Красавица с грустными глазами

      Кто не знает Джойс? Да вся школа знает! Девчонки — потому что каждая благовоспитанная мамочка считает своим долгом привести ее в качестве отрицательного примера. Сама Карен ни раз слышала от матери: «Что, хочешь как Джойс Мальдонадо с мальчишками за школой курить?» или «Такие, как Мальдонадо, никогда не встретят достойную партию». Юноши — потому что наверняка поголовно влюблены в юную очаровательную бунтарку.       Только Джойс не делает ничего такого, чтобы снискать такую общественную нелюбовь взрослых и благоговение менее смелых ровесников. Ну да, курит, но мать Карен курит тоже, а значит осуждать за это кого-либо — лицемерие. Да, встречается со взрослым парнем, который приезжает за ней в школу на мотоцикле — так это же захватывающе!       У Карен же накрахмаленный воротничок блузы лежит идеально ровно поверх жакета, и вся она — как картинка. Куколка, как зовет ее отец.       В Джойс столько свободы, бойкости и особого духа, что у Карен иногда дыхание перехватывает.       Вот Джойс стоит перед ней, меж пальцев тлеет сигарета, от стрелок на брюках почти ничего не осталось, а укладки не было и впомине. Бесята пляшут в ее темных глазах и Карен некстати думает, что никогда не видела ее в воскресенье в церкви.       — Подписать тебе ежегодник, крошка? — спрашивает Джойс, улыбаясь и выгибая бровь.       Карен не понимает, почему она вообще подошла, но альбом протягивает. Это же честь — пожелание от Мальдонадо. Одноклассницы скривятся, но на самом деле больше от зависти, чем от пренебрежения.       Даже имя у нее — как выдох, как шепот — сокровенное, чуть резкое и так ей подходит. Не представишь ее какой-нибудь Элис или Женевьев! Джойс. Джойс. Но Карен по имени к ней обратиться не решается.       Джойс зажимает сигарету губами, ногу в изношенных совсем не женственных ботинках на шнуровке ставит прямо на скамейку, едва не задевая подол юбки Карен.       Неизвестно откуда взявшейся перьевой ручкой она пишет что-то, пока пепел сыпется с кончика папиросы. Руки Карен держит на подоле своей юбки, как идеальная ученица, и следит за торопливым бегом ручки, за прядями волос, танцующими на ветру. Она же сама как ветер — порывистая, непредсказуемая.       — Держи!       — А почему? — еле выдавливает Карен.       — Ты выглядишь так, словно ненавидишь это место, а тебе тут еще сколько учиться? Два года?       — Три, — поправляет Карен, завороженная естественностью и небрежностью жестов.       — Бедняга! Я получу аттестат и уже в июле меня здесь не будет!       — И куда же ты?       — Сначала в Индианаполис, а дальше видно будет. Тебе тоже желаю убираться из этой дыры, как только закончишь школу.       Карен прижимает ежегодник к груди, пока смотрит, как Джойс закидывает ногу на байк своего парня. Подпрыгивающими пальцами она раскрывает страницу с пожеланиями и видит:       «Красавице с грустными глазами желаю уехать из этой дыры!»       Джойс даже не знает ее имени.       Спустя семь лет Карен и знать не знает никакую Джойс Мальдонадо. Весь десятый класс она то и дело вспоминала ее, — не как человека, как символ свободы — но она правда уехала, и оставалось надеяться, что у нее все сложилось.       И вот Джойс стоит прямо перед ней за прилавком аптеки — уставшая, но доброжелательная. Карен узнает ее сразу и у нее спирает дыхание. Она словно все в том же накрахмаленном воротничке с ежегодником в руках, пусть теперь у нее другая фамилия, другая жизнь и она ждет первенца. Никуда из Хоукинса Карен не уехала. Как, видимо, и Джойс.       Бесят в глазах совсем нет и от этого странно горько.       Пара неловких, совсем несвойственных для Джойс из воспоминаний, движений, и Карен видит округлый живот, почти такой же, как у нее самой. И что же, она в положении работает?       Чем, в таком случае, занят ее муж? И есть ли он вообще?       Карен видит, что есть — колечко поблескивает на пальце. Вспоминается, как органично смотрелась в этих руках сигарета. Бросила ли Джойс курить на время беременности?       У Карен есть рецепт того, за чем она пришла, но она украдкой выхватывает из сумочки маленький лист для записей и царапает на нем карандашом:       «Красавице с грустными глазами добро пожаловать обратно в дыру!»       Протягивает с вежливой улыбкой и наблюдает сначала растерянность, а потом понимание и узнавание. Джойс смеется.       — Не уехала, да?       — Нет.       Карен отмечает, что за усталостью все же запрятан задор и ей становится от этого слишком радостно.       — И меня отсюда не отпускает. Куда бы не подалась — всегда возвращаюсь.       — Заходи как-нибудь в гости на Майпл-стрит, — улыбается Карен и ей правда хочется, чтобы она зашла. Судя по всему, пополнение в их семьях случится с разницей максимум в пару месяцев, а если малыши подружатся, то они могли бы стать подругами.       Яркая, сочная картинка.       — Это вряд ли, у моего Лонни проблемы, поэтому мне нужно работать. Но спасибо за приглашение!       Карен не показывает расстройства и лишь недоумевает, что это за муж там такой, раз вынуждает работать беременную жену!       Она выходит из аптеки, чтобы сесть в машину к своему Тэду, краем сознания отмечая, что Джойс все еще не знает ее имени.       Когда спустя еще девять лет розовощекий и довольный крошка-Майк тянет ее изо всех сил вперед, чтобы показать своего нового-самого-лучшего-друга-на-всю-жизнь, Карен ожидает увидеть кого угодно, только не Джойс.       — Красавица с грустными глазами! — очень быстро узнает она Карен, и они обе смеются к удивлению сыновей.       — Вообще-то меня зовут Карен, — ничуть не бледнеет улыбкой, представляется Карен. — Судя по тому, что я услышала за последнюю неделю от своего сына, в этот раз от приглашения тебе не отвертеться.