Драгоценность

Вы говорите: «Люди весьма занятны. Живопись, музыка, нежная сладость пирожных, много вещей симпатичных и очень приятных» Я отвечаю: «Вам следует быть осторожней». Вы над рекою поете любовные песни, будто душистым вином, опьяняясь словами. Вы твердите с восторгом: «Мне так интересен этот опыт!» Но я не согласен с Вами. Вы говорите: «Она холодна и прекрасна». Вы повторяете: «Кажется, что-то в ней тает». Только я чую сквозящую в ней опасность. Если не в ней, то в ее человеческой стае. …И разрушается тело, свисает лоскутьями кожа. Морщась от смрада своей истлевающей плоти, Вы говорите: «Хотел бы людей уничтожить». И, помолчав, любовные песни поете. Годы — для радости мало, но боль превращает в вечность даже мгновение. Тело восстановимо, только кто рубцы от предательства на душе залечит, кто сделает нежное сердце неуязвимым? Выбравшись на свободу, с неподражаемой грацией и благородством уродство свое несете. Качаете головой, не зная, за что приняться, точно ищете гибели в душной полудремоте. А Ваш сын — эта дикая поросль, так на нее походит, что в небрежно оброненной фразе пронзительно и безнадежно отзываются ноты еще не затихших мелодий, которые, видно, и отчаянью не уничтожить… Чувствую Вашу надломленность, тонкую боль, усталость — горечью сердце покрывшую едкую копоть. Потому мы упорно восходим на мертвые скалы, чтобы оттуда упасть в бесконечную пропасть. …Больше не видеть ни неба, ни ясного света, и никакая беда меня не потревожит. Вы говорите: «Как трудно любить человека!» Но перестать-то любить все равно невозможно.