***
Неделя сессии в конце июня выдалась тяжелой. Но Сейшу старался всё вовремя выучить и сдать, но старания не всегда приносят пользу. И в его случае получилось именно так. После экзамена группы другого потока, на который Инуи заявился не по расписанию, лишь бы показаться преподавателю на глаза, Сейшу стоял напротив его стола, уставившись в пол. А за окном, выходящим во двор, всё та же шумная и угнетающая толпа на скамейках и у фонтана. Студенты радуются прошедшему последнему экзамену, который сдали «хотя бы на троечку»; Инуи радоваться нечему. — Экзамен для твоей группы был на прошлой неделе, — преподаватель лениво проговорил очевидную для Сейшу вещь: — Да, я отсутствовал на нём. — Неужели? — усмехнулся мужчина. — Я бы и не догадался без твоей помощи. В медицинском университете, — как в прочем, и во всех остальных, — каждый преподаватель считает, что его предмет самый важный и самый нужный, без которого не стать настоящим специалистом. Можешь хоть наизусть выучить клятву Гиппократа и положить её под подушку, или носить под чехлом телефона, чтобы в любой момент вспомнить важнейшие строчки. В общем, никакой ты не врач без знаний мелких подробностей в узкой дисциплине. — Почему пропустил? — спросил было преподаватель, но тут же выдвинул предположение: — Дай угадаю… Кошка заболела или бабушка рожала? — Работал, — серьезным тоном исправил Сейшу, подняв на него твёрдый взгляд. Мужчина кивнул, сильнее расслабив галстук, болтающийся на полноватой шее, и хихикнул от своей шутки. Оглядев стоящего перед ним парня насмешливо, он кивнул на разложенные на столе билеты, которых после других абитуриентов осталось всего два. То, что он без особых придирок позволил начать, — уже порадовало Сейшу. Инуи сделал короткий шаг ближе и, не выбирая, зацепил со стола один из листочков. — Закрытый перелом лучевой кости правого предплечья, — складно и быстро прочитал он. Преподаватель приглашающе провёл в воздухе пухлой ладонью, призывая начать отвечать на поставленную задачу. — Первая помощь: иммобилизация конечности путем фиксации локтевого и лучезапястного сустава, обезболивание и местное прикладывание холода. После госпитализации необходимо… — Ладно, — скучающе перебил мужчина, снова махнув рукой. — Вижу, что вызубрил. Давай зачётку. На чистоту: Сейшу знал не только этот билет и он не попался ему по счастливой случайности, но и не зубрил экзамен днями напролёт, пользуясь тем, что имеет лишнюю неделю для подготовки. Сейшу действительно знал травматологию хорошо, если и не идеально, то на твёрдую четверку. Поэтому на преподавателя посмотрел хмуро и осуждающе, — мужчина и не подумал выслушать его ответ до конца, а в билете ещё два вопроса, на которые Инуи в силах ответить без запинки. Но взяться и начать спорить, доказывая полноту своих знаний, — совсем не то, чем должен сейчас заниматься Сейшу. Он скромным жестом придвинул зачетку по столу ближе к преподавателю, и тот, скрипнув ручкой и немного размазав пасту по страничке, нарисовал в нужном окошечке жирную тройку.***
— Несправедливо, — обиженно проворчал Кен, рассматривая ту самую тройку. — Плевать. Главное, что сдал, — фыркнул Инуи, подкуривавший дешевую сигарету, взятую у другого одногруппника. Он облокотился на стену университета, в углу, где здание соприкасается с пристроенным новым корпусом, где создается тень, и у подножья ещё не высох асфальт после дождя, прошедшего ночью. Запах тлеющей сигареты приятно пощекотал в носу и в горле, но с протяжным выдохом ощущения растворились, а долгожданное расслабление начало приходить. — Ты же врач от бога, — продолжал подбадривать Рюгуджи, листая зачётку друга. — Будущий, — грустно усмехнулся Сейшу. — Не факт, что я закончу. — Почему? Последний курс остался. — Слишком много пропусков, я их закрывать не успеваю. Инуи забрал из рук друга протянутую ему прямоугольную книжечку и кинул на рюкзак, оставленный на асфальте. Иногда ему хотелось размножиться на несколько человек. Чтобы в ряд встали такие же загруженные учебой и работой парни, у которых круги под глазами темно-серые от недосыпа. Тогда бы им было намного легче успевать во всех местах, где они должны присутствовать каждый день. Тогда первый Сейшу был бы успевающим студентом; второй — отличным работником, не уставшим и выспавшимся; третий Инуи стал бы замечательным другом, способным слушать рассказы внимательнее и не терять в них сути; а четвертый, наверное, справился бы с обязанностью прилежного внука и самого лучшего на свете парня одновременно, потому что своему деду и девушке он уделял на данный момент одинаково маленькое количество времени. Учёба у Инуи шесть дней в неделю, но, в разрез этому, на работе он вынужден брать дополнительные смены, в том числе и ночные, которые оплачивались крупнее, а в перерывах между ними он был чаще всего с Кеном. — Знаешь, у меня есть для тебя предложение, — загадочно протянул Кен, переместившись от противоположной стены к той, которую спиной подпирал Сейшу, затягиваясь сигаретой. Рюгуджи порылся в своём раскрытом рюкзаке и выудил оттуда две красочные брошюрки. — Смотри, — он протянул обе Инуи. Брошюрки оказались билетами. На каждом из них красовалась тонированная и яркая машина на фоне трибун со зрителями. Сейшу, если честно, не до конца уверен в словах друга о том, что это для него. Или он в прошлые разы настолько хорошо сделал вид, что ему были интересны те записи с гонок, что Рюгуджи в это поверил? — Сходим послезавтра? Думаю, это тебя отвлечет. — У меня… — У тебя выходной, я уже знаю, — улыбнулся Кен, еле заметно подмигнув, но решив не рассказывать Сейшу о том, что покопался в галерее его телефона и посмотрел сфотографированный рабочий график, пока Инуи задремал на обеденном перерыве. Заменив тяжелый вздох затяжкой, Сейшу докурил и потушил сигарету о стену. Ещё раз глянул на разноцветные глянцевые билеты, перемещая взгляд от них на друга: — Посмотрим, — выдавил он из себя. — Ладно, — глухо отозвался Рюгуджи, ожидая, пока Сейшу прятал в рюкзак брошенную зачетку. Когда Сейшу молча поднял с земли сумку и тронулся в сторону поворота из-за угла, Кен убрал билеты подальше. Инуи вечно уставший и от этого бывает груб, его сложно уговорить выехать куда-то отдохнуть, тем более что, кроме работы и медицины, он мало чем интересовался, полностью посвящая этому своё свободное время. Но Кен попыток никогда не оставлял. И это была очередная. На территории университета почти не осталось студентов. В последний учебный день мало кто пожелал здесь задерживаться, и за ворота Сейшу и Кен выходили почти последними. Кен морщился от лучей солнца, которые хоть и были далекими и слабыми, но все равно били в глаза. От этого голову приходилось держать опущенной вниз, но Сейшу упорно думал, что Рюгуджи в таком положении шёл не из-за погодного явления, а потому что расстроен его неопределенным ответом. Наверное, ради друга можно было бы и потерпеть. — Это долго будет? — замедлив шаг, чтобы Кен с ним сравнялся до конца, спросил Сейшу. — Что? — Ну… гонка твоя эта, долго будет идти? — Не знаю, — пожал плечом Кен, не вытащив рук из карманов и не подняв голову. — Всего четыре круга вроде, это быстро. — Сходим, — кивнул Сейшу и Рюгуджи даже встрепенулся. — Ты не пожалеешь, — уверил он, улыбнувшись. — Там будет Коко. Позитивную волну, зародившуюся в ментальном поле Кена за секунду, хватило на то, чтобы Инуи улыбнулся тоже: — Ого… — наигранно удивился он. — Знать бы кто это. — Ну, его машина — номер двести четырнадцать, я уже говорил о нём, помнишь? Сейшу провел светло-зелеными радужками по кругу, за одно мгновение захватив зрением вход в парк, пешеходный переход и почти рассеявшиеся на небе тучи. Старательно сделал вид, что пытался вспомнить. — Помню, — соврал он, но в подтверждение кивнул. — Если нам повезёт, сможем с ним сфотографироваться. — Да-а… — протянул Инуи, и чтобы как-то поддержать энтузиазм друга, хмыкнул: — Лишь бы повезло.***
Определенным везением на закрытой трассе, если честно, пахло не особо. Трибуны битком наполнены зрителями, фанаты автомобильного спорта зажали Инуи со всех сторон, но Кена, в отличие от него, давка особо не напрягала. Он приподнимался на месте, вытягивался вперед, чтобы через головы передних рядов разглядеть машины, постепенно прибывающие к стартовой полосе. Гонщики, со свистом остановив машину за предыдущей, выходили из автомобиля, показываясь на вид зрителям. Некоторые из них приветственно махали ладонями, другие же — рассматривали свою машину со всех сторон, хотя техническое состояние — как объяснил Кен, по-прежнему думая, что Сейшу его слушает — проверяется заранее, ещё до выезда на трассу. Рюгуджи, по пути ко входу на трибуны, рассказывал, что каждый из гонщиков, оказывается, совершал заезд на личных авто, и что никто им машинки не выдавал покататься, как считал Инуи до этого. И сейчас, глядя на выстроившиеся в ряд разноцветные машины, Сейшу всерьез задумался над тем, что они ведь ещё и в город могут выезжать, не боясь лишних глаз в свою сторону. Хотя, по-видимому, они это и любили. Даже если бы солнце не светило так ярко, жаркими лучами опаляя сверху, на стадионе все равно было бы светло — из-за бесконечных вспышек мобильных телефонов и камер. — О, Инупи! — очередной тычок в бок от Кена, и Сейшу отвлёкся от остальных, чтобы посмотреть в нужную сторону: — Он подъехал! В подтверждение его восхищенному возгласу на огромный экран крупным кадром показался номер двести четырнадцать. Только камеры заметно делали больше и машину, и самого гонщика. Сейшу быстро отыскал его глазами на дороге. Это было несложно. Его машина подъехала самой последней. Не слишком массивная, но выглядела она агрессивно за счет матово-черного покрытия и трёх выраженных белых полос вдоль левого переднего крыла. Но когда дверь открылась и из автомобиля показался водитель, Сейшу невольно улыбнулся. Издалека он показался крошечным, но кадр на экране позволил рассмотреть того, кем так восхищается Кен. Сейшу не запомнил, как Рюгуджи назвал его в каком-то из своих рассказов, в его голове пока отложился только номер. Номер двести четырнадцать. Собравший вокруг себя столько внимания и криков фанатов, сквозь которые Инуи различал писк собственного друга. Сейшу, со странными мыслями в голове, дернул светлой бровью, заметив, что прическа гонщика в чем-то соответствовала дизайну его автомобиля. На его левом виске были выбриты такие же три полоски, как на крыле машины. Парень неторопливо обогнул пару соперников, не отвлекаясь на возгласы и камеры, светящие со всех сторон, прошёл дальше, ни разу не помахав рукой фанатам, даже на трибуны не смотрел. Он остановился рядом с одним из гонщиков — высоким мужчиной, который в плечах был вдвое его шире, что видно даже издалека — и, пожав ему руку двумя своими, принялся о чем-то беседовать. — Это лидер его команды, — вовремя подсказал Кен. Об этом можно было догадаться и без подсказок. По наполненному вежливости и уважения взгляду номера двести четырнадцать, который Сейшу заметил благодаря экрану с трансляцией, и по ответному на него от лидера — полностью надменному и равнодушному. Роли каждого гонщика на трассе Инуи усваивал долго, упорно и внимательно, слушая Кена всю дорогу до места назначения. В заезде участвуют несколько команд, по два представителя от каждой. Если в гонке не принимает участия лидер команды, то за него это делает кто-то другой, но у каждого должен быть прикрывающий, какую позицию, как понял Сейшу, и будет занимать двести четырнадцатый. Задача прикрывающего: не пропускать соперников вперед лидера, преграждать им путь, пусть и рискуя собственной безопасностью. Когда Сейшу находил время отвлечься от повседневных дел, и в основном во время рассказов Кена, в его голове сложился стереотип, что гонки для этого и созданы, — чтобы быть первым. Нестись на огромной скорости, постоянно обгоняя друг друга, чтобы раньше всех пересечь черту финиша, чтобы получить заслуженное внимание, славу, собрать огромную армию поклонников и подражателей. Оказывается, всё не совсем так. Некоторые довольны второстепенной позицией, даже если предстает возможность выделится, — они уступают другому. Сирену старта заглушили ликующие крики толпы, в которых растворился рёв десятков моторов. В первые несколько минут Сейшу не понимал: куда нужно смотреть? Все собравшиеся когда-то на старте машины словно сдуло неистово сильным порывом ветра, быстро удалив их из виду. Он старался смотреть в ту же сторону, куда и все остальные на трибунах, но из-за поднятых вверх рук со смартфонами, практически ничего не видел. На экранах с трансляциями тоже ничего многообещающего: картинка едва успевала переключаться с разных камер. И так миновал первый круг. Это Инуи понял, когда свистящий звук шин слишком приблизился. Разрыв между соперниками не особо наблюдался, они все проехали первый круг почти в том же порядке, как в выстроенной на старте колонне. Но единственная машина, которую смог запомнить Сейшу, — с тремя белыми полосами на крыле, — ловко обогнула двоих вблизи защитного ограждения трибун. Смысл сего мероприятия Инуи окончательно растерял. Странно и глупо не видеть всего целиком, довольствуясь только тем моментом, когда гонщики, проехав извилистую закрытую трассу за считанные минуты, на мгновение проносятся мимо тебя. Но эмоции и азарт толпы постепенно поглощали и его, уговаривая не опускать взгляда с экранов, высматривать хотя бы что-то. — Инупи, — Кен вновь толкнул его плечом: — Смотреть надо туда. Он получил внимание друга и указал вправо, где вместо одного огромного экрана, соединены между собой несколько размером меньше, но транслировали сразу с нескольких видеокамер. На них смотреть оказалось интереснее. Но Инуи уже выбрал за кем следить и спустя минуту отыскал знакомую машину с полосками на крыле среди остальных. Это было бы полезно для самого Сейшу, потому что в конце гонки и по пути домой обсуждать с Кеном ему пришлось бы именно этого гонщика. Двести четырнадцатый в этот же момент вызвал оглашающий визг толпы маневром — обогнав одного из соперников, он резко затормозил, едва ли не позволив машине оппонента врезаться в заднюю часть своего автомобиля. Соперник отреагировал мгновенно; вывернув руль, но не успев сбросить скорость, он врезался в ограждение и тем самым был ликвидирован из заезда. Миновал второй круг. Двести четырнадцатый, хоть и пропустил вперед несколько машин во время создания небольшой аварии, быстро нагнал остальных, и к середине третьего круга шёл уже вторым. Казалось, что его машина не едет по асфальту, а парит в воздухе, — настолько быстро и ловко он огибал другие автомобили. Словно кто-то контролировал её магическими силами, потому что живой человек, как подумал Сейшу, не способен так управлять автомобилем. Инуи затаил дыхание, когда к концу третьего круга двести четырнадцатый номер нагонял впереди идущую машину. Он подъезжал к ней с разных сторон, вынуждая первого словно убегать и уворачиваться. Момент — и он почти задел своим передним бампером его заднее колесо слева. Другой — он справа разбил заднюю фару секундным и незаметным касанием. И в третий момент — двести четырнадцатый наконец его обогнал, напоследок проскоблив правой стороной своей машины по кузову противника. Сам управление удержал, вырываясь на первое место, но соперник — отправлен в защитное ограждение, чем страшно шокировал зрителей. Толпа заревела. Свист и скандирование его номера свидетельствовали о том, что зрители жаждали продолжения такого захватывающего шоу. Но двести четырнадцатый на середине четвёртого круга заметно начал сбрасывать скорость. — Самых резвых устранил, — очень кстати подсказал Кен. Черную матовую машину с полосками на левом крыле тут же догнала другая. Сейшу узнал её; это была машина лидера их команды. И, вполне предсказуемо, двести четырнадцатый, почти до самого конца оставаясь ведущим в заезде, резко затормозил метров за пятьдесят от финишной черты, оставив на асфальте выраженные полосы от колес. Его машину даже развернуло на девяносто градусов от такой резкой остановки. Инуи неожиданно для себя ощутил прожигающую обиду. Он не интересовался этим видом спорта, и даже сами автомобили его не интересовали. У его деда в гараже пылилась старая «тойота», но Сейшу никогда не приходила мысль банально посидеть за рулем. Но этот парень — двести четырнадцатый номер — не зря собрал вокруг себя столько восторженных криков. Он удивил даже Сейшу. Он достоин быть первым, но почему так легко отдал свою заслуженную победу другому? Казалось, больше никто, из присутствовавших на трибунах, не разделял его обиды. Даже Кен, что его очень удивило. Сейшу казалось, что друг фанател именно по этому гонщику. — Это не поражение, — объяснял Кен, пока они стояли в очереди, чтобы сделать фотографию, ради которой и пришли сюда. — Команда ведь победила. — Тогда почему выделяешь именно двести четырнадцатого? — Потому что Коко… Ну, — Кен замялся, выглянув вперед, дабы удостовериться, что осталось подождать всего несколько персон. — Коко крут, ты же сам видел. Ему не нужно приходить первым, чтобы его обожали. Коко… Сейшу нахмурился. Надо бы запомнить, а-то в прошлый раз это имя за секунду вылетело у него из головы. По внешнему виду этому Коко можно было дать лет девятнадцать, Сейшу рассматривал его, пока они с Кеном были через одного в очереди. Коко изучал подходящих к нему людей бегло и без интереса. Оглядывал черными глазами, напоминавшими бусинки, а затем отдавал жест фотографу, натянув улыбку и приготовившись к щелчку и вспышке. Когда подошла очередь для Кена и Сейшу, процедура была той же самой. Инуи ожидал, что Рюгуджи как-то заговорит с тем, кем так восхищался, но он не проронил ни слова. Только пожал двести четырнадцатому руку, а тот — приветливо и обворожительно улыбнулся ему. На Сейшу он, показалось, вообще не обратил внимания и не заметил его. Руку пожимать Сейшу желания не изъявил, а на фотографии остался в стороне, после чего тенью удалился за другом и исчез в толпе. Уходя, Инуи заметил, что очередь за ними была внушительно длинной.***
Предположение было верным. Коко и вправду не запоминал все те лица, что подходили к нему каждый раз после окончания соревнования. Их всегда насчитывалось от нескольких десятков до нескольких сотен. Он не запоминал лица людей, узнающих его в заведениях, иногда на улицах, на масштабных мероприятиях и тусовках. Они со временем стали смешиваться в его сознании и, глядя на человека, он вместо лица видел однотонную картонку. Их много. Они вокруг. И после каждой новой одержанной победы их становилось только больше. Всё взаимно. Ни один человек из тех тысяч незнакомцев, что приветливо и радостно открывали перед ним объятия, рисуя на своей однотонной картонке улыбку, не знали его самого. Они знали его под номером двести четырнадцать. Особо внимательные знали его несложное прозвище, но ничего более. В какой-то степени Хаджиме Коконоя это устраивало. Никому не нужно было знать тонкостей его душевной организации, его любимую музыку или фаворитов среди актеров, — его обожали и лелеяли и без этого. Даже не зная его настоящего имени и возраста. Усмехнувшись каким-то странным мыслям в голове, он заглушил мотор машины, затратив на парковку секунд шесть, — просто втиснулся между красной «хондой» и такой же черной, как у него, «ауди». После остановки работы двигателя и прекращения движения наступила тишина, звенящая в ушах. Только отголоски шумной вечеринки — в виде вибраций музыки — нарушали её. Он считал, что в свои двадцать два года победил эту жизнь. Потому что в ней было всё, что ему необходимо, всё, что ему нравилось и вызывало невероятные ощущения. Его жизнь начиналась на букву «А». Азарт. Адреналин. Автомобили. Три простых слова, которыми он мог описать всё своё существование. Хаджиме вышел из машины, щелкнул пультом сигнализации, следом спрятав его в карман джинсов. Не спеша, но уже предвкушая эмоции окружающих, с которыми его встретят на шумном мероприятии, посвященном сегодняшнему удачному заезду, он направился к зданию. Сегодня он в который раз показал лучшие стороны своих навыков и мастерства. За несколько лет в автомобильном спорте никто не ожидает от него плохих результатов. Каждый фанат или обычный зритель смотрит и восхищается его шоу. То, что он умеет делать на дороге, — не умеет никто другой, и это не могло не заставить его гордиться собой. Он сам не понимал в чём заключался его секрет. Когда он оказывался за рулём, тело начинало двигаться машинально, ему казалось, что он переставал быть хозяином своему разуму и организму, всю работу выполняли за него инстинкты, подпитанные адреналином клетки мозга и тела. — Двести четырнадцатый! — послышалось откуда-то, а Хаджиме даже не повернулся на возглас своего номера. Парень поправил волосы, заправив черные вьющиеся вихри на правую сторону, — в сотый раз проклиная гримеров за тонны пудры и лака для волос, которые они вываливают и проливают на него перед каждым выходом в свет. Через шумящую толпу людей, разделившихся между собой на маленькие группки, Коконой заметил у бара одного из членов своей команды. Тайджу — их лидер — собрал всех самых необычных и ярких представителей автоспорта. Сам Тайджу Шиба — высоченный шкаф, покрытый татуировками, и выливающий на себя литры пафоса, вместо парфюма по утрам. Хаджиме не хотел бы разглагольствовать за его спиной неприятные факты, но, често говоря, без своей команды он никто. Коконой был уверен, что стоило бы Тайджу выехать на заезд без членов своей команды, он не занял бы и третьего места. Второй член команды и по совместительству младший брат лидера — Хаккай Шиба. Он прилюдно вообще ни с кем не общался, но из диалогов «за кулисами» Коконой понял, что точку зрения и идеологию старшего брата он разделял процентов на шестьдесят. Да и нишу он занимал в команде полезную для лидера, но не особо важную по мнению Коконоя. Его задача — заранее выучить маршрут и все обходные пути, по которым в теории до финиша можно доехать раньше, а уже на заезде — включить так называемый «маячок» и срезать путь, проводя за собой главного. Третий в команде — сейчас ожидающий Коконоя у бара — Такаши Мицуя. Он попал в команду, потому что дружит с Хаккаем или встречается с сестрой лидера? Коконой думал над данным вопросом с первого дня существования в их коллективе. Тем не менее, Мицуя был адекватным. И технарем-разгонщиком. Его задача — создавать инертное движение, вставая четко перед машиной лидера во время гонки. Две машины, идущие друг за другом на огромной скорости, способны увеличить её раза в три. Поэтому и автомобиль у Мицуи самый мощный. А у Коконоя — занимающего почетное четвертое место в команде — работа пыльная и опасная, но веселая. Его обязанность — путаться под колесами у соперников и выводить их из игры. — Как ты? — Мицуя приветственно пожал Коконою руку. — Лучше всех, как всегда, — без особого ехидства, Хаджиме натянул улыбку, пожав его руку в ответ. — Смотрел сегодня, как вы катались с Тайджу. Прекрасно справляетесь вдвоем. Коконой сел на высокий барный стул рядом с Мицуей. Такаши, вечно одетый словно с обложки журнала, разлохматил руками отросшие лавандовые волосы и лениво уложил голову на ладонь. Похвалил, конечно, без интереса и восторга. Словно победа для их команды превратилась в обыденность. — Ага, — с толикой уныния промычал Коконой. — Тайджу, наверное, до сих пор перед фанатами красуется. — А ты? — А я что? — По-моему ты звезда последних… — Мицуя прикрыл глаза, пытаясь вспомнить. — Да даже не скажешь. Тут, — он провел пальцем по кругу, обозначая всю толпу. — Только о тебе и говорят. — Я знаю. Не то чтобы Хаджиме Коконой был высокомерным и возомнил себя господствующим над коллегами в спорте. Он оценивал свои возможности, возможности соперников или сокомандников реально. Он знает как правильно, и что не все может зависеть от крутизны авто. На своем «шевроле» он в сольных заездах побеждал оппонентов на «ламборгини». Так что, дело было в технике и навыках. Барная стойка представляла собой круг, в центре которого бегали и суетились работники заведения, а на обратной стороне — гости, ожидающие напитков. Хаджиме провел взглядом по кругу бара, заметив на другом конце лидера команды соперников из сегодняшнего заезда и его ближайшего помощника. Тетта Кисаки — не ясно что забывший в автоспорте, но отчаянно пытавшийся прорваться в элиту гонщиков. Только шансы его даже не равны нулю, как думал Коконой, они давно ниже. С такими раздолбаями в команде, типа Ханмы, он не уедет далеко — в обоих смыслах устоявшегося выражения. Тетта носил очки без оправы и вычурные наглаженные костюмы, но это ничего не стоило. Пусть выглядел он стильно, на заезды это влияния не оказывало. А Кисаки не оказывал влияние ни на кого в мире автоспорта, хоть и старательно к этому званию рвался. — Слышал, что он хочет купить тебя в свою команду, — с ядовитой улыбкой шепнул Мицуя, чуть наклонившись к Коконою. — Он на меня в жизни не заработает, — со схожим ядом в голосе отозвался Хаджиме. Коконой продолжил следить за Кисаки, пока Мицуя заказывал для себя и партнера по команде сок. А Тетта, что не удивительно, смотрел на него через барьер барной суматохи. Его помощник — Шуджи Ханма — тоже просверлил Коконоя ехидным взглядом, что-то сказал своему лидеру на ухо и удалился из поля зрения, смешавшись с разноцветной толпой. — Кажется, он идет к нам, — Коконой предупредил напарника и улыбнулся. — Сейчас будет торговаться, — хихикнул Мицуя. Тетта ненадолго исчез в толпе и только через минуту не самого томительного ожидания, втиснулся между двумя членами команды Шибы. Коконой не понимал, чем таким разящим вызвана его неприязнь к Кисаки, — вряд ли банальным соперничеством на трассе, есть уйма других похожих соперников, но именно команда Тетты помечена в списке красным цветом. И даже челюсти сводило от злости, когда Тетта оказывался настолько к нему близко. — Добрый вечер, — Тетта уперся одним локтем на стойку, повернувшись к Мицуе спиной, словно Такаши здесь вообще не существовало. Мицуя не добрым взглядом переглянулся с Хаджиме. — Отмечаешь победу? — Апельсиновым соком, — Коконой указал взглядом на напиток перед собой. — Позволишь тебя угостить чем-нибудь? — Можешь заказать яблочный. Со льдом. Мицуя неслышно вздохнул и сел ровно, отвернувшись от Коконоя и его нового собеседника. Ну, за яблочный сок Хаджиме точно не продастся, а о чем они будут говорить услышать возможно, — хоть его и перестали замечать по щелчку пальцев, он всё ещё здесь. — Ты круто показал себя сегодня, — сходу начал прельщать Кисаки, хитро блеснув глазами. — Хоть и разбил тачку одному моему гонщику. — Надеюсь, это был Ханма, — мило улыбнулся Коконой. — Нет, — Тетта сделал вид, что ему стало смешно. — Тогда сожалею, — Хаджиме взял из рук бармена стакан яблочного сока со льдом и из вежливости сделал малюсенький глоток, следом облизнув губы и отодвинув напиток от себя. — Не думаешь выйти на новый уровень? — Например? — наигранно заинтересовался Коконой, заметив, что Такаши за спиной Кисаки тоже заметно прислушивался к их диалогу. — Гонки по городу, — проговорил Кисаки, деловито поправив очки. — Без команд, без камер, без правил. — Звучит классно, но не моя тема, извини, — вежливо отказался Коконой, а Мицуя из-за чужой спины показал «класс». — Да ладно? Так и будешь сидеть на одном месте и прятаться за Шибой. — Я никогда не прятался и не прячусь. — Но ты в его тени, — перефразировал Кисаки. — Ты делаешь все для победы, а на пьедестале он. Хаджиме незаметно закусил губу, потому что Кисаки почти попал в его уязвимую точку. Может, Хаджиме и так собирал огромное внимание фанатов, ни разу не заехав за финишную черту первым, но видеть себя лидером ему все же хотелось. Хотелось большего, а не прыгать выше чужой головы, чтобы окружающие могли его заметить и похвалить. — Меня все устраивает, — прошипел Коконой, напрягаясь, но не понимая, что это только позабавит Кисаки. — Я и так во внимании. — Жаль, — расстроился Кисаки. — Хотел сейчас позвать тебя на тестовый заезд, но если ты и так всем доволен, я отстану. Он кивнул Коконою, улыбнувшись уголком губ, наконец-то заметил Мицую и попрощался с ним тоже, но, уже отойдя на несколько шагов, обернулся и добавил: — Грустно осознавать, что двести четырнадцатый горазд красоваться только перед камерами, а когда дело дошло до реальных гонок, он поджал свой крошечный хвостик и спрятался за спину лидера. Последнее высказывание Кисаки не только зацепило, но и ещё сильнее разозлило Хаджиме Коконоя. Мицуя, сжавшись в предвкушении, проследил за тем, как Коко сполз с барного стула. Такаши ожидал следующего ядовитого высказывания, которыми Коконой обменивался с Кисаки на протяжении всего их диалога, но Хаджиме, по привычному поправив волосы, крикнул вслед: — Кисаки! — Тетта обернулся к ним снова. — Поехали. Удовлетворённый Тетта натянул ядовитую улыбку, в приглушённом свете превратившуюся в оскал. Проследив, как он продолжил отдаляться к выходу, Мицуя одернул собравшегося уходить за ним следом Коконоя, схватив его за локоть. — Коко, подожди, — настороженно начал он. — Хуевая идея, может подумаешь ещё раз? — Я не собираюсь уходить из команды, — шикнул Хаджиме. — Сегодня я размазал их на заезде, сейчас размажу в гонке по городу. Дело пяти минут, — он кивнул на оставшиеся на барной стойке напитки. — Посторожи мой сок, он согреться не успеет. Твёрдыми настроенными шагами Хаджиме покинул заведение, а Кисаки уже ждал его на улице, в компании своего помощника. В классических костюмах, с зализанными прическами и в очках они не выглядели гонщиками ночных улиц, или даже закрытых легальных трасс. Они выглядели как чьи-то водители или таксисты бизнес-класса. Хаджиме прошел мимо, сразу к своей машине, по пути щелкнув пультом сигнализации. — Поедем отсюда, через каньон у побережья, сделаем кружок и вернемся сюда же, — прокричал Кисаки, но Коконой уже садился в авто, услышав его лишь отрывками. С парковочной площадки через пару минут выехал яркий черно-золотистый «порше», водителем которого являлся Шуджи Ханма, а следом за ним знакомый тысячам зрителей — маленький «шевроле» с тремя белыми полосками на левом крыле. Как хорошо, что в этом районе поздними вечерами на дорогах мало машин, и пешеходы за ограждениями на тротуарах. И до каньона, между жителями города окрещенного как «Долина мертвецов», совсем недалеко. Хаджиме вдавил педаль газа до упора, забыв, что в машине существует тормоз, и вперился пожирающими глазами в два красных огонечка задних фар автомобиля Ханмы. Он не обгонит его с самого начала, это было бы слишком просто. В целом, Ханма соперник не его уровня, и Коко зря нервничал, садясь за руль, поэтому спустя несколько кварталов расслабился, откинувшись на спинку водительского кресла. Он почти задел его отполированный «порше» на паре поворотов, угрожая оставить на нём вмятины и царапины. Забыл, что гонка нелегальная, и за все повреждения не заплатят спонсоры и страховые компании, которые оплачивали соперникам ремонт машин после «игр» Коконоя на заездах. Хаджиме сильнее надавил на газ, окончательно расслабившись, слушая, как мотор заревел с новой силой, набирая обороты, а на спидометре красовались цифры, почти приближенные к его серийному номеру в сфере автоспорта, и… И Коконой так легко его обошел, ловко повернув на округлом повороте перед каньоном, даже не притормаживая. Только из-за рева мотора послышался свист шин, проскользнувших по асфальту и явно оставивших на ней полосы. Ну нет. Хаджиме посмотрел на соперника в боковое зеркало и немного расстроился. Не обижать же его так рано, до каньона ещё несколько километров. Коконой отпустил педаль газа, позволив машине естественно терять скорость, но к тормозу снова не притронулся. И принялся считать время. Секунды, за которые этот тугодум успеет заметить, что он не разгоняется, а останавливается. Шуджи заметил только через секунд десять, а ещё через пятнадцать догнал и вырвался вперед, оставив после себя гул автомобиля. По мощности авто Ханма, как не было бы грустно, лидировал, поэтому обойти его можно только с помощью техники на поворотах, на которую Коконой и рассчитывал. Он знал, что в Долине мертвецов был один очень опасный и крутой поворот, и запланировал выйти вперед именно там. Когда огни города остались позади, а дорога сузилась, освещаемая только фарами двух соревнующихся автомобилей, Хаджиме снова нажал на педаль газа, с силой вдавив её до конца. Он когда-то здесь уже проезжал, просто так, без соревнований, и запомнил дорогу. До нужного поворота осталось совсем немного, а к Ханме он ещё не подобрался; Шуджи ехал в центре дороги, не набирая скорости перед крутым поворотом, потому что ограждения от обрыва на каньоне хлипкие, — если врезаться, можно вылететь с трассы прямиком вниз. Хаджиме напрягся. Надавил на приборной панели кнопку закиси азота и повторно нажал на педаль газа. Хватило лишь нескольких секунд, чтобы обогнать. — Вот и до свидания, — одними губами проговорил Коко, подбадривая себя и прощаясь с соперником. Вывернул руль на максимум вправо, чтобы с заносом войти в поворот, и резко нажал педаль тормоза до конца. Но должного свиста торможения не услышал. Ничего вообще не произошло. Хаджиме надавил на тормоз снова. И ещё раз. И когда расстояние между ним и скалистой обочиной с одной стороны увеличивалось, а он сам становился в опасной близости от ограждения каньона и обрыва, Хаджиме с ужасом во взгляде метался от руля к проклятой педали тормоза, которая с шестой попытки просто перестала его слушать. Секунда. Две. Вечность — как показалось самому Хаджиме. Машина разбила ограждение и словно повисла в воздухе на целую вечность. Коко впился руками в руль до боли, с силой зажмурив глаза. Последнее, что он запомнил, — грохот и звон бьющегося стекла.***
Устало потерев лоб, наткнувшись на нечувствительную поверхность шрама, Сейшу захлопнул дверцу шкафчика в рабочей раздевалке. Ещё одна идиотская смена закончилась. Или пациенты ближе к середине лета начинали сходить с ума, или сам Инуи устал от них, в пользу дополнительных смен. Он всегда старался относиться к больным и пожилым людям с милосердием и пониманием, и никогда не позволял себе вытеснять раздражение на пациентов, и видимо от этого в конце смены превращался в безэмоциональный комок биомассы. На часах только восемь тридцать, а уже вечером ему снова предстоит вернуться сюда. Дополнительное дежурство, мать его. Или это было дополнительное, а вечером будет по графику? Сейшу тряхнул светлыми волосами и устало вздохнул, покидая здания больницы через пожарный выход. Запутался. Сейшу Инуи жил далеко за городом, тратил на дорогу в больницу или университет около трех часов, и сейчас здраво понимал, что ехать домой смысла нет, — он только доедет, а уже нужно будет собираться обратно. Поэтому он ещё с вечера напросился поспать у Кена, который жил недалеко от больницы. По пути к нему, Сейшу написал несколько сообщений своей девушке, которая, как ему подсказывали сердце и здравый смысл, скоро должна его бросить. Никакой адекватной особе не понравилось бы, что её парень пишет ей только «доброе утро», а потом предупреждает, что выйдет на связь к ночи ближе, когда закончит все дела на работе. Сейшу продублировал этот текст и сейчас, с тоской на душе и во взгляде закрыв диалог, и свернул к дому Кена. Рюгуджи арендовывал небольшую однушку в старом доме с серым обшарпанным подъездом. То есть, выглядел он серым, но если присмотреться, то под слоем грязи и налета можно было рассмотреть краску, а за ней — в трещинах и отшелушенных местах — краску другого цвета. Но в квартире было приятнее. Небольшая кухня с двумя тумбами, крохотной плитой и холодильником, и круглый столик. Комната с обычным раскладным диваном и письменным столом, посеревший тюль на окнах и шкаф, захламленный книгами и прочими мелочами. А в ванной душевая кабина с замыленными стеклами и зеркало над раковиной со сколотым углом. — Как смена? — сонно поинтересовался Кен, наблюдая как Сейшу ковырялся вилкой в каком-то подобии омлета на своей тарелке. Сейшу понимал, что Рюгуджи проснулся раньше десяти только лишь, чтобы встретить его с работы, и даже вон еду какую-то состряпал для него. Поэтому огрызаться и острить не хотелось, хотя настроение было как раз для этого. — Нормально, — без подробностей проговорил он, сделав глоток остывшего растворимого кофе. — Можешь идти спать, я тут сам разберусь, не в первый раз. — Ага, — промычал Кен, но с места не сдвинулся. С распущенными волосами, в широкой домашней футболке и пижамных штанах Рюгуджи выглядел каким-то помятым. И даже не из-за сонного взгляда и хмурого лица. Сейшу чувствовал гнетущую атмосферу уныния, умножающую его собственную утреннюю тоску на два. — Ты с Эммой поссорился? — А? — за секунду вышел из унылого транса Кен. — Нет. Ты че, у нас все хорошо. — Что-то случилось? — дальше из вежливости спросил Сейшу, отодвигая от себя оставшуюся еду и горький кофе. — Помнишь этого чувака моего, гонщика? — Сейшу нахмурился, пытаясь вспомнить и понять, кого именно друг имел ввиду. — Ну Коко, двести четырнадцатый. — А, помню, — Сейшу не соврал на этот раз, он действительно запомнил его. Ещё бы не запомнить, записи с последнего заезда, на котором они были живыми зрителями, Сейшу довелось ещё трижды пересмотреть потом. — Он пропал, — развел руками Рюгуджи. — И никто не дает комментариев. Три недели как исчез. — Не переживай, — махнул рукой Сейшу, поднимаясь и убирая тарелку с кружкой в мойку. — Найдется, не щенок же. Может он на пляже где-нибудь загорает. — В его соцсетях тоже обновлений нет. — Ну не сдох же он, — фыркнул Сейшу. — Если б сдох, то точно бы объявили, — согласился Кен. — Расслабься, — ещё раз подбодрил Сейшу, выходя из кухни, и хлопнул друга по плечу. — Нагуляется и вернётся. Спасибо за завтрак, я спать.***
В холле отделения больницы, кроме двоих мужчин, окруживших кофейный аппарат, никого не было после обеда. С первого взгляда так и не скажешь, что это — больница. Обстановка больше напоминала офис или отель, только девушка на за стойкой-ресепшен в белом халатике и проходящие периодически медсестры напоминали, что это за место. Может, дело в том, что частный владелец вкладывал баснословные деньги в эту багодельню, прослеживая за тем, чтобы пол всегда был начищен, стены выкрашены в молочный цвет, а работники в выглаженных халатиках были милы и приветливы с пациентами и их посетителями. Тайджу разболтал на дне бумажного стакана остатки кофе, но допивать холодный напиток не стал, отправив его в мусорное ведро, когда из-за поворота показалась не высокая женщина, с собранными в аккуратную причёску каштановыми волосами. Без макияжа, но с прозрачным блеском на губах, и в расстегнутом белом халате, из-под которого выглядывал строгий светло-голубой костюм. Она заведовала отделением травматологии уже одиннадцать лет и видела разных пациентов и посетителей, но двое рослых широких мужчин в черных пиджаках заставляли нервно съежиться и проскоблить отросшими ноготками по папке с историей болезни. — Добрый день, — вежливо и с улыбкой поздоровалась она. — Вы к Коконою, я так понимаю? — Верно, — согласился Тайджу, украдкой взглянув на своего компаньона. — Я вас провожу. Мужчина выглядел раздраженным и строгим, хотя никто не уговаривал его идти сюда, это была его собственная инициатива. Он, как и владелец этой клиники, вкладывал огромные деньги в команду Тайджу в автоспорте. Делал в своих кругах ставки на выигрыши, и чуть ли не устраивал аукционы, продавая какие-нибудь личные вещи гонщиков или автографы. И каково было его огорчение и злость, когда одним утром около месяца назад, ему позвонили и сообщили о том, что «шевроле», когда-то купленный на его деньги, превращен в груду металла и восстановлению не подлежит, и все из-за того, что у Коконоя шило в заднице. Мужчина не был уверен, насколько правдиво все, что ему сказали, но склонялся в этой версии. Говорили, что Коконой — долбанный двести четырнадцатый — здорово нажрался в баре и поехал покорять улицы ночного города. Машину превратил в металлический фарш, а себя самого — в человеческий. Но выжил. Выжил и даже спустя три недели пришел в себя. — Он сможет сейчас говорить? — поинтересовался спонсор у доктора, когда они поднимались на лифте на нужный этаж. — Вряд ли. Он только вчера открыл глаза, но могу предположить, что он вас услышит и даже что-нибудь поймёт. — То есть поговорить с ним не получится? — Вы можете говорить, — мягко объяснила женщина снова. — Но Хаджиме сейчас сложно воспринимать разговорную речь. Тайджу неловко кашлянул, устремив стеклянный взгляд на пол лифта, и не поднял его больше, даже когда они вошли в отделение. Доктор продолжала говорить вполголоса, провожая их до палаты, и с каждым её словом настроение все больше угнеталось и перерастало в безвыходное положение. Шиба почему-то надеялся, словно на свете бывают чудеса, что Хаджиме сегодня пришел в себя, а через месяц уже сможет вернуться на трассу. Но с каждым словом доктора, в это верилось меньше и меньше. — Понимаете, — она обращалась к мрачному мужчине-спонсору, даже не к Тайджу. — Его мозг много дней провел в коматозном состоянии, сейчас нужно время, чтобы привести все процессы в норму. Если вы будете пытаться с ним говорить сейчас, это все равно, что объяснять трехлетнему ребенку таблицу Менделеева. — Что ж, посмотрим, — шикнул спонсор, поправив галстук. В палату Тайджу заходил последним, будто бы опасаясь увидеть на кровати не своего блокировщика из команды, а разобранный экспонат из конечностей. Пахло ацетоном, спиртом и смесью антибиотиков. Шиба провел взглядом по идеально чистому полу, зацепив во взор колесики и подножья кровати и оборудования, стоящего рядом, а потом начищенные туфли спонсора и аккуратные босоножки на каблуке, принадлежащие доктору. — Доброе утро, Хаджиме, — поздоровалась доктор, только был ли в этом смысл. Угрюмо хмыкнув, Тайджу подумал, что это зря. Он ведь не поймёт. Шиба настроился. Набрал в легкие побольше пропахшего лекарствами воздуха и подошел ближе к кровати, из-за широкого плеча мужчины выглядывая на двести четырнадцатого. Серый, словно покойник, с перебинтованной головой и куском лейкопластыря на переносице, придерживающего в носу трубку для жидкого питания. Укрытый белоснежной простыней, аккуратно подоткнутой с двух сторон исхудалого тела, почти без складок даже. Правая рука в гипсе, а на шее бандаж, напоминающий ошейник. А в целой руке капельница, подключенная к катетеру, и какие-то приблуды на пальцах. Шиба бегло пробежался по всему его внешнему виду, и задержался только на глазах. Блеклых вокруг, со впалыми глазницами. Только черные зрачки устало перевелись от доктора к самому Тайджу. Не быстро, как было бы у здорового человека, а так, словно Коконой проследил за пролетевшей в воздухе пылинкой. Медленно и плавно. Хаджиме задержал на нём пустой черный взгляд и — показалось, наверное, — пошевелил пересохшими и потрескавшимися губами. — Он вас узнает, похоже, — улыбнулась доктор. Ей, видимо, во врачебной практике интересно наблюдать, как пациенты, поступившие к ней в состоянии отбивной, постепенно начинают проявлять хоть какие-нибудь признаки жизни. Ни Тайджу, ни его компаньона эта картина не воодушевляла. Они помнили Коконоя другим. — Что с прогнозом? — сухо спросил мужчина, потеряв интерес к пациенту. — Ну… Переломы ребер и руки, но эта проблема пары месяцев, через это время все будет работать хорошо, — доктор замолчала на минуту, Тайджу слушал её, не разрывая зрительного контакта с мутным взглядом черных глаз. — Основные сложности заложены в травме головного мозга и позвоночника. — Мы оплачивали операцию, — прямо напомнил мужчина. — Она проведена, — со вздохом согласилась женщина. — Но восстановление займёт около года интенсивного лечения. Мужчина раздраженно цокнул и посмотрел на Тайджу, перенимая его внимание на себя. — Предлагаете ждать год? — Ему понадобится серьезная реабилитация, — добавила доктор. — Это не проблема, — отмахнулся мужчина. — Он потом все оправдает. — Боюсь, что нет, — тише прежнего заключила она. Оба посетителя перевели на неё настороженный взгляд в ожидании. А Тайджу на доли секунды отвлекался от её поникшего лица, чтобы проследить, что черный потускневший взгляд все ещё заострен на нём. — Он не сможет больше учавствовать в вашем спорте, — мягко подводила доктор, но мужчина вынудил её сказать быстрее: — Конкретнее, — раздраженно шикнул он. — Хаджиме вряд ли будет снова ходить. Не в силах выдержать эту атмосферу и безжизненный взгляд Коконоя, Тайджу отвернулся к стене, словно это бы спасло. Вот так восходящая звезда превратилась в падающую. В уже упавшую. — Чувствительность утрачена, но все ещё может восстановиться, — продолжила доктор. — По моим прогнозам ещё одна операция или две…долгие месяцы реабилитации и может появиться шанс… — Это мне не подходит, — отрезал мужчина, просовывая руки в карманы брюк. — Тайджу, — Шиба резко повернулся обратно, отдавая все внимание спонсору своей команды. — Ищи нового блокировщика. — А что с Коко? — Я не буду вкладываться в то, что мне не пригодится. Оплачивать лечение здесь я больше не буду. Мужчина не стал слушать уговоры или предложения, просто вышел за дверь, хлопнув оной так, что Тайджу внутри вздрогнул. И доктор вздрогнула тоже, посмотрев на пациента с сожалением. А Хаджиме — снова плавно проследил за чем-то невидимым в воздухе и закрыл глаза.***
В узеньком коридорчике не протолкнуться. В бесплатной государственной больничке не так, как в частных клиниках, в тех хоромах, в которых Инуи не доводилось бывать никогда даже гостем. Сейшу протолкнулся между людьми: не разберешь — посетители, пациенты или коллеги. С тихой бранью заметил, что два лифта уехали на нулевой, а оставшийся — переполнен массой людей. Вздохнул, закинув рюкзак на плечо, и свернул на лестничную площадку. Черт бы подрал автобусы по утрам. Сейшу сначала варился в душной кабине транспорта долгие три часа, а теперь — опаздывал на утреннюю планерку. Забежав в отделение, закинул рюкзак в сестринскую комнату и бегом пролетел до ординаторской, едва не сбив несчастную пожилую санитарку. Впустили его без ругани, и Сейшу просто занял свободный стульчик у стеллажа с историями. Выглядел он глупо и забавно. С растрепанными волосами, тяжелым дыханием и покрасневшим лицом, словно пробежал марафон и по дороге к призу за первое место заскочил на планерку. И в самом начале своей работы в медицине, Сейшу собирался пойти в педиатрическое отделение, но туда его не взяли. Взяли в травматологию. Поэтому среди всех медсестер в белых хирургических костюмах и халатах, был лишь один медбрат — в светло-голубом костюме с ёжиками, зайчиками, «слушалками», игрушечными шприцами и таблеточками, россыпью украшавшими его рубашку с короткими рукавами и брюки. — Ну, Инуи, мы без тебя уже закончили, — проговорил заведующий, а потом обратился к дневной медсестре: — У новенького только кровь возьмите для анализа, и попробуйте его с ложки покормить. Дневной персонал принял смену у дежурных и это означало, что рабочий день начался. — А ещё, — остановил заведующий, когда Сейшу с коллегами уже собирались выходить из ординаторской. — Я чуть позже ему направление на рентген выпишу, посмотрим что там с его рукой и ребрами, и если что снимем гипс сегодня. Приняв все поручения, Сейшу вышел в коридор, нарочно медленно, чтобы пропустить всех остальных. На ряду с ним, никуда не торопясь, осталась Хината, — медсестра с поста, — миниатюрная девушка со светло-русыми волосами, остриженными выше плеч. Она из немногочисленного количества молодых специалистов в отделении, но не студентка, как Сейшу, — который совмещал работу и учебу в университете. — Ты со мной в день? — спросила она, подходя к своему рабочему месту — к стойке поста. — На сутки, — вздохнул Сейшу. — С утра буду на уколах, а вечером как обычно. — Блин, — расстроилась Хината, вытаскивая из ящика стопку журналов для заполнения. — Давай я за тебя кровь возьму у новенького, а ты накормишь? Они тебя лучше слушаются, ему только вчера вечером убрали зонд, он сам ещё не ел ни разу. Вообще-то, кормление пациентов входило в обязанности Хинаты, но Сейшу её понял: — Ты просто не хочешь, чтобы он плюнул в тебя кашей? — улыбнулся парень. — Если честно, да, — по-доброму поморщилась Хината. — Ясно, меня вам не жалко, — Инуи посмеялся, оперевшись локтями на высокую стойку. — А что за новенький-то? Дедулька? Я пропустил все. — Не-а. Двадцать два года что ли, — она порылась в своей папочке, перелистывая карточки. — Блин, история у врача. Ну, короче, молодой, после аварии, не ходячий и не разговаривает. Он к нам из частной клиники, пять недель там пролежал, поэтому уже более менее в норме. — А почему не разговаривает? — Сама его не видела ещё, мне что сказали, то и пересказываю, — развела руками девушка. — Ладно, я за кровью. Сейшу кивнул и поменялся с ней местами: обогнул стойку и плюхнулся на расшатанный стул. В отделении с утра шумно, как всегда. Сейшу хмурым сонным взглядом провожал проходящих мимо поста врачей и медсестер, санитарок и буфетчиц, между делом заполняя за Хинату журналы, которые девушка забыла на столе. Июль уже подходил к концу и всю составляющую травматологического отделения наполняли в основном жертвы авто и мото аварий, пьяных драк или паркурщики-любители. Но молодые люди все равно попадали сюда реже, предпочитали лечиться дома. Это пожилые готовы разбирать каждую свою болячку две недели в стационаре, холили все свои недуги. «У вас сотрясение? А у меня два! И вот живу много лет, не жалуюсь». Все до одного хмурые, мрачные, уставшие, больные, с грязными волосами и с пятнами от бульона на серых ночных рубашках. Сейшу захлопнул последний журнал, расписав в нём режимы кварцевания корявым врачебным почерком, и перегнулся через стойку, заметив в конце коридора буфетчицу, толкающую скрипящую тележку с бочками. Понял, что сбегать покурить на пожарную лестницу не успеет. Он заскочил в процедурный кабинет, где Хината уже подписывала пробирки с кровью маркером, и взял пару перчаток. Потом подумал секунду и из нижнего ящика шкафа взял один зонд для кормления. — В какой палате новенький? — спросил Инуи напоследок. — В третьей, — Хината отвлеклась на него ненадолго: — Его же сказали с ложки накормить. Зачем тебе трубка? — Если плеваться будет, я её поставлю обратно. — Не надо над ним издеваться, — девушка надула губы, словно этим неприятным сюрпризом Сейшу угрожал ей. — Жалко его. Всех ей жалко, — подумал Сейшу, тяжело вздохнув, и вышел в коридор, все-таки взяв трубку с собой. Не торопясь дошел до нужной палаты, в которой было всего два места, и ещё два дня назад она была не занята. На том дежурстве она была единственной полностью пустой палатой, и Сейшу на ночь организовал в ней свою базу. Он вошел в палату, с грустью понимая, что сегодня придется ночевать на крошечном диване в сестринской. Сразу у двери, на железной кровати с потрескавшийся белой краской на изголовье и в ногах, лежал молодой парень. С черными волосами, собиравшимися в неаккуратные кудри, и с бандажом на шее. Полулежа, с приподнятым головным концом кровати, он гипнотизировал оставленную для него на тумбочке кашу, кончиками пальцев здоровой руки ковыряя край гипса на правой. — Доброе утро, — по привычке проговорил Сейшу, зацепив по пути стул и со стуком поставив его у кровати. Это не напугало, но привлекло внимание пациента. Он медленно отвёл взгляд от тарелки со сколами на Сейшу. Пустой, чернющий, поглощающий взгляд. Сейшу, может быть, с трудом запоминал имя, кличку или номер этого человека, но по глазам узнал сразу. Выбритые полоски на левом виске стали почти не видны из-за отросших волос, но Сейшу не сомневался в том, что перед ним именно тот самый двести четырнадцатый. И в голове сразу все сложилось. По словам Хинаты он в больнице уже пять недель, а Кен рассказывал о тех же сроках. Сейшу ещё раз оглядел его от головы до ног, сопоставляя нынешнее его состояние с воспоминаниями, где темноволосый парень с черными глазами, улыбаясь, по очереди фотографировался с фанатами. Стало не по себе. — Завтракать будем? — снова по привычке, как со всеми пациентами, но отчего-то осевшим голосом. Двести четырнадцатый только лишь продолжил смотреть на него тусклыми глазами, и даже не четко, словно смотрел сквозь Сейшу. — Слышишь меня? — на проверку спросил Инуи, а в ответ пациент очень медленно моргнул. — Отлично, а понимаешь? Коконой моргнул снова. Если бы не мешал этот чертов ошейник, он бы даже кивнул. И Сейшу немного оживился: — Вообще супер, — улыбнулся Инуи, и зачем-то начал рассуждать обо всем вслух. Одно дело — ухаживать за обычными пациентами, незнакомыми людьми. Обслужить их, вылечить и с миром отпустить. Другое дело — когда перед тобой человек в тяжелом состоянии, которого ты встречал где-то за пределами больничного быта. А третье — когда пациент был чуть ли не кумиром твоего лучшего друга. Сейшу сжал ложку в руках, а ладони в латексных перчатках немного взмокли. — Надо позавтракать. Тебя кормили после того, как убрали трубку из носа? Пациент немного задержался на нём черными бусинками глаз, а потом посмотрел вниз, на свою такую же серую, как у других пациентов, ночную рубашку. Сейшу понял, что это означает «нет». — Сейчас попробуем поесть, но глотать может быть больно, — предупредил Инуи. — Если не получится совсем, придется снова её поставить. Пациент взгляд больше не поднимал, и Сейшу решил, что их диалог окончен. Принялся молча готовиться к процедуре: расстелил на груди пациента небольшое полотенце, перемешал ложкой полуостывшую водянистую кашу, опустил в стаканчик с заваренным чаем трубочку. — Он не горячий уже, попробуй, — Сейшу поднес кружку с чаем и трубочкой к губам пациента, но тот, уперевшись здоровой рукой в бортик кровати, медленно-медленно отодвинулся, поморщившись. — Ну я же предупреждал, — твердо проговорил Инуи. — Будем дальше есть через зонд? По опустившемуся вниз взгляду, Сейшу понял, что этого парню не хотелось бы. Да и Сейшу самому, если честно, делать этого тоже не хотелось. Не потому что лень было совершать лишние телодвижения и работу. Стало жалко. — Давай договариваться, по глазам я тебя понимать научился, хоть ты и не разговариваешь… — Я могу, — почти шепотом, очень хрипло, выдавил Хаджиме. — А почему молчишь-то? — Сейшу округлил глаза. — Сложно, — еле слышно просипел брюнет. — И не хочу. Сейшу немного помолчал, поднявшись и вернув стул на место — к зашарканной раковине у стены. — Ладно, — глухо заключил он. — Я скажу твоему лечащему, что ты поел сейчас, не буду тебя мучать. Но в обед надо немного поесть все-таки. Обещаешь? Пациент глубоко вдохнул и снова медленно моргнул глазами. — Чай оставлю, — предупредил Инуи, забрав с его груди полотенце и кашу с тумбочки. Собрался уходить, но проверил, не забыл ли чего, и обнаружив зонд в кармане собственной рубашки, кивнул и направился к двери. И когда дверь за его спиной почти закрылась, Сейшу показалось, что в тишине палаты тихо прозвучало: «Лучше бы я умер», но это, как бы не было грубо, его не касалось.