки — интуиция подсказывала, что времени на обычные манипуляции просто не было. Астральные возмущения уже отразились во всех сильных кристаллах — в том числе и в кабинетах высших инквизиторов. Каковы шансы, что его не заметят? Или лучше спросить, как много пар глаз его уже заметили, зафиксировали и доложили куда надо? Все сильные чары брали плату у мага его же кровью. Невидимый молот выбил Вессила дух, кровь хлынула изо рта и ушей, но заклинание удалось на славу. Со стороны не изменилось ничего, но воронка в астрале стала стягиваться и исчезать — вскоре обычное для этих мест течение энергий восстановилось. Даже если гончие примчатся, то астрал к этому времени должен будет уже безвозвратно измениться. После Вессил увидел за лесом ауру такой яркости, что не смог прочитать её, как бывало только у сильнейших магов. Он летел на этот свет, как мотылёк, но за аурой он нашёл почти уже труп — от смерти рыжеволосую отделяли считанные минуты. Как она оказалась здесь? Кто она? Успеют ли они скрыть её от ока Инквизиции? Все эти вопросы мелькали в голове, пока руки сами складывались в нужные жесты врачевательных чар. Жаль, что они не подействовали на разум. В голове у этой молодой женщины не было жизни — только вспышки нечитаемых событий. Вессил видел людей в странных нарядах, невиданные места и самые невероятные предметы. Она не была сумасшедшей, маг Вессил умел определять сознание таких людей; она не могла быть из этого мира — и значит, теория запредельцев о том, что за небесами есть и другие может подтвердиться в самое ближайшее время. Вессил и четыре его помощника с ценным грузом, уже почти добрались до столицы и проезжали насквозь последнее поселение на пути к цели. Проносить сквозь пространство пришелицу не решились — могла не выдержать. Потому их небольшой отряд продвигался верхами, спрятав женщину за грудой вещей в заколдованной телеге. Ничего не предвещало беды, но когда, повинуясь какому-то непонятному порыву, Вессил решил заглянуть за полог заколдованной телеги, он никого не обнаружил. Его крик был слышен на лигу вокруг — но вопроса это не решало. Пришелица исчезла без следа! Сбежала из-под купола всех возможных чар! В воздухе запахло проблемами и, Вессил, чувствовал, могло запахнуть и жареным.