let's run away together?

─ свалим отсюда? ─ дилюк мнётся и ни капли не удивляется вопросу ─ ему уже давно казалось, будто кэйа в последнее время совсем не в своей тарелке. ─ ненадолго… дилюк молчит. дилюк сжимает ледяную ладонь кэйи в своей, тёплой и чуть шершавой. кэйа знал ─ дилюк не будет задавать лишних вопросов, и оттого любил ещё больше. кэйа улыбается и у него завороженно блестят глаза. ночной пейзаж поражал своими красотами. всюду, куда ни погляди, в свете фонарей мондшадта светились маленькие чёрные глазки ночных насекомых. кэйа хорошо помнил, как в детстве они нарочно выходили гулять только днём, потому, что жутко боялись этих тёмных, поблёскивающих где-то в высокой траве, с которой играл ветер, глазок. чуть дальше виднелась голубая загадочная трава-светяшка, символ их детства и дружбы с дилюком. кэйа нарочно не брал миссии в шепчущем лесу, кишащем светяшкой ─ воспоминания одолеют его, и он не сможет сосредоточиться на выполнении задания. луна освещала им путь и была, хоть и нехотя, молчаливым спутником и их невольным наблюдателем. звёзды, её друзья, подстрекали луну присоединиться к бежавшим, однако она лишь томно вздыхала, посылая влюблённым падающие звёзды, что особенно её раздражили. в долине ветров, куда мужчины невольно и держали свой путь, была лилия калла ─ любимый цветок кэйи. кто-то поговаривал, что это слёзы двалина, которого оставил барбатос, другие ─ что это боги попытались накормить божество, приложив младенца к груди спящей смертной, но ребёнок так сильно укусил женщину, что она проснулась, оттолкнув его, и молоко, разлившееся на землю, породило семя первой лилии. кэйа любил слушать эти байки от местных ─ хотя бы потому, что знал, что всё это неправда и выдумки. кэйа знал настоящее происхождение любимой лилии, и поклялся унести эту тайну, разделённую с ещё одним человеком, с собой в могилу. а дальше уже шёл вольфендом с их любимым волчьим крюком ─ тоже одним из символом безоблачного, далёкого детства. тогда крепус часто брал с собой мальчишек в экспедиции неподалёку от мондштадта, и вольфендом был одной из самых часто посещаемых маленькими кэйей и дилюком локаций, оттого и самой любимой ─ воспоминаний с вольфендомом было настолько много, что удержать их все у себя в голове было трудно. но кэйа смог ─ и удержал. огни отходившего ко сну города находились уже достаточно далеко от них, чтобы практически пропасть с поля зрения ─ они лишь где-то вдалеке поблёскивали своими жёлтыми и оранжевыми шариками, расплываясь и перемещаясь из стороны в сторону. они всё бежали, и попробуйте сыщите на их телах хотя бы одну капельку пота. дышали они ровно, даже не запыхавшись, когда убежали уже настолько далеко, что мондштадт растворился в темноте и тишине прекрасной природы тейвата. кэйа на ходу смеялся, и дилюк, не зная почему, смеялся вместе с ним. кто бы что в мондштадте не говорил, а дилюк, если по слухам и потерял все человеческие чувства разом, то с кэйей они вновь появлялись, будто он спрятал их в своём кармане и никому не показывал, позволяя себе и только себе наслаждаться ими, иногда и всеми разом. а чего мелочиться, когда можно на себе испытать все чувства, позабытые в детстве, утерянные на винокурне, исчезнувшие в шепчущем лесу и притаившиеся в вольфендоме? ведь нет, в мондштадте их не было, и они не растворились там, не исчезли на пыльных крышах и не растворились в жарком воздухе, нагретом телами горожан. они исчезли на винокурне в тот вечер и укромно спрятались в самых разных локациях вблизи мондштадта. и кэйа их нашёл. ему казалось это прекрасным и для него было давно за гранью рассудка. согретая в чужой ладонь крепко сжимала белоснежную руку люка ─ отпускать её было сродни самоубийству. ─ не отпускай, ─ просит кэйа, впервые за долгое время позволяя себе слабину, когда они валятся на траву рядом с точкой телепортации, и дилюк молчит, стискивая ладонь крепче. трава приятная, ─ кэйа вспоминает её дневной блеск, ─ она щекочет залитое алым румянцем лицо и руки. статуя архонта свободы светит ярким небесно-голубым. как только они валятся на мягкую траву, все кристальные бабочки, притаившиеся в кустах и деревьях, взмывают ввысь, оставляя за собой едва различимое на ночном небе бирюзовое блестящее свечение. кэйа приподнимается на острых локтях, взглядом провожая бабочек, устремившихся далеко на небеса. дилюк молча наблюдает, но не за бабочками, а за глазами кэйи, в которых отчего-то очень трогательно блестят сверкающие белые звёздочки и яркий бирюзовый след. дилюк думает, что любит этот взгляд больше всего на свете и едва заметно вздрагивает, когда рыцарь ложится ему на грудь, однако от с детства чуткого альбериха не скроется ничего. дыхание как-то незаметно сбивается, переростая в сдавленные хрипы. сердце заходится в бешеном стуке, кажется, кровь вот-вот хлынет к носу, и дилюк думает, что не сможет, что убежит, далеко-далеко, чтобы кэйа ничего не заметил. кэйа ощущается совсем-совсем лёгким, если не невесомым ─ кости его рёбер упираются ему в живот, и дилюк сглатывает. о архонты, что же с ним происходит при виде этого рыцаря? ноги подкашиваются, кадык гуляет, к носу и щёкам приливает кровь, уши до самых кончиков предательски краснеют, а ладони потеют. что ты со мной творишь, кэйа альберих? возможно, дилюк просто давно не влюблялся. до этого он ярко пылал взаимной любовью к ребёнку-кэйе, после случившегося в тот роковой вечер и до сих пор не пытаясь ни в кого больше влюбляться, горько понимая, что никого лучше кэйи в его жизни уже не будет. и страсть совсем не прошла с годами, она лишь усилилась, но совсем не к маленькому мальчику с нечёсанными голубыми волосами, а к капитану кавалерии ордо фавония, двадцатидвухлетнему кэйе альбериху, что с годами казался ещё прекраснее, чем ребёнок, которого дилюк так долго знал и любил самой искренней и чистой любовью. возможно даже этот невинный ребёнок не затмит ярко светящегося всем спектром не умещающихся в нём эмоций в непроглядной темноте кэйю. ─ эй. я могу применить способность, ты только скажи… ─ неуверенно предлагает он, и, чуть поразмыслив, добавляет: ─ разве обладатели крио глаз бога не неуязвимы к холоду? ─ хрипло спрашивает дилюк, но кэйа молчит, прикрывая глаза, лишь жмётся ближе к тёплому телу рядом, кажется, так рядом, что сейчас просочится сквозь него. из нагрудного кармана рыцаря падает сложенная вдвое и довольно потрёпанная фотография ─ дилюк поднимает бровь и берёт её в руки, разглядывая в иссиня-голубом свете статуи, и поражённо замолкает, кажется, даже перестаёт дышать. на фотографии двое ─ маленькие, кажется, ещё пятилетки, дилюк и кэйа. у первого в руках трава-светяшка, у второго она же торчит из-за уха. дети радостно улыбаются, стоя в одних рубашках с расстёгнутыми манжетами ─ сбоку частично видна сильная рука крепуса. дилюк, оглушённый и сражённый наповал, не может сказать ни слова. кэйа, лежащий на дрожащей груди, вдруг поднимает голову и окидывает его обеспокоенным взглядом, меж бровей пролегает складка, уголки губ дёргаются, улыбка сходит с них, и альберих зорким глазом вдруг замечает, что находится в руках дилюка ─ он бледнеет, замолкает и тупит взгляд, шарит рукой в нагрудном кармане и, не нащупывая ничего, неловко улыбается, чешет за затылком. ─ как давно? ─ дилюк всё понимает. дилюк не сердится, у дилюка в голове играют баллады шестипалого хосе, стоящего в огненном вихре, в котором кружатся снежинки в свете травы-светяшки. и ни одной мысли, будто их кто-то высосал пылесосом. ─ лучше тебе не знать. ─ улыбается, прикрывает невероятно счастливые глаза и вздыхает, и дилюк теряет голову ─ о барбатос, почему на земле ещё разрешено быть настолько великолепным? ─ мне правда интересно. ─ попытка засчитана. 1-1. кэйа хитро начинает выводить круги на груди дилюка, маневрируя, ─ знает же, лис, как тому это приятно. кэйа быстро возвращает фото в нагрудный карман, отбирая его из не сопротивляющихся рук. ─ всё это время? ─ улыбается он, и чужие горячие губы тут же накрывают его ─ кэйа даже не спротивляется, просто тонет в кольце крепких, родных рук, закрывая глаза. он готов утонуть в этом миге прямо здесь и сейчас ─ и никогда об этом не пожалеть. он готов сейчас от эфории и окрыляющего счастья взмыть ввысь, вознестись до самой селестии, будто вольная кристальная бабочка. кэйа всегда знал, что дилюк хорошо целуется ─ с самого детства. кажется, за это время он практиковался на помидорах, совсем не утеряв свои навыки. кэйа усмехается в поцелуй, и отрывается лишь тогда, когда в лёгких воздух заканчивается, и он ненавидит воздух, свои лёгкие и устройство человеческого организма, что позволили ему нарушить этот миг. на губах остаётся чужая слюна. дилюк выдыхает ─ тоже не дышал. рвано глотая прохладный воздух, ему становится смешно от этой ситуации ─ они оба, глупые, неужели не в курсе, что во время поцелуя разрешено дышать? ни капли не запыхались от десятиминутного бега, а от переполняющей и распирающей изнутри страсти едва не задохнулись. настолько потерялись, что забыли, как это вообще делается. кэйа напротив предательски краснеет, будто вишня, и закрывает лицо руками, сквозь пальцы наблюдая за дилюком и всё-таки улыбаясь. рагнвиндр теряется, теперь в переполненной голове маячит лишь эта сводящая с ума улыбка ─ больше ничего. и кэйа падает на щекотливую траву, в родные объятия. и хочется взмыть в это безразмерное небо от счастья. и ему настолько хорошо, что прерывать этот миг совсем не хочется. и кажется, он совершенно безнадёжно теряется в пространстве-времени. ─ ты хранил это фото в нагрудном кармане с того дня? ─ кэйа мнётся, зная, что никогда не умел скрывать эмоции, и дилюк держит паузу, понимающе заправляет непослушную прядь за ухо. ─ о барбатос. ─ только на это и хватает ему слов, но кэйе они не нужны, чтобы понять, что хочет донести дилюк. как-никак, ведь всё детство они провели вдвоём. дилюк отводит взгляд, переосмысливая практически всё, случившееся за время их разлуки. он многое не смог и не успел сказать. сможет ли кэйа и сейчас понять его, участливо улыбнуться и сказать, что всё хорошо? ─ ты такой дурак, люк, ─ ласково смеётся альберих, сжимая белоснежные щёки в руках. ─ ты не замечаешь очевидного столько времени. такой же наивный, как и в детстве. ─ продолжает он: глаза его сверкают. ─ и никак не можешь догадаться, что я люблю тебя. ─ слова слетают с губ слишком неожиданно, кэйа трогает ледяными дрожащими пальцами пересохшие губы и смотрит в огненные глаза напротив, надеясь найти в них знакомый пляшущий огонёк. в глазах обоих ─ надежда, участие, понимание и безграничная, пылкая страсть. дилюк кивает, осознавая происходящее, опуская глаза, и сердце кэйи готово выпрыгнуть из груди. ─ я тебя больше?.. ─ облегчённо смеётся, треплет по и так изрядно взъерошенной голове, и кэйа готов разрыдаться ─ впервые за долгое время, от счастья. он прикрывает глаза за долю секунды до того, как чужие мягкие губы накрывают его лоб, и последнее, что он замечает ─ ласковый, полный тепла направленный на него взгляд и багряные волосы, вновь упавшие на глаза, и кэйа думает, что если это всё-таки чудесный сон, он совсем не хочет просыпаться. и от переполняющего чувства рёбра трескаются, не сумев удержать буйное, горячее, способное сильно любить, сердце внутри.